Из Марины Цветаевой.

Нет, бил барабан перед смутным полком,
Когда мы вождя хоронили:
То зубы царёвы над мертвым певцом
Почетную дробь выводили.

Такой уж почет, что ближайшим друзьям –
Нет места. В изглавьи, в изножьи,
И справа, и слева – ручищи по швам –
Жандармские груди и рожи.

Не диво ли – и на тишайшем из лож
Пребыть поднадзорным мальчишкой?
На что-то, на что-то, на что-то похож
Почет сей, почетно – да слишком!

Гляди, мол, страна, как, молве вопреки,
Монарх о поэте печется!
Почетно – почетно – почетно – архи-
почетно, – почетно – до черту!

Кого ж это так – точно воры вора
Пристреленного – выносили?
Изменника? Нет. С проходного двора –
Умнейшего мужа России.

***

То не тяжкий стон от какой беды
Прерывает сказ, как пришли варяги -
Просто треснул лёд на моей Оби
От излучин в Томске до Лабытнанги.

Видно, раз вошед, не стряхнуть уже
Её чёрных вод смертоносный яд.
Но, боюсь, деревьев в той широте
Не собрать на гроб - будет маловат.

Ой да гой еси, край мой северный.
Дюже ты жесток к нашим чаяньям.
Видно, на Руси лишь вне времени
Можно жить бесстрашно и праведно.

Говорят, что кладбище. Вроде, вот цветы,
Венчик на лице, отдалённо схожем.
Православный крест. Саван. Гроб. Менты.
Только ты-то в гроб не уложен.

Знамо, смерти нет, нет и похорон
У надежды, тем паче - усталости.
Всполохи гвоздик. Крики в унисон.
Или это лёд затрещал от ярости?

Спасибо, легенда 💔

— Нельзя же так прижиматься. Прямо как к любимой прижались к своим воротам игроки «Севильи».

— Москалёв относится к игре как к простуде: лепит и лепит «горчичники».

— Исакссон с возвращением совершенно не меняется. Но парадокс не в том, что он не стареет, а в том, что он никогда не был молодым.

— Если бы на жёлтую карточку можно было копить, как на «Жигули», то Кьяер, я так думаю, сейчас бы уже пошёл в магазин.

— У «Спартака» есть способность даже на бильярдном столе найти глубокую лужу и в ней утонуть.

— Читаешь состав «Динамо» — и фамилии словно из классического русского водевиля. Живоглядов, Погребняк, Данилкин. Как будто это состав подбирал не Андрей Николаевич Кобелев, а, например, Александр Николаевич Островский.

— В Химках сегодня дерби аббревиатур – ЦСКА против ПСВ. Кстати, на НТВ.

— Ндинга попали по ноге. Да, больно. Но, как говорил мой дедушка, когда наступал коту на лапу: не ходи босиком.

— Так хозяйка пыль с комода смахивает — ну не ногой, конечно, — как Ниассе загрёб мяч в ворота.

— У Огуде удивительное имя. Видимо, родители долго думали, как назвать сына — Фёдор или Егор. В конце концов получилось — Фегор.

— Пауза на водопой. Думаю, она связана с тем, что пауза в игре возникла. И судья решил: «А не выпить ли нам, друзья?»

— Любо-дорого смотреть, как Артём Ребров руководит обороной. Практически движением бровей поправляет положение защитников.

— Не все столько времени в браке проводят, сколько провели вместе на поле Акинфеев, Березуцкий и Игнашевич.

— Говорят, что у Руслана Ротаня проблемы с режимом, хотя я, конечно, свечку не держал и на разливе не сидел.

— На поле выйдет Хурадо. Будет похурадостнее.

— Я видел дриблинг Инсаурральде, друзья мои! Жизнь никогда не будет прежней!

— Всего две минуты добавляет Безбородов. Наверное, ему нужно на поезд.

— «Астон Вилла» надёжно заперта на своей половине поля – почти как Фрекен Бок в ванной.

— Вышел Фалькао вместо Феллайни. Такое ощущение, что по алфавиту делал эту замену ван Гал.

— Трёхлетнего ребенка не так нежно подсаживают на заднее сидение автомобиля, как ди Мария сейчас сделал передачу на Уэйна Руни.

— А чего же вы здесь хотели-то? Ну да, была попытка угадать, что сейчас будет пас и перехватить мяч. А у меня однажды была попытка поздравить девушку с 8 марта. И ничего – попал в обезьянник. Чего не случится в жизни взрослого мужчины.

— С другого угла подача. Кросс Крооса! Не вышло даже и круассана.

— Падение Неймара – это всегда красиво. Даже Плющенко так красиво не падает.

— Эшли Коул делает просто блестящий пас на Крауча. Он как бы говорит: «Расти, Крауч! Ты должен быть ещё выше, и тогда у тебя всё получится».

— Может быть, тут одна проблема у англичан, всё-таки Англия — она одна, а тут сразу и Тринидад, и Тобаго, вдвоём на одного. Может быть, даже не совсем честно.


Легенда.

Во втором номере «Вестника гражданского процесса» за этот год вышло, возможно, самое путаное и невнятное, но и самое важное, что я когда-либо писал о праве.

Кто этот один этатист, кто отписался после предыдущего поста?

Бесконечный свет

Если вы чувствительны к теме потери близких, то лучше не читайте дальше.

Эту боль тяжело выражать в словах. Легко представить множество деталей — что не успелось и уже не случится, последние фразы оборвавшихся диалогов, невысказанные слова любви, тревоги и извинений —, но говорить об этих деталях невыносимо, да и к тому же они представимы без слов. Но в то же время находить слова надо. И в память об ушедшем любимом и — главным образом — чтобы поддержать себя и других оставшихся, чтобы вместе развеять туман горя и увидеть место для следующего шага. Поскольку правда жизни, насколько я ее понимаю, состоит в том, что ушедшему нужна от нас память, а жалость и внимание уже не нужны — они нужны живым.

Кроме того, мама была человеком текста, человеком книги, и вырастила меня таким же. Поэтому для меня совершенно естественно, и я думаю, даже правильно почтить её память, постаравшись подобрать подобающие слова.

И «подобающие» — это, мне кажется, не направленные на то, чтобы вызвать слёзы. Скорее напротив. Я постараюсь, говоря о маме, сказать и о её близких — растерянных, напуганных, осиротевших —, и ободрить нас. И поэтому я не хотел бы говорить о смерти. Я буду говорить о любви.

Думая о маме, я ощущаю себя наследником огромной, бесконечной любви. Мама учила, что материнская любовь это самое сильное чувство, постоянный ориентир и опора в большом мире. И её любовь действительно была такой. Её было много. Она была похожа на горящий, налитый светом неограненный алмаз: она согревала и служила ориентиром, но иногда могла и обжечь своим огнем или поцарапать особенно острыми гранями. Просто потому, что эта сила была иногда больше самой мамы, и потому, что все мы, и я и мама, жили нашу жизнь впервые, следовательно, ошибались и ранили друг друга, иногда — довольно серьёзно. Но я безумно рад, что мы сумели дойти вместе до того моего возраста, когда я уже был способен понять это и видеть в маме в первую очередь просто человека — такого же, как я, то есть иногда ошибающегося, но искренне старающегося каждый день становиться лучше. Никакая затаённая обида здесь невозможна.

Тем более, что мне часто казалось: алмаз маминой любви, если ранит, то в первую очередь не меня, а ее саму. Мне казалось и, я думаю, это было так, что мама любила меня и сестру, да и вообще всю нашу семью намного больше, чем себя. Иногда это пугало. Я боялся, что она готова отдать нам себя всю без остатка. И когда я сейчас думаю о том, что случилось, я не могу отделаться от горького ощущения, что в некотором смысле произошло именно что-то подобное. Мы много говорили на эту тему, и я просил её снизить строгие материнские требования к себе. Однако я не учёл, что этот огонь для неё было невозможно притушить. Таково было её понимание своего родительского, семейного долга. И хотя мне больно и я боюсь теперь, что не сделал достаточно, не помог, не донёс что-то, не доказал, не успел, не был рядом достаточно, я также думаю, что принятие этого долга было результатом свободного выбора, и я должен его уважать. И даже быть за него благодарным.

Поскольку все это в прошлом, это была жизнь — с её открытиями, ошибками, спорами, обидами и примирениями. Жизнь, которую никто ещё не сумел прожить полностью правильно. Теперь же останется только бесконечный свет маминой любви. Оборотная сторона любви — это боль расставания. Но мы — все, на кого распространялась мамина любовь —, вместе пройдем через эту боль и обнаружим там всё тот же вечный свет. С ним и ради него мы сумеем не только закончить всё, что мама не успела, но и жить дальше счастливо. Его силы лично мне хватит на всю оставшуюся жизнь. И теперь я уже не боюсь, но мечтаю научиться любить так же беззаветно и неоглядно, как умела она.

Мне безумно больно, что наш диалог прервался и никогда не продолжится в реальности. Но в моём сердце он не умолкнет никогда. Ведь оно переполнено светом, и я всегда буду обращаться к нему в трудную минуту. Я навсегда останусь её сыном, а она — моей мамой.

Мамой, которая писала милые и смешные стихи мне на дни рождения.

Которая скупила мне охапку всех исторических журналов, которые только нашла, когда я лежал в больнице, а я был слишком юн и глуп, чтобы просто сказать спасибо и не кривить нос от того, что они мне не понравились.

Мамой, которая танцевала под хиты начала нулевых, пока маленький я рассматривал кассеты.

Мамой, которая так любила петербургские театры.

Которой нравились конфетки с кофейными зёрнами, и я всегда привозил их домой.

Которая одаривала своей энергией и поддержкой всех вокруг.

Которая любила животных и не могла без питомца дома.

Которая всегда уважала и принимала мой выбор.

Которая дала мне всё что могла дать и которой я вечно обязан всем (хотя она и была против, когда я так говорил, и в этом тоже была права).

Лучшей мамой, которая только могла у меня быть.