Многие не любят Пезешкиана, и, вероятно, есть за что. Но нужно отдать ему должное: он, став президентом Ирана, систематически выступает и общается не только на персидском, но и на азербайджанском и курдском языках. Это ему большой плюс. Иран при пехлевийском режиме переживал кровавые и постыдные времена тотальных запретов нацменьшинств по якобинско-кемалистско-нацистскому образцу, но после Исламской революции ситуация медленно и не без трудностей, но стала выправляться. Раньше за речи на "негосударственных" языках чиновников вплоть до уровня президента в Иране могли отстранить от должности, теперь же выступление на языках народов Ирана стало вполне допустимым. Это очень здорово укрепляет страну, её стабильность и единство.

Кстати, сейчас в Иране впервые сложилась ситуация, когда и великий рахбар, и президент, и ряд министров, и глава генштаба - азербайджанцы. И это тоже немаловажный шаг, который решительно противопоставляет сообщество верных азербайджанцев на службе иранской и российской государственным идеям (о последней говорит сегодняшний факт назначения азербайджанки Ирады Зейналовой послом России на Маврикии) тем отступникам, кто работает на сепаратистскую и атлантистскую идею пантюркизма.

Нарендра Моди сегодня переименовал Порт-Блэр (стотысячный город - столицу Андаманских и Никобарских островов) в Шривиджая-Пурам. Решение принято исходя из того, что именно в этом городе в 1943-1945 гг. находилась столица Боса и его Свободной индийской армии.

Это очередной удачный символический выпад Моди против Британии (правда, Бангладеш он проиграл ей отнюдь не символически, и ситуация там сейчас катастрофическая, у нас есть сведения от самих бангладешцев на этот счет).

Узнал, что одна из крупнейших советских/российских учёных является приверженцем интегрального традиционализма, к чему её привело именно изучение Ближнего Востока. Внушительно. В свою очередь, попавшаяся мне её редкая статья (отсутствующая в Интернете) натолкнула на новые мысли о корнях развития софиологии. Нам кажется, мы еще о многих даже достаточно известных учёных не знаем пока всей полноты картины их устремлений. Вспомним, как тот же Элиаде до конца жизни многое скрывал и работал зачастую прикровенно.

Традиционалистская речь Патриарха Кирилла и великолепное народное единение и здоровый клич народной души на Александро-Невском крестном ходе в Петербурге - это два взаимосвязанных явления. Без эксплицитного обращения Патриарха к философии религии Флоренского и Элиаде не было бы такого синтетического православно-патриотического 75-тысячного крестного хода, а без народного энтузиазма на крестном ходе не было бы почвы для проповедей Патриарха. И это, пожалуй, решающее достижение постсоветской России. Правда, уже в 90-е годы некоторые западные СМИ писали, что они приходят в ужас от возрождения религии и церкви в РФ. Но тогда это были отдельные голоса; многие все еще пребывали в иллюзии, что Запад остается во многом христианским и поможет восстановлению Церкви (а то даже и монархии) в новой России. Эти иллюзии развеялись, и это по-своему хорошо. Запад пошел по пути тотального запрета христианства, по пути принудительного насаждения абортов, феминизма, ЛГБТ (запрещено в России), смены пола, ювенальной юстиции и прочих атеистических/сатанистских дискурсов. Фактически Запад пришел к повторению советского большевизма периода его расцвета, с Ричардом Докинзом в роли Емельяна Ярославского. Удивляться, конечно, нужно лишь тому, что это случилось так поздно (спустя 200-250 лет после великой буржуазной трансформации конца XVIII в., которую современные атлантисты называют ни много ни мало "атлантической революцией"), а вовсе не тому, что это случилось вообще. Не только Россия, но и лимитрофные страны вокруг нее (Восточная Европа, юг бывшего СССР и проч.) заплатили слишком дорогую цену за данайские дары, принятые ими в 1989-1992 гг.; настала пора размежеваться.

И вот тут-то выясняется, что речь Патриарха Кирилла и крестный ход в Петербурге - это вообще не вопрос конкретно о России. Можно проигнорировать упоминания России в этом контексте и всё равно не потерять суть. А суть состоит в том, что в плане религиозной жизни и покровительства государства ей Россия достигла сейчас таких высот, до каких абсолютному большинству стран мира (исключая разве что Иран) еще расти и расти. А суть в том, что наш Патриарх обращается к фундаментальным вопросам религии par excellence (подчеркивая ее несовместимость с "правами человека" и проч.), к статусу антропологии и к эсхатологической перспективе. Нет, не о России этот спор, но об отношении человека к Богу вообще и о Конце света вообще. Вдумайтесь: ни папа римский, ни архиепископ кентерберийский, ни константинопольский патриарх, ни далай-лама не только сейчас, но и 10-15 лет назад не могли сказать и не могут сказать ничего о том, о чем регулярно говорит наш Патриарх и другие ответственные проповедники нашей Церкви. Им запрещено мыслить самостоятельно, запрещено недвусмысленно осуждать права человека, демократию, ЛГБТ, пацифизм и прочие извращения - а нашим не только можно, наши сами размышляют на этот счет, да еще крепко и с энтузиазмом (как о. Андрей Ткачев).

Почему именно Флоренский и Элиаде - точнее, их философия культа и метафизика сакрального - были взяты Патриархом как тема для речи? Да потому что он хотел подчеркнуть их ключевую мысль: разница между всеми традиционными религиями (включая христианство) несравненно меньше, чем разница между Религией и Не-Религией (включая сюда и секулярный атеизм, и нетрадиционные секты, учения, и открытый сатанизм). Это важнейший тезис традиционалистов, который находится в непримиримом противоречии с разного рода финистами и иными фанатиками-экстремистами с манихейско-дуалистическим мышлением ("спасутся только наши, а остальные погибнут без исключений, мы точно это знаем"). На протяжении десятков лет либеральные модернисты (ортолибералы) вбрасывали в православную среду подленький, лживенький и поганенький тезис о том, будто христианство лишено признаков остальных религий и даже по-своему ближе секулярному атеизму, чем другим религиям, будто в христианстве нет ничего сакрального, ничего космического, ничего циклического, ничего материального, ничего жертвенного и искупительного и т.д. Флоренский и Элиаде - это два мощнейших тяжелых орудия (хотя, конечно, суть и другие), которые напрочь разбивают этот тезис, не оставляя от него буквально ничего.

Официальная позиция сегодняшнего папства по поводу спасения в разных религиях: развёрнутый комментарий с их стороны. Своих оценок не даем, но нужно знать, на чем же сейчас стоят католики.

https://yangx.top/ruspoltheology/116

Странный спор длится уже почти неделю в философском сегменте Инстаграма. Сначала Никита Сюндюков очень осторожно и умеренно высказался в том смысле, что философы - люди несчастные и в жизни могут не следовать собственному учению. Но он это высказал как вопрос и сомнение, а не как утверждение. Другие же авторы устроили вакханалию вокруг этого вопроса, канал "Мир русской мысли" очень агрессивно стал писать, что философ вообще никогда (!) не должен следовать своему же учению, а должен его нарушать и свинячить по полной. Что тут сказать? Уже Лосев, принявший монашеский постриг, указывал на некоторое лицемерие и неоконченность мысли Гегеля и Шеллинга, поелику они не ушли в монастырь, а философствовали из уютненьких кресел. В православии хорошо известна максима: "Слова опровергаются словами, но кто опровергнет жизнь?"

Действительно, хотя тот или иной верный тезис вполне способен высказать любой мыслитель, независимо от своего поведения, но верность или ложность всей системы философа, всего мировоззрения определяется его практической жизнью и только ею одной, включая даже моменты рождения и смерти. Если в результате своих философских актов он не изменил сам себя, не перешёл на более высокий духовный, инициатический уровень, значит, гнилая в целом его система. Вспомним главный тезис Уждавиниса: истинная философия есть обряд внутреннего перерождения человека, его трансмутации. Если этот скачок не достигнут, если философ не встретил Мудрость и не засвидетельствовал это явно в своей жизни на практике (иногда, кстати, вплоть до мученичества), то и слушать там нечего и не о чем.

Можно даже радикализировать вопрос так:

Хотя оценка философии и высказываний того или иного мыслителя и зависит от содержания этих высказываний, но в ещё большей степени она зависит от вещественных, материальных фактов его жизни, от того, насколько полно и бытийно он реализовал дух в материи. А это не только его личные достижения, как-то принятие пострига, священства, ордена, его личный экстаз или встреча с божественным, полученное им откровение, видения и проч., но и, например, дата и место рождения и воспитания, его род и предки, дата и обстоятельства смерти, пережитые им в жизни несчастья и потрясения и т.д.

Это важно подчеркнуть, потому что, к примеру, даты рождения и смерти или имена предков не зависят от самого философа, но если они символичны и знаковы, то и его изречения получают такую авторитетную силу, которой они не имели бы сами по себе или в устах человека, родившегося в другой день или в другой семье. "Тайный смысл везде, вокруг, он повсюду, милый друг".

Цель подлинной философии (любви к Премудрости) - быть ступенями к обожению человека, к его становлению богом по благодати (ибо по природе человек тварен и, как и любая тварь, не имеет собственного бытия, но становится причастен божественному бытию). Причем цельного человека, то есть телесного и в теле. Более того - человека вместе с окружающей природой, со всем космосом, Вселенной.

Вот почему телесные параметры жизни философа (род, рождение, смерть; болезни - все из которых суть отражения духовных процессов и состояний; теофании, чудеса, видения, исцеления) приобретают решающее значение при оценке его философии: насколько она решает задачи быть ступенями к обожению, насколько она преображает его и окружающих людей и природу в нечто онтологически более высокое.

Habent sua fata libelli. Некоторые книги желательно читать лишь в определенной обстановке, например, "Столп и утверждение Истины" и "Философию культа" Флоренского - окуривая ладаном и на кипарисовой подставке, а "Диалектику мифа" Лосева - лунной ночью при свете лампады. А некоторые книги являются венцом, энтелехией духовного пути их авторов, потому они неизбежно становятся последними в их земной жизни. Новалис не мог больше жить на земле после кульминации "Генриха фон Офтердингена", Гоголь - после эпилога второго тома "Мертвых душ", Владимир Соловьев - после "Трех разговоров и Краткой повести об Антихристе", а Рене Домаль - после подступа к инициатической главе "Горы Аналог".

Такова была судьба и Альгиса Уждавиниса, умершего три года спустя после его "Философии как обряда перерождения". В эту книгу он вложил все свои силы и чаяния, и само её написание стало путем его духовной реализации, ведущей уже по ту сторону земной жизни. Русский переводчик данной книги, генонист Абдулов, в свое время скончался, доведя перевод наполовину. Мы не сомневаемся, что любой, кто возьмется перевести данную книгу до конца, сильно рискует окончить жизнь в кратчайшие сроки, потому пока что воздерживаемся от такого начинания, не чувствуя в себе готовности: сроки еще не наступили. Если есть готовые и желающие взяться за перевод, дерзайте.

Уждавинис предпринял попытку системного разъяснения перерастания египетских ритуалов перерождения в эллинистические, неоплатонические и христианские как звеньев одной "золотой цепи" философии - философии не в пренебрежительном, спекулятивном смысле слова, но в смысле оперативном. Подобные исследования остро ставят вопрос об антропологии, о познании онтологической сущности человека и путей к его избавлению от греха и обожению. И здесь всегда уместно обратиться к текстам, которые пять тысяч лет назад писали в камерах внутри пирамид люди, всяко знавшие об этом больше нас.

"Летит летящий. Он улетает от вас, люди, ибо он не принадлежит земле, он принадлежит небу… Он поднялся на небо и соединился с солнцем, и божественная плоть [его] смешалась с породившим ее... Твои крылья растут, как у сокола, ты широкогрудый, как ястреб, на которого взирают вечером, после того как он пересек небо... Ты обретаешь свое место на небе между звездами, ибо ты единственная звезда, носитель Ху [Ориона?], ты взираешь вниз на Осириса, повелевающего блаженными... Ты должен сесть на трон Ра, чтобы давать богам приказы, так как ты — Ра".

Сегодня я (а также не менее четырех известных мне лиц из числа подписчиков) подключался к видеоконференции с суфийским шейхом, генонистом Паоло Урицци, который прочитал лекцию об Ибн Араби и значении понятия "Дух Мухаммеда" в аутентичном суфийском понимании. Видеоконференция, ясное дело, была приурочена к мавлиду. Урицци системно и доходчиво изложил точку зрения исламского традиционализма и объявил о том, что дописывает новую книгу о христианстве. Поскольку среди слушателей было немало христианских традиционалистов (в т.ч. даже один армянский традиционалист), от них посыпались вопросы о божественном статусе Иисуса Христа и о межрелигиозных отношениях, на которые лектор по мере сил отвечал. О выводах из данного мероприятия мы скажем еще в ближайшие дни.

Узнал сегодня, что 9 сентября умер Карен Свасьян (и ведь не слишком старый ещё). Он уже более 30 лет жил в Швейцарии, но до самых последних лет продолжал публиковать всё новые книги и на русском, и на немецком. Признаюсь, я их почти не читал и хотел бы в свободное время почитать систематически. При всем несогласии со многими тезисами Свасьяна, нужно признать как его вклад в исследование Шпенглера в 90-е годы (он единственный в России тогда использовал его неопубликованные документы из архива) и в издания Ницше, так и то, что Свасьян действительно был самостоятельно мыслящим философом, которых в постсоветской России можно пересчитать по пальцам двух рук (а не только историком или исследователем философии), причем размышлял он над действительно жизненно важными вопросами (а не над псевдопроблемами, как многие "конвенциональные философы" сейчас), даже если мы не согласны с его ответами на эти вопросы, упиравшимися в миф о духовной эволюции сознания.

И дело, конечно, не только в антропософии Свасьяна: Барфилд тоже был антропософом, что не помешало ему стать вполне самостоятельным философом, более того - на наш взгляд, лучшим английским философом ХХ века; Свасьяну, начинавшему карьеру в Армении, это не удалось по разным причинам, но и попытка достойна упоминания в скудных анналах постсоветской философии в России.

200 ЛЕТ СО ДНЯ СМЕРТИ ЛЮДОВИКА XVIII

Два века назад ушел из жизни король Франции Людовик XVIII, урожденный Людовик-Станислав-Ксавье, граф Прованский. Это была единственная за весь XIX век (более того, за весь период с 1774 по 1906 гг.) мирная, законная и не досрочная передача власти во Франции. Даже одно это обстоятельство, не говоря уже о небывалых перипетиях судьбы дважды изгнанного и дважды вернувшегося на свой трон монарха заставляет внимательнее присмотреться к нему.

Он еще помнил роскошные времена своего деда Людовика XV, скончавшегося ровно на полвека ранее. Именно при нем принц формировался как личность. Когда грянула революция, брат короля Луи, граф Прованский, был уже вполне взрослым и состоявшимся человеком. За убийством его венценосного брата в 1793 г. последовала загадочная, по официальной версии, смерть племянника - малолетнего Людовика XVII - в 1795 г. Хотя многие до сих пор считают, что тогда мальчик спасся, Луи предпочел поверить официальной версии и на этом основании провозгласил себя Людовиком XVIII, королем в изгнании. Объявлявшая об этом Веронская декларация 1795 г. - блестящий документ правой роялистской мысли - обещала после реставрации монархии исправить прошлые ошибки и вернуться к древним принципам управления королевством, но ни в коем случае не давать амнистию цареубийцам.

Скитаясь по зарубежным странам (в том числе проживая в России в 1797-1801 и 1805-1807 гг., где Павел I наградил его орденом св. Андрея Первозванного), Людовик XVIII готовил войска верных ему приверженцев в ожидании нужного часа. Страдая тучностью и малоподвижностью, он все-таки дважды за эмигрантский период лично участвовал в битвах. Монарх отказался принять 2 млн. франков от Наполеона в качестве подкупа за отказ от короны - и не прогадал: в 1814 г. первыми ему присягнут на верность именно те города, в отношении которых это еще в 1796 г. пророчил незабвенный граф Жозеф де Местр. Свергнутый Наполеоном вторично весной 1815 г., Людовик обрел надежную опору в вандейцах и через три месяца триумфально вернулся на престол, на сей раз сохранив его до самой смерти.

Окружающие державы, от России до Британии, давили на Людовика XVIII в пользу ряда конституционных уступок революционерам. Действуя в рамках возможного после Венского конгресса, король иногда проявлял слабость, распустив корпус мушкетеров, оставив без наказания нескольких единичных террористов и цареубийц, назначая в период 1818-1821 гг. достаточно либеральных премьер-министров. Подчас же он действовал противоположным образом, отнимая расхищенные в революцию земли и раздавая их верным роялистам, устраивая казни бонапартистов, восстановив орден св. Михаила - высшую награду Франции, преследуя протестантов и оппозиционную прессу, назначая последовательно консервативных премьер-министров в 1815-1818 и 1821-1824 гг. Прислушавшись к мнению великого мыслителя и писателя Шатобриана, Людовик XVIII назначил его министром иностранных дел и организовал вторжение французской армии в Испанию с целью подавления там масонской революции по поручению Священного Союза.

Впервые за четверть века Франция познала при Людовике XVIII мир и покой. За это он удостоился чести быть последним, кто похоронен в аббатстве Сен-Дени. Ввиду бездетности короля (его супруга-лесбиянка, с которой он десятки лет фактически не жил как с женой, скончалась еще в 1810 г.) трон достался его брату Карлу Х (ранее граф д'Артуа) - более энергичному и более последовательному традиционалисту и поборнику восстановления традиционной монархии во всей её полноте и аутентичности.

Шеллинг