К.М.: Вы совершенно правы. Вспомним известную максиму, приписываемую композитору Малеру, что традиция – это передача факела, а не поклонение пеплу. И это очень важно понять. Традиция отличается от консерватизма, и традиционализм отличается от консерватизма. 
Когда мы говорим о традициях – это о будущем, а не о прошлом. Есть люди, которые думают, что если мы становимся традиционным государством, то речь идёт о прошлом. Что у нас все будут ходить в лаптях и тут же отберут гаджеты. Это не так. Традиция – это взгляд на себя, на мир. И совершенно верно Вы, Александр Гельевич, говорили, что традиционный взгляд – это когда в середине мироздания – Бог. В этом случае традиционное общество – это общество, в котором мы живём в Вечности. И мы готовимся для Вечности. И мы жаждем Царствия Небесного, спасения своей души. Это значит, вся наша жизнь не ради сиюминутного, не ради славы, не ради потребительства, не ради комфорта. Она ради вечного, ради Бога. Вот, в чём самый важный смысл традиции. 
И это живое, настоящее, пульсирующее дыхание, дыхание Бога. И мы с Ним можем жить благодаря традиции. А благодаря модерну мы живём в целлулоидном обществе, о котором вы, отец Андрей,  говорите. Которое скоро будет есть червей, потому что уже забыло всякое человеческое достоинство. То достоинство, которое ему дал Господь по образу Своему.
А.Т.: И Церковь, увы, подчас желает превратить традицию в лавку древностей. Поём знаменным пением, как раньше пели. Но уже не понимаем, о чём и зачем. Создаём какие-то архитектурные формы, подобные формам Vвека, воспроизводим базилики. Но не понимаем, зачем. То есть мы сами загоняем себя в прокрустово ложе каких-то подражаний. Это – жуткая карикатура, от которой нужно уходить. Потому что, да, мы будем ездить на машинах. Но в этих машинах мы будем петь псалмы. Это, собственно, и есть традиция.
А.Д.: Но знаменное пение всё-таки надо сохранить. Это часть нашей древнерусской духовной традиции.
А.Т.: Я согласен.
К.М.: Отец Андрей говорит о том, что его надо понимать.
А.Д.: Конечно, надо. Вообще всё надо понимать – что мы делаем, защищаем, восстанавливаем и утверждаем.
К.М.: А в этом и есть традиция. Традиция заключается в том, что мы должны понимать церковнославянский язык, который богаче русского. В нём больше падежей.
А.Д.: Конечно. Без церковнославянского современный русский просто непонятен. В церковнославянском -- наши корни и истоки, наши изначальные смыслы.. Важно то, что вы, Константин Валерьевич, сказали относительно Вечности. Дело в том, что традиция – это не прошлое, это – вечное. Но вечное – всегда живое, всегда свежее. Вечность – была, но она ещё и есть, и будет. Из вечности мы черпаем содержание будущего. 
Если у нас нет Вечности, значит, в будущем мы просто будем утилизировать прошлое. Люди, которые стоят на позиции современности, прогресса, развития, эксплуатируют прошлое, они его просто проматывают. И будущего у них нет. То есть они гораздо древнее и старее, архаичней, чем люди традиции, обращённые к Вечности. Потому что Вечность всегда свежа, Вечность всегда нова. 
К.М.: Вечность – вечна.
А.Д.: Да, вечна. Она даёт нам возможность будущего.

А.Т.: Для того, чтобы заниматься деревом, не нужно опекать каждый листок – нужно поливать и окапывать корни. Это и есть то, что называется традицией – в отношении государства, общества и человека. Потому что если мы занимаемся отдельно медициной, отдельно образованием, отдельно транспортом, отдельно ещё чем-то – экологией, например, мы как бы мажем каждый листок каким-то лекарством. А корень-то гнилой, и ничего не работает. Поэтому традиция – это окапывание и поливание корней. Листья сами сделают свою работу.
А.Д.: Не только крона растет, и корни растут. Поэтому традиция – абсолютно живая вещь.
К.М.: А потому, что почвой является вера. А солнцем является Бог. Если обратиться к этому примеру, то традиция – это всё о религиозном. Традиция – это всё о вере. Есть традиция в философском и в богословском смысле, но в юридическом смысле традиция означает всё высокое. Все высокое, возвышенное называется "традиционными духовными ценностями". Это словосочетание «традиционные духовные ценности» используется вместо того, чтобы прямо написать о религиозном или о православном начале, основании общества. Поэтому сейчас Основами государственной политики мы открыли окно в мир Вечности и высокого. Мы встряхнули наше пыльное крючкотворное законодательство и приоткрыли в нём окно вверх, в Вечность. А это – очень много.
А.Д.: Это – самое главное. По сути, это сведение всех министерств и ведомств, и культуры, и образования, и медицины под одну высшую инстанцию. И социальная  сфера, и экономика, и информационная политика, и безопасность – всё вообще  отныне должно находиться и развиваться под знаменем традиции.
К.М.: Да. И именно на этом мы заканчиваем первую часть нашей беседы. Мы говорили о "Т" – традиции.

АЗБУКА ТРАДИЦИОННЫХ ЦЕННОСТЕЙ. ЧАСТЬ II. "ДУХ" Д (ДОБРО)
Константин Малофеев: Мы продолжаем нашу "Азбуку традиционных ценностей", и сейчас мы поговорим о букве "Д" – "приоритете духовного над материальным", закреплённом в Основах государственной политики по сохранению и укреплению традиционных духовно-нравственных ценностей.
Протоиерей Андрей Ткачёв: Это – магистральная и интегральная тема, которая звучит в пику таким привычным вещам, как, например, идея выгоды. Если, скажем, построить на кладбище высотку – это экономически выгодно, то духовно это является совершенным кощунством. И приоритет, конечно же, нужно отдавать почтению покойникам. Потому что человек, не уважающий мёртвого, легко убьёт живого. 
Есть вещи, которые никогда не продаются. Можно продать дачу, машину и даже почку, но нельзя продать маму и Родину. Вообще надо составить список того, что нельзя продать. Это, собственно, и есть приоритет духовного над материальным. А иначе всё вырастает в пресловутую систему трёх шестерок. Потому что три шестёрки символизируют те дни Творения, когда всё уже было создано. В шесть дней Господь всё создал, но ещё ничего не благословил. А в седьмой день Он ничего не творил, но всё благословил. 
Когда человека спрашиваешь, "чего ты хочешь", он говорит: "всё". А благословения? "Нет". Это будет "шесть". А если три раза повторить то же самое в отношении Отца и Сына и Святого Духа, то это и будет "666". То есть печатью трёх шестёрок опечатаны души и телеса всех людей, которые не хотят Божьего благословения, которым Бог не нужен. А "777" – это когда хочу с Богом, хочу Бога, а потом уже – что Бог даст. 
Собственно, это и есть вопрос: ты хочешь печать антихриста "666"? То есть, для тебя важно только материальное, только то, что намазывается на хлеб или кладётся в карман? Или у тебя есть что-то в твоём тезаурусе, в твоей сокровищнице, что является объектом истинной ценности, но при этом не измеряется в джоулях, километрах, килограммах и денежных единицах? Это – архиважный метафизический вопрос, без которого люди перестают быть людьми и рушатся великие Империи.

Александр Дугин: В этом пункте перечисления традиционных ценностей о "приоритете духовного над материальным" мы имеем дело с самым настоящим переворотом – культурным и даже мировоззренческим. Мы привыкли к тому, что материализм, материальное благополучие, материальный комфорт, материальный прогресс являются мерилом всего: успеха, развития, уровня жизни. То есть мы живём в мире, где материальное везде – в государстве, в экономике, в нравственности – преобладает над духовным. 
И вдруг мы вспоминаем, что это неправильно, что так не должно быть. И даже если это так, это противоречит всем нашим традициям, всему нашему историческому пути, всей нашей культуре. Значит, в какой-то момент мы совершили ошибку – забыв, потеряв благословение, по словам отца Андрея, утратив духовное измерение. На каком-то повороте нашей истории мы променяли, предали дух и включились в цивилизацию антихриста. Вот теперь и соревнуемся, кто быстрее и качественнее её построит. 
Приоритет же духовного над материальным – это изменение всего, изменение природы самого Государства Российского. Государство больше не "ночной сторож", не какая-то механическая конструкция, которая должна удержать нас от крайностей, как считают либералы и материалисты. Государство должно иметь цель, миссию. Тогда оно перестаёт быть десакрализованным, профанным и становится священным. То есть, государство, в котором духовное выше материального, призвано стать идеальным, должно стремиться к высшей цели. Такой и была Империя. Священная Империя. Священная власть, священный Государь, священный Правитель, священный народ-богонсец. Империя либо священна и имеют высшую духовную миссию, либо это уже не Империя.
Жизнь людей тоже должна быть отныне совершенно иначе ориентирована. Не на личный комфорт и стяжание, а на служение, на благородство, на любовь, на дружбу, на милосердие, на сострадание. 
Всё духовное ставится выше материального. Из этого следует важнейший вывод: именно на этом принципе теперь должны базироваться культура, образование, экономика, политика, информационная сфера. В конце концов, и оборона, и безопасность и соответствующие институты тоже должны перестроиться. Не материальное могущество, а служение духовным ценностям должно стать главной целью. И сословие воинов, должно измениться. Их героический подвиг должны все почитать, а их статус уважать. И роль духовного сословия должна возрасти, Церковь должна смело включаться в жизнь общества, делать его чище и возвышеннее. И честный и свободный труд надо поставить на пьедестал.
То есть, если последовательно применять эту традиционную ценность, которая сейчас становится одной из основ государственной политики, нам надо менять всю нашу жизнь. Абсолютно всю. И не то, чтобы в каком-то неожиданном, небывалом ключе. Нам надо возвращаться к Святой Руси. Фактически этим тезисом и утверждается приоритет Святой Руси и святости во всём. Не просто религиозности как института, а именно духа, который пронизывает все аспекты жизни. В том числе и хозяйство, и право.
К.М.: Впервые с 1917 года – через 105 лет после того, когда Российская Империя, в которой признавалось господствующее положение Церкви – у нас утверждается приоритет духовного над материальным. Это важнейшая правовая веха, крайне важная с точки зрения того, что теперь наша господствующая идеология – не марксизм или либерализм. То есть, не западное, материалистическое, скотское отношение к человеку и его судьбе, его жизни.
О чём говорил нам марксизм, который с 1917 года, когда к власти пришли большевики, стал "научным"? Он говорил нам о материальном базисе и идеологической надстройке, о материалистическом мировоззрении. А материалистическое мировоззрение как раз предполагает приоритет материального над духовным. И так мы прожили до конца советской власти, после чего въехали в перестройку. Но ничего не изменилось: с идеологической точки зрения по-прежнему царствовал материализм.
А.Д.: Стало только хуже.

К.М.: Идейное духовное измерение было окончательно утрачено. В позднем Советском Союзе возникали различные учения, но "аз, буки и веди", незыблемой основой марксизма оставался именно материализм. И сегодня мы впервые в Основах государственной политики прописываем отказ от материализма, открывая для себя огромную религиозную, духовную сферу, третье измерение в нашей жизни. 
Наша жизнь – больше не потребительство. Мы, Россия, как государство признаём, что дух – это приоритет государственной политики, наша традиционная ценность, которую государство будет защищать, оберегать и не разрешать разрушать. И теперь мы не можем сказать, что потребление и ВВП на душу населения являются единственными и главными показателями благополучия. Это означает, что духовное, культурное, идейное у нас становится частью государственной политики. Главным критерием успеха и счастья людей. И это произошло впервые на нашей памяти.
А.Т.: Цивилизация Достоевского должна сменить цивилизацию Фауста. Это – великое прозрение преподобного Иустина (Поповича). "Русские мальчики" у Достоевского занимаются одним вопросом: есть Бог и душа, или нет Бога и души? Ибо при разных ответах на этот вопрос жить нужно совершенно по-разному. 
Даже советская эпоха, кстати, не уничтожила до конца это понятие. Потому что "сталинские соколы" пели: "Чтобы тело и душа были молоды, ты не бойся ни жары, и ни холода". И даже Иосиф Виссарионович называл всю писательскую когорту "инженерами человеческих душ" – хоть "инженерами", но всё-таки "душ".
Современная же модель говорит нам: души нет, бессмертия нет, совести нет, это всё рефлексы, инстинкты. И против этого бытового сатанизма нужно, безусловно, ополчиться – как рыцарю, посвятившему свой меч Богородице. Надо вернуться к евангельским смыслам. 
Душа дороже тела, тело дороже одежды. Спокойная совесть дороже всякого успеха. Бессмертие души не искупается ничем. "Какой выкуп даст человек за душу свою?", - пишется в Евангелии. Какими сокровищами ты заплатишь за свою душу? Никакими – душа дороже всего остального. Собственно, душа человеческая есть объект столь дорогой, что Господь благоволил кровь Свою пролить на Кресте за душу человеческую. Цена души – это цена крови, пролитой на Голгофе. Душа действительно дороже, ибо она бессмертна. Это – любимое Божие дитя. 
Провозгласив это, мы вытягиваем, как из кокона, светлые нити огромной длины. Которые потом проявятся в области образования, семьи, быта и всего остального. Потому что, действительно, наши предки – это люди, которые всегда говорили: "не рви карман, не губи душу". Это – противопоставление стяжательства спасению души. То есть чем ты заплатишь за своё бессмертие в последний день, какими слезами и вздохами? И просачивание этих высоких смыслов в тексты государственных законов – событие, которое нельзя переоценить.

А.Д.: Это касается и науки. Казалось бы, наука у нас объективна, нейтральна. Ничего подобного, она идеологически ориентирована  – она современна и материалистична. Когда-то, до Ньютона, до Нового времени, она была духовной – строилась на Боге, на богословии, на душе, на Вечности. Но когда пришла эпоха материализма, то и в науке всё перевернулось. Над ангелами стали смеяться, бессмертие души отрицали, Бога сначала сделали гипотезой, потом вообще о Нём забыли. 
И вот теперь, исходя из этого положения Указа №809 о приоритете духовного над материальным, нам надо пересмотреть также и базовые установки науки. А это огромная работа! То есть нам нужна духовная Академия наук. Академия наук должна переосмыслить свои собственные основы: тем ли занимаются наши ученые, которые разрабатывают искусственный интеллект, пытаются расшифровать геном и создают оружие, которое способно уничтожить мир? Вообще, правильно ли мы понимаем, что такое наука, что такое учёность? То ли делаем, даже если честно, целиком и безвозмездно отдаём себя этой материалистической науке? 
Пересмотр самих оснований науки – тоже отныне часть нашей программы, русской идеи. Потому что если духовное выше, чем материальное, значит, мы живем под знаком идеи. Нашей глубинной идеи, традиционной идеи. 
Я думаю, очень важно, чтобы проснулась и богословская мысль. Церковь у нас всё время защищалась, всё время говорила: мы на многое не претендуем, на ваши политические институты и научные представления не замахиваемся, ну, дайте нам хоть какое-то место в обществе – пусть лишь для осуществления ритуальных услуг. А на самом деле богословие – это великая вещь, незаслуженно отброшенная, забытая. Богословие – это и есть настоящая духовная наука. В богословии дух превосходит материю. И мне кажется, Церковь должна наступать.
А.Т.: Пора, конечно. Но Кьеркегор говорил, что современное ему богословие (XVIII – XIX века) – это румяная девушка, которая сидит в окошке и заглядывается томными глазками на проходящих мимо щёголей. А щёголи, это, собственно, и есть прогресс, наука, материализм, и…
А.Д.: "666".
А.Т.: Да, "666". Конечно, насколько наука встроена в богословие, показывает история университетского движения. Универсум понимался именно через богословие, а уже потом шли и арифметика, и музыка, и астрономия, и так далее. Так было, кстати, в странах Средней Азии и Востока. В великом Медресе Улугбека изучали 52 предмета, в том числе физику и метафизику, химию и алхимию.

К.М.: Наука стала наукой во времена Фрэнсиса Бэкона, когда магию переименовали в науку. Алхимия была разобрана на разные специальные предметные дисциплины, которые сейчас считают псевдонаучными. После этого они объявили, что есть научный метод. Что справедливо: научный метод действительно есть, и он логичен. Но почему-то они тут же забыли про научный метод, когда стали изобретать, откуда всё взялось. Как появился человек, как появилось мироздание. Научный метод тут же был забыт, и у нас появились новые теории. 
Кстати, хотел бы сказать пару слов о "физиках" и "лириках". Даже в советское время, в самое ярое время материализма, когда Хрущёв обещал показать по телевизору "последнего попа", были "лирики". "Физики" вообще невозможны без "лириков". Без этого у тебя нет полёта фантазии, нет свободного движения мысли. Ты не можешь ничего сделать, если у тебя душа не поёт. И даже если тебе запретили верить в Бога, ты будешь верить в какую-то истину. Ты всё равно будешь искать. Вообще это очень русское чувство – искать высокое, главное. Это и есть наши традиционные ценности.
А.Т.: Заканчивая сегодняшнюю величайшую тему, скажу, что русские люди делятся на две категории: на читавших и не читавших Достоевского. Они, как масло и вода, не смешиваются. И если мы прочитаем Достоевского, то у него в "Братьях Карамазовых", между прочим, сказано: скажи мне, Алёшка, есть Бог или нет? Есть Бог. И есть душа. Это и есть приоритет духовного над материальным.
К.М.: На этом мы и закончим нашу прекрасную часть, посвящённую приоритету духовного над материальным.

Русский народный (в основе конечно византийский, но рукопись XVIII в.) Анаксагор о приоритете духовного над материальным.
Миниатюра иллюстрирует поучение о том как философ Анаксагор отказался от всего своего наследства, а когда приятели начали его укорять, указал пальцем на небо, говоря: "Это моя вотчина". Подобно тому и зверь эфемерон, который "с утра родится, а ввечеру умирает", проживает этот единственный день так, как если бы жил сто лет.

🇯🇵 「右翼グラムシアニズム」現象・「新しい右翼」の経験

「新右翼」は、1968年、ヨーロッパにおけるイデオロギーの危機とリベラルなヘゲモニーの強化に対する反動として登場した知的運動のアンサンブルである。1968年までに、古典的な「右翼」運動は、資本主義の採用、親米感情、国家主義といったリベラルなイデオロギー的動機にまみれるようになった。一方、資本主義への反対を中核とする「左翼」の課題もまた、リベラルな影響を受けていた[1]。平等主義、個人主義、文化間の差異の否定、普遍主義が「左翼」運動をリベラルな教義の同盟者、パートナーにしていたのである。

ダーリヤ・プラトノヴァ・ドゥギナ ドゥギナ

Я замечаю, что в обществе стремительно исчезают определенные регистры понимания. Как будто спектр волн, на которых люди общаются — ссылки, цитаты, примеры, самоочевидный минимальный набор референций, в том числе риторические фигуры, отсылки к, казалось бы, очевидным каскадам знаний (в истории, культуре, искусстве, науке, философии, политике) — непрерывно и необратимо сужается. Общими остаются слабооформленные пятна каких-то отдельных сообществ — жителей Рублевки, олигархов, чиновников (причем конкретного министерства, или даже отдела), офисных работников, но также и журналистов, экспертов, волонтеров, военкоров, добровольцев, патриотов, участников школьных чатов. И эти семантические пятна —как медленно меняющийся в тумане архипелаг — совершенно не предсказуемы. Куда попадает наше высказывание, как будет интерпретировано, воспринято — вообще не возможно понять заранее.
Часть смысла будет обрезана или просто сотрется. Остатки приобретут искаженные пропорции. Причем неопределенность и размытость у всех культурного бэкграунда (то есть собственно пайдеумы) не позволяет общению состояться. Ведь сегодня просто не осталось минимального набора книг, авторов, учений, произведений искусств, исторических событий, который обязан знать каждый. Всё произвольно, а значит, можно, строго говоря, не знать вообще ничего. И так сойдет.
Порой складывается впечатление, что какие-то силы, могущества специально демонтируют структуры коллективного сознания, разделяя его на вырезанные из целого фрагменты и далее направляя каждый поток в еще более узкое (и модерируемое!) русло. Сети, в том числе и нейросети, а также все более жестко цензурируемые СМИ и иные средства коммуникации, делают каждое из собществ чем-то механическим и сливающимся с конкретным секторальным кластером, сегментом. И в этой клетке уже ни о какой личности, ни о какой свободе, ни о каком собственном мнении и речи быть не может. Отсюда рост значения ботов. Боты вытесняют людей, и люди становятся ботами.
Вот так у народа похищают идентичность, рассеивают общество на атомарные мерцающие единицы, а в конце концов, и обрушивают государство.
Остается вопрос: что это — процессы естественной ментальной деградации или стратегия ведения сетевой войны? В любом случае ситуация усугубляется. Это тревожно. Не трудно продлить эту тенденцию немного в будущее и увидеть, что мы приближаемся к точке, после которой мы просто вообще перестанем друг друга понимать. Это глубокий кризис языка, распад культуры.
Она из стратегий, которая остается в такой ситуации, сделать выбор в пользу “партизана культуры”. Надо продолжать полноценный философский, политологический, исторический, культурологический, религиоведческий, искусствоведческий, научный дискурс не смотря ни на что. Причем не для того, чтобы создать еще один кластер, а для того, чтобы спасти целое, спасти народ, ведь народ есть тогда, когда у него есть общее ядро, а это и есть идентичность. Идентичнсть совпадает с культурой, то есть с пайдеумой. Для того, чтобы быть “партизаном культуры” вобще не надо занимать никакого поста. Надо просто оставаться (становиться!) полноценным русским человеком — отцом, матерью, мужем, женой, сестрой, братом, другом, тружеником, наблюдателем, деятелем, ценителем. Полноценнный человек сам цельный, и цельность ценит и поддерживает. Народ и есть целое — континент, а не архипелаг. Вот этот “континент Россия” мы обязаны сохранить, спасти. А значит, мы должны понимать друг друга — в самом широком смысле: слушать, отвечать, возражать, проверять, следовать, опровергать. “Партизаны культуры” закладывают новые оси минимального культурного ценза для русских людей — в семье, на работе, на войне, в СМИ или сетях. Только так изменится и само государство. Пока власть это остров или гряда отгородившихся от народа, да и от конкурирующих группировок фрагментов, наше государство в опасности. “Партизаны культуры” призваны его спасти.

Партизаны Культуры

И вот еще

Да, еще к предыдущему посту (https://yangx.top/Agdchan/8941). Понижение ментального уровня (да, я ссылаюсь именно на Юнга), то есть сужение спектра понимания характерны сегодня для всех идеологических лагерей.
Раньше считалось, что либералы “культурны”, но ненавидят народ и страну, а патриоты любят Россию, но невежественны, неразборчивы и одержимы параноидальными обобщениями (“теориями заговора”). Не знаю как раньше, но сейчас это точно не так.
Либералы после СВО резко сдали с точки зрения культуры; их русофобия стала звериной и чисто истерической, а “теория заговора” среди них доминирует не меньше, чем у всех остальных. И это понятно, проще всего объяснить все “заговором”. Дискурс измельчал и превратился в тупой рёв ненависти.
Но на этом фоне патриоты, увы, не улучшили существенно своего образа. Чего стоит оголтелая защита чебурашки или нападки на Юрия Подоляку, искренне и правильно высказавшегося против национализма (в том числе русского) за Империю. Многие полагают, что только их взгляды истина в последней инстанции, и ничего другого слышать не хотят. А есть точка зрения, что “война не время и не место для мысли и культуры”. Абсолютно ложная точка зрения, пораженческая. Ведь мы воюем за свою идентичность, за свою цивилизацию и за свой дух. А иначе за что же мы воюем, если не за это?
Этим пользуется гос-бюрократия: чего вы, мол, от нас хотите? Да, мы подсовываем вам какую-то дичь вместо полноценного пробуждения сознания, но а сами-то вы что? Вы себя-то слушаете? Друг с другом договориться не способны. Да, мы воспринимаем вас как кластеры, как цифры в рейтингах и строчки в соцопросах. Но разве вы народ? Где ваше целое? Где ваша пайдеума? Именно это и дает гос-бюрократии основание столь цинично плевать на общество даже в такой критической ситуации, как сейчас.
“Культурные партизаны” должны бороться сразу с тремя врагами:
со звере-либералами,
с маниакальными, невежественными и самовлюбленными сектантскими “патриотами” и
с отчужденным от общества и его жизни гос-аппаратом, которого даже СВО не заставила сделать шаг навстречу Русской Идее.
Трудная борьба, но она зато может вестись везде — дома, на работе, в окопах, на сцене, на кафедре, на улице, в электричке, в Думе, в храме, в элитном особнике. Где застал вас зов Родины, там и воюйте, действуйте.