Ну что ж, снова за работу...

Никита отмечает, что не только Медведев и Путин, но и многие другие политики всё чаще говорят цитатами из Библии. Богословский дискурс активно возвращается в политику, как то было при лучших российских императорах. И это хорошо. Но есть и новое: та самая внешняя оболочка конфессий, о которой говорит Никита, давно разрушена. На первый план выходит дух, а не буква. Внутреннее учение. Вот для чего сейчас так остро нужен традиционализм. Дабы свершилось чудо Единого.

https://yangx.top/hungryphil/1933

Специальное новогоднее поздравление с намёком.

30-31 декабря я получил на руки некоторые научные итоги года.

1. От Первого Русского Философского собора - книги и футболку с символикой собора и цитатой из Чаадаева на груди.
2. От фонда "История Отечества" и лично Руслана Гагкуева - второй том гигантской иллюстрированной энциклопедии "Великие соотечественники" (первый том вышел в 2018 году) с моей статьёй о Карсавине. Увы, книгу печатали без рассылки вёрстки и даже не уведомив авторов, поэтому в моей статье оказались ошибки и опечатки, а живописная картина "Карсавин в лагере" вообще никак не соотносится с реалиями. Но всю книгу иллюстрировал и многие очерки написал один-единственный художник, он так видит, это его собственный проект.
3. Вышел сборник Горьковских чтений за 2022 год с моей статьёй. Уже готовлюсь к следующим чтениям 2024 (sic) года.

Перед новым годом я успел досмотреть ещё один исторический фильм 2022 года - 8-серийный "Союз Спасения". Никита Высоцкий в нём и режиссёр, и автор сценария, и актёр (сыграл он Дибича, и не то чтобы убедительно), так что сериал несёт на себе отпечаток его субъективного видения. Итак, что же мы видим?

Плюсы: Первый полноценный фильм про декабристов. Неспешный, детальный. Актëры - почти сплошь известные и опытные (ну, кроме Бичевина - открытия этого фильма). Чётко различаются две группы декабристов: Пестель, Каховский, Рылеев, Баранов - кровожадные злодеи и фанатики; Трубецкой, Муравьёвы-Апостолы, Батеньков - наивные идеалисты, сами не ведающие, что творят. Режиссёр умышленно подобрал на роли Трубецкого и Рылеева тех самых актёров, кто играл Кириллова и Верховенского в "Бесах" Хотиненко, чтобы создать хитрую аллюзию разговора из этого сериала на их разговор в том сериале.

Минусы: Совершенно фантастические образы Александра I и особенно его брата Константина, достаточно сомнительный облик Аракчеева и Милорадовича.

Зато Сперанский показан умно и точно. Сперанский и Мордвинов представлены как инициаторы и крыша заговорщиков. Но всё и всегда у них идёт не по плану.

С другой стороны, Николай I предстаёт как неопытный новичок, который вынужден всему учиться на ходу, методом проб и ошибок.

Высоцкий весьма моралистичен. Сериал настойчиво убеждает, что отвлеченными, книжными благими намерениями вымощена дорога в ад, и что лучше бы этой золотой молодёжи было с самого начала столковаться с Александром I, тогда бы и Николай был не против, и что не нужно так глупить ради личных амбиций и тщеславия, которые ведут лишь к гибели.

До нового года я прочитал и один исторический роман (советского времени), который сам по себе достаточно известен (и автору романа, и его главному герою поставлены памятники, в честь них обоих названа дюжина улиц, сёл, библиотек, команд), но именно экранизации ему остро не хватает.

Роман весьма "кинематографичен" и удобен для переложения в сериал с минимальными изменениями. Почему я говорю это именно сейчас? Потому что он может стать реальным смысловым и сюжетным противовесом ужасному "Сердцу Пармы".

Речь, конечно, идёт о романе Аркадия Крупнякова "Марш Акпарса". Романе, где почти нет чёрно-белых персонажей, где показана вся сложность и неоднозначность переплетения личных, родовых, религиозных и политических мотивов действующих лиц из нескольких народов. Вереница московских великих князей и бояр, казанских ханов и мурз вкупе с их касимовскими, крымскими, ногайскими и астраханскими коллегами, марийских и чувашских вождей разного ранга, колоритнейших митрополитов, священников и мулл закручиваются в увлекательный клубок... Действие романа охватывает аж 35 лет (1522-1557 гг.) и в формате сериала утрëт нос любому Иванову с его сепаратистскими и нью-эйджерскими фантазиями про Парму.

3 января каждый год у нас только одна тема для разговоров: Толкиен. Что ж, коснемся некоторых богословских вопросов у него, а завтра обсудим некоторые новые и не очень труды о нём, которые рекомендуются к прочтению.

В сентябре - октябре я много писал в этом канале, что христианство как таковое, но также и традиционализм как таковой сражаются с двумя врагами, двумя крайностями. С одной стороны - языческий пантеизм, растворяющийся во многом и не видящий Единого, обожествляющий тварного человека и природу со всем их злом и мерзостями. К разновидностям этого мировоззрения принадлежит и атеистический марксизм и вообще всякий гуманистический коммунизм.

С другой - радикальный дуализм, манихейство/богомильство, лжеименный гностицизм, иудео-христианство со всеми формами от протестантизма (особенно кальвинизма) до исламизма (в т.ч. салафизма и проч.), то есть антисистемы, отрицающие мир, жизнь, природу как таковые, обращающие их в ничто перед лицом совершенно трансцендентного "Б-га". К разновидностям этого мировоззрения принадлежат кантианство и вообще либерализм.

Христианский традиционализм борется на смерть с обоими этими дьявольскими мировоззрениями. И здесь Толкиен и прочие Инклинги по праву стоят в одном ряду с Флоренским, Элиаде, Карсавиным, де Местром и другими нашими классиками.

Напомню. Толкиен писал, что есть три основные темы для человека: о Грехопадении, Смертности и Машине. Собственно, эти темы мы видим и у Новалиса, и у Флоренского, и даже у Хайдеггера. Но останемся сейчас в пределах философии и богословия Толкиена.

Как известно, Отцы Церкви примерно поровну делятся на тех, кто считал, что Адам изначально создан бессмертным, и на тех, кто считал его изначально смертным, но такой смертью, которая носила бы не падший характер и не означала бы разделения души и тела. (Ещё раз смотрим "О душе и теле" Карсавина.) Толкиен поддерживал вторую точку зрения, хотя его фундаменталтный вывод о смерти как даре Бога, без которого люди бы грешили вечно, согласуется и с первым теологуменом тоже.

Тем не менее, речь идёт о том, что непадший человек бы всё равно покидал бы Землю, но без разлучения тела и души, а так, чтобы они вместе уходили в иной мир, на Небо. (Именно этот сценарий воплощают в Традиции примеры вознесения святых в теле, известные уже у китайских даосов и египетских фараонов Древнего Царства.)

Именно эту норму в христианстве реализуют Енох-Хизр, Илия и Иоанн Богослов, а также Богородица, и только такую смерть следует считать нормальной, все же остальные люди умирают аномально и извращённо.

Но наибольшей мерзостью является стремление падшего и смертного человека продлить себе земную жизнь физическими методами. Трансгуманизм у Толкиена - это квинтэссенция сатанизма, вершина дьявольского извращения человеческого бытия. (И тут мы снова обращаемся к трудам В.А. Кутырëва, которые мы цитировали здесь осенью).

Сюда же, безусловно, относится и отвержение космизма, хотя по части разоблачения сатанинского характера космизма больше отличились К.С. Льюис и отчасти наши Достоевский и Флоренский.

От вопроса Смертности перейдем к вопросу Падения. Все традиционные языческие религии знали о Падении и мечтали о его искуплении путём жертвоприношений, но пантеисты, гуманисты, коммунисты, неоязычники, нью-эйджеры отрицают падшесть человека и природы и обожествляют ту смертность, хищничество и мерзость, которые присущи им. С другой стороны, радикальные креационисты: кальвинисты, радикальные иудеи, салафиты-ваххабиты, гностики-дуалисты, исмаилиты, манихеи, катары, богомилы, идеалисты-кантианцы считают саму материю злом или творением злого начала, отрицают всякое божественное присутствие в ней, обезбоживают этот мир.

Против обоих мировоззрений выступает традиционализм, особенно христианский, для которого материальный мир сотворён Богом и потому сам по себе благ, но очень рано, практически с самого начала, искажён дьяволом и с тех пор извращен и опорочен.

Вот это-то Толкиен показывает и объясняет намного яснее и доходчивее многих других христианских апологетов.

В "Кольце Моргота" Профессор формулирует предельно точно суть проблемы: дьявол вложил столько сил в искажение этого мира, что вся материя, хоть изначально и благая и сотворенная Богом, несёт на себе отпечаток падшести и скверны. Какие-то вещества испорчены относительно больше (например, золото), какие-то - относительно меньше (например, вода), но в целом мир искажен настолько, что давно уже и личного присутствия сатаны не требуется: Кольцом Моргота, Князя мира сего, стал весь мир, по крайней мере, Земля и подлунная сфера. (Есть аргументы в пользу того, что в традиционной космологии звезды в надлунной сфере остаются незапятнанными Падением, хотя это вопрос дискуссионный, как и вообще вопрос о распространенности Падения на другие части космоса.)

Поэтому нужно трезвое сознание аномальности того состояния мира, в которое мы заброшены. Идёт ли речь о человеческом теле, о мире растений и животных, даже о стихиях и минералах - на них всех в разной степени лежит печать Падения и тления.

Поэтому, указывает Толкиен, даже ангелы не могут излечить искажение и порчу мира. Они могут лишь со всей силы долбить по материи и уничтожать её, но это не способствует исцелению. Исцелить Искажение может только Боговоплощение (см. Атрабет Финрод ах Андрет). "Ныне суд миру сему; ныне князь мира сего изгнан будет вон. И когда Я вознесён буду от земли, всех привлеку к Себе" (Ин. 12:31-32).

Этим и объясняется интерпретация Толкиеном диалектической триады Прокла (пребывание - исхождение - возвращение), представленной у Эриугены как тетрактида, как триады Земли Незапятнанной, Земли Искажённой и Земли Обновлённой (Arda Alahasta - Arda Hastaina - Arda Envinyanta).

Сейчас, когда очень популярны исследования социальной и не только памяти, важно особое внимание уделять богословскому пониманию забвения и припоминания (анамнесиса, по Платону) о Падении. В этом нам помогут работы Элиаде о ностальгии, как те же "19 роз", где главный герой не может найти себя, пока не прошёл инициацию и не восстановил в памяти день своей встречи со смертью много лет назад. Сюда же мы отнесем учение о памяти и об истине (а-летейе) как незабвенности у Флоренского и Лосева.

Но сюда же относится и тема памяти у Толкиена. Памяти, давящей спустя века и столетия, памяти всегда печальной, всегда связанной с плачем, памяти, которая не даёт возможности просто жить не то что людям, но даже камням, которые тоже помнят - и плачут.

За их спиной лежат грехопадения. Грехопадение ангелов (при сотворении Вселенной) и грехопадение людей - два главных из них, хотя Толкиен, используя возможности своего художественного метода, добавляет к ним ситуации с падениями и других существ: но ведь и у людей, помимо первичного Падения, есть ещё отдельные падения и "скелеты в шкафу" у целых стран, народов и отдельных семей.

У Толкиена на вопрос о том, что же натворили самые первые люди и как они пали, их прапраправнуки отвечают: "Тьма лежит за нашими спинами, и мы не желаем возвращаться к ней даже в мыслях". Скажите теперь по совести: ведь эти слова применимы не только к праотцам, но и к каждому из нас, не так ли? Разве вы не помните в своей жизни такого момента?

В конце концов, если заставлять вспоминать самое начало, с чего начались наши проблемы, то всё упрется в слова Господа: "Се, Я видел сатану, ниспадшего с неба как молния" (Лк. 10:18). Человечество как бы с тяжёлого похмелья с трудом вспоминает это начало - ведь оно было ещё до появления человека. Это очень мощно описал А.Ф. Лосев:

Творенья первый светлый день
Не тмит в душе былых воззваний,
Лилово-розовую тень
До-мировых воспоминаний.

Алканья гроз страстных кинжал,
Раздравший Душу мирозданья,
Бытийных туч пожар взорвал
Ущелью этому в закланье.

То сумасшедший Демиург,
Яряся в безднах агонии,
Взметнул миры, хмельной Теург,
Богоявленной истерии.

"Я понимаю историю как долгую борьбу, обреченную на поражение, хотя она и содержит... проблески конечной победы", - писал Толкиен. Он вторил о. Павлу Флоренскому: "Не есть ли история мира, во мраке греховном протекающая, - одна лишь ночь, один лишь страшный сон, растягивающийся в века, - ночь между тем полным грустной тайны вечером и этим трепещущим и ликующим утром? И кончина мировая - не рождение ли Земли в новую жизнь при Звезде Утренней?"

Но Звезда Утренняя - в германской традиции и в английском православии у Кюневульфа в VIII веке - это и есть Эарендил. Концы сошлись - навстречу Концу света и его вестнику.

Eala Earendel engla beorthast, ofer Middangeard monnum sended! /
Aia Earendil elenion ancalima!

Ну а пока длится наша земная история - черная ночь между вечером Седьмого дня творения и утром Восьмого, невечернего дня - нам остаётся только выполнять свой долг, даже зная неизбежный конец и приговор и нам, и этому миру, который сгорит в огне.

И здесь снова нас воодушевят строки Толкиена из "Возвращения Бьортнота":

Во тьме ночи теплятся свечи,
но гулок хор под холодным сводом:
то панихиду об упокоеньи
души усопшего служат в Или.

Века проходят и поколенья,
рыдают жены, растут курганы,
и день сменяется днем, и пыли
все толще слой на старом надгробье, -
крошится камень, род угасает,
и гаснут искры горящих жизней,
едва успев над костром вспыхнуть.
Так мир меркнет; встает ветер,
и гаснут свечи, и ночь стынет.

Тьма! Везде - тьма, и рок настиг нас!
Ужели свет сгинул? Зажгите свечи,
огонь раздуйте! Но что там? Пламя
горит в камине, и свет в окнах;
сходятся люди из тьмы туманов,
из мрака ночи, где ждет гибель.

Чу! Слышу пенье в сумрачном зале:
слова суровы, и хор слажен.
Воля, будь строже, знамя, рей выше,
Сердце, мужайся - пусть силы сякнут:
Дух не сробеет, душа не дрогнет -
пусть рок настигнет и тьма наступит!

Отсюда и вопрос о природе зла. Да, мы все хорошо знаем общий ответ традиционной, неоплатонической, святоотеческой философии: зло не имеет собственного бытия, это лишь недостаток блага. Этот ответ верный, но для прояснения его конкретного действия в мире (а мир во зле лежит, по Евангелию) нужно показать, как же чистое отсутствие бытия может действовать и даже проявлять свою волю?

И здесь нам опять помогает Толкиен, поскольку он активно обращался к древнеанглийскому православному богословию и в произведении "Сатурн и Соломон" нашёл важный ответ. Там задаётся вопрос:

- Что суть вещи, кои не суть?

Ответ: besceade. Это "тени" в обобщённом среднем роде, правильнее перевести как "тение".

Тень - всего лишь место, куда не падает свет. Отлично, Парменид: бытие есть, небытия нет, не так ли? Нет, не всё так просто: зло есть тень. Тень может удлиняться, расти, охватывать весь мир (Мряка в русском фольклоре). Тень имеет свою, злую волю: волю не быть ничем, волю к чистому небытию.

Мир Модерна и тем более Постмодерна - это мир теней. Тени удлинились и поглотили тот свет и жизнь, которые были в мире Традиции. Мы живём под Тенью. Стряхнуть этот морок чудовищно трудно, но можно и нужно. Это один из важнейших уроков традиционализма.

Друзья, носите евразийские футболки! Я свою скоро получу, а пока что у меня есть другой новогодний подарок - футболка с цитатой Чаадаева, который, как известно, первым определил Россию как географическую Евразию. А вы спешите за евразийскими футболками от Евгении.
https://yangx.top/rossia_3/8212?single

Я тут уже писал однажды, что Иван Ильин вёл себя очень подло, когда вначале пытался примкнуть к евразийцам, а когда они ему отказали - перевернулся на 180 градусов и начал поливать их грязью и тоннами лжи. Вот статья Колерова, где подробно рассмотрена эта история - один из сотни примеров того, насколько ужасным человеком был Иван Ильин.
https://yangx.top/Modest_A_Kolerov/3093