Тест патриотизма

1. Чувствуете ли вы связь с какой-либо страной? Связь, которая позволяет вам себя с этой страной идентифицировать — как с отечеством, исторической или духовной родиной, приютом изгнанника или как-нибудь еще?
2. Чувствуете ли вы свою ответственность за свою страну?
3. Готовы ли вы защищать свою страну с оружием в руках?
4. Готовы ли вы оправдывать действия правительства своей страны, направленные на ее защиту?
5. В зависимости от чего вы готовы солидаризироваться с действиями правительства своей страны?
6. Принесение в жертву каких (чьих) прав и свобод вы готовы оправдать ради защиты своей страны?
7. В зависимости от каких действий правительства своей страны вы готовы желать своей стране поражения?
8. Поддержите ли вы ядерный удар по противнику своей страны, если от этого зависит ее существование?
9. Поддержите ли вы геноцид вражеского народа, если от этого будет зависеть существование вашего?
10. Что именно в этом случае вы будете считать геноцидом?
11. Будете ли вы чувствовать свою вину в случае поражения своей страны?
12. Будете ли вы чувствовать свою вину в случае победы своей страны?

Отвечать обязательно только себе. При желании или необходимости можно придумать себе и несуществующую страну — например, Прекрасную Россию Будущего. Равно как и любые предлагаемые обстоятельства. Честность ответов и результаты теста вы оцениваете сами.

Предложения по модификации опросника приветствуются.

Я тут понял одну простую вещь: сущность фашизма как идеологии национального превосходства (одной ли нации над другими, или других над одной) — в приватизации морали.

Распространенный тезис о том, что евреев уничтожали только за то, что они евреи, очень поверхностен. Их преследовали и убивали как воплощение мирового Зла. В Восточной Европе — и как представителей большевизма.

Все человеконенавистнические идеологии формируются как новая — точнее, единственно истинная — мораль. Без своей Гитлер был бы обычным завоевателем, типа Чингисхана или Наполеона.

Разумеется, никакому приличному человеку, особенно с сертифицированно светлым лицом, не придет в голову почитать себя за фашиста: это совсем другое дело. Но проблема ведь не в том, есть ли на тебе свастика.

Свастики на сражающихся с российской армией воинах революции достоинства для русофобов стали давно кошерны: не мучиться же когнитивными диссонансами во время решающей битвы Добра и Зла.

Когда мораль из лакмусовой бумажки превращается в инструмент взлома нарративов, подмена происходит только одна: мораль появляется из цилиндра фокусника оружием правых, которые эту правоту вручили сами себе.

Крах мировой системы безопасности был связан с утверждением права сильного. Когда право сильного было поставлено под сомнение вместе с его силой, для сильного пришла пора воспользоваться моралью.

Фашизм уже был инструментом коллективного Запада для борьбы с большевизмом. А точнее, с очередной инкарнацией России как геополитического противника. Потом концепт сменился вместе с конфигурацией сил.

Сегодня не всё так однозначно, когда свободная Украина поклоняется творцам Холокоста. Но если враг твоего врага — твой друг, то друзьям — всё, а врагам — международное право, которое как дышло.

Можно оправдать что угодно, представив свои действия борьбой Добра со Злом (собственно говоря, в этом заключается и мессидж любого маньяка). Когда вам недостаточно Золотого правила, вы изобретаете свои.

Нации становятся сильными не потому, что они этого внезапно захотели, а потому что их к этому вынудили.

Джордж Фридман

Удивительна человеческая порода: когда в окопах гибнут тысячи людей, мучиться судьбой выкинутого на погибель из поезда котика Твикса, а потом с удовольствием вкушать стейк из убитой для нас коровы и думать о высоком. А Дух Божий в этом дышит, где хочет. Может, только им и живы. «И голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит» (Ин. 3:8)

Вдруг задумался: а что было бы, если бы исполнилась мечта всех людей доброй воли, и двадцать лет назад вся наша демократическая оппозиция объединилась? А ничего особенного: она бы просто стала системной, как во всех цивилизованных странах. Но выбрала она грызню между собой с закономерным превращением в посмешище. Тоже хорошо. Можно в этом винить хоть Явлинского, хоть Чубайса, хоть Навального или Лубянку, но, думаю, всё немного проще: когда самоназначенная оппозиционная элита рассматривает власть и народ не как контрагентов, а как соперников или врагов, результат предсказуем. Гражданское общество состоит из людей, которые научились договариваться.

Человек способен на все, что угодно, — это и есть предпосылка современного политического мышления.

Ханна Арендт, "Организованная вина" (1944)

Самое удивительное, что быдлофикация масс аукнулась не массам, а либеральной интеллигенции, которая и была настоящей целевой аудиторией реформы российского образования, если ее стратегические задачи формулировались за границей. А там стада трепетных розовых пони с началом войны не ждали, ведь пони должны были свергать власть. Но что-то пошло не так: воевать пони не были готовы — ни с врагами своей страны, ни с ее властью.

Техника безопасности написана кровью: хочешь мира, готовься к войне. Причина ее забвения отчасти понятна: у милитаризации общества есть огромные издержки. Но речь о картине мира, которая создается в головах образованием и воспитанием: хорошие времена создают слабых людей. А слабые люди со слабым целеполаганием — расходный материал для революций, не для строительства сильной страны.

Как начинает, столкнувшись с проблемами на поле боя, перестраиваться армия, так и нам нужно перестраивать картину мира. Главная проблема современного интеллигента — понять смысл творящегося вокруг безумия. У людей, стоящих в пирамиде Маслоу ступенькой-другой пониже, и проблемы другие. Им на гуманитарных факультетах головы иллюзиями не забивали.

Еще недавно седовласые выпускники этих факультетов смеялись над словом «геополитика», думая, что его изобрел Дугин. То, что под ним подразумевается лишь логика международных отношений, им было невдомек. Что уж говорить о логике войны и мира. Где мы и где война? Где мы и где международные отношения? Где мы и где логика? Где мы и где реальный мир?

Начать думать очень трудно. Спасает строевое единомыслие, над которым либеральная интеллигенция так смеялась, и заложницей которого оказалась. Когда дым иллюзий развеялся, теплого лампового мирка на площадке не было. В обломках декораций завывал ветер реальности. Звали революцию, а пришла война. Можно проспать и эти уроки истории. А можно отрефлексировать.

Америка уже начала задумываться о поколении идиотов, которых вырастила. Наша либеральная интеллигенция с этим, конечно же, согласится. Не замечая, что выросла на тех же интеллектуальных добавках. Просто наши «либералы» — украинские патриоты, американские консерваторы и израильские «ястребы». Вопрос только в том, что в них русского.

Русского не с точки зрения культуры (если отменить последнее прибежище их самоидентификации, то что останется? — карго-дискурс деколонизации), а с точки зрения гражданского общества, к шитью которого по западным лекалам они так стремились. Выясняется, что общество надо не шить, а строить. И строить на фундаменте.

А фундамент у любого гражданского общества один: национальные интересы. Нас этому не учили, потому что гражданского согласия по этому поводу не было. Мы привыкли не соглашаться с советской властью, а когда она рухнула, уж и непонятно стало, с кем соглашаться, — кроме тех, кто протянул нам окорочка Буша. Мы же не думали, что в мышеловке бывает платный сыр.

«Мы» — это не фигура речи. Я сам вырос в этой среде и в этих иллюзиях. Но мне повезло с опытом журналистской работы, которая помогла развить навыки критического мышления. Помогло наблюдение за судьбами свободной журналистики, определяющей чертой которой еще при Ельцине стала продажность. Помогло наблюдение за судьбами российской оппозиции.

А наблюдение за самим собой помогло не превратиться в белое пальто, пусть и из другого ателье. Мы, к сожалению или к счастью, одинаковые. И политические взгляды — последнее, что нас определяет. А первое — честность, и для начала — с самими собой. Если мы составляем нашу страну, которой хотим гордиться, нам нужна общая система координат. Даже если перекресток истории хочется назвать театром абсурда.

Сто лет назад было примерно то же самое: не зря говорят, что гражданская война еще не закончена. Колесо истории перемололо кости и белых, и красных. Россия победила. Интеллигентское сознание не унывало и выстроило дихотомию либералов и чекистов. Россия снова победит. Но побеждают только вместе, — когда даже то, что нас разделяет, помогает идти вперед. С этого должны начинаться уроки истории.

Ленин был умнейшим человеком: и про высшую стадию капитализма все правильно рассказал, и власть элегантно перехватил, и врагов победил, и государство выстроил. Все циничное работало прекрасно. Споткнуться пришлось на идеализме: люди-то не меняются, хоть в ГУЛАГе их перековывай.

Пламенные революционеры превратились в трусливых крыс, или были сожраны ими. Классовая борьба оказалась нужна не для строительства бесклассового общества, а для торжества номенклатуры. В довершение всего, идеологизация убила экономику, а перестройка и новое мышление открыли коммунистам перспективы безграничной наживы.

То, что нельзя было предотвратить, еще можно было возглавить, как в Китае. Но с той же радостью, что и в пламя революции, русские люди ринулись в омут демократизации и свободного рынка. И опять оказалось, что ничего не меняется. Власть есть власть, подопытные кролики есть подопытные кролики.

Меняются не экономические формации, меняются идеологические способы разводки лохов. Об экономическом базисе западных протестов уже начинают задумываться и писать. Но, как показывают уроки истории, идеология с легкостью пожирает и своих теоретиков, и своих спонсоров.

Любопытно, что становится модным обвинять в цинизме тех, кто напоминает об опасности революций. Ну разве может в нашей стране быть циничным их воспевание? 🙂 В любом прекрасном новом мире победители всегда будут жить за счет лишенцев, и это всего-навсего естественный отбор. Дарвин — наш рулевой.

2020

К.С.Льюис: «...у патриотизма много обличий. Те, кто хочет отбросить его целиком, не понимают, что встанет (собственно, уже встает) на его место. Еще долго — а может, и всегда — страны будут жить в опасности. Правители должны как-то готовить подданных к защите страны. Там, где разрушен патриотизм, придется выдавать любой международный конфликт за чисто этический, за борьбу добра со злом».

От ожирения на нашей планете умирает людей на треть меньше, чем от голода. От голода в 2022 году умирало 19 тысяч человек каждый день.

Либеральная интеллигенция без устали твердила, что без покаяния потомков палачей Прекрасную Россию будущего не построить. Потомки палачей из их числа, правда, каяться не пытались. Пара хоть призналась: были, мол, дедушки палачами, неудобно вышло. Внука человека, который выселял татар из Крыма, даже Муждабаев торжественно простил. Но почему-то постановочный сценарий покаяния не разрабатывался. Стоило бы у BLM поучиться.

Но вот что интересно: никаких сомнений в том, что без покаяния потомков палачей Львова и Бабьего Яра можно построить Прекрасную Украину будущего, у этой публики не было. Ее можно было построить, даже возводя памятники этим палачам. И поклоняясь доблестным бойцам батальона "Азов", украшенным нацистскими символами. И мозги, и язык людям даны для самых противоположных вещей. Удивляться этому не приходится, а задуматься стоит.

Проблемы прогрессивной интеллигенции начинаются, когда фига протирает карман

Получила хождение легенда, согласно которой Ильф и Петров будто бы выполняли "социальный заказ", состоявший в том, чтобы травить интеллигенцию, "претендовавшую на собственное мнение". Громко возмущаясь карикатурным портретом Лоханкина и спеша под этим предлогом перечеркнуть все творчество Ильфа и Петрова, их критики забывали о том, что такому же или даже еще более непочтительному изображению интеллигентских фигур отдали дань фактически все крупные писатели первой трети века: Л. Андреев, Блок, Эренбург, Набоков, Пастернак, Олеша, Зощенко, Эрдман и др. Ироническое отношение к языку и поведению либеральной интеллигенции было общим местом современной литературы.

Юрий Щеглов, "Романы Ильфа и Петрова. Спутник читателя"

"Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны родине истиной. Я люблю мое отечество, как Петр Великий научил меня любить его. Мне чужд, признаюсь, этот блаженный патриотизм лени, который приспособляется все видеть в розовом свете и носится со своими иллюзиями и которым, к сожалению, страдают теперь у нас многие дельные умы. Я полагаю, что мы пришли после других для того, чтобы делать лучше их, чтобы не впадать в их ошибки, в их заблуждения и суеверия. Тот обнаружил бы, по-моему, глубокое непонимание роли, выпавшей нам на долю, кто стал бы утверждать, что мы обречены кое-как повторять весь длинный ряд безумств, совершенных народами, которые находились в менее благоприятном положении, чем мы, и снова пройти через все бедствия, пережитые ими. Я считаю наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его".

Чаадаев, "Апология сумасшедшего"

Минутка банальных объяснений.

В связи с хайповой кинопремьерой (Булгаков, полмиллиарда сборов за уик-энд, заукраинский режиссёр-эмигрант, скандал, отзывы дегустаторов, которые понимают в Булгакове глубже друг друга, вот это всё) несколько ув. друзей спросили у меня:

- а в чём, собственно, сам феномен бесконечных попыток экранизировать в России именно это конкретное произведение?

У меня есть обидная версия, итак.

Как уверяет нас статистика, ув. друзья, средний горожанин, изнурённый социальными фрустрациями, любит смотреть на следующие явления:

1) Котиков
2) Голых женщин
3) Пафосную мистику

- и чувствовать себя при этом непонятым гением.

Поэтому идеальными объектами масскульта, ориентированными на фрустрирующих горожан и создаваемыми ими для себя, являются сюжеты, включающие этот список. Например:

- Голая женщина мистически едет верхом на коте и читает рукопись непонятого гения;
- Непонятый гений с помощью кота и мистической рукописи вызывает себе голую женщину;
- Женщина читает мистическую рукопись непонятого гения о котах и раздевается.

В жизни чаще всего, конечно, случается другой вариант (голый гений с котом едет верхом на пафосной женщине и пишет рукопись о мистическом себе), но реализм фрустрирующие горожане не жалуют.

Поэтому сага о голой вечеринке у Воланда, котике и непонятом гении у нас бессмертна, и её российский гуманитариат будет экранизировать просто по принципу классовой солидарности. При любых министрах культуры — хоть либеральных, хоть патриотичных. Потому что это другое, понимать надо.