Я сегодня жёг воздух вокруг себя,
Я сегодня проспал половину дня.
Слышал: кости ломало, как ветви олив,
Я чуть более мёртв, чем жив.
Дай смеяться: зима начинает пургу.
Есть примета такая, что я не умру
До тех пор, пока будет на свете зима.
Целый мир за меня, от меня, про меня.
Значит, сколько с сейчас ни истратится лет,
Каждый снег есть не больше, чем мой привет.
Это я — я танцую, пою, кричу,
Посвящая нечайность тому ручью,
Что пробьётся первей посреди снегов.
Объявляя ничтожность любых оков,
Я — пока на земле вёсен вой и рёв —
Много более жив, чем мёртв.
Я сегодня проспал половину дня.
Слышал: кости ломало, как ветви олив,
Я чуть более мёртв, чем жив.
Дай смеяться: зима начинает пургу.
Есть примета такая, что я не умру
До тех пор, пока будет на свете зима.
Целый мир за меня, от меня, про меня.
Значит, сколько с сейчас ни истратится лет,
Каждый снег есть не больше, чем мой привет.
Это я — я танцую, пою, кричу,
Посвящая нечайность тому ручью,
Что пробьётся первей посреди снегов.
Объявляя ничтожность любых оков,
Я — пока на земле вёсен вой и рёв —
Много более жив, чем мёртв.
Опасность безостановочного поглощения чужих текстов — в риске не успеть написать своих. Самокат режет холодный утренний воздух, и я вместе с ним, буквально разрывая тягучие клубы сигаретного дыма. Курят на моём пути почему-то очень много, и дым действительно кажется плотнее производящих его людей. Влетаю из запаха в запах, набирая себе понемногу каждый: мята, банальный табак, потом что-то сладкое... клубника.
Где-то тут же в стылом воздухе, я верю, развешаны гениальные строки. Они красиво преломляют рассеянный утренний свет. Я пролетаю мимо них, оставляя зарубки на памяти, чтобы никогда к ним не вернуться. Это работало так и раньше, но теперь в два часа ночи развернувшаяся меж двумя теоретиками баталия (каждый занял позиции на страницах своего учебника, бесконечные запятые наточены и готовы к колюще-режущим) вокруг понятия "правовая культура" заставляет задуматься: а так ли мне это нужно и не пошло бы оно *****? Образ какой-нибудь Её с неясными мечтами тает в сигаретном дыму справа по плечу.
Короткий анализ показывает, что нужно и что не пошло. Что симптоматичнее — непошло, ибо стать гедонистом в суровейших условиях необходимости встать и поехать на пары также не очень выходит. Отсюда любование хотя бы мелочами — тоже попытка заставить мир работать на тебя. Как и маленький заслон между тобой и грохочущим валом чужих слов — пусть заметочный, но собственный текст.
Где-то тут же в стылом воздухе, я верю, развешаны гениальные строки. Они красиво преломляют рассеянный утренний свет. Я пролетаю мимо них, оставляя зарубки на памяти, чтобы никогда к ним не вернуться. Это работало так и раньше, но теперь в два часа ночи развернувшаяся меж двумя теоретиками баталия (каждый занял позиции на страницах своего учебника, бесконечные запятые наточены и готовы к колюще-режущим) вокруг понятия "правовая культура" заставляет задуматься: а так ли мне это нужно и не пошло бы оно *****? Образ какой-нибудь Её с неясными мечтами тает в сигаретном дыму справа по плечу.
Короткий анализ показывает, что нужно и что не пошло. Что симптоматичнее — непошло, ибо стать гедонистом в суровейших условиях необходимости встать и поехать на пары также не очень выходит. Отсюда любование хотя бы мелочами — тоже попытка заставить мир работать на тебя. Как и маленький заслон между тобой и грохочущим валом чужих слов — пусть заметочный, но собственный текст.
Вдыхать трупный запах книг
В нагретой библиотеке,
Шуметь костями в метро,
Забывая осанку мостов.
А ночью — писать стихи,
Скоблить с бумаги стихи,
Выстругивая верлибр
Выдавливать: "Ремесло".
Искать перемен в пейзажах,
Меняя билетные фильтры.
Нет — век обходить по кругу
Наш старый и сильный дом.
А в тридцать взамен юбилея
Справлять годовщину смерти —
Вот это была бы жизнь.
Стараюсь забыть её,
Вдыхая книжные споры
В натопленной библиотеке,
На перегонах в метро,
Раздумывая о мостах.
И ночью — из тьмы островской
Выцеживая Есенина...
Ужасно длинные сроки,
Мечтая про чёртов чай.
В нагретой библиотеке,
Шуметь костями в метро,
Забывая осанку мостов.
А ночью — писать стихи,
Скоблить с бумаги стихи,
Выстругивая верлибр
Выдавливать: "Ремесло".
Искать перемен в пейзажах,
Меняя билетные фильтры.
Нет — век обходить по кругу
Наш старый и сильный дом.
А в тридцать взамен юбилея
Справлять годовщину смерти —
Вот это была бы жизнь.
Стараюсь забыть её,
Вдыхая книжные споры
В натопленной библиотеке,
На перегонах в метро,
Раздумывая о мостах.
И ночью — из тьмы островской
Выцеживая Есенина...
Ужасно длинные сроки,
Мечтая про чёртов чай.
Один портрет
Люблю —
как не смогли бы две!
Росой холодной на траве.
Всё так:
Как росы на заре —
Люблю —
цветаевским тире!
Где недосказанность сильна
И где губа рассечена
От смелости и от вранья —
Там буду я, там буду я!
Где восклицание само
Притянет острое перо
В руке, которой всё равно,
Что ею писано и что
Подтверждено ей только что.
Люблю —
то острое перо!
Люблю —
над бездною канат.
Люблю —
сама казаться над
Неубежимостью паденья.
Во мне — острочка преступления,
А не один намёк его.
Душе подарено всего,
Что только можно перечесть!
Моей душе, пожалуй, снесть
Ещё пять душ внутри себя
Немного было бы труда.
Люблю —
рассвет заката дня!
Люблю —
полночи у огня —
Люблю! — изображать расстройство —
Люблю! — Онегина — Люблю! —
То свойство —
Люб-лю! — Люб-лю! — Люб-лю! —
Что этим словом заслоним
Пробел, оставленный любым
другим.
Люблю —
как не смогли бы две!
Росой холодной на траве.
Всё так:
Как росы на заре —
Люблю —
цветаевским тире!
Где недосказанность сильна
И где губа рассечена
От смелости и от вранья —
Там буду я, там буду я!
Где восклицание само
Притянет острое перо
В руке, которой всё равно,
Что ею писано и что
Подтверждено ей только что.
Люблю —
то острое перо!
Люблю —
над бездною канат.
Люблю —
сама казаться над
Неубежимостью паденья.
Во мне — острочка преступления,
А не один намёк его.
Душе подарено всего,
Что только можно перечесть!
Моей душе, пожалуй, снесть
Ещё пять душ внутри себя
Немного было бы труда.
Люблю —
рассвет заката дня!
Люблю —
полночи у огня —
Люблю! — изображать расстройство —
Люблю! — Онегина — Люблю! —
То свойство —
Люб-лю! — Люб-лю! — Люб-лю! —
Что этим словом заслоним
Пробел, оставленный любым
другим.
"Ого, это стихи не о смерти!". Да, стихи не о смерти (стихов о смерти вообще не бывает, я думаю), но умирать завтра мне придётся, потому что время лучшее, в смысле, срединноночное
Добрых снов, планета. Это первая ночь, когда наш маленький остров не отрезан совсем от твоего большого города, и я её праздную
С самого странного и изломанного моего дня вчера минуло полгода.
И надо уже от этих отсчётов уходить наконец
И надо уже от этих отсчётов уходить наконец
У меня есть несколько вещей, которые я непременно должен успеть сделать за последние дни 2017. Посмотреть новые "Звёздные войны", вернуться на берег Залива. А ещё что-то из серии "понять, простить и отпустить". Многое. Ведь я страшно устал от этого года; одна часть его - бег, ещё одна - полусмертная остановка, третья - фрустрация. И хотя моментов выпадания из жизни было значительно больше самой жизни, передохнуть не получилось.
Можно сказать, что начало нового года, как и, допустим, начало новой недели, не означает в действительности ничего и что это уловка слабовольных. Ну... не для всех. Я терпеть не могу неопределённости, потому мне с детства нравилось мыслить строгими и ясными категориями "начала"-"конца", "этапа", "витка". Поэтому идея Нового года мне лично очень близка. Совсем другой вопрос, что это абсолютно искусственный праздник, призванный просто-напросто заменить Рождество, но... эти два праздника, исконный и надстроенный, объединяет одна магистральная черта: они не о себе, а о ближнем. Они - для всех сразу, ни разу не эгоистичны. Потому оба живые и нравятся мне куда больше дня рождения или чего-то подобного. Отмечать вообще стоит только два праздника: Новый год (или Рождество, как хотите) и День Плутона в Иллинйсе (люблю тебя очень).
Я, впрочем, говорил о другом. В 2017 я не начал писать роман, не закончил поэм и рассказов, как обещал. Но я узнал столько таких удивительных (и пугающих) вещей и от столького освободился (временно или уже насовсем), что всё обещанное отошло на второй план. Я здесь и я всё ещё дышу. Вот что важно.
А здесь - это (в данный момент) на юридическом. Как я сказал, меня жутко раздражает неопределённость. В том числе неопредлённость в широком смысле, шаткость чего-то нового в границах моей картинки мира. Поэтому, оказываясь перед некоей новой системой знаний, я чувствую нервные тики, пустившиеся плясать по телу от желания вот прямо здесь и сейчас "во всём дойти до самой сути".
И вот это неусыпное желание "в работе, в поисках, в пути" и т.д. теперь ставит меня в тупик. С одной стороны, это то, что и определяет меня как персонажа всей этой странной истории, а с другой, мне далеко не всегда нравится то, что я нахожу, докапываясь до глубин, где засел Пастернак (там приходится разрешать сложные вопросы о том, что есть это найденное: низины духа или высоты жизни как разнообразия. От всего этого болит голова, тогда я начинаю тратить деньги, а денег у меня всегда немного). Кроме того, оказалось, что в открывшейся мне теперь системе знаний (в горах пыльных и не очень бибилиотечных книжек) и нет никакой сути, окончательной настолько, что я мог бы остаться доволен.
Так что я желаю себе: перестать нервничать и пытаться всё вокург расставить по метафизическим полкам (насколько бы сильно ты ни усложнял их, пытаясь убедить себя в том, что это и не полки вовсе, а вполне себе что-то многослойное и интересное). "Понять, простить и отпустить" тебе нужно в первую очередь себя. Ты понял за этот очередной "этап", что всё бывает. Как ни систематизируй, ко всему не окажешься готов. Так что перестань соревноваться с мирозданием в игре в бисер. Помни: всё вокург можно только принять как данность. Вынеси нужное (пусть и грустное) из этого страшного года и постарайся дойти до сути единственной вещи, которая того по-настоящему стоит, - счастья.
Тонкая белая спираль стала ещё немного длиннее. Ветер, песок и запах пережжённой каши (а может, просто сахара) - вот и всё, что я запомню.
Эти пожелания - ложные. Они не по мне, и следовать им я не смогу. Но корректировать программу будем уже по ходу, как и всегда. Ведь ко всему и правда не приготовишься, и, если я написал это искренне, значит, целый год прошёл не зря.
С Новым. Пис
Можно сказать, что начало нового года, как и, допустим, начало новой недели, не означает в действительности ничего и что это уловка слабовольных. Ну... не для всех. Я терпеть не могу неопределённости, потому мне с детства нравилось мыслить строгими и ясными категориями "начала"-"конца", "этапа", "витка". Поэтому идея Нового года мне лично очень близка. Совсем другой вопрос, что это абсолютно искусственный праздник, призванный просто-напросто заменить Рождество, но... эти два праздника, исконный и надстроенный, объединяет одна магистральная черта: они не о себе, а о ближнем. Они - для всех сразу, ни разу не эгоистичны. Потому оба живые и нравятся мне куда больше дня рождения или чего-то подобного. Отмечать вообще стоит только два праздника: Новый год (или Рождество, как хотите) и День Плутона в Иллинйсе (люблю тебя очень).
Я, впрочем, говорил о другом. В 2017 я не начал писать роман, не закончил поэм и рассказов, как обещал. Но я узнал столько таких удивительных (и пугающих) вещей и от столького освободился (временно или уже насовсем), что всё обещанное отошло на второй план. Я здесь и я всё ещё дышу. Вот что важно.
А здесь - это (в данный момент) на юридическом. Как я сказал, меня жутко раздражает неопределённость. В том числе неопредлённость в широком смысле, шаткость чего-то нового в границах моей картинки мира. Поэтому, оказываясь перед некоей новой системой знаний, я чувствую нервные тики, пустившиеся плясать по телу от желания вот прямо здесь и сейчас "во всём дойти до самой сути".
И вот это неусыпное желание "в работе, в поисках, в пути" и т.д. теперь ставит меня в тупик. С одной стороны, это то, что и определяет меня как персонажа всей этой странной истории, а с другой, мне далеко не всегда нравится то, что я нахожу, докапываясь до глубин, где засел Пастернак (там приходится разрешать сложные вопросы о том, что есть это найденное: низины духа или высоты жизни как разнообразия. От всего этого болит голова, тогда я начинаю тратить деньги, а денег у меня всегда немного). Кроме того, оказалось, что в открывшейся мне теперь системе знаний (в горах пыльных и не очень бибилиотечных книжек) и нет никакой сути, окончательной настолько, что я мог бы остаться доволен.
Так что я желаю себе: перестать нервничать и пытаться всё вокург расставить по метафизическим полкам (насколько бы сильно ты ни усложнял их, пытаясь убедить себя в том, что это и не полки вовсе, а вполне себе что-то многослойное и интересное). "Понять, простить и отпустить" тебе нужно в первую очередь себя. Ты понял за этот очередной "этап", что всё бывает. Как ни систематизируй, ко всему не окажешься готов. Так что перестань соревноваться с мирозданием в игре в бисер. Помни: всё вокург можно только принять как данность. Вынеси нужное (пусть и грустное) из этого страшного года и постарайся дойти до сути единственной вещи, которая того по-настоящему стоит, - счастья.
Тонкая белая спираль стала ещё немного длиннее. Ветер, песок и запах пережжённой каши (а может, просто сахара) - вот и всё, что я запомню.
Эти пожелания - ложные. Они не по мне, и следовать им я не смогу. Но корректировать программу будем уже по ходу, как и всегда. Ведь ко всему и правда не приготовишься, и, если я написал это искренне, значит, целый год прошёл не зря.
С Новым. Пис
Сегодня канал как никогда похож на то, во что я обещал себе его не превращать: туманная заметочная 13-летнего мальчика, вчера прочитавшего про философию экзистенциализма. Что поделаешь, иногда проскакивает.
-----
Конечно, я лукавлю: я запомню целую массу вещей. И она потрясающая. Память хороша уже хотя бы тем, что никто чужой насильно её не отнимет. Это всё остаётся вам. Живите
-----
Конечно, я лукавлю: я запомню целую массу вещей. И она потрясающая. Память хороша уже хотя бы тем, что никто чужой насильно её не отнимет. Это всё остаётся вам. Живите
Очень грустно, что не остаётся времени на настоящее чтение. Вот сейчас оно, казалось бы, есть, но это обманка. Те времена, когда я читал по шесть десятков книг за год (а в их числе были "Война и мир" и "Поднятая целина"), прошли. Их возврат - единственное, что могло бы заставить меня поучиться тайм-менеджменту. Или как там это зовётся