У меня всегда такие живые фоточки с книгами (старался🙈), так почему бы не ввести рубрику #фотографирую_обложки
Это вот давние мои книжки, когда-то читанные. Буду иногда вспоминать, вы не против?
Это вот давние мои книжки, когда-то читанные. Буду иногда вспоминать, вы не против?
Такой был февраль (на фото), хотя вот оценки выставлять — дело совершенно неблагодарное, поэтому я даже не смотрю на оценки на ЛайвЛибе, потому как они не отражают действительности. Сто человек совершенно недалёкого ума и не изысканного читательского вкуса могут прочитать, например, что-то у Джойса и поставить ему по "единице", потому что ничего не поняли и даже не прочитали😄. Или какая-нибудь новинка прочитана исключительно "блогерами", которые получили эту книжку по распределению от издательства, и меньше "четырёх" не ставят (неудобно как-то, хотя книжка и не тянет), и вот эта оценка красуется месяцами, не отражая совсем действительности.
В марте я уже прочитал три книжки и завтра расскажу про очень нетипичный психологический триллер (сегодня как-то настроения нет).
А ещё будет одна (послезавтра) из разряда "не показывайте детям, а то они непременно начнут заниматься содомией с пелёнок"🙈 (там герой этим занимается уже с одиннадцати, к слову).
В общем, читайте меня, читайте... И будет вам хорошо❤️
В марте я уже прочитал три книжки и завтра расскажу про очень нетипичный психологический триллер (сегодня как-то настроения нет).
А ещё будет одна (послезавтра) из разряда "не показывайте детям, а то они непременно начнут заниматься содомией с пелёнок"🙈 (там герой этим занимается уже с одиннадцати, к слову).
В общем, читайте меня, читайте... И будет вам хорошо❤️
//Из архива// После лекции-встречи с Екатериной Шульман и Арменом Захаряном понял, что мне надо вернуться к Проппу (а потом и к Кэмпбеллу).
«Морфологи волшебной сказки», Владимир Пропп
Если вас спросят, какой русский учёный повлиял на мировую науку в области культурологии, изучения мифов и фольклора, в исследовании сказки и её исторических корней, то без всяких сомнений называйте имя Владимира Проппа. Оглядываясь на культуру XX века, можно смело утверждать, что его исследования вышли намного за рамки изучаемых тем.
⠀
⠀В полемике с Веселовским ("Поэтика", именно здесь выражение «морфология сказки» было впервые употреблено ещё в 1884 г.!), Вундтом ("Психология народов"), Волковым ("Сказка. Разыскание по сюжетосложению народной сказки"), Пропп видит слабые стороны научных попыток классифицировать сказки по тем или иным признакам и берётся составить универсальную систему, но не для того, чтобы вписать сказки в придуманную систему, а чтобы из самих сказок извлечь "функции", выработать методологию единого подхода и структурирования сказки.
⠀⭐️Вот его четыре тезиса:
1. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц независимо от того, кем и как они выполняются. Они образуют основные части сказок.
2. Число функций, известных волшебной сказке, ограниченно.
3. Последовательность функций всегда одинакова.
4. Все волшебные сказки однотипны по своему строению.
Удивительно, что даже в Голливуде хорошо знакомы с Проппом!
⠀Из воспоминаний Изалия Земцовского, фольклориста-музыковеда, который был близок с Проппом, а ныне живет в Америке, стало известно, что американская писательница и сценаристка голливудских фильмов Виктория Нельсон говорила следующее:
⠀Мне было интересно читать, хотя эта первая монография автора больше похожа на сгусток уже сделанных выводов, словно сухой остаток — без глубоких рассуждений, где была бы виден сам процесс исследований .
Обязательно почитаю следующую работу — «Исторические корни волшебной сказки».
🙌Обязательно читайте Проппа!
📚#книжныйотзыв
#ВладимирПропп #сказки
«Морфологи волшебной сказки», Владимир Пропп
Если вас спросят, какой русский учёный повлиял на мировую науку в области культурологии, изучения мифов и фольклора, в исследовании сказки и её исторических корней, то без всяких сомнений называйте имя Владимира Проппа. Оглядываясь на культуру XX века, можно смело утверждать, что его исследования вышли намного за рамки изучаемых тем.
⠀
«Прежде чем ответить на вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она собой представляет»
⠀Взявшись в 1920-х годах за описание структуры русской волшебной сказки (за основание было взято примерно сто сказок из известного сборника русских народных сказок составителя А.Н. Афанасьева), Пропп уже стоял на основании предшественников, искавших единую структуру, "морфологию" сказки...⠀В полемике с Веселовским ("Поэтика", именно здесь выражение «морфология сказки» было впервые употреблено ещё в 1884 г.!), Вундтом ("Психология народов"), Волковым ("Сказка. Разыскание по сюжетосложению народной сказки"), Пропп видит слабые стороны научных попыток классифицировать сказки по тем или иным признакам и берётся составить универсальную систему, но не для того, чтобы вписать сказки в придуманную систему, а чтобы из самих сказок извлечь "функции", выработать методологию единого подхода и структурирования сказки.
«Под функцией понимается поступок действующего лица, определённый с точки зрения его значимости для хода действия»
⠀Многие попытки классифицировать сказки по героям, по мотивам, по сюжетам... не привели к тому, чтобы охватить и описать сказки ТАК, чтобы показать единую схему, по которым все сказки существуют, по которым они написаны и видоизменялись со временем. А Владимир Пропп сумел.⠀⭐️Вот его четыре тезиса:
1. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц независимо от того, кем и как они выполняются. Они образуют основные части сказок.
2. Число функций, известных волшебной сказке, ограниченно.
3. Последовательность функций всегда одинакова.
4. Все волшебные сказки однотипны по своему строению.
Удивительно, что даже в Голливуде хорошо знакомы с Проппом!
⠀Из воспоминаний Изалия Земцовского, фольклориста-музыковеда, который был близок с Проппом, а ныне живет в Америке, стало известно, что американская писательница и сценаристка голливудских фильмов Виктория Нельсон говорила следующее:
«У нас в Голливуде есть популярная и безотказно спасительная формула — „Do it with Propp!“... Когда нужно в одной фразе изложить суть будущего фильма, особенно в случае хитрого комбинирования, например, двух сюжетов, опытные мастера-сценаристы советуют: „Follow Propp!“. Выведенные им законы построения сказки работают и в кинематографии. Его книга „Морфология сказки“ — второе американское издание 1968 г. — перепечатывалась в США уже не менее 20 раз. Все сценаристы ее имеют. Это их рабочая Библия»
⠀Опубликовав «Морфологию волшебной сказки» в 1928 г., Пропп приступил к установлению широких этнографических соответствий темам и мотивам волшебной сказки. Почти десять лет спустя первая редакция «Исторических корней волшебной сказки» была завершена и в 1939 году защищена как докторская диссертация. Можно сказать, что «Морфология» явилась введением к изучению глубоких связей между самим повествованием и тем, как и почему оно было изложено в той форме, в какой дошло до современности. Пропп своими исследованиями раскрыл практически неизменяемую структуру сказок, его таблицы и схемы позволили применить методологию в широком плане, его прозрения привели к исследованиям мирового эпоса, древних мифологий, древних текстов, даже Библии.⠀Мне было интересно читать, хотя эта первая монография автора больше похожа на сгусток уже сделанных выводов, словно сухой остаток — без глубоких рассуждений, где была бы виден сам процесс исследований .
Обязательно почитаю следующую работу — «Исторические корни волшебной сказки».
🙌Обязательно читайте Проппа!
📚#книжныйотзыв
#ВладимирПропп #сказки
Пришлось мне перечитывать первую книгу «Дом голосов» (отзыв тут) про гипнолога и детского психолога из Флоренции, чтобы взяться за вторую — продолжение. А всё потому, что данный автор любит покопаться в подсознании человека и несколько раз вывернуть всё наизнанку, так что потом ты смотришь на сюжет и думаешь, а в этот раз где подвох и куда тебя вывернет кривая из снов, гипнотических откровений и блужданий по древнему итальянскому городу и его предместий?
#читаю_Карризи
// отзыв ниже ⤵️ //
#читаю_Карризи
// отзыв ниже ⤵️ //
«Дом без воспоминаний», Донато Карризи
Прошло полтора года с событий предыдущего романа, где детский гипнолог и спец по психотравмам Пьетро Джербер пытался вытащить на свет Божий давнюю травму Ханны Холл, приехавшей аж из Австралии, чтобы разобраться, почему, будучи маленькой девочкой, та таскалась по итальянским лесам и заброшкам с мамой и папой (и с трупиком некого Адо в деревянной коробочке с сургучной печатью). Копался бедолага Пьетро в чужой травме, а вытащил своих тараканов. Узнал и кое-что про отца, знаменитого гипнолога с именем "сеньор Б.", ставившего деткам диснеевские песенки в своей оборудованной картонными лесами и ярким небом на потолке комнате. Разузнал и про местную давно закрытую психиатрическую лечебницу с её тайнами... Так завяз Пьетро в том деле, которое перевернуло его самого, что брак распался, жена Сильвия с сыном Марко ушла от Пьетро...
А тут вдруг в округе Муджелло, где охотничьи угодья и непроходимые леса, пропала албанская женщина с двенадцатилетним сыном, осталась только их машина с проколотыми шинами. Через восемь месяцев на мальчика наткнулась местная лошадница, которая как заведённый будильник в одно и то же время вставала и ездила в те самые места выгуливать собак. Мальчик выглядел опрятным и абсолютно внешне здоровым, но остался словно в глубоком кататоническом ступоре и неспособным к контакту.
Судья по делам несовершеннолетних, дама из аристократического рода Бальди (уже знакомая нам по предыдущей книге), обратилась к Пьетро с просьбой ввести того потеряшку в гипноз и выяснить, а где же мамка? Но вышло на свет совсем иное: мол, он сам виноват и у него есть условия, которые надо выполнить, чтобы услышать всю историю. Малого посадили в спецучреждение, а наш детский психолог и сын гипнотизёра взялся разгадать, что же зашифровано под тем посланием, которое кем-то вложено в головку мальчика Нико.
Карризи как всегда лихо переплетает прошлое и настоящее, засевшие в подсознании и в недоступных для посторонних тайниках мозга давние травмы, которые с течением времени раскрываются в своей жуткой неправдоподобности. И читатель может усомниться, а что это вообще происходит, не игра ли это воображения? В итоге ты так можешь запутаться, что правда и ложь, добро и зло меняются местами по несколько раз за один его психологический триллер. Так случилось и в данном случае, когда Пьетро Джербер поведает кроме прочего и о своём пути в гипнотизёры, инициация во флорентийское общество которых связана с древней запрещённой карточной игрой, со страхом потерять счёт времени и связь с реальностью, даже со смертью...
Роман приводит к похожим по мотивам и предпосылкам сюжетным ходам, уже всплывавшим в «Подсказчике», когда герой пытается дойти до сути, до корней проблемы и выяснить, что же там произошло и кто злодей, но нити ведут в скрытое от глаз зло, в подсознание и того, кто мастерски вложил свои мысли и идеи в мозг того или иного персонажа, играя и манипулируя реальностью. Недосказанность в романах Карризи меня всегда настораживает, ведь
Придётся ждать продолжения. А то ведь если сам попытаешься дойти до сути, можешь сам чуть того — повредиться умом🙈. Карризи подскажет. В следующем романе (если вы так же как я подсел на его крючок).
📚#книжныйотзыв #триллер
#читаю_Карризи
Прошло полтора года с событий предыдущего романа, где детский гипнолог и спец по психотравмам Пьетро Джербер пытался вытащить на свет Божий давнюю травму Ханны Холл, приехавшей аж из Австралии, чтобы разобраться, почему, будучи маленькой девочкой, та таскалась по итальянским лесам и заброшкам с мамой и папой (и с трупиком некого Адо в деревянной коробочке с сургучной печатью). Копался бедолага Пьетро в чужой травме, а вытащил своих тараканов. Узнал и кое-что про отца, знаменитого гипнолога с именем "сеньор Б.", ставившего деткам диснеевские песенки в своей оборудованной картонными лесами и ярким небом на потолке комнате. Разузнал и про местную давно закрытую психиатрическую лечебницу с её тайнами... Так завяз Пьетро в том деле, которое перевернуло его самого, что брак распался, жена Сильвия с сыном Марко ушла от Пьетро...
А тут вдруг в округе Муджелло, где охотничьи угодья и непроходимые леса, пропала албанская женщина с двенадцатилетним сыном, осталась только их машина с проколотыми шинами. Через восемь месяцев на мальчика наткнулась местная лошадница, которая как заведённый будильник в одно и то же время вставала и ездила в те самые места выгуливать собак. Мальчик выглядел опрятным и абсолютно внешне здоровым, но остался словно в глубоком кататоническом ступоре и неспособным к контакту.
«Затерянная комната, в которой заперт Нико, не в его уме. Такая комната для него —весь мир»
Судья по делам несовершеннолетних, дама из аристократического рода Бальди (уже знакомая нам по предыдущей книге), обратилась к Пьетро с просьбой ввести того потеряшку в гипноз и выяснить, а где же мамка? Но вышло на свет совсем иное: мол, он сам виноват и у него есть условия, которые надо выполнить, чтобы услышать всю историю. Малого посадили в спецучреждение, а наш детский психолог и сын гипнотизёра взялся разгадать, что же зашифровано под тем посланием, которое кем-то вложено в головку мальчика Нико.
«На самом деле дети – хранители абсолютной истины существования. Вот только взрослые отворачиваются от нее, не желают слышать. Потому что взрослые потеряли невинность и уже не воспринимают таких тривиальных вещей, как смерть, или то, что не всегда легко отличить добро от зла»
Карризи как всегда лихо переплетает прошлое и настоящее, засевшие в подсознании и в недоступных для посторонних тайниках мозга давние травмы, которые с течением времени раскрываются в своей жуткой неправдоподобности. И читатель может усомниться, а что это вообще происходит, не игра ли это воображения? В итоге ты так можешь запутаться, что правда и ложь, добро и зло меняются местами по несколько раз за один его психологический триллер. Так случилось и в данном случае, когда Пьетро Джербер поведает кроме прочего и о своём пути в гипнотизёры, инициация во флорентийское общество которых связана с древней запрещённой карточной игрой, со страхом потерять счёт времени и связь с реальностью, даже со смертью...
«Умирать не всегда обязательно, — вмешался сеньор Б., удерживая его руку. — Иногда достаточно нарушить правила, согласно которым устроен мир, где ты находишься»
Роман приводит к похожим по мотивам и предпосылкам сюжетным ходам, уже всплывавшим в «Подсказчике», когда герой пытается дойти до сути, до корней проблемы и выяснить, что же там произошло и кто злодей, но нити ведут в скрытое от глаз зло, в подсознание и того, кто мастерски вложил свои мысли и идеи в мозг того или иного персонажа, играя и манипулируя реальностью. Недосказанность в романах Карризи меня всегда настораживает, ведь
«Недосказанные истории со временем становятся токсичными. И отравляют всё вокруг»
Придётся ждать продолжения. А то ведь если сам попытаешься дойти до сути, можешь сам чуть того — повредиться умом🙈. Карризи подскажет. В следующем романе (если вы так же как я подсел на его крючок).
📚#книжныйотзыв #триллер
#читаю_Карризи
Вот мы и дожили до такого времени, когда количество упомянутых "иноагентов" или СМИ, выполняющих функции "иностранного агента", на обложке книги — отличный показатель.
Показатель качества того, что под обложкой находится, показатель актуальности издания. Хорошие сапоги, надо брать.
Спасибо, Юля, за такой книжный сюрприз. Сегодня получил по почте🙌.
📖«КОНЕЦ РЕЖИМА: Как закончились три европейские диктатуры», Александр Баунов. Альпина Паблишер, 2023.
Александр Баунов —
«Диктаторы прошлого со временем приобретают известную романтическую привлекательность — только на близком расстоянии видно, сколь душераздирающе они заурядны. Как все исторические повествования, это роман с известным концом. Погибель всякой диктатуры — в открытости миру, договорëнностях граждан и фрагментации элит»
Екатерина Шульман
#книжныеновинки
Показатель качества того, что под обложкой находится, показатель актуальности издания. Хорошие сапоги, надо брать.
Спасибо, Юля, за такой книжный сюрприз. Сегодня получил по почте🙌.
📖«КОНЕЦ РЕЖИМА: Как закончились три европейские диктатуры», Александр Баунов. Альпина Паблишер, 2023.
Александр Баунов —
филолог-античник, преподаватель древнегреческого и латинского языков, работал дипломатом в посольстве России в Афинах, журналистом. Репортёр и редактор журнала «Русский Newsweek»
«Диктаторы прошлого со временем приобретают известную романтическую привлекательность — только на близком расстоянии видно, сколь душераздирающе они заурядны. Как все исторические повествования, это роман с известным концом. Погибель всякой диктатуры — в открытости миру, договорëнностях граждан и фрагментации элит»
Екатерина Шульман
#книжныеновинки
«Одну секунду я был близок к тому, чтобы упасть на колени и прошептать: — Милая, ну зачем? Зачем тебе с такой беспощадностью отрабатывать эту идиотскую, насильно вбитую в тебя природой и обществом программу, чтобы заставить меня страдать всё сильнее и сильнее? Что ты пытаешься спрятать за волнами ужаса и боли, которые поднимаешь в моей душе? Свою пустоту? Своё небытие? Я знаю о них и ничего не имею против. Почему ты не можешь просто дарить мне радость и спокойно жить — или притворяться, что живёшь, — рядом? Зачем тебе постоянно раздувать сжигающее меня страдание? Но я был уже достаточно знаком с правилами этой отвратительной игры, чтобы понимать — женщине такого не говорят»
Виктор Пелевин, «S.N.U.F.F.»
С праздником 💐, дорогие женщины.
#цитата #викторпелевин
Виктор Пелевин, «S.N.U.F.F.»
С праздником 💐, дорогие женщины.
#цитата #викторпелевин
Такой замечательный проникновенный роман (повесть?) я прочитал...
📝
О выдумывании как таланте и вранье самому себе, приводящем, увы, к трагическим последствиям...
//отзыв ниже ⤵️ //
📝
«...мне всегда нравилось выдумывать жизни едва увиденных незнакомцев, разглядывать их силуэты, у меня это как мания, началось всё это, кажется, в детстве, да, точно, теперь вспоминаю, началось, когда я был мальчишкой, маму это тревожило, она говорила: хватит врать, она говорила именно врать, а не сочинять, но я продолжал и спустя много лет занимаюсь тем же...»
О выдумывании как таланте и вранье самому себе, приводящем, увы, к трагическим последствиям...
//отзыв ниже ⤵️ //
«Хватит врать», Филипп Бессон, книга для лиц +18 лет, Popcorn Books, 2021
Эта история так проста и одновременно так грустна. Она о том, что вечно как мир — о любви и расставании. О первой любви, которая остаётся в душе навсегда, которая больше ни с чем не сравнится. Начинается же всё с одного интервью, которое уже известный писатель Филипп даёт журналистке в фойе гостинице в Бордо. И тут он со спины замечает юношу, который ему кого-то очень сильно напоминает. Он бежит за ним, окликает именем “Томá“. Перед ним словно оживший образ его первой любви, того семнадцатилетнего парня, который предстал перед ним спустя двадцать с лишним лет...
Писатель вспоминает школу, свои 17 лет, небольшой городок Барбезьë и школу, выпускной класс профиля “С“... Мальчишка чуть с девичьими манерами, умный и способный ученик, уже прочитавший многих авторов, даже пробовавший (но не осиливший) Марселя Пруста. Его отец — учитель, семья последует в любой город, куда того назначат. А в этой школе отец ещё и директор. Примерный сын, жизнь которого практически предопределена стать успешной, он с одиннадцати лет понял и принял свою непохожесть, он уже тогда познакомился с телом другого мальчика. И тут он влюбился в совершенно не похожего на его знакомых юношу...
Спустя годы Филипп смотрит на того себя и вытягивает из памяти яркие и особо запомнившиеся эпизоды, ощущения ещё не окончившегося детства... Как он смотрит на юношу из параллельного класса, тоже выпускника, но из класса профиля “D”. Между ними словно пропасть. Филипп невольно следит за ним, за этим хорошо слаженным и чуть небрежным к чужому вниманию сверстников юноше. Томá Андриë, сын местного фермера и галисийской красавицы, глаза которого словно бездна, притягивающая к себе... Мальчик и не знал, что Тома тоже присматривался к нему и ищет удобного случая, чтобы пригласить на встречу — подальше от людей, в таверну на краю города. Только чтобы прикоснуться, а потом тайком встречаться и наслаждаться урывками интимной близости...
Несколько месяцев между зимой и летом 1984 года, которые так повлияли и на Филиппа, и, как оказалось, на Тома. Эти походы в кино, поездки на мотоцикле, разговоры о будущем, о родителях, о жизни. Но там было больше интимного, чем разумного, больше страсти, чем осознания. Осознание придёт гораздо позже. Увы, после лета 1984 года пути двух любовников разойдутся. Тома поедет к родственникам в Испанию работать. А Филипп поедет учиться в престижный лицей. И один уже знал, что так случиться, словно прощался на той одной фотографии, которую позволил снять Филиппу во время их последней поездки на мотоцикле...
Вторая часть — это уже 2007 год, когда Филипп живёт с партнёром, пишет и ездит с презентациями книг. Тогда он и встретит в фойе гостиницы Люку, сына Тома... И тот расскажет ему про отца, про раннюю его женитьбу в двадцать лет, как тот не пропускает ни одной передачи с Филиппом, даже его книги где-то есть в доме... И третья часть истории — это 2016 год, когда Люка сам находит писателя, чтобы рассказать о том, что произошло девять лет назад и... тринадцать дней назад. Что случилось с его отцом и какое письмо тот оставил — письмо из 1984 года, когда Тома после выпускного уехал в Испанию...
Я понимаю, почему и Джон Бойн, и Андре Асиман, и Оливия Лэнг так высоко оценили этот небольшой роман (скорее повесть), состоящий из рефлексий, размышлений и воспоминаниий. Джонатан Коу пророчит, что этот текст станет классикой. Потому что роман о настоящей любви, которая казалась просто временным увлечением, о глубинном и настоящем в нас, что ничем нельзя заглушить — никаким враньём себе или окружающим.
📚#книжныйотзыв
#ХватитВрать
🌈#гомосексуальность_в_ХЛ
Эта история так проста и одновременно так грустна. Она о том, что вечно как мир — о любви и расставании. О первой любви, которая остаётся в душе навсегда, которая больше ни с чем не сравнится. Начинается же всё с одного интервью, которое уже известный писатель Филипп даёт журналистке в фойе гостинице в Бордо. И тут он со спины замечает юношу, который ему кого-то очень сильно напоминает. Он бежит за ним, окликает именем “Томá“. Перед ним словно оживший образ его первой любви, того семнадцатилетнего парня, который предстал перед ним спустя двадцать с лишним лет...
«Конечно, это была любовь. А завтра останется только пустота»
Писатель вспоминает школу, свои 17 лет, небольшой городок Барбезьë и школу, выпускной класс профиля “С“... Мальчишка чуть с девичьими манерами, умный и способный ученик, уже прочитавший многих авторов, даже пробовавший (но не осиливший) Марселя Пруста. Его отец — учитель, семья последует в любой город, куда того назначат. А в этой школе отец ещё и директор. Примерный сын, жизнь которого практически предопределена стать успешной, он с одиннадцати лет понял и принял свою непохожесть, он уже тогда познакомился с телом другого мальчика. И тут он влюбился в совершенно не похожего на его знакомых юношу...
«Я задумываюсь, не приводит ли именно холодность отцов к крайней чувствительности сыновей»
Спустя годы Филипп смотрит на того себя и вытягивает из памяти яркие и особо запомнившиеся эпизоды, ощущения ещё не окончившегося детства... Как он смотрит на юношу из параллельного класса, тоже выпускника, но из класса профиля “D”. Между ними словно пропасть. Филипп невольно следит за ним, за этим хорошо слаженным и чуть небрежным к чужому вниманию сверстников юноше. Томá Андриë, сын местного фермера и галисийской красавицы, глаза которого словно бездна, притягивающая к себе... Мальчик и не знал, что Тома тоже присматривался к нему и ищет удобного случая, чтобы пригласить на встречу — подальше от людей, в таверну на краю города. Только чтобы прикоснуться, а потом тайком встречаться и наслаждаться урывками интимной близости...
Несколько месяцев между зимой и летом 1984 года, которые так повлияли и на Филиппа, и, как оказалось, на Тома. Эти походы в кино, поездки на мотоцикле, разговоры о будущем, о родителях, о жизни. Но там было больше интимного, чем разумного, больше страсти, чем осознания. Осознание придёт гораздо позже. Увы, после лета 1984 года пути двух любовников разойдутся. Тома поедет к родственникам в Испанию работать. А Филипп поедет учиться в престижный лицей. И один уже знал, что так случиться, словно прощался на той одной фотографии, которую позволил снять Филиппу во время их последней поездки на мотоцикле...
Вторая часть — это уже 2007 год, когда Филипп живёт с партнёром, пишет и ездит с презентациями книг. Тогда он и встретит в фойе гостиницы Люку, сына Тома... И тот расскажет ему про отца, про раннюю его женитьбу в двадцать лет, как тот не пропускает ни одной передачи с Филиппом, даже его книги где-то есть в доме... И третья часть истории — это 2016 год, когда Люка сам находит писателя, чтобы рассказать о том, что произошло девять лет назад и... тринадцать дней назад. Что случилось с его отцом и какое письмо тот оставил — письмо из 1984 года, когда Тома после выпускного уехал в Испанию...
«Однако время всё сглаживает, затягивает дымкой, размывает очертания, рассеивает, будто пыльцу в воздухе поздней весной. Люка бормочет: ко всему на свете привыкаешь, в том числе и к тому, что от тебя отступаются люди, с которыми ты думал, что связан навсегда»
Я понимаю, почему и Джон Бойн, и Андре Асиман, и Оливия Лэнг так высоко оценили этот небольшой роман (скорее повесть), состоящий из рефлексий, размышлений и воспоминаниий. Джонатан Коу пророчит, что этот текст станет классикой. Потому что роман о настоящей любви, которая казалась просто временным увлечением, о глубинном и настоящем в нас, что ничем нельзя заглушить — никаким враньём себе или окружающим.
📚#книжныйотзыв
#ХватитВрать
🌈#гомосексуальность_в_ХЛ
💁♀️Женщины в книгах и книги, написанные женщинами. Хочу вот такую подборочку вам привести и цитаты к ним... (пост следует ниже)
Заодно и #фотографирую_обложки (выпуск 2)
Заодно и #фотографирую_обложки (выпуск 2)