Очень интересное исследование «Кто в доме хозяин» опубликовал на днях ВЦИОМ (https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/kto-v-dome-khozjain) — оно о распределении ролей в семье в представлениях наших соотечественников. Революционный сдвиг — по сравнению с аналогичным исследованием 2005 г. — в главном вопросе: кого считать главой семьи. 18 лет назад почти равные доли (38% и 35% соответственно) получали ответы: «Старший — мужчина [если он есть]» и «Главы семьи вообще не должно быть — важные решения должны приниматься совместно всеми». Кстати, варианта ответа, что главой — при живом муже — может быть и женщина респондентам не предлагали, а было бы интересно посмотреть…
Ныне же за «семью без главы» более двух третей — 68%, а за «главу-старшего мужчину» — только 18% — разрыв в 50 пунктов, в 3,8 раза. Традиционная андроцентричная семья постепенно уходит. Разными темпами: она более популярна на селе, среди людей без высшего образования, на Северном Кавказе, среди тех, кто новости получает из телевизора, а не интернета. Но обратим внимание, разрыв между поколениями по этому параметру умеренный: если в самой молодой когорте за «семью без главы» — 78%, то в самых старших — 64%, т.е. тоже абсолютное большинство. Это значит, что сдвиг — не только за счет смены поколений (как часто отмечается в социологических исследованиях ценностей), но и за счет того, что одни и те же люди с годами меняют точку зрения.
Значит ли это, что семья перестает быть базовой ценностью? Ни в коем случае! Как ячейка общества, обеспечивающая продолжение человеческого рода, она была и будет ценностью очень важной, но ценностью «тонкой». Философы (мы обратились к известному исследованию «Толстое и тонкое» Майкла Уолцера) описывают моральные категории в понятиях «тонких» универсальных принципов, которые реализуются в конкретном («толстом») виде в тех или иных исторических обстоятельствах. Уход традиционной семьи в России начался давно, раньше, чем в Европе или, тем более, в США. В советские времена большинство женщин «пошли работать» — не из под-палки, а потому что советская система дала им такую возможность: они получили доступ ко всем уровням образования (не без некоторых изъятий), возможность делать карьеру (опять же, не без изъятий и некоторой дискриминации), а главное — совмещать работу с ролью матери: почти бесплатные детские сады и «продлёнки» в школах позволяли матери работать полный день, даже если в семье не было бабушки. Женщины стали зарабатывать, обрели средства содержать себя и детей даже без мужа. Никто не говорит, что неполная семья — это хорошо, но нередко это — меньшее зло по сравнению с семьей, в которой женщина несчастна («по-своему», как отмечал Лев Толстой, но каждый взрослый человек понимает, сколь многое может скрываться за словом «несчастна»).
Женщины получили возможность выбирать между традиционной — не только для нашего общества — долей 3К (Kirche-kinder-kuhne) и полноценной трудовой карьерой — и зарплатой. Потом Запад нас в эмансипации женщин догнал и даже во многом перегнал, но и в России процесс продолжался. В постсоветские времена общество стало более меритократичным, многие «стеклянные потолки» для женщин исчезли или стали проходимыми, хотя ситуация по-прежнему далека от идеала. Напомним хотя бы, что в 2020 г. средняя зарплата женщины составляла 71,9% от средней зарплаты мужчин.
Этот прогресс продолжал видоизменять семью — и представления о том, какой она должна быть — от традиционной, уходящей корнями в доиндустриальное общество, к современной, более равноправной, с рациональным разделением функций и взаимодействием членов семьи. «Тонкая» ценность обретала новое «толстое» воплощение, и процесс этот носит объективный характер и необратим.
Ныне же за «семью без главы» более двух третей — 68%, а за «главу-старшего мужчину» — только 18% — разрыв в 50 пунктов, в 3,8 раза. Традиционная андроцентричная семья постепенно уходит. Разными темпами: она более популярна на селе, среди людей без высшего образования, на Северном Кавказе, среди тех, кто новости получает из телевизора, а не интернета. Но обратим внимание, разрыв между поколениями по этому параметру умеренный: если в самой молодой когорте за «семью без главы» — 78%, то в самых старших — 64%, т.е. тоже абсолютное большинство. Это значит, что сдвиг — не только за счет смены поколений (как часто отмечается в социологических исследованиях ценностей), но и за счет того, что одни и те же люди с годами меняют точку зрения.
Значит ли это, что семья перестает быть базовой ценностью? Ни в коем случае! Как ячейка общества, обеспечивающая продолжение человеческого рода, она была и будет ценностью очень важной, но ценностью «тонкой». Философы (мы обратились к известному исследованию «Толстое и тонкое» Майкла Уолцера) описывают моральные категории в понятиях «тонких» универсальных принципов, которые реализуются в конкретном («толстом») виде в тех или иных исторических обстоятельствах. Уход традиционной семьи в России начался давно, раньше, чем в Европе или, тем более, в США. В советские времена большинство женщин «пошли работать» — не из под-палки, а потому что советская система дала им такую возможность: они получили доступ ко всем уровням образования (не без некоторых изъятий), возможность делать карьеру (опять же, не без изъятий и некоторой дискриминации), а главное — совмещать работу с ролью матери: почти бесплатные детские сады и «продлёнки» в школах позволяли матери работать полный день, даже если в семье не было бабушки. Женщины стали зарабатывать, обрели средства содержать себя и детей даже без мужа. Никто не говорит, что неполная семья — это хорошо, но нередко это — меньшее зло по сравнению с семьей, в которой женщина несчастна («по-своему», как отмечал Лев Толстой, но каждый взрослый человек понимает, сколь многое может скрываться за словом «несчастна»).
Женщины получили возможность выбирать между традиционной — не только для нашего общества — долей 3К (Kirche-kinder-kuhne) и полноценной трудовой карьерой — и зарплатой. Потом Запад нас в эмансипации женщин догнал и даже во многом перегнал, но и в России процесс продолжался. В постсоветские времена общество стало более меритократичным, многие «стеклянные потолки» для женщин исчезли или стали проходимыми, хотя ситуация по-прежнему далека от идеала. Напомним хотя бы, что в 2020 г. средняя зарплата женщины составляла 71,9% от средней зарплаты мужчин.
Этот прогресс продолжал видоизменять семью — и представления о том, какой она должна быть — от традиционной, уходящей корнями в доиндустриальное общество, к современной, более равноправной, с рациональным разделением функций и взаимодействием членов семьи. «Тонкая» ценность обретала новое «толстое» воплощение, и процесс этот носит объективный характер и необратим.
ВЦИОМ. Новости
Кто в доме хозяин?
Представления россиян о семье продолжают меняться. Все чаще наши сограждане поддерживают равноправие не только на словах, но и на практике.
Что из этого следует — для политики и социальных связей в обществе? Давайте сведём ответ только к двум подходам — консервативному и реакционному. Оба к любым переменам настроены настороженно. Но консерватор — если он истинный консерватор — будет искать ответ на вопрос: как сохранить «тонкую» ценность семьи и адаптировать ее к новым реалиям — уже вполне сложившимся, как показал опрос ВЦИОМ. А для этого нельзя не видоизменить или принять новые «толстые» тенденции, адаптироваться к ним. Реакционер же не избежит искуса попытаться повернуть вспять колесо развития общественных отношений — как раз сегодня один депутат предложил вернуть в систему образования изучение домостроя.
Семья — и изменение представлений о ней в обществе — лишь один пример того, как жизнь идет вперед и наполняет вечные ценности новым содержанием. То же можно сказать и о других ценностях. Они потому и вечны, что сохраняют свое главное — «тонкое» содержание, видоизменяя частности в соответствии с велением времени.
Спасибо ВЦИОМу за интересное исследование!
Борис Макаренко
Семья — и изменение представлений о ней в обществе — лишь один пример того, как жизнь идет вперед и наполняет вечные ценности новым содержанием. То же можно сказать и о других ценностях. Они потому и вечны, что сохраняют свое главное — «тонкое» содержание, видоизменяя частности в соответствии с велением времени.
Спасибо ВЦИОМу за интересное исследование!
Борис Макаренко
Попытки США и некоторых европейских политиков представить Китай как главную стратегическую угрозу ценностям и интересам Запада не встречают активного отклика среди жителей европейских стран. Об этом говорят результаты масштабного опроса, проведенного в апреле авторитетным исследовательским центром Европейский совет по международным отношениям (ECFR). Специалисты ECFR опросили более 16 тыс. взрослых граждан в 11 странах ЕС: Австрии, Болгарии, Венгрии, Германии, Дании, Испании, Италии, Нидерландах, Польше, Франции и Швеции. Конечно, союзником Китай считают всего лишь 3,3% (даже в наиболее прокитайских Венгрии и Болгарии всего по 8%). Но 43% европейцев рассматривают Поднебесную как «необходимого партнера, с которым нужно стратегически сотрудничать». 24% назвали Пекин соперником, 11% – противником. Только в Германии, Дании, Франции и Швеции преобладают сторонники негативных характеристик. И лишь 20% опрошенных думают, что торговые и инвестиционные отношения с Китаем несут больше рисков, чем выгод. Правда, опасения относительно экономической экспансии Пекина все же распространены широко. Большинство европейцев против того, чтобы китайские собственники владели в их странах объектами транспортной инфраструктуры (65%), технологическими компаниями (52%) и СМИ (58%).
Опрос ECFR также показал, что большинство респондентов во всех 11 странах солидарны с позицией президента Франции Макрона, который после визита в Китай заявил, что европейцы не должны пассивно следовать за США в вопросе о Тайване и оказаться в гуще кризиса, который создан не ими. 62% опрошенных считают, что Европа должна оставаться нейтральной в случае потенциального конфликта между США и Китаем вокруг Тайваня, меньше четверти хотели бы, чтобы их правительство приняло сторону Вашингтона. Преобладающее большинство европейцев также разделяют точку зрения Макрона о необходимости укрепления стратегической автономии Европы. Почти три четверти респондентов согласны с тем, что Европа должна сокращать оборонную зависимость от США и наращивать свои военные возможности. Между тем, по сравнению с предыдущим опросом 2021 г., отношение к США значительно улучшилось. Тогда, по итогам президентства Трампа, большинство ни в одной стране ЕС не рассматривало Вашингтон как надежного партнера. Сейчас 32% опрошенных видят в США союзника, а 43% – необходимого партнера.
Восприятие России, напротив, радикально ухудшилось. 64% европейцев рассматривают Россию как противника или соперника (в 2021 г. таковых было 36%). При этом 55% назвали ее противником. Наиболее критично к Москве настроены в Дании, Польше, Швеции, Нидерландах и Германии, наименее критично – в Болгарии и Венгрии. В ходе исследования ECFR респондентам также был задан вопрос о том, какими должны быть отношения их страны с Россией, если военный конфликт в Украине закончится мирным урегулированием, достигнутым путем переговоров. В целом 48% опрошенных сказали, что отношения должны быть «ограниченными», а 18% выбрали ответ «прекратить все связи». Вместе с тем, между странами выявились большие различия. 26% немцев, 32% венгров, 36% австрийцев и 51% болгар считают, что после мирного урегулирования нужно будет восстановить «полное сотрудничество» с Россией. Представляется, что в настоящее время заметного разрыва между состоянием общественного мнения и политикой европейских правительств в отношении России не наблюдается (отчасти за исключением Болгарии). Что касается будущего, то здесь имеется слишком много мало предсказуемых сценариев развития событий.
Александр Ивахник
Опрос ECFR также показал, что большинство респондентов во всех 11 странах солидарны с позицией президента Франции Макрона, который после визита в Китай заявил, что европейцы не должны пассивно следовать за США в вопросе о Тайване и оказаться в гуще кризиса, который создан не ими. 62% опрошенных считают, что Европа должна оставаться нейтральной в случае потенциального конфликта между США и Китаем вокруг Тайваня, меньше четверти хотели бы, чтобы их правительство приняло сторону Вашингтона. Преобладающее большинство европейцев также разделяют точку зрения Макрона о необходимости укрепления стратегической автономии Европы. Почти три четверти респондентов согласны с тем, что Европа должна сокращать оборонную зависимость от США и наращивать свои военные возможности. Между тем, по сравнению с предыдущим опросом 2021 г., отношение к США значительно улучшилось. Тогда, по итогам президентства Трампа, большинство ни в одной стране ЕС не рассматривало Вашингтон как надежного партнера. Сейчас 32% опрошенных видят в США союзника, а 43% – необходимого партнера.
Восприятие России, напротив, радикально ухудшилось. 64% европейцев рассматривают Россию как противника или соперника (в 2021 г. таковых было 36%). При этом 55% назвали ее противником. Наиболее критично к Москве настроены в Дании, Польше, Швеции, Нидерландах и Германии, наименее критично – в Болгарии и Венгрии. В ходе исследования ECFR респондентам также был задан вопрос о том, какими должны быть отношения их страны с Россией, если военный конфликт в Украине закончится мирным урегулированием, достигнутым путем переговоров. В целом 48% опрошенных сказали, что отношения должны быть «ограниченными», а 18% выбрали ответ «прекратить все связи». Вместе с тем, между странами выявились большие различия. 26% немцев, 32% венгров, 36% австрийцев и 51% болгар считают, что после мирного урегулирования нужно будет восстановить «полное сотрудничество» с Россией. Представляется, что в настоящее время заметного разрыва между состоянием общественного мнения и политикой европейских правительств в отношении России не наблюдается (отчасти за исключением Болгарии). Что касается будущего, то здесь имеется слишком много мало предсказуемых сценариев развития событий.
Александр Ивахник
В истории со встречей приморского губернатора Олега Кожемяко с освобожденной из белорусской тюрьмы Софьей Сапегой интересен электоральный момент. Наблюдатели уже отметили, что у Кожемяко в этом году выборы, и встреча может стать для него плюсом в избирательной кампании.
Понятно, что Кожемяко (как и любой нынешний губернатор) — человек государев и никаких политически значимых действий без консультаций с федеральной властью (или ее прямой рекомендации) делать не будет. Поэтому преувеличивать самостоятельность губернаторского решения не стоит, хотя тема выборов в этой истории явно присутствует. И здесь примечательно одно обстоятельство.
Софья Сапега, как известно, не совершила «деятельного раскаяния» в отличие от Романа Протасевича, не стала обличать своих коллег и играть на стороне белорусской власти. А сдержанно поблагодарила Александра Лукашенко за помилование. Да еще упомянула в своем кратком заявлении, что «второй шанс» был «дан немногим», явно имея в виду многочисленных политических заключенных, которые продолжают оставаться в белорусских тюрьмах. А Кожемяко упомянул об «ошибках юности» Сапеги, которую белорусские судьи признали виновной по статьям о разжигании вражды и правилах обращения с личными данными (то есть разглашении данных о белорусских силовиках). Для российских антизападников и сторонников «патриотической мобилизации» это не ошибки, а тягчайшие преступления.
И получается, что Сапега не «токсична» (как сейчас модно говорить) для приморских избирателей, которые далеки от классического либерализма. Они вряд ли сочувствуют белорусской оппозиции (можно предположить, что им куда больше нравится Лукашенко как сторонник порядка и советских ценностей), но российская гражданка, которая сидела у него в тюрьме за политику, не вызывает у них отторжения. И слой россиян, который требует расстреливать врагов народа, на самом деле не столь велик, как это может показаться читателям «патриотического» сегмента Рунета.
Алексей Макаркин
Понятно, что Кожемяко (как и любой нынешний губернатор) — человек государев и никаких политически значимых действий без консультаций с федеральной властью (или ее прямой рекомендации) делать не будет. Поэтому преувеличивать самостоятельность губернаторского решения не стоит, хотя тема выборов в этой истории явно присутствует. И здесь примечательно одно обстоятельство.
Софья Сапега, как известно, не совершила «деятельного раскаяния» в отличие от Романа Протасевича, не стала обличать своих коллег и играть на стороне белорусской власти. А сдержанно поблагодарила Александра Лукашенко за помилование. Да еще упомянула в своем кратком заявлении, что «второй шанс» был «дан немногим», явно имея в виду многочисленных политических заключенных, которые продолжают оставаться в белорусских тюрьмах. А Кожемяко упомянул об «ошибках юности» Сапеги, которую белорусские судьи признали виновной по статьям о разжигании вражды и правилах обращения с личными данными (то есть разглашении данных о белорусских силовиках). Для российских антизападников и сторонников «патриотической мобилизации» это не ошибки, а тягчайшие преступления.
И получается, что Сапега не «токсична» (как сейчас модно говорить) для приморских избирателей, которые далеки от классического либерализма. Они вряд ли сочувствуют белорусской оппозиции (можно предположить, что им куда больше нравится Лукашенко как сторонник порядка и советских ценностей), но российская гражданка, которая сидела у него в тюрьме за политику, не вызывает у них отторжения. И слой россиян, который требует расстреливать врагов народа, на самом деле не столь велик, как это может показаться читателям «патриотического» сегмента Рунета.
Алексей Макаркин
В ЕС заговорили о прорыве по одному из самых спорных вопросов, который вызывал ожесточенные споры в предыдущие годы. Речь идет о выработке общей политики в области миграции и предоставления убежища. Со времени огромной миграционной волны 2015 г. эта тема стала по настоящему токсичной в европейских коридорах власти. Средиземноморские Италия, Греция и Испания, ставшие местом прибытия основной массы нелегальных мигрантов с Ближнего Востока и из Африки, добивались помощи от других стран ЕС. Германия и Швеция, добровольно принявшие большое число мигрантов, но столкнувшиеся с недовольством местного населения, настаивали на введении обязательных квот для распределения беженцев по странам союза. Государства Центральной и Восточной Европы категорически отвергали эту идею. В последние годы согласованная миграционная политика практически отсутствовала, институты ЕС в основном были озабочены тем, чтобы укрепить внешние границы союза. Между тем, с окончанием пандемии приток мигрантов через Средиземное море снова увеличился, в прошлом году он составил около 160 тыс. человек.
И вот в четверг министры внутренних дел стран ЕС на заседании в Люксембурге после изнурительных 12-часовых переговоров достигли соглашения о новом порядке регулирования миграции и предоставления убежища. Этот порядок изменяет общие правила регистрации просителей убежища и их перемещения внутри союза. Новые правила предусматривают, что для стран, в которые прибывают мигранты из-за пределов ЕС, будут введены определенные квоты, достигнув которых они смогут обращаться в Брюссель с призывом о перемещении избыточных мигрантов в другие государства союза. Для этих государств также будет установлено определенное число просителей убежища, которых они смогут принять. Но принудительной релокации не будет. Если страна не желает принимать мигрантов, она должна будет выплатить 20 тыс. евро за каждого человека, которые пойдут в общий фонд ЕС. Этим фондом будет распоряжаться Еврокомиссия, а средства будут расходоваться для помощи тем странам, которые примут мигрантов. Пока предусмотрено, что релокации из первоначально принимающих стран будут подлежать 30 тыс. мигрантов в год, затем эта цифра будет увеличиваться.
Также соглашение вводит новую процедуру ускоренной приграничной проверки мигрантов. Тех из них, которых сочтут не имеющими шансов на получение убежища, будут безотлагательно высылать в страну происхождения или «безопасную третью страну». Максимальный срок рассмотрения ходатайств о предоставлении убежища будет сокращен до 6 месяцев. Участники переговоров в Люксембурге пошли на уступки Италии, в которую прибывает наибольшее число мигрантов. Рим добивался расширения числа стран, в которые можно высылать отвергнутых соискателей убежища. В конце концов было решено, что для этого достаточно наличия у высылаемого «связи» с такой страной (например, какого-то времени пребывания в ней или даже использования ее в качестве транзитной страны перед переправкой в Европу). Предполагается, что Италия попытается использовать в качестве «безопасной третьей страны» Тунис, который в последнее время стал очагом переправки мигрантов на Апеннины.
Министр миграции Швеции Мария Стенергард, которая модерировала переговоры как представитель страны, председательствующей сейчас в ЕС, назвала соглашение «историческим шагом и огромным успехом». Еврокомиссар по внутренним делам Илва Йоханссон заявила: «Это великое достижение, показывающее, что возможно работать вместе по проблеме миграции. Мы достигли огромного прогресса в деле восстановления доверия и солидарности». Однако, это явное преувеличение. Соглашение не было принято единогласно. Польша и Венгрия, не желающие выплачивать деньги за непринятых мигрантов, голосовали против, Болгария, Литва, Мальта и Словакия воздержались. Более того, далее предстоят трудные переговоры между Евросоветом, объединяющим руководителей стран ЕС, и Европарламентом, который настаивает на принудительном распределении просителей убежища.
Александр Ивахник
И вот в четверг министры внутренних дел стран ЕС на заседании в Люксембурге после изнурительных 12-часовых переговоров достигли соглашения о новом порядке регулирования миграции и предоставления убежища. Этот порядок изменяет общие правила регистрации просителей убежища и их перемещения внутри союза. Новые правила предусматривают, что для стран, в которые прибывают мигранты из-за пределов ЕС, будут введены определенные квоты, достигнув которых они смогут обращаться в Брюссель с призывом о перемещении избыточных мигрантов в другие государства союза. Для этих государств также будет установлено определенное число просителей убежища, которых они смогут принять. Но принудительной релокации не будет. Если страна не желает принимать мигрантов, она должна будет выплатить 20 тыс. евро за каждого человека, которые пойдут в общий фонд ЕС. Этим фондом будет распоряжаться Еврокомиссия, а средства будут расходоваться для помощи тем странам, которые примут мигрантов. Пока предусмотрено, что релокации из первоначально принимающих стран будут подлежать 30 тыс. мигрантов в год, затем эта цифра будет увеличиваться.
Также соглашение вводит новую процедуру ускоренной приграничной проверки мигрантов. Тех из них, которых сочтут не имеющими шансов на получение убежища, будут безотлагательно высылать в страну происхождения или «безопасную третью страну». Максимальный срок рассмотрения ходатайств о предоставлении убежища будет сокращен до 6 месяцев. Участники переговоров в Люксембурге пошли на уступки Италии, в которую прибывает наибольшее число мигрантов. Рим добивался расширения числа стран, в которые можно высылать отвергнутых соискателей убежища. В конце концов было решено, что для этого достаточно наличия у высылаемого «связи» с такой страной (например, какого-то времени пребывания в ней или даже использования ее в качестве транзитной страны перед переправкой в Европу). Предполагается, что Италия попытается использовать в качестве «безопасной третьей страны» Тунис, который в последнее время стал очагом переправки мигрантов на Апеннины.
Министр миграции Швеции Мария Стенергард, которая модерировала переговоры как представитель страны, председательствующей сейчас в ЕС, назвала соглашение «историческим шагом и огромным успехом». Еврокомиссар по внутренним делам Илва Йоханссон заявила: «Это великое достижение, показывающее, что возможно работать вместе по проблеме миграции. Мы достигли огромного прогресса в деле восстановления доверия и солидарности». Однако, это явное преувеличение. Соглашение не было принято единогласно. Польша и Венгрия, не желающие выплачивать деньги за непринятых мигрантов, голосовали против, Болгария, Литва, Мальта и Словакия воздержались. Более того, далее предстоят трудные переговоры между Евросоветом, объединяющим руководителей стран ЕС, и Европарламентом, который настаивает на принудительном распределении просителей убежища.
Александр Ивахник
13 июня стартовал двухдневный официальный визит президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана в Азербайджан. В этой стране турецкий лидер — не просто частый гость, а гость особый. Баку и Анкара при всякой возможности подчеркивают особый «братский» характер двусторонних отношений, что делает их больше, чем стратегическая кооперация.
В чем же тогда важность нового дипломатического вояжа Эрдогана? Обычно, когда речь заходит о взаимодействии Турции и Азербайджана, эксперты говорят о большой геополитике. Однако не геополитикой единой! Эрдоган приехал в Баку впервые после изнурительной избирательной гонки. Для победы в ней старому новому президенту Турции потребовался второй тур. Свой вклад в этот успех внесли и азербайджанцы. Это и «делатель королей» Синан Оган, политик азербайджанского происхождения, который между двумя турами голосования призвал поддержать Эрдогана. Это и рядовые турецкие избиратели, связанные происхождением или родственными узами с прикаспийской республикой. Таким образом, для старого нового главы Турецкой республики посещение Баку имеет отношение не только к внешней, но и к внутренней политике.
Впрочем, без международных контекстов тоже не обошлось. До приезда в Азербайджан Эрдоган посетил Турецкую республику Северного Кипра. Разница в том, что ТРСК не признана мировым сообществом, ее суверенитет признает одна лишь Анкара. Турецкие власти выбирают разные «меры и весы» для подходов к различным конфликтам в Евразии. На Кипре или в Косове они поддерживают этнополитическое самоопределение, а на Кавказе ратуют за территориальную целостность. Вот и в июне 2023 года Эрдоган озвучил идею открытия генконсульства Турции в Шуше, втором по величине городе Карабаха, где в свое время он и его азербайджанский коллега Ильхам Алиев подписали документ о стратегическом сотрудничестве в сфере безопасности. По словам турецкого лидера, такой шаг стал бы «сигналом всему миру, в частности Армении».
Победитель недавней президентской гонки готов продолжать свою активную внешнюю политику в Евразии. Время покажет, готовы ли к этому турецкий политикум и общество.
Сергей Маркедонов
В чем же тогда важность нового дипломатического вояжа Эрдогана? Обычно, когда речь заходит о взаимодействии Турции и Азербайджана, эксперты говорят о большой геополитике. Однако не геополитикой единой! Эрдоган приехал в Баку впервые после изнурительной избирательной гонки. Для победы в ней старому новому президенту Турции потребовался второй тур. Свой вклад в этот успех внесли и азербайджанцы. Это и «делатель королей» Синан Оган, политик азербайджанского происхождения, который между двумя турами голосования призвал поддержать Эрдогана. Это и рядовые турецкие избиратели, связанные происхождением или родственными узами с прикаспийской республикой. Таким образом, для старого нового главы Турецкой республики посещение Баку имеет отношение не только к внешней, но и к внутренней политике.
Впрочем, без международных контекстов тоже не обошлось. До приезда в Азербайджан Эрдоган посетил Турецкую республику Северного Кипра. Разница в том, что ТРСК не признана мировым сообществом, ее суверенитет признает одна лишь Анкара. Турецкие власти выбирают разные «меры и весы» для подходов к различным конфликтам в Евразии. На Кипре или в Косове они поддерживают этнополитическое самоопределение, а на Кавказе ратуют за территориальную целостность. Вот и в июне 2023 года Эрдоган озвучил идею открытия генконсульства Турции в Шуше, втором по величине городе Карабаха, где в свое время он и его азербайджанский коллега Ильхам Алиев подписали документ о стратегическом сотрудничестве в сфере безопасности. По словам турецкого лидера, такой шаг стал бы «сигналом всему миру, в частности Армении».
Победитель недавней президентской гонки готов продолжать свою активную внешнюю политику в Евразии. Время покажет, готовы ли к этому турецкий политикум и общество.
Сергей Маркедонов
Текст Караганова про ядерный удар совершенно неудивителен. В сентябре прошлого года автор уже не исключал «необходимости применения ядерного оружия» и предрекал, что США не будут ради Познани жертвовать Бостоном. Сигналы были вполне понятные. Отличия лишь два. Во-первых, ядерный удар из возможности превращается в конкретную задачу ближайшего времени в том случае, если Запад не отступит — именно это и повысило внимание к нынешнему тексту. И, во-вторых, делается вывод о том, что появление ядерного оружия — это позитивный результат вмешательства Всевышнего, решившего с помощью страха сдержать мир от новых войн. Кажется, даже американские апологеты холодной войны в прежние времена не додумывались до такого теологического рассуждения.
Текст Караганова наглядно показывает, до какого отчаяния может довести зашедшая в тупик realpolitik. Три десятилетия назад немалая часть российских западников мечтала о подобии новой Антанты, которая будет рулить миром — разумеется, с участием России. Тогдашняя российская модернизация сопровождалась архаизацией, стремлением восстановить «Россию, которую мы потеряли» — причем не реальную российскую империю, а ее сконструированный образ, включавший в себя элементы советской сверхдержавы. При этом между такими западниками и антизападниками был консенсус в полном непризнании какой-либо самостоятельной роли «малых стран», воспринимавшихся исключительно как площадки для большой игры немногих великих держав.
Когда Антанта не получилась, то задумались о новой Ялте, чтобы уже не договориться с партнерами, а навязать правила игры оппонентам. А сейчас текст Караганова свидетельствует об отчаянии его автора от того, что Антанта отвергнута, а Ялта не просто не получилась, но конвенциональными средствами добиться ее невозможно. А про отчаяние много веков назад говорил св. Ефрем Сирин, связывая этот грех отнюдь не с Божьей волей: «Сатана злоумышленно старается опечалить многих, чтобы отчаянием ввергнуть их в геенну». И еще: «Если обольщен будешь диаволом и впадешь в малый или великий грех, не приходи в отчаяние и не доводи себя до погибели».
Алексей Макаркин
Текст Караганова наглядно показывает, до какого отчаяния может довести зашедшая в тупик realpolitik. Три десятилетия назад немалая часть российских западников мечтала о подобии новой Антанты, которая будет рулить миром — разумеется, с участием России. Тогдашняя российская модернизация сопровождалась архаизацией, стремлением восстановить «Россию, которую мы потеряли» — причем не реальную российскую империю, а ее сконструированный образ, включавший в себя элементы советской сверхдержавы. При этом между такими западниками и антизападниками был консенсус в полном непризнании какой-либо самостоятельной роли «малых стран», воспринимавшихся исключительно как площадки для большой игры немногих великих держав.
Когда Антанта не получилась, то задумались о новой Ялте, чтобы уже не договориться с партнерами, а навязать правила игры оппонентам. А сейчас текст Караганова свидетельствует об отчаянии его автора от того, что Антанта отвергнута, а Ялта не просто не получилась, но конвенциональными средствами добиться ее невозможно. А про отчаяние много веков назад говорил св. Ефрем Сирин, связывая этот грех отнюдь не с Божьей волей: «Сатана злоумышленно старается опечалить многих, чтобы отчаянием ввергнуть их в геенну». И еще: «Если обольщен будешь диаволом и впадешь в малый или великий грех, не приходи в отчаяние и не доводи себя до погибели».
Алексей Макаркин
Петербургский международный экономический форум оказался между двух огней. С одной стороны, его задача — это показать, что в российской экономике нет принципиальных изменений. Что адаптация к новой реальности идет более высокими темпами, чем ожидалось — рыночная экономика в очередной раз демонстрирует свою большую эластичность, чем советская плановая. А уход одних инвесторов компенсировался приходом других в рамках «поворота на Восток».
Страной-гостем на форуме являются Объединенные Арабские Эмираты, которые по концентрации на их территории российских бизнесменов напоминают Лондонград нулевых годов. И если тогда россияне любили фотографироваться с британскими гвардейцами, то сейчас они выступают в роли зрителей, когда арабы исполняют свои национальные танцы. Менее привычно, более экзотично — вряд ли это было детской мечтой будущих представителей элиты (а съездить в город Шерлока Холмса мечтали многие) — но теперь выбирать не приходится.
Участники уже привыкли, что западных лидеров не будет. Уже в 2021 году из них был только дистанционно выступавший австрийский канцлер Курц, стремившийся несмотря ни на что выстраивать отношения с Россией. В прошлом году был президент Казахстана, сейчас — президент Алжира. Ветераны форума вспоминают про Меркель в 2013-м (а Макрон приезжал даже в 2018-м, после Крыма — демонстрируя, что он не обиделся на то, что на президентских выборах Россия симпатизировала Ле Пен), но все понимают, что прошлого не вернуть.
С другой стороны, патриотическая общественность считает, что business as usual противоречит принципу всеобщей мобилизации во всех сферах, о которой она мечтает. И смене элит, которые они считают слишком космополитичными — а форум, помимо прочего, выполняет функцию элитной презентации. И зафиксированным еще в многочисленных романах о «попаданцах» в разные эпохи мечтам об отказе от рыночной экономики в пользу восстановления не индикативного, а самого настоящего сталинского планирования.
Выступление на форуме Дугина в совокупности с объявлением Басковым и Лепсом на вечеринке «Русской медиагруппы» о премиях за «Леопарды» не меняет отношения этой общественности к любым бизнес-форумам, напоминающих о прошлых годах, которые она считает потерянными для решения мобилизационных задач. И если раньше такая позиция была маргинальной, то теперь это «активное меньшинство» далеко вырвалось за рамки маргинальности. Сдерживающую роль для него, впрочем, играет традиционное государственничество и обусловленные им опасения, что если раскачивать лодку, то можно сделать хуже.
Алексей Макаркин
Страной-гостем на форуме являются Объединенные Арабские Эмираты, которые по концентрации на их территории российских бизнесменов напоминают Лондонград нулевых годов. И если тогда россияне любили фотографироваться с британскими гвардейцами, то сейчас они выступают в роли зрителей, когда арабы исполняют свои национальные танцы. Менее привычно, более экзотично — вряд ли это было детской мечтой будущих представителей элиты (а съездить в город Шерлока Холмса мечтали многие) — но теперь выбирать не приходится.
Участники уже привыкли, что западных лидеров не будет. Уже в 2021 году из них был только дистанционно выступавший австрийский канцлер Курц, стремившийся несмотря ни на что выстраивать отношения с Россией. В прошлом году был президент Казахстана, сейчас — президент Алжира. Ветераны форума вспоминают про Меркель в 2013-м (а Макрон приезжал даже в 2018-м, после Крыма — демонстрируя, что он не обиделся на то, что на президентских выборах Россия симпатизировала Ле Пен), но все понимают, что прошлого не вернуть.
С другой стороны, патриотическая общественность считает, что business as usual противоречит принципу всеобщей мобилизации во всех сферах, о которой она мечтает. И смене элит, которые они считают слишком космополитичными — а форум, помимо прочего, выполняет функцию элитной презентации. И зафиксированным еще в многочисленных романах о «попаданцах» в разные эпохи мечтам об отказе от рыночной экономики в пользу восстановления не индикативного, а самого настоящего сталинского планирования.
Выступление на форуме Дугина в совокупности с объявлением Басковым и Лепсом на вечеринке «Русской медиагруппы» о премиях за «Леопарды» не меняет отношения этой общественности к любым бизнес-форумам, напоминающих о прошлых годах, которые она считает потерянными для решения мобилизационных задач. И если раньше такая позиция была маргинальной, то теперь это «активное меньшинство» далеко вырвалось за рамки маргинальности. Сдерживающую роль для него, впрочем, играет традиционное государственничество и обусловленные им опасения, что если раскачивать лодку, то можно сделать хуже.
Алексей Макаркин
Итоги двухдневного визита президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана на Северный Кипр и в Азербайджан (первого после переизбрания в должности главы государства) продолжают широко обсуждаться политиками и экспертами. Но если конструктивная часть эрдогановской программы (укрепление стратегической кооперации между Баку и Анкарой, поддержка идей «таксима» в непризнанной Турецкой республике Северного Кипра) уже детально описана, то ее критические элементы комментируются не так активно. Хотя на них стоило бы обратить внимание.
Традиционно говоря об отношениях Азербайджана и Турции, Эрдоган (и другие высокопоставленные представители Анкары) подчеркивают «неконструктивное поведение» Армении. На этот раз турецкий лидер даже похвалил премьер-министра Никола Пашиняна, но в то же самое время выразил недовольство действиями его оппонентов. При этом, едва ли не главной мишенью эрдогановской критики стал Иран. Данный вопрос возник при обсуждении перспектив т.н. «Зангезурского коридора». По словам Эрдогана, «это не проблема, связанная с Арменией. Зангезурский коридор — это проблема Ирана. Другими словами, это две страны [Азербайджан и Иран], большинство населения которых — мусульмане. Поведение Ирана здесь расстраивает и Азербайджан, и нас».
Почему же турецкий лидер решил выступить по данному вопросу столь акцентированно? Причин здесь несколько. Начиная с января нынешнего года, отношения между Ираном и Азербайджаном переживают не самые лучшие времена. Пока что преимущественно взаимное недовольство ограничивается сферой риторики. Но тревожных моментов также хватает. Таким образом, Эрдогану крайне важно было показать и своим избирателям внутри Турции, и гражданам союзного Азербайджана, что Анкара готова поддержать «братскую страну» в случае эскалации напряженности на иранском направлении. Тем паче, что иранские действия по поддержке «территориальной целостности» Армении также негативно воспринимаются в Баку.
Но есть и еще один сюжет, лишь косвенно связанный с закавказской (шире — евразийской) тематикой. Выборы в Турции показали значительный раскол среди ее граждан. И одним из водоразделов является вопрос об отношениях Турции с Западом. У значительной части турецкого общества есть запрос на возврат к «старой нормальности», когда проблем в диалоге между Вашингтоном и Анкарой было меньше (как минимум, в публичном пространстве). И критика Ирана в этом контексте вполне может считаться попыткой Эрдогана «растопить лед» в отношениях с западными партнерами. Это не означает, конечно, что турецкий лидер сделает какой-то «окончательный выбор» и расставит над i все геополитические точки. Но лавирование с некоторым смещением в сторону Запада исключать нельзя.
Сергей Маркедонов
Традиционно говоря об отношениях Азербайджана и Турции, Эрдоган (и другие высокопоставленные представители Анкары) подчеркивают «неконструктивное поведение» Армении. На этот раз турецкий лидер даже похвалил премьер-министра Никола Пашиняна, но в то же самое время выразил недовольство действиями его оппонентов. При этом, едва ли не главной мишенью эрдогановской критики стал Иран. Данный вопрос возник при обсуждении перспектив т.н. «Зангезурского коридора». По словам Эрдогана, «это не проблема, связанная с Арменией. Зангезурский коридор — это проблема Ирана. Другими словами, это две страны [Азербайджан и Иран], большинство населения которых — мусульмане. Поведение Ирана здесь расстраивает и Азербайджан, и нас».
Почему же турецкий лидер решил выступить по данному вопросу столь акцентированно? Причин здесь несколько. Начиная с января нынешнего года, отношения между Ираном и Азербайджаном переживают не самые лучшие времена. Пока что преимущественно взаимное недовольство ограничивается сферой риторики. Но тревожных моментов также хватает. Таким образом, Эрдогану крайне важно было показать и своим избирателям внутри Турции, и гражданам союзного Азербайджана, что Анкара готова поддержать «братскую страну» в случае эскалации напряженности на иранском направлении. Тем паче, что иранские действия по поддержке «территориальной целостности» Армении также негативно воспринимаются в Баку.
Но есть и еще один сюжет, лишь косвенно связанный с закавказской (шире — евразийской) тематикой. Выборы в Турции показали значительный раскол среди ее граждан. И одним из водоразделов является вопрос об отношениях Турции с Западом. У значительной части турецкого общества есть запрос на возврат к «старой нормальности», когда проблем в диалоге между Вашингтоном и Анкарой было меньше (как минимум, в публичном пространстве). И критика Ирана в этом контексте вполне может считаться попыткой Эрдогана «растопить лед» в отношениях с западными партнерами. Это не означает, конечно, что турецкий лидер сделает какой-то «окончательный выбор» и расставит над i все геополитические точки. Но лавирование с некоторым смещением в сторону Запада исключать нельзя.
Сергей Маркедонов
«Коммерсант-Сибирь» сообщает, что в Кузбассе ЛДПР выдвинула в губернаторы томского депутата Станислава Карпова. Он сообщил, что будет вести избирательную кампанию «без отрыва от работы на благо жителей Томской области». По словам Карпова, «Сергей Евгеньевич Цивилев — мощный оппонент, и на грядущую кампанию я смотрю как на возможность получить огромный опыт».
На самом деле, ЛДПР, как и «Справедливая Россия», конкурентами для кандидатов от власти не являются. Они имеют согласованные губернаторские квоты, которые в этом году сократились до минимума — у ЛДПР остался Хабаровский край (потеряна Смоленская область), у «Справедливой России» — Чувашия (потеряна Омская область). Впрочем, Хабаровск для ЛДПР изначально был «сверхнормативным», так как там Сергей Фургал победил в 2018 году кандидата от власти. Но сейчас во главе региона стоит «государев человек» Михаил Дегтярев. «Сверхнормативную» Владимирскую область, доставшуюся ей при сходных обстоятельствах, ЛДПР отдала еще в 2021 году, когда Владимир Сипягин получил мандат депутата Госдумы.
В свою очередь, «Справедливая Россия» ни разу не получала «сверхнормативных» регионов — ее кандидаты даже в протестном 2018 году не воспринимались избирателями всерьез (исключая, разумеется, «государева человека» Александра Буркова). Но появление «сверхнормативных» регионов у КПРФ и ЛДПР способствовало тому, что и «Справедливая Россия» в 2020 году получила второй регион. А сейчас произошла редукция, связанная с общим снижением и без того небольшой роли партий парламентской оппозиции.
Но все же эти партии обычно стремятся выдвигать политиков из соответствующего региона, которые хотя и мало известны избирателям, но могут обосновать свое выдвижение («хочу защищать интересы земляков» и др.). В Кемеровской области же ситуация оказалась, пожалуй, более искренней (тут же вспоминается «новая искренность») — кандидат из соседнего региона прямо говорит, что будет вести кампанию для получения опыта, без отрыва от своих основных обязанностей. История как-то отдаленно напоминает фильм «День выборов». Но в условиях, когда кандидаты являются спарринг-партнерами, не выглядит совсем уж необычной.
Алексей Макаркин
На самом деле, ЛДПР, как и «Справедливая Россия», конкурентами для кандидатов от власти не являются. Они имеют согласованные губернаторские квоты, которые в этом году сократились до минимума — у ЛДПР остался Хабаровский край (потеряна Смоленская область), у «Справедливой России» — Чувашия (потеряна Омская область). Впрочем, Хабаровск для ЛДПР изначально был «сверхнормативным», так как там Сергей Фургал победил в 2018 году кандидата от власти. Но сейчас во главе региона стоит «государев человек» Михаил Дегтярев. «Сверхнормативную» Владимирскую область, доставшуюся ей при сходных обстоятельствах, ЛДПР отдала еще в 2021 году, когда Владимир Сипягин получил мандат депутата Госдумы.
В свою очередь, «Справедливая Россия» ни разу не получала «сверхнормативных» регионов — ее кандидаты даже в протестном 2018 году не воспринимались избирателями всерьез (исключая, разумеется, «государева человека» Александра Буркова). Но появление «сверхнормативных» регионов у КПРФ и ЛДПР способствовало тому, что и «Справедливая Россия» в 2020 году получила второй регион. А сейчас произошла редукция, связанная с общим снижением и без того небольшой роли партий парламентской оппозиции.
Но все же эти партии обычно стремятся выдвигать политиков из соответствующего региона, которые хотя и мало известны избирателям, но могут обосновать свое выдвижение («хочу защищать интересы земляков» и др.). В Кемеровской области же ситуация оказалась, пожалуй, более искренней (тут же вспоминается «новая искренность») — кандидат из соседнего региона прямо говорит, что будет вести кампанию для получения опыта, без отрыва от своих основных обязанностей. История как-то отдаленно напоминает фильм «День выборов». Но в условиях, когда кандидаты являются спарринг-партнерами, не выглядит совсем уж необычной.
Алексей Макаркин
Визит Энтони Блинкена в Китай продемонстрировал, что Вашингтон и Пекин действуют исходя из интересов, которые при всем различии имеют и сферы консенсуса. Главная из них — это жизнь в современном глобальном мире, который ни США, ни Китай не хотят рушить. Представления о желаемой конструкции такого мира у обеих стран разные — США хотели бы сохранить привычную для них однополярную модель, Китай — добиться биполярной модели, но не любой ценой. Обе страны глубоко интегрированы в глобальный мир и воспринимают это как преимущество.
«Самоутвержденческий» внутриполитический курс Си Цзиньпина ведет к росту проблем для китайских элит (хотя влияние государства на эти элиты всегда было очень высоким), но экономика на сегодняшний момент имеет большее значение и побуждает к внешнеполитическим компромиссам. Конкуренция между США и Китаем усиливается, но обе страны хотели бы, чтобы она проходила в определенных рамках.
США при наличии системного и находящегося в острой фазе конфликта с Россией не могут позволить себе стимулировать ухудшение отношений с Китаем. Тем более, что параметры договоренностей по тайваньскому вопросу были сформулированы еще при Никсоне, когда США признали КНР и «пропустили» Пекин в Совет Безопасности ООН. Принцип «одного Китая» затем не подвергался официальной ревизии ни при одном американском президенте — и Блинкен вполне мог его воспроизвести в публичном пространстве. Другое дело, что отношения между Вашингтоном и Тайбэем от этого никуда не исчезнут, но в Пекине хотели бы, чтобы они не были слишком демонстративными.
Алексей Макаркин
«Самоутвержденческий» внутриполитический курс Си Цзиньпина ведет к росту проблем для китайских элит (хотя влияние государства на эти элиты всегда было очень высоким), но экономика на сегодняшний момент имеет большее значение и побуждает к внешнеполитическим компромиссам. Конкуренция между США и Китаем усиливается, но обе страны хотели бы, чтобы она проходила в определенных рамках.
США при наличии системного и находящегося в острой фазе конфликта с Россией не могут позволить себе стимулировать ухудшение отношений с Китаем. Тем более, что параметры договоренностей по тайваньскому вопросу были сформулированы еще при Никсоне, когда США признали КНР и «пропустили» Пекин в Совет Безопасности ООН. Принцип «одного Китая» затем не подвергался официальной ревизии ни при одном американском президенте — и Блинкен вполне мог его воспроизвести в публичном пространстве. Другое дело, что отношения между Вашингтоном и Тайбэем от этого никуда не исчезнут, но в Пекине хотели бы, чтобы они не были слишком демонстративными.
Алексей Макаркин
Алексей Макаркин о современной поколенческой проблеме
https://telegra.ph/U-kogo-luchshe-obrazovanie--u-starshih-ili-mladshih-06-20
https://telegra.ph/U-kogo-luchshe-obrazovanie--u-starshih-ili-mladshih-06-20
Telegraph
У кого лучше образование — у старших или младших?
Одна из самых важных современных поколенческих проблем — тема образованности. У кого лучше образование — у старших или младших? И эта тема выходит за рамки обычного скепсиса старших и амбиций младших. В интернет-дискуссиях одно из самых распространенных обвинений…
Визит Нарендры Моди в США свидетельствует о том, что Индия, оставаясь членом БРИКС (благо членство в этой организации не связано с союзническими обязательствами), выстраивает отношения с американцами как противовес влиянию Китая. С ним у Индии отношения складываются непросто еще с 1950-х годов. Набор проблем — от пограничных до связанных с особыми отношениями Китая и Пакистана — сохраняется и в настоящее время, несмотря на наличие общих интересов (которые и привели Индию и в БРИКС, и в ШОС). Причем чем больше Китай будет продвигать идею биполярного мира, тем более настороженной будет Индия, которая хотела бы быть равным Китаю мировым игроком.
США, в свою очередь, «ухаживают» за Индией и поэтому воздерживаются от демонстративного давления на нее в связи с ее экономическим сотрудничеством с Россией. Тем более, что наращивая выгодные для себя покупки нефти у России, Индия платит за нее рупиями, которые не принадлежат к числу мировых валют. В условиях высокого профицита торгового баланса (Россия значительно больше поставляет в Индию, чем покупает у нее), накопление рупий Москве невыгодно — купить ей на них почти нечего, а выводу денег из Индии препятствует индийское законодательство.
Если обратиться к истории, то маневрирование Индии имеет прецеденты. Рассмотрим ситуацию 1977-1979 годов, когда Индийский национальный конгресс во главе с хорошо знакомой в СССР Индирой Ганди после поражения на выборах оказался в оппозиции, правительство возглавлял лидер коалиции «Джаната парти» Морарджи Десаи, а министром иностранных дел был глава Бхаратия джаната парти Атал Бихари Ваджпаи, будущий премьер (к этой партии принадлежит и Моди). Десаи за это время два раза съездил в Москву (а Индия получила советский кредит). Индия приняла решение закупить у СССР новые танки, эсминцы и вертолеты, но при этом у Великобритании — боевые самолеты. Президент США Джимми Картер посетил Индию, а Десаи совершил ответный визит в Вашингтон. Ваджпаи начал визит в Китай с целью выстраивания отношений, но прервал его из-за начала китайско-вьетнамского вооруженного конфликта (потепление в отношениях между Пекином и Дели началось много позже).
В России до сих пор с ностальгией вспоминают времена демонстративной дружбы Москвы и Дели при Индире Ганди (но при этом нечасто упоминают, что эта дружба была оборотной стороной конфликтных отношений СССР с Китаем). Некоторое время было модно рассуждать об оси «Москва-Пекин-Дели», хотя такая конструкция — кстати, даже географически не напоминающая ось — была только в мечтах. На самом деле Индия предельно прагматична — сентиментальности в мировой политике вообще очень мало.
Алексей Макаркин
США, в свою очередь, «ухаживают» за Индией и поэтому воздерживаются от демонстративного давления на нее в связи с ее экономическим сотрудничеством с Россией. Тем более, что наращивая выгодные для себя покупки нефти у России, Индия платит за нее рупиями, которые не принадлежат к числу мировых валют. В условиях высокого профицита торгового баланса (Россия значительно больше поставляет в Индию, чем покупает у нее), накопление рупий Москве невыгодно — купить ей на них почти нечего, а выводу денег из Индии препятствует индийское законодательство.
Если обратиться к истории, то маневрирование Индии имеет прецеденты. Рассмотрим ситуацию 1977-1979 годов, когда Индийский национальный конгресс во главе с хорошо знакомой в СССР Индирой Ганди после поражения на выборах оказался в оппозиции, правительство возглавлял лидер коалиции «Джаната парти» Морарджи Десаи, а министром иностранных дел был глава Бхаратия джаната парти Атал Бихари Ваджпаи, будущий премьер (к этой партии принадлежит и Моди). Десаи за это время два раза съездил в Москву (а Индия получила советский кредит). Индия приняла решение закупить у СССР новые танки, эсминцы и вертолеты, но при этом у Великобритании — боевые самолеты. Президент США Джимми Картер посетил Индию, а Десаи совершил ответный визит в Вашингтон. Ваджпаи начал визит в Китай с целью выстраивания отношений, но прервал его из-за начала китайско-вьетнамского вооруженного конфликта (потепление в отношениях между Пекином и Дели началось много позже).
В России до сих пор с ностальгией вспоминают времена демонстративной дружбы Москвы и Дели при Индире Ганди (но при этом нечасто упоминают, что эта дружба была оборотной стороной конфликтных отношений СССР с Китаем). Некоторое время было модно рассуждать об оси «Москва-Пекин-Дели», хотя такая конструкция — кстати, даже географически не напоминающая ось — была только в мечтах. На самом деле Индия предельно прагматична — сентиментальности в мировой политике вообще очень мало.
Алексей Макаркин
20 июня Никол Пашинян выступил на заседании комиссии Национального собрания Армении по расследованию обстоятельств второй карабахской войны. Между тем, значение этого события выходит далеко за рамки формальной рутинной процедуры. Поражение Армении в 2020 году по-прежнему остается наиболее травматическим событием для ее граждан и политикума. Всякое обращение к этой теме сопровождается оживленными спорами и комментариями. Остроты ситуации добавляет то, что по сравнению с маем, переговорный процесс утратил свою интенсивность, а новости об инцидентах на линиях соприкосновения сторон, напротив, множатся.
В чем важность выступления премьер-министра Армении? Какие сигналы и кому он отправляет?
Пересказывать оценки Никола Пашиняна в формате краткого комментария не представляется возможным. Зафиксируем лишь, что глава армянского правительства высказался не только о ходе 44-дневной войны, но и дал ретроспективный анализ мирного процесса, оценил деятельность своих предшественников и посредничество России.
На наш взгляд, выступление Пашиняна было обращено, прежде всего, к внутренней аудитории. Само его появление перед комиссией было призвано продемонстрировать, что премьер не боится давать отчет о своих действиях и ему нечего скрывать. Самой слабой стороной Пашиняна является несоответствие его заявлений о необходимости строгой сверки часов по Карабаху с народом реальной ситуации. Никто иной, как Пашинян взял на себя ответственность за подписание непопулярного трехстороннего заявления, которое его оппоненты называют «сдачей Арцаха». И сделал он это не посредством плебисцитов или референдумов. Отсюда и стремление главы армянского кабмина объяснить это несоответствие, показать, что обстоятельства оказались выше, чем его личные желания.
Конечно, ждать объективности от Пашиняна не представляется возможным. Он не исследователь и не журналист-расследователь. Его цель показать дела своих предшественников в невыгодном для них свете, указать на их промахи и просчеты в мирном процессе, объяснить согражданам, что война 2020 года была неизбежна вследствие ошибок Роберта Кочаряна и Сержа Саргсяна. Здесь многие моменты необходимо перепроверять, полагаясь и на мнение противоположной стороны. Но в чем не откажешь Пашиняну, так это в том, что основной пафос его выступления обращен к системным проблемам армянского общества и его политического класса. Ведь даже ярые оппоненты премьера не станут отрицать и самоуспокоения, которое доминировало в политикуме Армении в 1994-2020 гг., и «головокружения от успехов», и отсутствие реализма и прагматизма на переговорном треке.
Сегодня Ереван стоит перед необходимостью тяжелых решений. И руководство страны хотело бы представить себя в лучшем свете, показав, что реальных альтернатив ему нет. Но если отбросить все это и сфокусироваться на сути, то нельзя не признать, что Пашинян глубоко копнул и показал немало системных проблем и власти Армении, и армянского общества.
Сергей Маркедонов
В чем важность выступления премьер-министра Армении? Какие сигналы и кому он отправляет?
Пересказывать оценки Никола Пашиняна в формате краткого комментария не представляется возможным. Зафиксируем лишь, что глава армянского правительства высказался не только о ходе 44-дневной войны, но и дал ретроспективный анализ мирного процесса, оценил деятельность своих предшественников и посредничество России.
На наш взгляд, выступление Пашиняна было обращено, прежде всего, к внутренней аудитории. Само его появление перед комиссией было призвано продемонстрировать, что премьер не боится давать отчет о своих действиях и ему нечего скрывать. Самой слабой стороной Пашиняна является несоответствие его заявлений о необходимости строгой сверки часов по Карабаху с народом реальной ситуации. Никто иной, как Пашинян взял на себя ответственность за подписание непопулярного трехстороннего заявления, которое его оппоненты называют «сдачей Арцаха». И сделал он это не посредством плебисцитов или референдумов. Отсюда и стремление главы армянского кабмина объяснить это несоответствие, показать, что обстоятельства оказались выше, чем его личные желания.
Конечно, ждать объективности от Пашиняна не представляется возможным. Он не исследователь и не журналист-расследователь. Его цель показать дела своих предшественников в невыгодном для них свете, указать на их промахи и просчеты в мирном процессе, объяснить согражданам, что война 2020 года была неизбежна вследствие ошибок Роберта Кочаряна и Сержа Саргсяна. Здесь многие моменты необходимо перепроверять, полагаясь и на мнение противоположной стороны. Но в чем не откажешь Пашиняну, так это в том, что основной пафос его выступления обращен к системным проблемам армянского общества и его политического класса. Ведь даже ярые оппоненты премьера не станут отрицать и самоуспокоения, которое доминировало в политикуме Армении в 1994-2020 гг., и «головокружения от успехов», и отсутствие реализма и прагматизма на переговорном треке.
Сегодня Ереван стоит перед необходимостью тяжелых решений. И руководство страны хотело бы представить себя в лучшем свете, показав, что реальных альтернатив ему нет. Но если отбросить все это и сфокусироваться на сути, то нельзя не признать, что Пашинян глубоко копнул и показал немало системных проблем и власти Армении, и армянского общества.
Сергей Маркедонов
Москва и Вашингтон обменялись мнениями по поводу кавказской геополитики. По словам главы МИД России Сергея Лаврова, целью США и их союзников на Кавказе состоит не в поиске формул примирения между Азербайджаном и Арменией, а в политической экспансии и вытеснении РФ из важного для нее региона. При этом российский министр особо подчеркнул, что в Баку и в Ереване понимают данные реалии.
Слова Лаврова отозвались в Вашингтоне. Заместитель пресс-секретаря американского Госдепартамента Ведант Патель вступил в заочную полемику с главой МИД РФ: «Если Россия считает, что может сыграть конструктивную роль, конечно, мы приветствуем это, но мы по-прежнему считаем, что эти переговоры продвигаются, они в процессе».
И США, и Россия пытаются занять лидирующие позиции в урегулировании армяно-азербайджанского конфликта. В отличие от украинского направления, где подходы Москвы и Вашингтона открыто конфронтационны (и деэскалация пока не предвидится), на карабахском треке Штаты даже готовы признать за РФ определенную конструктивность. Однако от былой кооперации в рамках Минской группы ОБСЕ сегодня нет и следа. Вашингтон продвигает проект т.н. «прямого диалога». Об этом 21 июня заявил и Ведант Патель. По его словам, такой формат является «ключом к решению этого вопроса [армяно-азербайджанского урегулирования] и достижению прочного и достойного мира на Южном Кавказе».
Но в словах Пателя, как и его шефа — госсекретаря Энтони Блинкена, присутствует известная доля дипломатического лукавства. Ведь «прямой диалог», как его понимают представители Госдепа, это — не инициативный разговор представителей Баку и Еревана, а площадка, организованная Вашингтоном. Штаты, если угодно, выступают в роли продюсера такого диалога. Следуя определению Блинкена-Пателя, мы можем и переговоры в Москве под эгидой Кремля или МИД назвать «прямыми», ведь руководители Азербайджана и Армении, высокопоставленные чиновники этих государства встречаются и обсуждают перспективы установления мира.
Но США позиционируют свои площадки как некий истинный диалог конфликтующих сторон, представляя роль Москвы, как медиацию. Понятное дело, любая медиация предполагает свой особый интерес. И в этом контексте было бы, как минимум, наивно рассматривать действия Вашингтона как проявления альтруизма. Идет жесткая конкуренция в Евразии. И охватывает она не только военную, но и дипломатическую сферу.
Сергей Маркедонов
Слова Лаврова отозвались в Вашингтоне. Заместитель пресс-секретаря американского Госдепартамента Ведант Патель вступил в заочную полемику с главой МИД РФ: «Если Россия считает, что может сыграть конструктивную роль, конечно, мы приветствуем это, но мы по-прежнему считаем, что эти переговоры продвигаются, они в процессе».
И США, и Россия пытаются занять лидирующие позиции в урегулировании армяно-азербайджанского конфликта. В отличие от украинского направления, где подходы Москвы и Вашингтона открыто конфронтационны (и деэскалация пока не предвидится), на карабахском треке Штаты даже готовы признать за РФ определенную конструктивность. Однако от былой кооперации в рамках Минской группы ОБСЕ сегодня нет и следа. Вашингтон продвигает проект т.н. «прямого диалога». Об этом 21 июня заявил и Ведант Патель. По его словам, такой формат является «ключом к решению этого вопроса [армяно-азербайджанского урегулирования] и достижению прочного и достойного мира на Южном Кавказе».
Но в словах Пателя, как и его шефа — госсекретаря Энтони Блинкена, присутствует известная доля дипломатического лукавства. Ведь «прямой диалог», как его понимают представители Госдепа, это — не инициативный разговор представителей Баку и Еревана, а площадка, организованная Вашингтоном. Штаты, если угодно, выступают в роли продюсера такого диалога. Следуя определению Блинкена-Пателя, мы можем и переговоры в Москве под эгидой Кремля или МИД назвать «прямыми», ведь руководители Азербайджана и Армении, высокопоставленные чиновники этих государства встречаются и обсуждают перспективы установления мира.
Но США позиционируют свои площадки как некий истинный диалог конфликтующих сторон, представляя роль Москвы, как медиацию. Понятное дело, любая медиация предполагает свой особый интерес. И в этом контексте было бы, как минимум, наивно рассматривать действия Вашингтона как проявления альтруизма. Идет жесткая конкуренция в Евразии. И охватывает она не только военную, но и дипломатическую сферу.
Сергей Маркедонов
Интересный опрос ФОМа относительно «Троицы» Андрея Рублева
60% респондентов считают себя православными. Весной 2020 года, по данным ФОМа, к числу православных относили себя 55-59% (разные опросы), в 2021-м — скачок до 65%, в апреле 2022-го — 62-63%, в апреле 2023-го — 62%. Возможно, что в скачке свою роль сыграл пандемийный стресс, когда число посетителей храмов уменьшилось за счет «захожан», а вот количество номинальных православных (почувствовавших реальную угрозу для своей жизни, осмысливших свои переживания и решивших, что с Богом ссориться не надо) вполне могло и вырасти. Теперь же понижательная тенденция возобновляется, несмотря на СВО. Хотя, по широко распространенным представлениям, в такие времена число верующих должно увеличиваться. Видимо, это очередной признак отстраненного отношения общества: после прошлогодней частичной мобилизации тревожность уменьшилась, жизнь быстро вошла в прежнее русло.
Лишь 54% респондентов из четырех изображений выбрали правильное (среди православных чуть больше — 57%). 18% назвали две другие иконы, 4% — картину Мурильо, 24% затруднились ответить. Таким образом почти половина респондентов не узнала главное произведение русского средневекового искусства, с которым россияне знакомятся в школе — причем на уроках и истории, и изобразительного искусства.
Об инициативе передачи иконы Святой Троицы РПЦ знают треть опрошенных, 67% про это ранее не слышали. С учетом того, что респонденты склонны преувеличивать свою осведомленность (вспомним диалог Костика и Светы из «Покровских ворот» про найденный череп коня Вещего Олега — «Ну, читала, знаю»), это очень немного, несмотря на бурные общественные дискуссии. Опять-таки превалирует ощущение отстраненности. Не случайно, что время доступа к «Троице» сокращено на два часа из-за отсутствия очередей. Сравним эту ситуацию с ажиотажем вокруг Пояса Богородицы и Даров Волхвов в прежние годы. Тогда люди стояли в огромных очередях, ожидая чуда — сейчас таких ожиданий намного меньше. Нет и ощущения экстраординарности события и «сжатости» времени — люди при желании могли помолиться перед иконой и раньше и считают, что смогут сделать это и в дальнейшем.
Но при этом 57% респондентов поддерживают решение о передаче «Троицы» церкви (среди православных — 66%), не поддерживают лишь 17%. Самый популярный аргумент — место иконы в храме. Аргумент относительно рисков («музей лучше обеспечит сохранность иконы») привели всего 4% («узок круг»). Для 52% «Троица» — это прежде всего православная святыня, а не произведение искусства (27% придерживаются противоположной позиции). 50% считают, что иконы должны находиться в храмах, а не в музеях (в музеях — 31%).
На вопрос о том, может ли церковь обеспечить сохранность иконы, положительно отвечают 69%. Но социологи идут дальше и задают «провокационный» вопрос — можно ли использовать религиозные реликвии, признанные ценными памятниками искусства, в религиозных обрядах, если это грозит их сохранности. Казалось бы, сам вопрос с явной подсказкой должен привести к предсказуемому ответу. Но нет – мнения разделяются поровну — 37 на 37% (а среди православных большинство за использование — 41 к 36%).
Таким образом общество в принципе не сильно возражает против того, чтобы подвергнуть угрозе произведения искусства, если речь идет о религиозной сфере. И, похоже, что речь идет не столько о пламенной вере и даже о чувстве вины перед гонимой в советское время церковью, сколько все о том же желании на всякий случай не ссориться с Богом и стремлении в связи с этим отдать Божие Богу. А дальше уже не наше дело — пусть специально обученные люди разбираются. В условиях, когда люди в большинстве своем довольно редко посещают и музеи, и храмы. Раз в месяц и чаще храмы посещает 12% православных, несколько раз в год — 16%, один-два раза в год — 17%. Вспомним при этом об упомянутой выше склонности к преувеличениям, которая относится не только к осведомленности, но и к благочестию.
Алексей Макаркин
60% респондентов считают себя православными. Весной 2020 года, по данным ФОМа, к числу православных относили себя 55-59% (разные опросы), в 2021-м — скачок до 65%, в апреле 2022-го — 62-63%, в апреле 2023-го — 62%. Возможно, что в скачке свою роль сыграл пандемийный стресс, когда число посетителей храмов уменьшилось за счет «захожан», а вот количество номинальных православных (почувствовавших реальную угрозу для своей жизни, осмысливших свои переживания и решивших, что с Богом ссориться не надо) вполне могло и вырасти. Теперь же понижательная тенденция возобновляется, несмотря на СВО. Хотя, по широко распространенным представлениям, в такие времена число верующих должно увеличиваться. Видимо, это очередной признак отстраненного отношения общества: после прошлогодней частичной мобилизации тревожность уменьшилась, жизнь быстро вошла в прежнее русло.
Лишь 54% респондентов из четырех изображений выбрали правильное (среди православных чуть больше — 57%). 18% назвали две другие иконы, 4% — картину Мурильо, 24% затруднились ответить. Таким образом почти половина респондентов не узнала главное произведение русского средневекового искусства, с которым россияне знакомятся в школе — причем на уроках и истории, и изобразительного искусства.
Об инициативе передачи иконы Святой Троицы РПЦ знают треть опрошенных, 67% про это ранее не слышали. С учетом того, что респонденты склонны преувеличивать свою осведомленность (вспомним диалог Костика и Светы из «Покровских ворот» про найденный череп коня Вещего Олега — «Ну, читала, знаю»), это очень немного, несмотря на бурные общественные дискуссии. Опять-таки превалирует ощущение отстраненности. Не случайно, что время доступа к «Троице» сокращено на два часа из-за отсутствия очередей. Сравним эту ситуацию с ажиотажем вокруг Пояса Богородицы и Даров Волхвов в прежние годы. Тогда люди стояли в огромных очередях, ожидая чуда — сейчас таких ожиданий намного меньше. Нет и ощущения экстраординарности события и «сжатости» времени — люди при желании могли помолиться перед иконой и раньше и считают, что смогут сделать это и в дальнейшем.
Но при этом 57% респондентов поддерживают решение о передаче «Троицы» церкви (среди православных — 66%), не поддерживают лишь 17%. Самый популярный аргумент — место иконы в храме. Аргумент относительно рисков («музей лучше обеспечит сохранность иконы») привели всего 4% («узок круг»). Для 52% «Троица» — это прежде всего православная святыня, а не произведение искусства (27% придерживаются противоположной позиции). 50% считают, что иконы должны находиться в храмах, а не в музеях (в музеях — 31%).
На вопрос о том, может ли церковь обеспечить сохранность иконы, положительно отвечают 69%. Но социологи идут дальше и задают «провокационный» вопрос — можно ли использовать религиозные реликвии, признанные ценными памятниками искусства, в религиозных обрядах, если это грозит их сохранности. Казалось бы, сам вопрос с явной подсказкой должен привести к предсказуемому ответу. Но нет – мнения разделяются поровну — 37 на 37% (а среди православных большинство за использование — 41 к 36%).
Таким образом общество в принципе не сильно возражает против того, чтобы подвергнуть угрозе произведения искусства, если речь идет о религиозной сфере. И, похоже, что речь идет не столько о пламенной вере и даже о чувстве вины перед гонимой в советское время церковью, сколько все о том же желании на всякий случай не ссориться с Богом и стремлении в связи с этим отдать Божие Богу. А дальше уже не наше дело — пусть специально обученные люди разбираются. В условиях, когда люди в большинстве своем довольно редко посещают и музеи, и храмы. Раз в месяц и чаще храмы посещает 12% православных, несколько раз в год — 16%, один-два раза в год — 17%. Вспомним при этом об упомянутой выше склонности к преувеличениям, которая относится не только к осведомленности, но и к благочестию.
Алексей Макаркин
Турецкий Центробанк заявил о повышении ключевой ставки с 8,5 до 15% годовых. В официальном пресс-релизе ЦБ по этому поводу сообщалось, что в основе этого решения «процесс ужесточения денежно-кредитной политики, чтобы как можно скорее установить курс дезинфляции, закрепить инфляционные ожидания и контролировать ухудшение ценовой динамики». Информация о повышении ключевой ставки выглядит как чисто экономическое решение. Но на самом деле оно чрезвычайно важно в контексте турецких внутри-и-внешнеполитических трендов.
Начнем с того, что «старый новый» президент Турции давно известен как сторонник неортодоксальных взглядов на кредитно-денежную политику. В экспертной литературе даже появился термин «эрдоганомика». Так в конце января прошлого года турецкий лидер заявил: «Вы знаете о моей борьбе с процентными ставками. Мы снижаем процентные ставки и будем их снижать. Знайте, что инфляция тогда тоже упадет, упадет еще больше». Его нелюбовь к высоким ключевым ставкам объяснялась, среди прочего, и особенностями политической этики Эрдогана. Ислам и рост — понятия плохо совместимые.
И вот в мае 2023 года президент Турции был вынужден пройти через тяжелое испытание выборами, где его экономический курс наряду с изрядной военно-политической активностью и отношениями с Западом были главными аргументами для критики оппонентов. Во втором туре Эрдоган вырвал победу у кандидата от объединенной оппозиции Кемаля Кылычдароглу. Однако после того, как вся необходимая критика прозвучала, итоги кампании были подведены, «старый новый» лидер решил провести определенную работу над ошибками.
В итоге во главе Центробанка оказалась 44-летняя Хафизе Гайе Эркан, имеющая репутацию опытного банкира (в ее биографии не только престижные дипломы, но и работа на Wall-Street), а Минфин возглавил Мехмет Шимшек. В своей карьере он успел поработать в стамбульском отделении «Deutsche-Bender Securities», а затем экономистом в лондонском отделении банка «Merrill Lynch». И Эркан, и Шимшек прекрасно известны на Западе, и имеют там хорошую репутацию. Оба новых главных финансиста Турции выступают за прагматизацию и рационализацию экономической политики.
Приведет ли это к снижению военно-политической активности Анкары? Станет ли Эрдоган сговорчивее в своих отношениях с Вашингтоном, Брюсселем и Лондоном? На эти вопросы нет однозначного ответа. И не исключено, что возвращение к политике низких ключевых ставок произойдет. Многим памятна история 2021 года, когда президент Турции вступил в конфликт с тогдашним руководителем ЦБ Наджи Агбалом (в итоге последний ушел в отставку). Но сейчас Эрдоган показывает, что итоги избирательной кампании для него не пустой звук. И он готов считаться с критикой и общественными умонастроениями. Заметим, что речь не идет о благостной картинке. И решения по экономике принимаются на фоне усиления прессинга на Кемаля Кылычдароглу. Но верно и то, что политические сигналы Эрдоган умеет считывать с выгодой для себя.
Сергей Маркедонов
Начнем с того, что «старый новый» президент Турции давно известен как сторонник неортодоксальных взглядов на кредитно-денежную политику. В экспертной литературе даже появился термин «эрдоганомика». Так в конце января прошлого года турецкий лидер заявил: «Вы знаете о моей борьбе с процентными ставками. Мы снижаем процентные ставки и будем их снижать. Знайте, что инфляция тогда тоже упадет, упадет еще больше». Его нелюбовь к высоким ключевым ставкам объяснялась, среди прочего, и особенностями политической этики Эрдогана. Ислам и рост — понятия плохо совместимые.
И вот в мае 2023 года президент Турции был вынужден пройти через тяжелое испытание выборами, где его экономический курс наряду с изрядной военно-политической активностью и отношениями с Западом были главными аргументами для критики оппонентов. Во втором туре Эрдоган вырвал победу у кандидата от объединенной оппозиции Кемаля Кылычдароглу. Однако после того, как вся необходимая критика прозвучала, итоги кампании были подведены, «старый новый» лидер решил провести определенную работу над ошибками.
В итоге во главе Центробанка оказалась 44-летняя Хафизе Гайе Эркан, имеющая репутацию опытного банкира (в ее биографии не только престижные дипломы, но и работа на Wall-Street), а Минфин возглавил Мехмет Шимшек. В своей карьере он успел поработать в стамбульском отделении «Deutsche-Bender Securities», а затем экономистом в лондонском отделении банка «Merrill Lynch». И Эркан, и Шимшек прекрасно известны на Западе, и имеют там хорошую репутацию. Оба новых главных финансиста Турции выступают за прагматизацию и рационализацию экономической политики.
Приведет ли это к снижению военно-политической активности Анкары? Станет ли Эрдоган сговорчивее в своих отношениях с Вашингтоном, Брюсселем и Лондоном? На эти вопросы нет однозначного ответа. И не исключено, что возвращение к политике низких ключевых ставок произойдет. Многим памятна история 2021 года, когда президент Турции вступил в конфликт с тогдашним руководителем ЦБ Наджи Агбалом (в итоге последний ушел в отставку). Но сейчас Эрдоган показывает, что итоги избирательной кампании для него не пустой звук. И он готов считаться с критикой и общественными умонастроениями. Заметим, что речь не идет о благостной картинке. И решения по экономике принимаются на фоне усиления прессинга на Кемаля Кылычдароглу. Но верно и то, что политические сигналы Эрдоган умеет считывать с выгодой для себя.
Сергей Маркедонов
Умер Виктор Леонидович Шейнис
Он был классическим российским либералом. В молодости протестовал против подавления венгерского восстания, за что поплатился надломленной блестящей карьерой ученого. Был отправлен исправляться на завод — не сломался, что позволило ему через несколько лет вернуться в науку, позднее защитить две диссертации и стать одним из ведущих специалистов по политике и экономике африканских стран. В годы перестройки мечты о России как демократическом парламентском государстве, казалось, стали сбываться — и Шейнис стал как теоретиком, так и практиком российского парламентаризма, будучи в 1990 году избран народным депутатом России.
Шейнис был последовательным сторонником эффективного разделения властей, сильного парламента, который был бы способен успешно заниматься законотворческой деятельностью и достойно представлять интересы граждан. Один из участников разработки российской Конституции, он, однако, никогда не был сторонником ее «суперпрезидентских» положений. Как либерал, отвергающий политическое насилие и правовой нигилизм, он вполне закономерно был в числе основателей «Яблока», которое он представлял в Государственной думе. Книги Шейниса являются незаменимым пособием для всех, профессионально занимающихся политической историей России последних десятилетий.
R.I.P.
Алексей Макаркин
Он был классическим российским либералом. В молодости протестовал против подавления венгерского восстания, за что поплатился надломленной блестящей карьерой ученого. Был отправлен исправляться на завод — не сломался, что позволило ему через несколько лет вернуться в науку, позднее защитить две диссертации и стать одним из ведущих специалистов по политике и экономике африканских стран. В годы перестройки мечты о России как демократическом парламентском государстве, казалось, стали сбываться — и Шейнис стал как теоретиком, так и практиком российского парламентаризма, будучи в 1990 году избран народным депутатом России.
Шейнис был последовательным сторонником эффективного разделения властей, сильного парламента, который был бы способен успешно заниматься законотворческой деятельностью и достойно представлять интересы граждан. Один из участников разработки российской Конституции, он, однако, никогда не был сторонником ее «суперпрезидентских» положений. Как либерал, отвергающий политическое насилие и правовой нигилизм, он вполне закономерно был в числе основателей «Яблока», которое он представлял в Государственной думе. Книги Шейниса являются незаменимым пособием для всех, профессионально занимающихся политической историей России последних десятилетий.
R.I.P.
Алексей Макаркин
Про кино, Жеглова и «псов войны»
Хорошо известно, что одним из архетипичных персонажей отечественного кино является Глеб Жеглов (аналога его «доктора Ватсона», идеального Володи Шарапова, в природе не существует). Жеглов готов без какой-либо рефлексии нарушить закон, лишь бы восстановить справедливость. Для братьев Вайнеров такой герой был одиозным напоминанием о сталинских временах, но таланты Говорухина и Высоцкого сделали из него народного любимца. Жегловские качества оказались востребованными, резонерство Шарапова вполне естественно забылось. Многочисленные последствия правового нигилизма мы можем наблюдать — и не только во время долгого дня 24 июня. Только есть одно «но» — киношный Жеглов встроен в жесткую вертикаль, которая готова закрыть глаза на его методы, но до определенного предела. Если Жеглов сделал бы первый же неверный шаг в направлении независимости от вертикали, она бы его немедленно уничтожила.
В 90-е годы, когда отечественное кино стало надоедать, российский зритель познакомился с кинематографом западным. В том числе с классическими фильмами о наемниках, «Псы войны» (по роману Фредерика Форсайта) и «Дикие гуси». Антигерои советского времени (а наемники были таковыми) стали героями постсоветского, примерами эффективности частных компаний, способных заменять неповоротливые государственные системы. Кстати, в фильмах хорошо показано, как действуют «машины войны», стреляя по всему, что может представлять потенциальную угрозу, и абсолютно не рефлексируя на темы о бесценности человеческой жизни (а как только один из героев «Псов войны» проявил мягкость, то тут же сам был убит).
Но, похоже, что не все досматривали фильмы до конца. В тех случаях, когда интересы главных героев фильмов оказывались серьезно затронуты, они были готовы к самостоятельным действиям и выходили из-под контроля. Фильмы показывают две модели поведения — политически грамотный наемник становится кингмейкером («Псы войны») и наемник карает своего работодателя, который предает его («Дикие гуси»). В обоих случаях он из эффективного орудия превращается в непредсказуемого актора со своими амбициями.
Алексей Макаркин
Хорошо известно, что одним из архетипичных персонажей отечественного кино является Глеб Жеглов (аналога его «доктора Ватсона», идеального Володи Шарапова, в природе не существует). Жеглов готов без какой-либо рефлексии нарушить закон, лишь бы восстановить справедливость. Для братьев Вайнеров такой герой был одиозным напоминанием о сталинских временах, но таланты Говорухина и Высоцкого сделали из него народного любимца. Жегловские качества оказались востребованными, резонерство Шарапова вполне естественно забылось. Многочисленные последствия правового нигилизма мы можем наблюдать — и не только во время долгого дня 24 июня. Только есть одно «но» — киношный Жеглов встроен в жесткую вертикаль, которая готова закрыть глаза на его методы, но до определенного предела. Если Жеглов сделал бы первый же неверный шаг в направлении независимости от вертикали, она бы его немедленно уничтожила.
В 90-е годы, когда отечественное кино стало надоедать, российский зритель познакомился с кинематографом западным. В том числе с классическими фильмами о наемниках, «Псы войны» (по роману Фредерика Форсайта) и «Дикие гуси». Антигерои советского времени (а наемники были таковыми) стали героями постсоветского, примерами эффективности частных компаний, способных заменять неповоротливые государственные системы. Кстати, в фильмах хорошо показано, как действуют «машины войны», стреляя по всему, что может представлять потенциальную угрозу, и абсолютно не рефлексируя на темы о бесценности человеческой жизни (а как только один из героев «Псов войны» проявил мягкость, то тут же сам был убит).
Но, похоже, что не все досматривали фильмы до конца. В тех случаях, когда интересы главных героев фильмов оказывались серьезно затронуты, они были готовы к самостоятельным действиям и выходили из-под контроля. Фильмы показывают две модели поведения — политически грамотный наемник становится кингмейкером («Псы войны») и наемник карает своего работодателя, который предает его («Дикие гуси»). В обоих случаях он из эффективного орудия превращается в непредсказуемого актора со своими амбициями.
Алексей Макаркин
30 июня заканчивается мандат миссии ОБСЕ в Молдавии. Трудно уйти от магии цифр и символов. Сама миссия была учреждена тридцать лет назад еще Совещанием по безопасности и сотрудничеству в Европе (данная структура была трансформирована в ОБСЕ в 1994 году). Главной ее целью была провозглашена «поддержка усилий по нахождению мирного решения» приднестровского конфликта. В 1999 году мандат миссии был расширен.
Однако и сегодня, спустя тридцать лет после учреждения миссии ОБСЕ приднестровское урегулирование кажется едва ли не менее достижимой целью, чем в 1993 году. В Молдавии, а также в странах ЕС и в США «застой» на приднестровском треке объясняют началом СВО. Западные дипломаты в действиях России видят главную причину того, что на переговорах нет прогресса. И как ему быть, если Москва и Киев, два гаранта урегулирования в формате «5+2» (где участвуют две конфликтующие стороны, а также посредники и наблюдатели) вовлечены в активное военное противостояние, а нынешняя молдавская власть открыто солидаризируется с Киевом и активизирует евро-атлантические устремления на международном уровне?
На первый взгляд, представленная объяснительная модель выглядит логичной. Но более глубокий анализ показывает, что нюансов здесь намного больше. Во-первых, содержательные переговоры в формате «5+2» де-факто прекратились в октябре 2019 года, то есть за два с лишним года до начала СВО. И не стоит сбрасывать со счетов ответственность Кишинева, отказавшегося подписывать т.н. «братиславский документ». Во-вторых, и до 2019 года сторонам конфликта при содействии гарантов и посредников так и не удалось имплементировать пакет т.н. «Берлин+» (идеи «малых шагов», предложенные на саммитах в Вене и в Берлине в 2015-2016 гг.). Какая бы большая геополитика ни присутствовала на Днестре, никуда не уйти и от проблем национального строительства, как в отдельно взятой Молдавии, так и на постсоветском пространстве в целом.
Внутри ОБСЕ и формата «5+2» сегодня трудно найти консенсус. И остроты имеющимся проблемам еще и в том, что аппаратные структуры международных организаций фактически работают «в одну сторону», поддерживая позиции США и их европейских союзников. Однако пока есть хотя бы минимальная надежда на сохранение содержательного диалога (если не здесь и сейчас, то в будущем), этим стоит воспользоваться. Альтернатива этому- «разморозка» конфликта, что, конечно же, не прибавит никому ощутимых выгод.
Сергей Маркедонов
Однако и сегодня, спустя тридцать лет после учреждения миссии ОБСЕ приднестровское урегулирование кажется едва ли не менее достижимой целью, чем в 1993 году. В Молдавии, а также в странах ЕС и в США «застой» на приднестровском треке объясняют началом СВО. Западные дипломаты в действиях России видят главную причину того, что на переговорах нет прогресса. И как ему быть, если Москва и Киев, два гаранта урегулирования в формате «5+2» (где участвуют две конфликтующие стороны, а также посредники и наблюдатели) вовлечены в активное военное противостояние, а нынешняя молдавская власть открыто солидаризируется с Киевом и активизирует евро-атлантические устремления на международном уровне?
На первый взгляд, представленная объяснительная модель выглядит логичной. Но более глубокий анализ показывает, что нюансов здесь намного больше. Во-первых, содержательные переговоры в формате «5+2» де-факто прекратились в октябре 2019 года, то есть за два с лишним года до начала СВО. И не стоит сбрасывать со счетов ответственность Кишинева, отказавшегося подписывать т.н. «братиславский документ». Во-вторых, и до 2019 года сторонам конфликта при содействии гарантов и посредников так и не удалось имплементировать пакет т.н. «Берлин+» (идеи «малых шагов», предложенные на саммитах в Вене и в Берлине в 2015-2016 гг.). Какая бы большая геополитика ни присутствовала на Днестре, никуда не уйти и от проблем национального строительства, как в отдельно взятой Молдавии, так и на постсоветском пространстве в целом.
Внутри ОБСЕ и формата «5+2» сегодня трудно найти консенсус. И остроты имеющимся проблемам еще и в том, что аппаратные структуры международных организаций фактически работают «в одну сторону», поддерживая позиции США и их европейских союзников. Однако пока есть хотя бы минимальная надежда на сохранение содержательного диалога (если не здесь и сейчас, то в будущем), этим стоит воспользоваться. Альтернатива этому- «разморозка» конфликта, что, конечно же, не прибавит никому ощутимых выгод.
Сергей Маркедонов