Итак, какие можно подвести итоги по экономическому развитию Африки за минувший 2018 г.? Быстрее всего растут экономики аграрных стран, подстегнутые растущим внутренним спросом и инвестициями в инфраструктуру и социальную сферу - это Сенегал (7%), Руанда (7,2%), Кот-д'Ивуар (7,4%). Три крупнейшие экономики Черной Африки - Нигерия, ЮАР и Ангола - в застое и тянут за собой весь континент.

Нефтесосии (Нигерия, Чад, РКонго, Габон) более-менее восстанавливаются после тяжелого кризиса 2015 г., вызванного падением цен на нефть, но и не особенно растут. Экономика Анголы так вообще сократилась на 0,7%. Минеральные экспортеры - Либерия и Сьерра-Леоне - тоже развиваются так себе.

Быстрее же всего развивается Восточная Африка - прежде всего Джибути, Эфиопия, Руанда и Танзания. Здесь прогнозируется рост в 5,9% в 2019 и 6,1% - в 2020 г. В Бурунди же и на Коморских островах рост не замечен из-за политической нестабильности, а в Южном Судане экономика стабильно коллапсирует из-за продолжающейся гражданской войны и сорванных мирных соглашений 2015 г.

В ряде стран Западной Африки рост серьезно замедлился после 2014 г. Нефтесосная Нигерия в 2016 г. провалилась в рецессию, Экваториальная Гвинея с 2013 г. в кризисе и снижает нефтедобычу, а вот Бенин, Буркина-Фасо, Кот-д'Ивуар, Гана, Гвинея и Сенегал уверенно растут (в среднем 5%) и будут расти в ближайшие годы.

Рост Центральной Африки - высокий в 2010-2014 гг. - замедлился и упал до 1% в 2017 г., и вряд ли в ближайшем будущем догонит страны восточного побережья. Плохие показатели у ЮАР и Южной Африки в целом.

Что думали и думают о китайцах в Африке? Из результата опроса 2017 г. видно, что еще пару лет назад их больше всего любили в крупных и промышленно развитых анклавах, ставших главными партнерами КНР - в Нигерии, Танзании, Кении, но восприятие деятельности Китая постоянно колеблется и показывает порой неожиданные кульбиты. Например, по оценкам, в 2007 г. китайское влияние особенно приветствовали в Кот-д’Ивуаре и Мали (92%). Но общественное мнение – вещь непостоянная. Кредитное закабаление и общая беспринципность китайского бизнеса становятся лейтмотивами в мироощущении многих африканцев. В нулевых, в целом, были более оптимистичные оценки (72% в 2007), но с началом десятых они упали до 66%. В Гане пик синофилии пришелся на 2014 г. (85%), а в Кении по опросам 2013 г. - 78%. Но видно, как он просел к 2017 г., и, в целом, есть тенденция к ухудшению.

На это есть причины. Африканцы - не идиоты. Они прекрасно понимают, что конечной целью КНР, несмотря на все ее крупные и перспективные инвестиционные и инфраструктурные проекты, являются африканское сырье и минеральные ресурсы. В Гане раздражение вызывала незаконная и бесконтрольная добыча ископаемых, скупка предприятий и общая алчность китайских предпринимателей. В ДРК китайский бизнес одно время контролировал всю добывающую отрасль в провинции Катанга. Все это – вместе с драконовскими трудовыми режимами на китайских предприятиях – неоднократно приводило и приводит к демонстрациям и забастовкам. Правда, в 2018 г. в глазах кениийцев имидж китайцев несколько улучшился (67%), но вот в Нигерии позитивные оценки упали до 61%. В обеих странах считают, что китайские предприниматели не уважают ни личные свободы, ни законы и традиции стран, где они ведут бизнес.

Вот, кстати, подписчик рассказывает, что в Кении индийцы-гуджарати, которые живут здесь с колониальных времен и держат большую часть ритейла и рынка недвижимости, понимают, что китайцы в скором времени вытеснят их из этой ниши. Поэтому они надеятся, что на смену китайскому капиталу придут какие-нибудь другие инвесторы, например российские. Но, видимо, ждут они зря. Россия, как правило, ввязывается здесь лишь в рисковые авантюры (например, в ЦАР), а в долгосрочных проектах (скажем, в алмазодобыче в Зимбабве) подчистую прогорает.

Хотя все понимают, что настоящий предвыборный лозунг Абубакара должен выглядеть так. Мэдскилз одного нигерийского остряка.

Во вторник 5 февраля министр туризма Уганды Годфри Киванда (на фото) инициировал кампанию "Мисс пышность" ("Miss Curvy"). Как заявлялось, кампания и сопутствующие ей мероприятия должны положить конец моде на худобу и раскрепостить женщин.

Однако всех возмутила агрессивно-рекламная направленность этой кампании. Министр задался целью использовать женщин "приятной наружности" как привлекательный имидж для "развития индустрии туризма". Это вызвало бурю негодования среди угандиек. В числе прочего министра обвиняют в объективации женского тела и поощрении секс-туризма. Активистки запустили петицию с целью остановить эту позорную кампанию. Само собой, от министра требуют публичных извинений.

Неуклюжий термин "нацбилдинг" у меня всегда вызывал недоумение. До недавних пор я думал, что это обиходный синоним подвального спортзала для качков-нацистов, но никак не плод просвещенного модерна (как впоследствии я узнал из умных книг).

Очень люблю исследовательницу-антрополога Луизу Ломбар, которая много пишет и рассказывает о жизни в Центральноафриканской Республике. Пожалуй, с таким юмором, жизнелюбием и уважением к центральноафриканцам не пишет никто.

Ее рассказы о "нацбилдинге" в ЦАР очень перекликаются с тем, что наблюдается в соседней ДР Конго и в Сомали. Чувство национального самосознания в этих несчастных республиках, вопреки расхожим мифам о failed states, невероятно высокое.

Одним из столпов национальной мобилизации жителей ЦАР стал язык санго - раньше на нем говорили преимущественно на крайнем юге, в районе столицы Банги, но усилиями колонизаторов и христианских миссионеров он стал вторым - после французского - государственным языком страны.

Вместе с тем и в ЦАР национальная идея, как, наверное, и везде в мире, строится на агрессивном исключении "Другого".

Таким "Другим" тут являются мусульмане. Конфессиональное меньшинство (10-13% населения), проживающее в северо-восточных префектурах, они исключены из политической жизни и вместе с тем - невероятно активны в розничной торговле, добывающей отрасли и бизнесе в целом. В то же время христиане и адепты африканских культов обычно заняты в традиционном земледелии и не особенно тянутся к коммерции.

Северо-восток из-за плохой инфраструктуры экономически больше связан с Суданом и особенно - Чадом, однако сепаратистские настроения его жителей (среди которых, кстати, немало чадцев) наблюдались разве что в 2014-2015 гг., когда радикалы призывали сначала к автономии, а затем - к независимой "Республике Логон" (или "Дар эль-Кути" - по одноименному султанату, существовавшему тут в 19 веке).

И вот здесь лежит второй столп "нацбилдинга" - в массовом сознании чадцы (которых тут не любят) слились с мусульманами-гражданами ЦАР в некую зловещую "пятую колонну" из "получадцев". Эти настроения подогревались интеллектуалами и политиками - выходцами из протестантской общины юга страны. Что из этого получилось - все мы знаем. Походу, национальную идею придется завозить заново. Над ней там, кстати, вовсю трудятся пригожинские политтехнологи, работающие над предвыборной кампанией действующего президента Фостена-Арканжа Туадера.

На графике - все (или почти все), что нужно знать о причинах стихийных социальных выступлений в Зимбабве в минувший месяц. Есть вероятность, что Эммерсона Мнангагву - президента Зимбабве с ноября 2017 г. - может ожидать судьба злосчастного Мадуро. Январское повышение цен на бензин на 130% вызвало масштабные протесты с человеческими жертвами, которые жестоко подавлялись армией и полицией. 17 человек погибло, порядка 1 тыс. человек оказалось в заключении. Активная фаза протестов длилась три дня и завершилась 17 января, однако вчера учителя, недовольные заработной платой и условиями труда, вышли на национальную забастовку.

Кажется символичным, что острое гражданское противостояние вспыхнуло аж в двух вотчинах ближайших стратегических союзников РФ на континенте. Помимо Зимбабве, кризисом охвачен Судан, где с 1989 г. правит диктатор Омар аль-Башир.