Бивис: "Ты старый дебил".
Баттхед: "Сам ты старый дебил, я старше тебя всего на три года. Значит, ты старше меня. Тебе под стольник уже".
Бивис: "Это тебе под стольник, да что там, уже перевалило, с духами общаешься, невидимые стулья щупаешь… Ты все провалил, а я все сделал прекрасно".
Баттхед: "Нет, это я все сделал прекрасно, а ты все провалил. К тому же ты блудливый кот".
Бивис: "Никакой я не кот, я даже не знаю, кто такая Сторми Дэниэлс, мои адвокаты ее порвут".
Баттхед: "Ты угробишь НАТО".
Бивис: "А что такое НАТО?"
Баттхед: "Ты вообще зачем на Капитолий напал?"
Бивис: "А что такое Капитолий? Но это неважно, ты вот-вот сдохнешь, и мы сделаем Америку снова великой".
Баттхед: "Я и так сделал ее великой, потому что впустил сюда множество разных человечков, а ты все хочешь испортить. Смотри, сколько у нас мигрантов теперь через твою стену перелезло? Всеми цветами радуги сияют, я на них часами смотрю".
Бивис: "А ты ряженого зайца испугался. Я свою стену опять построю и всех мигрантов в нее замурую".
Баттхед: "Я тебе не дам, нашлю на тебя моего друга — супергероя Зеленского. У него есть специальные обтягивающие штаны, с помощью которых он умеет летать".
Бивис: "Он жулик, приезжает и грабит нас. Я его сожгу живьем своими суперспособностями".
Баттхед: "Это я тебя сейчас сожгу или превращу в лед за то, что ты мартовский кот".
Бивис: "Я даже не знаю, кто такая Сторми Дэниэлс"…
И все в таком роде, тогда как вся Америка наблюдает и делает ставки, кто из старичков рухнет первым, а кто будет нести ахинею до конца.

Собственно, сам мультфильм Майка Джаджа — это жесткое высмеивание подросткового сознания Америки как сверхдержавы, совершено не созревшей исторически, чтобы править человечеством. США — сошедший с ума подросток с заряженным автоматом. Нация — school shooter. Если есть автомат, то из него, по логике дебила, надо стрелять. В кого попало.
Герои мультфильма — подростки, герои теледебатов — глубокие старики. Но в том-то и специфика американской идентичности, что Америка не может повзрослеть. Она фатальный kidult, навсегда застрявший между kid и adult, ребенком и взрослым. В психиатрии существует диагноз "гебефрения", ментальное расстройство подросткового возраста, когда больной юноша или девушка не могут естественно развиваться далее и адаптироваться к взрослой жизни, замыкаясь в переходном возрасте. В копирующей вплоть до мелочей нравы оккупантов послевоенной Японии стал лавинообразно распространяться феномен "хикикомори" — молодых людей, отвергающих взросление, запирающихся в своих комнатах с компьютерными играми, сидящих на шее у родителей и не способных к работе, созданию семьи и так далее. По сути, это буквальное воспроизведение американского культурного паттерна. Бивис и Баттхед не могут стать взрослыми. Это законченные гебефреники с блокированным механизмом взросления. Отсюда и поток сериалов "Марвел", созданных по комиксам в индустриальном масштабе. Они ориентированы на десять-двенадцать лет, но смотрит их вся Америка. Так же как и дебаты кандидатов в президенты.
По результатам дебатов великая сверхдержава недоумков признала победу — Трампа. Он держался лучше, его прическа агрессивнее и убедительнее, чем у сонного Баттхеда, у которого к концу к тому же сели батарейки и он стал просто монотонно кряхтеть.
Если такое общество и такая культура, такие кандидаты и такие избиратели определяют судьбу человечества, то приходится признать, что нам конец. Невозможно и думать, чтобы лечить или применять развивающие методики к клинически больному подростку, если у того в руках ядерная кнопка.
О России мы говорим, что ею управляет Бог, так как иначе ее существование необъяснимо. Есть какая-то тайна и у Америки. Как можно на таких основаниях, с такими людьми и с такими ментальными проблемами стать главнейшей мировой державой? Значит, и ею управляет кто-то более серьезный и невидимый. И что-то не похоже, что это Бог. Скорее, кто-то еще…

Егор Холмогоров о том, что философ Леонтьев передает всем нам:

К середине XIX века в русскую мысль начло входить осознание цивилизационной самобытности и суверенитета России - Россия не только Европа; Россия, возможно, совсем не Европа; Россия больше чем Европа.

Первоначально осознание этой самобытности связано было с племенной идеей славянства. Именно так дело мыслили славянофилы и Н.Я. Данилевский, который впервые в мировой общественной мысли и сформулировал понятие множества цивилизаций, одной из которых ему мыслилась славянская.
Константин Леонтьев (1831-1891), дипломат, писатель, а под конец жизни - монах, внес существенную поправку.

Русская идея глубже славянской, значительней славянской, оригинальней славянской - таков был вывод Леонтьева. И эту глубину и значительность Леонтьев связывал с византизмом, то есть с религиозным и политическим наследием Христианской Римской Империи, которое было усвоено и политически масштабировано Третьим Римом, Россией на огромные северные просторы.

"Сила наша, дисциплина, история просвещения, поэзия, одним словом, все живое у нас сопряжено органически с родовой монархией нашей, освященной православием, которого мы естественные наследники и представители во вселенной. Византизм организовал нас, система византийских идей создала величие наше..." - писал Леонтьев в своем знаменитом труде "Византизм и славянство".

Леонтьев фактически переобосновал тезис об оригинальности русской цивилизации, перенеся с пространственно-племенного аспекта, на временной и культурной. С обращением к византийскому началу русские превратились из "молодой европейской нации", как мыслились в эпоху после Петра Великого, в одну из древнейших цивилизаций планеты.

Идеалом Леонтьева была культурная оригинальность и самобытность, являющаяся результатом строгости, четкости формы. Жизнь - это деспотизм формы над материей и цветущая сложность. Упрощение и смешение, утрата оригинальности, усреднение - это смерть. Леонтьев так говорил задолго до того, как в общественных науках стало популярным физическое понятие энтропии. Идеи Леонтьева - это последовательная защита принципа негэнтропии в культуре.

В чем состоял тот "византийский эффект", определивший облик русской цивилизации?

Прежде всего, религиозный и культурный контакт с Византией избавил Русь от проклятия периферийности по отношению к Западной Европе. Вместо того, чтобы стоять четвертыми в очереди при получении культуры "от Рима", мы получили её из первых рук от Царьграда, пробежали тысячелетие за сто лет, избежав германизации, которая столетиями корежила западнославянские народы.

При этом, полученное византийское наследие оказалось для Руси слишком сложным, далеко превышая уровень экономического развития и просвещения, на котором стояла Русь в момент крещения. И вот дальше произошло настоящее Русское Чудо. Вместо того, чтобы упрощать византизм под себя, русские начали усложняться под него - сохранять догматическое православие, не допустив никакой "реформации" (корни которой именно в северном упрощении слишком сложного "средиземноморского" католицизма), сохранять золото икон и малиновый звон колоколов. Чтобы поддерживать этот великолепный культурный стандарт потребовалась великая держава - и Россия стала такой державой.

В эпоху, когда западное влияние на планете стало главенствующим, именно наш византизм не позволил нам онемечиться. После трудной западной школы, продлившейся полтора столетия, Россия начала возвращение к самой себе, к своему русско-византийскому коду. И сегодня, в начале XXI века наша "внутренняя Византия" - это стержень, тот фактор устойчивости, который не дает нам упроститься, если не сказать "оскотиниться" вместо с сегодняшним западным миром.

Вот этот завет сложности, вытекающей из величайшей религиозной идеи византийского Православия, которое требует от человека бесконечного самоусложнения (совпадающего с высшей простотой) - обожения, и есть главное, что оставил Константин Леонтьев сегодняшней и будущей России.

Россия 2062. Подписаться

Байден должен отказаться от участия в президентских выборах в ноябре. Такое мнение содержится в редакционной статье The New York Times по итогам прошедших теледебатов американский лидер и Трампа.

Все-таки Байден провалился во всем. Медленно и страшно, но глобализм впадает в фазу сомбрации. Это не личная деменция Байдена, это сумерки мирового либерализма. И на сей раз альтернатива придет не слева, а справа. А еще точнее, из теоретической зоны Четвертого пути.

Провальное выступление Байдена на теледебатах вызвало отчаяние у демократов и принесло победу Трампу, сообщает CNN.

Дебаты укрепили мнение республиканцев о том, что Байден страдает от нарушения когнитивных функций, и мнение большинства американцев, что президент слишком стар для второго срока, сказано в материале.

Демократы в США изменили сами себе - полный провал Байдена на дебатах с Трампом назван «полным провалом». Неожиданно.

28 июня 1867г. Достоевский посетил Тургенева в Бадене.

Эта встреча довела их знакомcтво до окончательного разрыва, и с этого момента отношения их сделались открыто враждебными.

Свою версию происшедшего Федор Михайлович изложил в письме поэту Майкову: "Признаюсь Вам, что я никак не мог представить себе, что можно так наивно и неловко выказывать все раны своего самолюбия, как Тургенев. И эти люди тщеславятся, между прочим, тем, что они атеисты! Он объявил мне, что он окончательный атеист. Но Боже мой: деизм нам дал Христа, то есть до того высокое представление человека, что его понять нельзя без благоговения и нельзя не верить, что это идеал человечества вековечный!

А что же они-то, Тургеневы, Герцены, Утины, Чернышевские, нам представили? Вместо высочайшей красоты Божией, на которую они плюют, все они до того пакостно самолюбивы, до того бесстыдно раздражительны, легкомысленно горды, что просто непонятно: на что они надеются и кто за ними пойдет? Ругал он Россию и русских безобразно, ужасно. Но вот что я заметил: все эти либералишки и прогрессисты, преимущественно школы еще Белинского, ругать Россию находят первым своим удовольствием и удовлетворением. Разница в том, что последователи Чернышевского просто ругают Россию и откровенно желают ей провалиться (преимущественно провалиться!).

Эти же, отпрыски Белинского, прибавляют, что они любят Россию. А между тем не только всё, что есть в России чуть-чуть самобытного, им ненавистно, так что они его отрицают и тотчас же с наслаждением обращают в карикатуру, но что если б действительно представить им наконец факт, который бы уж нельзя опровергнуть или в карикатуре испортить, а с которым надо непременно согласиться, то, мне кажется, они бы были до муки, до боли, до отчаяния несчастны. 2-е) Заметил я, что Тургенев, например (равно как и все, долго не бывшие в России), решительно фактов не знают (хотя и читают газеты) и до того грубо потеряли всякое чутье России, таких обыкновенных фактов не понимают, которые даже наш русский нигилист уже не отрицает, а только карикатурит по-своему.

Между прочим, Тургенев говорил, что мы должны ползать перед немцами, что есть одна общая всем дорога и неминуемая — это цивилизация и что все попытки русизма и самостоятельности — свинство и глупость. Он говорил, что пишет большую статью на всех русофилов и славянофилов. Я посоветовал ему, для удобства, выписать из Парижа телескоп. «Для чего?» — спросил он. «Отсюда далеко, — отвечал я. — Вы наведите на Россию телескоп и рассматривайте нас, а то, право, разглядеть трудно». Он ужасно рассердился.

Видя его так раздраженным, я действительно с чрезвычайно удавшеюся наивностию сказал ему: «А ведь я не ожидал, что все эти критики на Вас и неуспех „Дыма” до такой степени раздражат Вас; ей-богу, не стоит того, плюньте на всё». «Да я вовсе не раздражен, что Вы!» — и покраснел. Я перебил разговор; заговорили о домашних и личных делах, я взял шапку и как-то, совсем без намерения, к слову, высказал, что накопилось в три месяца в душе от немцев: «Знаете ли, какие здесь плуты и мошенники встречаются.

Право, черный народ здесь гораздо хуже и бесчестнее нашего, а что глупее, то в этом сомнения нет. Ну вот Вы говорите про цивилизацию; ну что сделала им цивилизация и чем они так очень-то могут перед нами похвастаться!». Он побледнел (буквально ничего, ничего не преувеличиваю!) и сказал мне: «Говоря так, Вы меня лично обижаете. Знайте, что я здесь поселился окончательно, что я сам считаю себя за немца, а не за русского, и горжусь этим!» Я ответил: «Хоть я читал „Дым” и говорил с Вами теперь целый час, но все-таки я никак не мог ожидать, что Вы это скажете, а потому извините, что я Вас оскорбил». Затем мы распрощались весьма вежливо, и я дал себе слово более к Тургеневу ни ногой никогда".
(Письмо А.Н.Майкову. 16(28) августа 1867. Женева)

@FDostoevskiy

Ни одно научное утверждение несостоятельно без основательного исторического и семантического анализа. Любая фонема по определению исторична. Внеисторична лишь фонета. И то любая фонета звучит всегда в контексте, что нагружает ее пусть сигнальной, но семантикой.

Нельзя преподавать ни одну дисциплину вне исторической последовательности, внутри которой ее содержание становится осмысленным. Например, нельзя употреблять слово «материя», не рассказав прежде о хоре Платона, гюле, усии и гипокейменоне Аристотеля. Далее требуется краткий экскурс в переводческие особенности переложения Аристотеля на латынь. Но и это не все. Далее необходимо погружение в богословие и знакомство с теорией creatio ex nihilo, что подспудно определяет семантику материи в схоластике. А потом следует объяснить, что происходит с мышлением и его топологиями при переходе к Новому времени, где семантика термина «материя» снова переворачивается и не один раз. Далее следует рассказать об основных философских школах Нового времени и их влиянии на науку. И только прояснив все это, можно перейти к использованию термина «материя», всякий раз уточняя смысл отсылкой к тому или иному моменту его истории. Конечно, хорошо бы для полноты картины посмотреть, что соответствует материи - пусть приблизительно - в иных незападных культурах. И все это абсолютно необходимо проделать, если мы говорим об образовании всерьез. И так со всеми терминами и теориями, высказываниями и системами. История и есть смысловая секвенция, делающая понимание возможным.

Вот что такое подлинное значение Указа 314 об историческом просвещении. По Гегелю, история это Дух.

И еще - история не горизонтальная каузальность - по крайней мере, ее нельзя свести к причинно-следственным цепочкам, понимая под причиной лишь causa efficiens. Вещь помещена в средостении креста четырех причин. Causa efficiens стоит у истоков движения. Causa finalis, напротив, тянет к себе вещь из будущего. А causa formalis и causa materialis всегда соприсутствуют вещи в настоящем, первая привлекает ее кверху, к эйдосу, а вторая придает инерцию, тяжесть, манит в нижние сферы. История состоит из всех этих моментов - причиняющего прошлого, промыслительного будущего и двойного агонистического и антагонистического настоящего. Результат никогда не отрывается от крестовины причин, которые в нем действенно присутствуют. История в этом смысле необходима для того, чтобы построить корректную физику, а не то недоразумение, что сегодня называется этим именем.

Но, конечно, не только физику - вообще всё. История это муза. Это искусство. И доступна она лишь гениям. Всякая история, в конце концов, есть священная история.

Historia Aeterna.