ДОБРО В КРЕДИТ

Чем больше вокруг пиздеца, тем больше я думаю о том, что никакой морали, кроме готтентотской, по умолчанию в принципе не существует. Другим бывает только сознательный выбор — наперекор окружающему, коллективному бессознательному, даже инстинкту самосохранения.

Удивляться остается только желанию части русских казаться и называться хорошими. По сути получается, что ватников они презирают за безыскусность и незатейливость: что думают, то и говорят. А себя любят и ценят за красиво упакованные в гуманистическую обертку лживость и двоемыслие.

В чем биологическая функция этого наивного юберменшестаа, я пока не допер. Желание красоваться на фоне других нам всем в той или иной мере свойственно. Но если ватников эта публика обвиняет в желании присосаться к чужим победам, то сама не мыслит себя без присасывания к чужим добродетелям.

Это словно добро, взятое в кредит — подобно нищебродам, которые не могут обойтись без айфона последней модели. В отличие от поступков, слова хорошо маскируют внутреннее содержание. Под говно мимикрировать никто не хочет (да и не требуется); изображать добро — одобряемая стратегия социального поведения.

2022

Первый выпуск стрима нашей открытой киношколы "Настоящее время" на телеканале "Катунь-24": разгоняем идеи участников конкурса до концептов киноисторий прямо в эфире! Присоединяйтесь! https://katun24.ru/projects/nastoyashchee-vremya/810875

Написал о смыслах, развитии и "производственных" фильмах:

Мы плохо знаем и понимаем не только собственную страну, но и самих себя. Соответственно, плохо репрезентируем себя инструментами массовой культуры во внешнем мире. Сейчас много говорят о ремейках советской киноклассики. Но каким языком предлагается ее переводить для современной молодежи?

Тупое копирование успеха иметь не может. Современные курьеры — не курьер из фильма Шахназарова. У современных ученых тоже современные проблемы. Тут требуется совершенно новая работа с драматургическим материалом сегодняшнего дня. А навыки адекватного современности драматургического мышления во многом утрачены.

Разработка киноисторий, которые снимаются за большие государственные деньги, должна стать государственной задачей. Не в смысле ограничения свободы творчества, а в смысле целеполагания и экспертного подхода. Критериями должны становиться не тематические слоты (которые сами по себе никого ни в чем не ограничивают), а объединяющие общество смыслы, которые необходимы для развития страны.

https://stimul.online/articles/sreda/kto-segodnya-poydet-na-grozu/

КВАНТОВЫЙ ГУМАНИЗМ

Есть у представителей Сил Света забавная феня: рассуждать о том, что кровавый режим внедряет в умы циничный дискурс – кругом одинаковое говно, и во всем мире все одним миром мазаны. «Конечно нет, – говорят светлые человечки, - безнравственный смрад крымнаша царит только на одной шестой, а в некоторой цивилизованной части света, с которой мы должны брать пример, рулит гуманистическая этика».

Тут ватный лох теребит канделябр, нервно вопрошая: а как же Косово, Фолкленды, Гренада и далее по списку? А светлый человек ему на это тонкую улыбку и каверзный вопрос: «И что, мы теперь должны брать с них пример?..» Конечно же нет: мы должны подставлять поборникам гуманизма вторую щеку, а Украина клевретам тоталитаризма - не должна, и хрен с ним, что заложниками национальной гордости малороссов станут какие-то лугандонские унтерменши.

Потому что унтерменшей развели на нищую Россию, а свободных украинцев – на богатую Европу. Потому что унтерменши поддерживают кровавый режим, который убивает свободных сирийских детей, пока свободный мир убивает несвободных сирийских детей. Нет в мире одинакового говна, у каждого - свои оттенки и свой запах. Хорошее должно выглядеть как свобода и пахнуть как свобода.

Это не двойные стандарты, это квантовый гуманизм, в котором логика событий зависит от позиции наблюдателя: «Как могут эти подонки спрашивать, кому был выгоден сбитый боинг? Нам подобные вопросы невыгодны!»

2017

Европейский выбор

Мы ругаем сталинскую национальную политику — и, разумеется, за дело. Но разве не то же самое — и с куда более страшными последствиями — творили цивилизованные джентльмены, нарезая Ближний Восток?

Интересно, что консерватизм и либерализм в их традиционных изводах уже нельзя назвать антагонистичными. Граница проходит скорее между здравым смыслом и идиотизмом, который почему-то (в силу отсутствия приличествующих слов или для наукообразия) называется его адептами и оппонентами либерализмом.

То же самое с патриотизмом и либерализмом, которые сами по себе ничем друг другу не противоречат. Есть страты, задача которых — разбрасывать камни, и есть страты, задача которых — собирать. Ломать и строить, раскалывать и объединять. И в политическом смысле, и в профессиональном, и в идеологическом, и в философском.

И это не "патриоты" и "либералы", а разрушители и созидатели. Этот же критерий подходит рассуждениям о добре и зле, поскольку требует не перетягивания идеологического каната, и не манипуляций смыслами. Неоднозначно — не значит сложно. По крайней мере там, где есть внутренне непротиворечивая система ценностей. Демократическая в хорошем смысле этого слова.

2022

Выхода из маразма мира мы не знаем, и было бы проявлением непростительного высокомерия, если бы мы расценивали то малое, что делаем, как некий основополагающий выход и если бы, наконец, самих себя, свои сообщества и свои решения жизненных проблем стали предлагать кому-то как образец того, что единственно имеет смысл делать.

Вацлав Гавел, 1978

– Cher ami, – благодушно заметил ему Степан Трофимович, – поверьте, что это (он повторил жест вокруг шеи) нисколько не принесет пользы ни нашим помещикам, ни всем нам вообще. Мы и без голов ничего не сумеем устроить, несмотря на то что наши головы всего более и мешают нам понимать.

Достоевский, «Бесы»

Толкователь в телеге: «Если русских народников и большевиков сделал роман «Что делать?» Чернышевского, то молодых сталинских патриотов 1930-х, во многом благодаря которым удалось выиграть войну - роман Островского «Как закалялась сталь».

Сколько ни читаю мемуаров молодёжи той поры, 1930-х, почти все говорят, что «Как закалялась сталь» перевернул их, они хотели быть похожими на Павку Корчагина. В бой эта молодёжь первой половины 1920-х годов рождения шла, держа в уме не Пушкина, Суворова или Александра Невского, а Павку Корчагина».

Это не к тому, что ролевые модели поведения обеспечиваются госзаказом: Островский, как и Чернышевский, своей кровью и судьбой писал. Это к тому, что и сегодня есть такие люди, — о которых мы не знаем, или знаем очень мало. От которых в лучшем случае остаётся: «Работайте, братья!»

Крошка-сын к отцу пришел, и спрашивает:
— Пап, а что такое альтернатива?
Отец начинает обьяснять:
— Вот ты, сынок, вырастешь. Женишься. Тебе надо будет содержать семью. Ты решишь завести свой бизнес. Купишь несколько курочек, они снесут яички, ты их продашь, накопишь денюшек, купишь еще курочек... Заведешь курятник, потом еще один, потом еще, еще, и наконец построишь... птицефабрику! Закупишь оборудование, будешь продавать курей... А в один прекрасный день – Р-РАЗ! И ПОТОП!!! Всю птицефабрику твою на хрен смыло! Куры, яйца, комбикорма, оборудование на миллионы – все пропало!..
Тут сын говорит:
— Папа, это, конечно, грустная история, но что такое альтернатива?
— Так вот, сынок, альтернатива – утки!

Зурабишвили благополучно обосралась и сошла с дистанции благих намерений на обочину истории. Замах на Жанну д’Арк, выхлоп на сантим.

Надеюсь, Грузия избежала еще одной гражданской войны. Пусть хотя бы страх способствует миру, если на здравый смысл уповать не приходится.

Слишком быстро люди с хорошими лицами забывают уроки истории. Когда империя перестает принуждать свои народы к миру, народы разрывают сначала империю, а потом друг друга.

Прощаясь с «Коммерсантъ Weekend», Зинаида Пронченко написала: «освобождают от должности сотрудников легендарного издания, строивших в России два с лишним десятилетия башню из слоновой кости».

Я любому УЖК в этой ситуации, конечно, сочувствую, но можете ли вы себе представить «Нью-Йоркер», «Пари Матч» (не говоря уж о «Шарли Эбдо»), «Шпигель» или «Спектейтор», которые по 20 лет строили бы слоновьи башни?

В этом желании прогрессивной интеллигенции жить и мыслить интересами замкнутого эскапистского мирка и заключается проблема нашего общественного развития. Даже при советской власти ничего подобного не было.

Было «аэропортовское гетто», но и его обитатели (по ним хорошо прошлась Нея Зоркая) существовали в дискурсе толстых журналов, которые волей-неволей рефлексировали реальность, а не пьянки в ЦДЛ и Доме кино.

Перестройка в прямом смысле объединила народ и интеллигенцию. Ничего романтичного, как показало вскрытие, в этом не было: просто интересы совпали. А потом разошлись. Обслуживать интересы власти стало выгоднее.

Эта симфония длилась недолго и закончилась тем, что одним видится возвращением к принципам, а другим — отлучением от кормушки. Соответственно, пришлось искать принципам новое, хорошо оплачиваемое, прибежище.

Башни из слоновой кости строились как эскапистские человейники. Характернейшим примером стала митинговая активность столичной интеллигенции, которая наглухо проигнорировала протесты врачей.

Страна революции достоинства уже вовсю «донбила Бамбас», — как шутили обитатели слонобашен, которые в это время ходили по бульварам маршами мира за всё украинское хорошее и против всего российского плохого.

Протесты были способом шатать режим, не трогая ограды зоны комфорта. На первых появился замечательный слоган «Вы нас даже не представляете». Выяснилось, что все наши страты плохо представляли друг друга.

Релокация из зоны комфорта в безразличный к страданиям коллективного Васисуалия Лоханкина свободный мир заставила его судорожно цепляться за обломки башни из слоновой кости, которую он почитал за Вавилонскую.

Как в «Бесах», — «Весь вид его говорил: «Карты! Я сажусь с вами в ералаш! Разве это совместно? Кто ж отвечает за это? Кто разбил мою деятельность и обратил ее в ералаш? Э, погибай Россия!» — и он осанисто козырял с червей».

Посмотрел «Анору». Не понял ни восторгов, ни ругани. Неплохой, забавный, довольно затянутый фильм. Если в Каннах некого было больше наградить, можно только посочувствовать. Наверное, в повесточку попал. Марк Эйдельштейн блестяще сыграл говнюка. А так — не «Красотка».

Умер, прожив сто лет, веривший в Бога и права человека Джимми Картер. Один из лучших людей на посту президента США, и один из худших президентов. Человеческое лицо американской политики и прекрасной эпохи. Царство небесное!

Студентов английского университета предупреждают, что чтение поэм Гомера «Илиада» и «Одиссея» может быть опасно, так как их содержание «вызывает беспокойство».

В этих произведениях встречаются сцены сексуального насилия, а также детской смертности. В случае чего студентам разрешается покинуть аудиторию во время занятия, позвонить на горячую линию и связаться с психологом, но, конечно, в первую очередь стоит обратить внимание самого лектора на то, что изучаемая тема вызывает дискомфорт и беспокойство.

Всё никогда не бывает так хорошо или так плохо, как кажется, и ничего не бывает одинаково у всех. Кому война, а кому мать родна; кому щи жидки, а кому бриллианты мелки.

Всё не так однозначно — хотя бы потому, что смысл событий проявляется не сразу, для разных людей имея разное значение. Добро для одних оборачивается злом для других, и наоборот.

В эпоху готтентотского гуманизма относительно всё, кроме ценностей, которым мы соответствуем. Как мудро сказал мне один кидала, жизнь состоит не из слов, а из поступков.

Не всегда наши поступки оказываются мудрыми. Если бы человек мог ускорять течение событий по собственной воле, кирдык уже давно бы наступил. Несовершенство — залог гомеостаза.

В этом году удалось сделать многое, но не всё, что хотелось. То, что удалось, могло быть лучше. Совершенству нет предела, но учиться получается только на ошибках, и чаще всего — на своих.

Пусть работа над ними сделает наш новый год лучше, и пусть она научит нас сделать лучше окружающий мир. Выпьем за то, чтобы мы становились частью решений, а не проблем.

За мир — в душе и вокруг нас. За здоровье — психическое и физическое. За свободу — от страхов и иллюзий. За победу — над врагами, обстоятельствами и над собой. За гармонию сбыч и мечт!

Позавтракал я скрепно и по-имперски: оливье с коктебельской граппой (патриотический квас пусть еще поднастоится). А вы знали, что в майонез надо добавить горчицы?..

После этого потянуло на пропаганду. Над скрепами не смеялся только совсем ленивый либерал. Да и мемасик годный. Я обычно на своих мастер-классах устраиваю угадайку: какие у нас скрепы? Никто не знает.

Инжой — их пять:

1. милосердие
2. сочувствие
3. сострадание друг другу
4. поддержка
5. взаимопомощь

Правда же смешно? А про традиционные духовно-нравственные ценности слыхали? Совсем уши вянут? Терпите:

«человеколюбие, справедливость, честь, совесть, воля, личное достоинство, вера в добро и стремление к исполнению нравственного долга перед самим собой, своей семьей и своим Отечеством».

Какой ужас, — скажите? Ума вот только нет. Видимо, посчитали — и небезосновательно — что отстаивать его бессмысленно: если Господь чем обделил, не вмешиваться же в Его волю правительственными документами.

Это из «Стратегии развития воспитания в Российской Федерации на период до 2025 года». В Указе Президента Российской Федерации от 09.11.2022 г. № 809 «Об утверждении Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей» их больше:

«жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России».

Очень интересно, в какой стране мира сочли бы правильным и нравственным над этими ценностями ржать? Ответ на этот риторический вопрос прост: в той, где не пропагандируются соответствующие ролевые модели поведения.

Именно это, начиная с древнейших мифов, было задачей массового искусства: национальное самосознание. Именно это становится мишенью деструктивной (извините за бюрократизм) идеологии.

Именно это было в центре советского воспитания. Почему же, спросите вы, советские люди порастеряли его при переходе к рынку? Порастерять его несложно — по той же причине праведников всегда меньше, чем палачей.

Когда рушится государство, людям — в массе — не до воспитания. Вопрос в том, чем живет государство, покуда оно сильно. И чем оно сильно — помимо баллистических ракет. Это — его ценности. То, во что нация верит.

Патриоты любят называть это идеологией, которой у нас нет. Которая запрещена Конституцией. И которую надо то ли заново изобрести, то ли нащупать, как черную кошку в темной комнате.

С идеологией есть одна проблема: она раскалывает любое общество, потому что по определению лжива. Советская идеология штамповала розовых пони, для которых столкновение с реальностью означало крах иллюзий.

Таких же розовых пони долгое время штамповала у нас либеральная идеология. Скорее даже, это был гибрид розового пони и страуса. Жить в реальном мире и игнорировать его — круче, чем внезапно в нем оказаться.

Ценности готовят нас к реальности. Ценности — это то, что приходится отстаивать вопреки ей. Ценности закаляют и объединяют. Именно они создают героев и праведников. Тех, на ком еще держится мир.

Возможно, главная прелесть для человека — считать себя историческим животным, актором больших процессов. Дерзновенно объедать древо познания добра и зла и заседать в трибуналах высшей страсти. Не стала ли причиной изгнания из Рая идея что-то подправить в небесной консерватории? "Свобода — это абсолютное доверие Господу Богу", сказал отец.

Ненависть всегда начинается с желания улучшить мир. Зло вызывается жаждой Добра, которая обращена вовне: ведь внутри у метафизического диссидента по определению всё в порядке. Тому, что сила, которая вечно хочет зла, вечно совершает какое-то очередное благо, удивляться не приходится: у всякой медали есть обратная сторона. Но переворачивать мы предпочитаем столы, а не медали.

Мы убеждены в том, что запреты противоречат свободе, хотя свобода строится на запретах. Законы — это камертон, которым поверяется инструментовка свободы в общественном оркестре. Звук его рано или поздно начинает диссонировать с временем, — как разные поколения между собой. И возникает несколько комичное желание соответствовать новому времени старыми средствами.

Так старые конформисты становятся пророками свободы, а проститутки — проповедницами морали. Человеку хочется стремиться к идеалу, но не всегда позволяют идеалы и времена. Личный выбор в этом смысле — всегда общественный. Ветер перемен первым приносит свободу от себя самого. Обычно не старый конь портит борозду, а новая борозда — старого коня.

Задрав штаны, бежать за комсомолом — занятие всегда модное и дающее чувство причастности к историческому процессу. Но, может быть, подправить что-то стоило раньше — и в собственной жизни? На общество мы неизбежно проецируем свой личный опыт и внутренний мир. Человечество, смеясь, расстается со своим прошлым, но, к сожалению, прошлое смеется последним.

2023

— Но ведь в России все думают, что эта жуть только у нас,— сказал я.

— Да,— согласился Энлиль Маратович.— Для российского сознания характерно ощущение неполноценности и омраченности всего происходящего в России по сравнению с происходящим где-то там. Но это, Рама, просто одна из черт русского ума, делающих его судьбу особенно невыносимой. И в этой невыносимости — залог трудного русского счастья.

— Почему?

— Потому что русский человек почти всегда живет в надежде, что он вот-вот порвет цепи, свергнет тиранию, победит коррупцию и холод — и тогда начнется новая жизнь, полная света и радости. Эта извечная мечта, эти, как сказал поэт Вертинский, бесконечные пропасти к недоступной весне и придают жизни смысл, создавая надежду и цель. Но если тирания случайно сворачивает себе шею сама и цепи рвутся, подвешенный в пустоте русский ум начинает выть от подлости происходящего вокруг и внутри, ибо становится ясно, что страдал он не из-за гнета палачей, а из-за своей собственной природы. И тогда он быстро и незаметно выстраивает вокруг себя новую тюрьму, на которую можно остроумно жаловаться человечеству шестистопным ямбом. Он прячется от холода в знакомую жопу, где провел столько времени, что это для него уже не жопа, а уютная нора с кормящим его огородом, на котором растут злодеи и угнетатели, светлые борцы, скромный революционный гламур и немудрящий честный дискурс. Где есть далекая заря грядущего счастья и морщинистый иллюминатор с видом на Европу. Появляется смысловое поле, силовые линии которого придают русскому уму привычную позу. В таком положении он и выведен жить...

Пелевин, «Бэтман Аполло»