Бесконечный свет

Если вы чувствительны к теме потери близких, то лучше не читайте дальше.

Эту боль тяжело выражать в словах. Легко представить множество деталей — что не успелось и уже не случится, последние фразы оборвавшихся диалогов, невысказанные слова любви, тревоги и извинений —, но говорить об этих деталях невыносимо, да и к тому же они представимы без слов. Но в то же время находить слова надо. И в память об ушедшем любимом и — главным образом — чтобы поддержать себя и других оставшихся, чтобы вместе развеять туман горя и увидеть место для следующего шага. Поскольку правда жизни, насколько я ее понимаю, состоит в том, что ушедшему нужна от нас память, а жалость и внимание уже не нужны — они нужны живым.

Кроме того, мама была человеком текста, человеком книги, и вырастила меня таким же. Поэтому для меня совершенно естественно, и я думаю, даже правильно почтить её память, постаравшись подобрать подобающие слова.

И «подобающие» — это, мне кажется, не направленные на то, чтобы вызвать слёзы. Скорее напротив. Я постараюсь, говоря о маме, сказать и о её близких — растерянных, напуганных, осиротевших —, и ободрить нас. И поэтому я не хотел бы говорить о смерти. Я буду говорить о любви.

Думая о маме, я ощущаю себя наследником огромной, бесконечной любви. Мама учила, что материнская любовь это самое сильное чувство, постоянный ориентир и опора в большом мире. И её любовь действительно была такой. Её было много. Она была похожа на горящий, налитый светом неограненный алмаз: она согревала и служила ориентиром, но иногда могла и обжечь своим огнем или поцарапать особенно острыми гранями. Просто потому, что эта сила была иногда больше самой мамы, и потому, что все мы, и я и мама, жили нашу жизнь впервые, следовательно, ошибались и ранили друг друга, иногда — довольно серьёзно. Но я безумно рад, что мы сумели дойти вместе до того моего возраста, когда я уже был способен понять это и видеть в маме в первую очередь просто человека — такого же, как я, то есть иногда ошибающегося, но искренне старающегося каждый день становиться лучше. Никакая затаённая обида здесь невозможна.

Тем более, что мне часто казалось: алмаз маминой любви, если ранит, то в первую очередь не меня, а ее саму. Мне казалось и, я думаю, это было так, что мама любила меня и сестру, да и вообще всю нашу семью намного больше, чем себя. Иногда это пугало. Я боялся, что она готова отдать нам себя всю без остатка. И когда я сейчас думаю о том, что случилось, я не могу отделаться от горького ощущения, что в некотором смысле произошло именно что-то подобное. Мы много говорили на эту тему, и я просил её снизить строгие материнские требования к себе. Однако я не учёл, что этот огонь для неё было невозможно притушить. Таково было её понимание своего родительского, семейного долга. И хотя мне больно и я боюсь теперь, что не сделал достаточно, не помог, не донёс что-то, не доказал, не успел, не был рядом достаточно, я также думаю, что принятие этого долга было результатом свободного выбора, и я должен его уважать. И даже быть за него благодарным.

Поскольку все это в прошлом, это была жизнь — с её открытиями, ошибками, спорами, обидами и примирениями. Жизнь, которую никто ещё не сумел прожить полностью правильно. Теперь же останется только бесконечный свет маминой любви. Оборотная сторона любви — это боль расставания. Но мы — все, на кого распространялась мамина любовь —, вместе пройдем через эту боль и обнаружим там всё тот же вечный свет. С ним и ради него мы сумеем не только закончить всё, что мама не успела, но и жить дальше счастливо. Его силы лично мне хватит на всю оставшуюся жизнь. И теперь я уже не боюсь, но мечтаю научиться любить так же беззаветно и неоглядно, как умела она.

Мне безумно больно, что наш диалог прервался и никогда не продолжится в реальности. Но в моём сердце он не умолкнет никогда. Ведь оно переполнено светом, и я всегда буду обращаться к нему в трудную минуту. Я навсегда останусь её сыном, а она — моей мамой.

Мамой, которая писала милые и смешные стихи мне на дни рождения.

Которая скупила мне охапку всех исторических журналов, которые только нашла, когда я лежал в больнице, а я был слишком юн и глуп, чтобы просто сказать спасибо и не кривить нос от того, что они мне не понравились.

Мамой, которая танцевала под хиты начала нулевых, пока маленький я рассматривал кассеты.

Мамой, которая так любила петербургские театры.

Которой нравились конфетки с кофейными зёрнами, и я всегда привозил их домой.

Которая одаривала своей энергией и поддержкой всех вокруг.

Которая любила животных и не могла без питомца дома.

Которая всегда уважала и принимала мой выбор.

Которая дала мне всё что могла дать и которой я вечно обязан всем (хотя она и была против, когда я так говорил, и в этом тоже была права).

Лучшей мамой, которая только могла у меня быть.