Плохая лирика — всё. Осталась только очень плохая.
Критика и предложения не принимаются, но выслушиваются. Мур
Критика и предложения не принимаются, но выслушиваются. Мур
Я бы сказал, вот до автора и дошло, что в университете придётся заниматься университетом.
Forwarded from мои не мудрые чувства
Вот и настал кризис в творчестве после ударной волны сентября ...
Сон - развлечение слабых,
Прдолжим упорный подъём.
Отставить "часок хотя бы..." -
Все в морге потом отдохнём!
Прдолжим упорный подъём.
Отставить "часок хотя бы..." -
Все в морге потом отдохнём!
Я сегодня жёг воздух вокруг себя,
Я сегодня проспал половину дня.
Слышал: кости ломало, как ветви олив,
Я чуть более мёртв, чем жив.
Дай смеяться: зима начинает пургу.
Есть примета такая, что я не умру
До тех пор, пока будет на свете зима.
Целый мир за меня, от меня, про меня.
Значит, сколько с сейчас ни истратится лет,
Каждый снег есть не больше, чем мой привет.
Это я — я танцую, пою, кричу,
Посвящая нечайность тому ручью,
Что пробьётся первей посреди снегов.
Объявляя ничтожность любых оков,
Я — пока на земле вёсен вой и рёв —
Много более жив, чем мёртв.
Я сегодня проспал половину дня.
Слышал: кости ломало, как ветви олив,
Я чуть более мёртв, чем жив.
Дай смеяться: зима начинает пургу.
Есть примета такая, что я не умру
До тех пор, пока будет на свете зима.
Целый мир за меня, от меня, про меня.
Значит, сколько с сейчас ни истратится лет,
Каждый снег есть не больше, чем мой привет.
Это я — я танцую, пою, кричу,
Посвящая нечайность тому ручью,
Что пробьётся первей посреди снегов.
Объявляя ничтожность любых оков,
Я — пока на земле вёсен вой и рёв —
Много более жив, чем мёртв.
Опасность безостановочного поглощения чужих текстов — в риске не успеть написать своих. Самокат режет холодный утренний воздух, и я вместе с ним, буквально разрывая тягучие клубы сигаретного дыма. Курят на моём пути почему-то очень много, и дым действительно кажется плотнее производящих его людей. Влетаю из запаха в запах, набирая себе понемногу каждый: мята, банальный табак, потом что-то сладкое... клубника.
Где-то тут же в стылом воздухе, я верю, развешаны гениальные строки. Они красиво преломляют рассеянный утренний свет. Я пролетаю мимо них, оставляя зарубки на памяти, чтобы никогда к ним не вернуться. Это работало так и раньше, но теперь в два часа ночи развернувшаяся меж двумя теоретиками баталия (каждый занял позиции на страницах своего учебника, бесконечные запятые наточены и готовы к колюще-режущим) вокруг понятия "правовая культура" заставляет задуматься: а так ли мне это нужно и не пошло бы оно *****? Образ какой-нибудь Её с неясными мечтами тает в сигаретном дыму справа по плечу.
Короткий анализ показывает, что нужно и что не пошло. Что симптоматичнее — непошло, ибо стать гедонистом в суровейших условиях необходимости встать и поехать на пары также не очень выходит. Отсюда любование хотя бы мелочами — тоже попытка заставить мир работать на тебя. Как и маленький заслон между тобой и грохочущим валом чужих слов — пусть заметочный, но собственный текст.
Где-то тут же в стылом воздухе, я верю, развешаны гениальные строки. Они красиво преломляют рассеянный утренний свет. Я пролетаю мимо них, оставляя зарубки на памяти, чтобы никогда к ним не вернуться. Это работало так и раньше, но теперь в два часа ночи развернувшаяся меж двумя теоретиками баталия (каждый занял позиции на страницах своего учебника, бесконечные запятые наточены и готовы к колюще-режущим) вокруг понятия "правовая культура" заставляет задуматься: а так ли мне это нужно и не пошло бы оно *****? Образ какой-нибудь Её с неясными мечтами тает в сигаретном дыму справа по плечу.
Короткий анализ показывает, что нужно и что не пошло. Что симптоматичнее — непошло, ибо стать гедонистом в суровейших условиях необходимости встать и поехать на пары также не очень выходит. Отсюда любование хотя бы мелочами — тоже попытка заставить мир работать на тебя. Как и маленький заслон между тобой и грохочущим валом чужих слов — пусть заметочный, но собственный текст.
Вдыхать трупный запах книг
В нагретой библиотеке,
Шуметь костями в метро,
Забывая осанку мостов.
А ночью — писать стихи,
Скоблить с бумаги стихи,
Выстругивая верлибр
Выдавливать: "Ремесло".
Искать перемен в пейзажах,
Меняя билетные фильтры.
Нет — век обходить по кругу
Наш старый и сильный дом.
А в тридцать взамен юбилея
Справлять годовщину смерти —
Вот это была бы жизнь.
Стараюсь забыть её,
Вдыхая книжные споры
В натопленной библиотеке,
На перегонах в метро,
Раздумывая о мостах.
И ночью — из тьмы островской
Выцеживая Есенина...
Ужасно длинные сроки,
Мечтая про чёртов чай.
В нагретой библиотеке,
Шуметь костями в метро,
Забывая осанку мостов.
А ночью — писать стихи,
Скоблить с бумаги стихи,
Выстругивая верлибр
Выдавливать: "Ремесло".
Искать перемен в пейзажах,
Меняя билетные фильтры.
Нет — век обходить по кругу
Наш старый и сильный дом.
А в тридцать взамен юбилея
Справлять годовщину смерти —
Вот это была бы жизнь.
Стараюсь забыть её,
Вдыхая книжные споры
В натопленной библиотеке,
На перегонах в метро,
Раздумывая о мостах.
И ночью — из тьмы островской
Выцеживая Есенина...
Ужасно длинные сроки,
Мечтая про чёртов чай.
Один портрет
Люблю —
как не смогли бы две!
Росой холодной на траве.
Всё так:
Как росы на заре —
Люблю —
цветаевским тире!
Где недосказанность сильна
И где губа рассечена
От смелости и от вранья —
Там буду я, там буду я!
Где восклицание само
Притянет острое перо
В руке, которой всё равно,
Что ею писано и что
Подтверждено ей только что.
Люблю —
то острое перо!
Люблю —
над бездною канат.
Люблю —
сама казаться над
Неубежимостью паденья.
Во мне — острочка преступления,
А не один намёк его.
Душе подарено всего,
Что только можно перечесть!
Моей душе, пожалуй, снесть
Ещё пять душ внутри себя
Немного было бы труда.
Люблю —
рассвет заката дня!
Люблю —
полночи у огня —
Люблю! — изображать расстройство —
Люблю! — Онегина — Люблю! —
То свойство —
Люб-лю! — Люб-лю! — Люб-лю! —
Что этим словом заслоним
Пробел, оставленный любым
другим.
Люблю —
как не смогли бы две!
Росой холодной на траве.
Всё так:
Как росы на заре —
Люблю —
цветаевским тире!
Где недосказанность сильна
И где губа рассечена
От смелости и от вранья —
Там буду я, там буду я!
Где восклицание само
Притянет острое перо
В руке, которой всё равно,
Что ею писано и что
Подтверждено ей только что.
Люблю —
то острое перо!
Люблю —
над бездною канат.
Люблю —
сама казаться над
Неубежимостью паденья.
Во мне — острочка преступления,
А не один намёк его.
Душе подарено всего,
Что только можно перечесть!
Моей душе, пожалуй, снесть
Ещё пять душ внутри себя
Немного было бы труда.
Люблю —
рассвет заката дня!
Люблю —
полночи у огня —
Люблю! — изображать расстройство —
Люблю! — Онегина — Люблю! —
То свойство —
Люб-лю! — Люб-лю! — Люб-лю! —
Что этим словом заслоним
Пробел, оставленный любым
другим.
"Ого, это стихи не о смерти!". Да, стихи не о смерти (стихов о смерти вообще не бывает, я думаю), но умирать завтра мне придётся, потому что время лучшее, в смысле, срединноночное
Добрых снов, планета. Это первая ночь, когда наш маленький остров не отрезан совсем от твоего большого города, и я её праздную
С самого странного и изломанного моего дня вчера минуло полгода.
И надо уже от этих отсчётов уходить наконец
И надо уже от этих отсчётов уходить наконец