В подарок с первым тиражом идут открытки

ШВЕЙЦАРСКАЯ АКАДЕМИЯ ДЕЛЛА РОССА — ОДНО ИЗ САМЫХ ЭЛИТНЫХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЙ В МИРЕ.

В ее стенах учатся особы голубых кровей или исключительные таланты. Селин Ламботт не может поверить, что ее мечта воплотилась в жизнь и она стала студенткой академии.

Но что скрывается за роскошными старинными фасадами? Зловещие тайны, трагедии, секреты — и загадочное самоубийство Люси Ван дер Гардтс, одной из самых ярких и богатых студенток.

Селин становится одержима историей Люси и ее связью с Уильямом Маунтбеттеном, своим новым наставником по истории. Уильям привлекателен и очень холоден. Каждая встреча с ним — опасная пытка нежностью и страстью, которая может стоить Селин жизни.

Какие тайны скрывает академия Делла Росса и какую роль в них играет Уильям Маунтбеттен?

— Господи, Грейнджер! — он тряхнул ее, отчего еще одна капля скатилась по щеке. — Ты что, до сих пор веришь в эти истории, которые заканчиваются поцелуем и надписью "Жили они долго и счастливо"?
— Я верю в истории, которые не заканчиваются.

Он хотел больше. Он хотел быть в ней. Не в том, банальном, простом смысле.
Он хотел. Быть. Её кожей.
Её сутью.
Её кровью.

А Гермиона только отчаянно краснела под откровенно-удивлёнными взглядами одногруппников и отчаянно жалела только об одном: она начала замечать Малфоя. Это чудовищно отвлекало.
Не то чтобы ей было дело.
Просто теперь он почему-то был. Был в классе вместе с остальными, выделяясь из их змеиной ямы.

— Малфой… — в ее голосе оглушающий крик, едва слышный. — Прекрати.
И снова эти слезы.
Когда он начал сцеловывать их, собирая на языке?
Он не хочет ничего прекращать. Он хочет эту соль у себя во рту. Поэтому жадно сглатывает. И еще раз, прижимаясь губами к мокрой коже. Целуя скулу, уголки глаз, брови, переносицу.
— Что это, Грейнджер? Как это называется? — шёпот сбивчивый, руки не выпускают её лица, и он уже не понимает прикосновений её пальцев. Они просто зачем-то сжимаются на его запястьях. — Это та самая прекрасная история, да? Тогда почему ты плачешь?

А если бы было возможно, зарылась бы в него, как в землю. В сухие листья. Погруженная в его запах. В его цвет. В него.
Столько всего должна была сказать.
Но молчала. Слова были на самом кончике языка, но там и остались. Не хватило малой капли гриффиндорской смелости, наверное.
А он…
Он оживал