​​🇨🇫 Ни мира, ни войны. О ситуации в Центрально-Африканской республике

Ситуация в ЦАР ухудшается. Доходят слухи о бесчинствах группировки 3R на северо-западе, в префектурах Ухам-Пенде и Нана-Мамбере — фульбская группировка во главе с Аббасом Сидики вышла из Хартумских соглашений и начала разоружать жандармов, нападать на поселения и базы ООН.

Между тем в Бамбари якобы вспыхнул конфликт солдат FACA с наемниками неофициальной российской ЧВК «Вагнер», три крупнейшие группировки бывшей «Селеки» сражаются за сферы влияния в Нделе, а непопулярный президент Фостен-Арканж Туадера бодается с Конституционным судом ради изменения конституции для продления мандата. Наконец, на волне приближающихся выборов в страну вернулись свергнутый «Селекой» Франсуа Бозизе и бывший лидер «Селеки» Мишель Джотодия.

Во всем этом хаосе важно не упустить один инвариант. А именно — затяжной внутренний гражданский конфликт мусульманских торговых кругов — «граждан второго сорта» — с сырьевой христианской элитой столичного юга за ресурсы и государственную инфраструктуру. Конфликт, осложненный многоплановым иностранным вмешательством, где главные конкуренты — Франция и РФ — лишь верхушка айсберга, скрывающая региональные амбиции Чада, обоих Конго, Камеруна и Руанды.

Если столица всегда находила союзников во Франции, время от времени смещавшей неугодных ей фигур, то мусульманские «недограждане» тяготели к Судану и особенно — Чаду, который, вопреки стереотипным мнениям, марионеткой Франции отнюдь не является.

Мой коллега «Улыбаемся и машем» ошибается в оценке роли Франции — марш «Селеки» на Банги в 2012 г. был самое большее ситуативной, наспех спланированной операцией по смещению неугодного Парижу Бозизе. Возможно, вдохновленной удачным опытом урегулирования кризиса в Кот-д'Ивуаре, но вскоре совершенно вышедшей из-под контроля. А скорее всего — частной авантюрой неприкаянных чадских и суданских «солдат удачи» при молчаливом одобрении Парижа. Это уже и не важно. Любые ручные движения выходят из-под контроля, потому что у людей есть субъектность. Чего, кстати, никогда не понять разным политтехнологам.

Приход же русских, критиковавшийся российскими и зарубежными либеральными СМИ, все же сделал свое дело — фактор «Франсафрик», неуклонно ставивший на христианские элиты Юга, был уравновешен долгожданной третьей стороной, и не последнюю роль сыграли здесь Хартум и ОАЭ, с которыми связаны и многие представители мусульманской вооруженной оппозиции — именно оттуда, чуть ли не из Дубая, они возили в Банги целый ассортимент товаров — от стройматериалов до радиоприемников.

Именно за счет этих контактов и запустился сложный переговорный процесс, увенчавшийся мирным соглашением 2019 г. и частичным интегрированием экс-«Селеки» в FACA и правительство. Подавили, вернее обуздали и несравненно более опасную стихию «антибалаки» — плод самоорганизации христианских общин после развала и криминализации «Селеки».

Но русским не удалось сформировать устойчивого общенационального полюса притяжения и заштопать порочный и во многом колониальный геополитический разлом ЦАР — так, тренируемую российскими инструкторами FACA по-прежнему формируют из южан, которые, как кажется, не в восторге от контактов русских с представителями экс-«Селеки», в особенности с самым влиятельным — Нуреддином Адамом.

Усидеть на двух стульях тоже не получается — вести дела русским привычнее и понятнее с южными чиновниками, благо что в столице уже сложилась какая-никакая «русская партия» во главе с премьером Нгребадой. В то же время основные ресурсы — золото, алмазы — все-таки расположены на территориях экс-«Селеки», с которой невозможно не считаться.

Однако многочисленные группы экс-«Селеки» — это все более фрагментарные, деполитизированные и криминальные бизнес-структуры, насыщенные наемниками и бандитами-зарагина и связанные соглашениями со скотоводческими общинами и традиционными властями в своих вотчинах. Момент их консолидации — 2017-18 гг. под эгидой Адама — во многом уже упущен. Мира не будет.

​​🇿🇦 Телеграм-канал Politeconomics рапортует, что, «согласно Департаменту статистики Южной Африки, средняя зарплата в стране достигла $1 287 в месяц (90 000 руб.)», тем самым намного превысив среднемесячную зарплату в РФ. Однако в попытках сравнивать Россию и Африку наши Телеграм-каналы, мягко говоря, не очень представляют специфику зарплатного сектора ЮАР.

На самом деле речь идет только о формальном несельскохозяйственном секторе экономики. Там в ряде отраслей действительно довольно высокие заработки (по данным на апрель — в среднем 22,5 тыс. ZAR, или почти $1,3 тыс.). Такие зарплаты — реалии крупных госкомпаний (Eskom, SABC, Denel и т.д.), защищенных трудовым законодательством и традиционно сильными профсоюзами.

И такие заработки — во многом привилегия, в то время как безработица в стране — просто чудовищная. За последний квартал 2019 г., по данным все того же статистического департамента страны, она достигла рекордных 29,1%, а к декабрю 2020 г., по прогнозам МВФ, может вырасти аж до 35,3%. Пессимистический прогноз казначейства ЮАР еще хуже — до 50%. Так что фактически права немногих официально трудоустроенных и фактически несменяемых рабочих оплачивают безработные.

Во-вторых, нечего говорить о серьезном региональном и особенно расовом дисбалансе — это страна высокооплачиваемых белых профессионалов и благополучного чернокожего среднего класса. Правда, представители белой общины откровенно дискриминируются при приеме на работу (в крупных компаниях действуют рейтиги «черности» предприятий, облегчающие им доступ к госконтрактам). Однако исторически сильные позиции белых в банковско-финансовом секторе и в фермерском хозяйстве обеспечивают им довольно высокие по европейским меркам стандарты жизни и потребления.

Многие же представители наименее благополучной общины — чернокожей — зарабатывают в теневом и неформальном секторе (розничная торговля, криминал), подсчитать и статистически обработать их средние заработки никакой возможности нет. А это большой и традиционно недооцененный статистикой сектор, обнимающий огромное многообразие товаров и услуг — от знаменитого рынка Мути в Дурбане до полуподпольных магазинчиков-spaza и продовольственных ларьков в тауншипах. Среднемесячные доходы в таких неблагополучных пригородах даже в лучшие годы не превышают $150-200 на целую многодетную семью.

В-третьих, реальные доходы работающего населения непрерывно снижаются на фоне экономической стагнации, вызванной катастрофической ситуацией в электроэнергетическом секторе страны и колоссальными долгами убыточных госкорпораций — они буквально тянут страну на дно. Ну а с пандемией становится все еще хуже — по последним майским опросам работу потеряли 8,1% респондентов.

Так, в крупнейшей государственной медиагруппе SABC, где занято 3167 сотрудников и которые действительно получают где-то в районе $1,3 тыс., уже сокращают штат на 600 работников ради «достижения финансовой устойчивости и самодостаточности». Словом, статистика — та еще вещь.

С недавних пор начал больше интересоваться событиями в Африке, в том числе и к югу от Сахары.

Действительно там очень много интересных и важных процессов, а сюжеты происходящий событий зачастую более достойны отражения в киноискусстве, при том во всех жанрах, чем те, что происходят на Ближнем Востоке. И вообще после ближневосточных дел лента африканский событий читается как увлекательный сборник приключенческих новелл.

Но, в реальности, события в Африке часто оказываются и более страшными и кровавыми, чем на Ближнем Востоке...

Сам же черпаю информацию у Энергии Африки (@energy4africa) ,
у Zangaro Today
(@zangaro)
и Африканского Бегемота (@bhmoth)
и вам рекомендую.

​​🇨🇲 «Анусократы», розенкрейцеры и «фабрики троллей». К портрету политической культуры Камеруна

В интернете нашли настоящую камерунскую «фабрику троллей». Речь идет о группе «молодых активистов», ведущих «кибер-войну» с политической оппозицией в Facebook и Twitter в пользу правящего «Демократического объединения камерунского народа» (ДОКН), неизменно побеждающего на выборах с самого обретения независимости в 1960 г. Естественно, «тролли» не значатся на балансе государственных ведомств, однако их деятельность тесно координируется партийными структурами.

Стагнация и даже упадок страны, с 1982 г. бессменно управляемой загадочным мистиком и анахоретом Полем Бийя, стала лейтмотивом докладов ЦРУ еще с 1990-х гг. Однако сейчас надо действительно признать, что рычаги традиционной камерунской политической коммуникации — масонские, розенкрейцерские и местные («Эбока») тайные общества — больше не работают как надо и не обеспечивают стране должной стабильности.

Фанатам теорий заговора тут нужно выдохнуть — населявшие девственные тропические леса бети и булу — ядро нынешней политической элиты — вступали в обычные для африканцев тайные общества задолго до закладки здесь немцами столицы Яунде: культивируемые в них умения ценить секреты и бережно обращаться с невидимым миром были действенным средством символической аранжировки безгосударственного социума. А вышедшие из них эволюэ — автохтонные кадры колониальной администрации — охотно вступали в предлагаемые им французами престижные заморские братства, ставшие впоследствии одними из столпов партийно-государственной архитектуры (пост)колониального Камеруна.

Кстати, на заседаниях таких тайных обществ отнюдь не льется кровь младенцев — несмотря на весь их эзотеризм, это просто эффективные площадки для закрытой политической и деловой коммуникации. Эдакие «ночные хоккейные лиги», если пользоваться аналогией из российской политической мифологии. Они, в частности, обеспечивали кооптацию в партийно-государственные элиты новых кадров, в том числе из политической оппозиции. А именно благодаря умению вовремя кооптировать в свои ряды оппозицию режим многоопытного Поля Бийя десятилетие за десятилетием успешно переживал все серьезные кризисы легитимности, каждый раз заливаемые французскими деньгами.

Однако управляющие и управляемые давно разговаривают на разных языках. С ростом населения, самосознания и все большей прозрачности СМИ, в особенности социальных сетей, удержать национальную стихию слухов, или конгосса, питающую народное «тротуарное радио», становится все сложнее. А в обществе закрытых социальных лифтов любая «история успеха» моментально криминализируется — появились разнообразные мифы о сатанистах во власти и особенно — об анусократии, то есть связях элиты с гомосексуализмом. Теориями заговора и даже смерти президента-затворника полнятся базары и социальные сети, а недавнее месячное отсутствие Бийя в сочетании с отключениями электроэнергии породило очередную волну панических слухов.

Само собой, со всем этим надо что-то делать — камерунский режим столкнулся с растущей оппозицией бамилеке, вооруженными ополчениями непризнанной «Республики Амбазония» и вторжением «Боко харам». Вялой гомофобной риторики, которой власти безуспешно пытались купировать «народные» мифы о «гомосексуализации» элиты, уже давно недостаточно.

Поэтому приход «партии власти» в Интернет был ожидаем и начался в 2018-2019 гг. с очередным сомнительным переизбранием Бийя — во многом как реакция на активизм традиционно оппозиционной диаспоры, объединенной в т.н. бригады anti-sardinards в странах Европы и США, противостоящие сторонникам Бийя — tontinards — на родине. Они выступают в пользу недавно освобожденного лидера оппозиции Мориса Камто, тесного связанного с родным для него этносом бамилеке. Однако конфликт управленцев-бити и коммерсантов-бамилеке подтолкнул правящие элиты к «хейт спич» в адрес традиционных оппонентов, тем самым углубляя растущий раскол страны, во многом и скрепляемой торговыми связями бамилеке.

​​🇲🇼 После обнуления. За кулисами «образцовой африканской демократии»

Жители Малави — с недавних пор «образцовой демократии Африки» — вновь вышли к урнам после того, как Конституционный суд «обнулил» мандат переизбранного в 2019 г. Питера Мутарики. Многие приветствовали это решение как историческое и беспрецедентное для Африки, забывая, что в Малави сильную президентскую вертикаль всегда уравновешивал довольно самостоятельный Конституционный суд.

Такая приверженность процедурной демократии во многом объясняется зависимостью Малави от донорской помощи, составляющей львиную долю доходов бюджета — аграрная экономика, уязвимая перед капризной экосистемой одноименного озера, колеблется вместе с режимом выпадения осадков, а в последние годы ее практически уничтожили засухи и наводнения. Иными словами, нищая Малави слишком зависима, чтобы позволить себе не быть демократией. Сами выборы тоже зависят от внешнего финансирования, очень чувствительного к международному имиджу страны — а он и без того подпорчен разразившимся в 2013 г. крупным коррупционным скандалом «Cashgate».

Поэтому электоральный процесс тщательно мониторят раздутое гражданское общество и разнообразные НКО — а это, на минутку, главный работодатель образованного среднего класса, нередко получающего зарплаты в валюте, особенно в малавийских филиалах международных НКО. Отсюда — страсть к мимикрии под демократию западного образца, фетишизация формы в ущерб содержанию, сиречь — отвратительному качеству госуслуг и госуправления. Да и структурные реформы «гражданскому обществу» все-таки невыгодны — сочти зарубежные НКО свою миссию завершенной, многие малавийцы остались бы без зарплаты в стране с крайне туманными перспективами легального трудоустройства за пределами госслужбы.

Диалектика видимого и невидимого мира — основа мироощущения и космологии многих малавийцев. За «приличным» фасадом конкурентной электоральной демократии — достаточно авторитарное и непрозрачное политическое поле, управляемое влиятельными политиками-бизнесменами, образующими региональные блоки по этнорегиональному принципу. Там господствуют собственные неписаные правила игры, где приветствуется лояльность и не терпится инициатива.

Три вытянувшиеся змеей вдоль озера Малави провинции верны собственным партиям. На сегодняшних выборах Центр — вотчина «Партии конгресса» Лазаруса Чакверы — состязается с густонаселенным Югом, лояльным обнуленному Питеру Мутарике и его «Демократической прогрессивной партии». За этими и другими звучными названиями — отсутствие реальных политических платформ (при молчаливом неприятии левизны и социал-демократии) и внятных дорожных карт. Партии оживают только перед выборами, когда мобилизуют весь свой нехитрый творческий потенциал — песни, танцы, театрализованные импровизации — для проведения «бигменов» в парламент и в президенты.

Ложку дегтя вносил и порядок проведения выборов — кандидаты в президенты избирались относительным большинством голосов, что не гарантировало политикам общенациональной легитимности. Но даже заведенная в этом году система абсолютного большинства (50%+1), как кажется, привела лишь к складыванию новых ситуативных региональных блоков.

Ну а замыкает порочный круг политической экономии Малави аграрный популизм. Все политики-«бигмены» обещают своим избирателям development, а точнее — субсидии на поставляемые из-за рубежа жизненно важные сельскохозяйственные удобрения. В свою очередь, внемлющему им нищему электорату только и остается что ожидать «спасителя» — чему, кстати, немало способствует библейская риторика в предвыборных кампаниях этой глубоко религиозной страны.

Конфликтный потенциал системы — крайне велик. Однако, хотя некоторые малавийцы ностальгируют по однопартийной автократии Хейстингса Камуза Банды, в массе своей они не ставят под сомнение demokalasi и matipati, потому что эти институты — единственный шанс перераспределения «донорской ренты» в пользу зависимых от маиса крестьянских общин. В общем, демократия и бедность — несовместимы.

​​🇨🇩 «Хотите воровать — воруйте понемногу, по-умному. Но если наворуете так, что разбогатеете за одну ночь, то будете схвачены. А раз уж преуспели в воровстве, то, пожалуйста, оставьте деньги в стране. Вывезете награбленное за рубеж — и станете врагом Республики» — так заирский диктатор Мобуту Сесе Секо 20 мая 1976 г. поучал на столичном стадионе 70-тысячную толпу сограждан.

Традиция прервалась 8 апреля 2020 г., когда по обвинению в коррупции был арестован глава администрации президента Виталь Камере. Это первый случай в современной истории страны, когда влиятельный конголезский политик — экс-спикер Национальной ассамблеи (2006—09), глава «Союза за конголезскую нацию» (СКН) и настоящий «делатель королей» — оказался в столичной тюрьме Макала в ожидании 20 лет каторжных работ.

Напомню, что по итогам первой в истории страны мирной передачи власти в декабре 2018 г. страну неожиданно для всех возглавил Феликс Чисекеди — сын ветерана конголезской оппозиции Этьена Чисекеди. И конголезцы, и зарубежные наблюдатели понимали, что выборы были сфальсифицированы. Однако избрание Чисекеди сочли все же меньшим злом и приветствовали «демократический» транзит. Между тем экс-президент Жозеф Кабила — пожизненный сенатор — удержал большинство в обоих палатах парламента, провинциальных заксобраниях, в бизнесе и силовом блоке. Поэтому коалиции Кабилы и Чисекеди — «Общий фронт за Конго» и CACH — до осени не могли согласовать состав правительства, а затем продолжили борьбу за контроль над юстицией и ВС.

Поэтому Феликс Чисекеди стал руководить страной через многочисленные профильные агентства и фонды — в обход ключевых «кабилистских» министерств, а также своих сторонников, не желающих сотрудничать с кабилистами. Неудивительно, что собственный «параллельный кабинет» Чисекеди перевалил за 110 советников, а траты на него к концу года превысили выделенный парламентом бюджет. А как известно знатокам суахили, бантусский глагол -la — «питаться» — синонимичен коррупции — после прихода к власти всем хочется, в первую очередь, «отъесться» за годы пребывания на вторых ролях.

Как и крупным наступлением на охваченном повстанческой активностью востоке страны, пущенной в марте прошлого года амбициозной программой «ста дней» Чисекеди намеревался показать зарубежным партнерам, что он «не такой как Кабила», открыть новые кредитные линии и привлечь инвестиции — для этого весь прошлый год Чисекеди летал по зарубежным столицам. Однако в отсутствие правительства программа электрификации, водоснабжения, возведения социального жилья и транспортной инфраструктуры оказалась «размазанной» по минфину, бюджетным и профильным ведомствам. Утвержденные в большой спешке, проекты не проходили должных процедур, согласований и тендеров.

Между тем до формирования правительства в августе 2019 г. Камере единолично распоряжался средствами и подписывал документы, в том числе с осужденным ливанским бизнесменом (куда ж без них!) Джамалем Самихом, ранее представленным им семье Чисекеди. А многие проекты достались Чисекеди в наследство от Кабилы, а тому — от Мобуту, поэтому их срыв стал очень болезненным ударом по репутации Чисекеди, и предсказуемую пропажу $48 млн легко связали с деятельностью Камере.

Пикантность в том, что процесс против Камере был инициирован чисекедистами из головной партии его коалиции — «Союза за демократию и социальный прогресс», поэтому арест Камере — крупнейший удар по чисекедистскому CACH. Ведь по достигнутому в ноябре 2018 г. соглашению в Найроби между Чисекеди и Камере, в 2023 г. последний должен был возглавить президентскую кампанию CACH, то есть поменяться ролями с Чисекеди.

Интересно, что Камере — популярного спикера, при котором парламент уравновесил клан Кабилы — уже предавали так же. Похожее соглашение о разделе власти между Кабилой и Камере существовало еще накануне выборов 2011 г.: Кабила хотел уступить ему власть как «преемнику» в 2016 г., но его «снесли» Катумба Мванке и Эварист Бошаб, укрепившие «катангскую» партию Кабилы. Продолжение следует.

Так как число подписчиков моего канала пытается пересечь рубеж в 3000, то по традиции список рекомендуемых мной каналов:

Сперва мои коллеги, присоединившиеся к инициативе НЕПОВАР, поддерживающие проведение Россией прагматичной политики на Ближнем Востоке, очищенной от идеологических химер и стереотипов из прошлого:
@MEASTru
@energy4africa
@q_e_d_around_the_world
@sovest_propagandista

Также постоянно читаемые мной каналы по ближневосточной тематике:
@mideastr
@quraisch
@khamsin_season
@AssadStash
@minarety
@rybar
@arabstatesofgulf

Африка:
@bhmoth
@zangaro

Ливия:
@Voice_of_Libya

Оман, ибадизм:
@omanoman
@saqaliba (также участвую)

Турция:
актуальные события:
@turkeyabout
@voice_of_turkey
история, идеология:
@wildfield

Международная политика:
@KamranLeaks
@vneshpol
@russiancouncil
@valdaiclub
@ru_global

Военные каналы:
@kramnikcat
@infantmilitario
@milinfolive

Россия, политика, прошлое, настоящее и попытки заглянуть в будущее:
@stanovaya
@HVSchannel
@tolk_tolk
@shevchenkomax_1

Политика через призму ислама и ислам через призму политики, история, традиции востока:
@thewordandthesword
@tradimodo
@mad_mullah
@poistine_dzhemal
@darulaman

Татарстан/Казань:
@tpolit
@neaysin
@tsarofkazan
@tatard

Родной регион:
@zalesje
@old_Moscow

Не нуждаются в предоставлении:
@mislinemisli
@russica2
@varlamov_news

Простите, если кого забыл, вспомню напишу отдельно.

С уважением и наилучшими пожеланиями,
Кирилл Семёнов

@semenovkirill

​​Пираты XXI века, или политическая экономия морского разбоя

С недавних пор 90% мировой пиратской активности приходится на Западную Африку. Регион перехватил пальму первенства у куда более известных и уже канувших в лету сомалийских пиратов в Аденском заливе. В Гвинейском же заливе нападения участились с 2010-х гг., и только за 2019 г. число атак выросло на 50%.

Не спасают никакие скоординированные военно-политические усилия западноафриканских стран и даже возводимые в регионе военно-морские базы. При этом пиратство растет пропорционально объемам нефтедобычи. На шельфе Западной Африки открывают все новые нефтегазовые месторождения, и только за четыре последних года Гана увеличила добычу вдвое.

На самом деле гвинейское пиратство — это не совсем пиратство. Под последним мы обычно понимаем организованный разбой в открытом море. Большинство же инцидентов регистрируется в территориальных водах стран Гвинейского залива, и у этой разновидности прибрежного разбоя есть стабильное территориальное ядро — дельта реки Нигер.

С 2005 г. этот нефтеносный бассейн печально известен атаками на трубопроводы, танкеры, платформы и терминалы работающих в Нигерии компаний Royal Dutch Shell, Chevron, ExxonMobil, Agip, Total и Eni и обслуживающий их персонал. А также — саботажем нефтетранспортной инфраструктуры и «сливом» топлива с нефтепроводов.

Группировки Дельты добиваются компенсаций за нанесенный пахотным полям и окружающей среде непоправимый ущерб, а также — национализации нефтяной отрасли и более справедливого распределения нефтяной ренты в пользу местных общин. Однако это не мешает им быть многопрофильными ОПГ с собственными интересами в пределах своих okrika — сфер влияния. Так, «сливаемая» и похищаемая сырая нефть стала перерабатываться на кустарных НПЗ для последующей перепродажи.

Поэтому ареал пиратства неслучайно тяготеет именно к Дельте — с криминализированными группами «экотеррористов» пираты установили многоплановый симбиоз — «мстители» Дельты посредничают в продаже похищенных пиратами в море грузов и товаров, а взамен приобретают для них стрелковое оружие и амуницию. Наконец, происходит конверсия «пиратских» и «наземных» групп — натасканные в атаках на офшорные платформы инсургенты, не нашедшие своих имен в программах реабилитации и амнистии, охотно перетекают в пиратские ОПГ.

Пиратские сообщества Гвинейского залива — сложные вертикально-интегрированные структуры, настоящие военно-экономические предприятия. Обеспечить успешное пиратство без логистической поддержки, разведки и контрразведки, глубокого знания территориальных вод, судов и природы перевозимых грузов — невозможно. Невозможно долго существовать и без политического лобби, «взаимовыгодных» договоренностей с крупными судоходными компаниями, юридической поддержки и главное — лояльности местного населения, также получающего бенефиты от трансграничных ОПГ через клановые и этнические узы.

Взаимосвязанные друг с другом пиратство, топливная контрабанда и «энергетический терроризм» Дельты — извращенная форма перераспределения, «просачивания» национального богатства, в массе оседающего у ТНК и региональных магнатов, обратно к населению. При этом, в отличие от повстанческой экосистемы востока ДР Конго — довольно бескровная. В отличие от сомалийских пиратов, похищавших экипажи ради выкупа, гвинейские сосредоточились на грабеже товаров и грузов для последующей перепродажи по контрабандным маршрутам — рекам, бухтам, мангровым тропам. Хотя похищениями и рэкетом тоже не брезгуют.

Но контрабанда — основа жизнеобеспечения прибрежных, рыбацких и пограничных сообществ — разъедает несырьевые национальные производства. Так, контрабандные бензин и дизель просачиваются в страны, добывающие нефть, а легально закупаемый по низким ценам в Нигерии — нелегально за ее пределы. Точно так же майки и футболки попадают в «хлопковые» страны (вроде Бенина), шоколадки — к производителям какао-бобов, а выращенная в выгребных ямах Азии рыба — в страны, чьи акватории богаты рыбой собственной.

Вот и мой канал подбирается к планке с 3000 подписчиков. Спасибо всем, кто читает, комментирует, дополняет, поправляет и делится со мной материалами и идеями — благодаря вам проект Zangaro Today растет и в качестве, и в охвате тем и сюжетов.

Теперь же, по негласной традиции, подборка моих любимых каналов. Надо сказать, что эта практика давно выродилась в междусобойчик, в ярмарку попрошайничества с надеждами на перепосты, в особенности от «акул» медиарынка. Я же за числом подписчиков никогда не гонялся — так же, как не гонюсь и за количеством публикаций, ведь главное — их качество.

В то же время я слишком уважаю своих читателей, чтобы «радовать» их раздражающей рекламой, сомнительным взаимным пиаром и особенно — конъюнктурными подборками. Так что здесь будут только те ресурсы, которые я читаю сам и готов при случае порекомендовать другим. Кого забыл — простите.

@energy4africa — лучший на сегодняшний день проект об африканской энергетике
@bhmoth — африканская повседневность от Сьерра-Леоне до Судана
@afric_ylbIbka — новости и аналитика с уклоном во франкофонную Африку
@pithhelmet — колониальная история Азии и Африки и реалии современной Индии
@Isthatyouafrica и @africanists — «ленты» африканских новостей
@PaxAfricana — прошлое и настоящее ЮАР
@afropunk — народная культура, искусство, стрит-арт и традиционная музыка
@RussiaZimbabwe — небольшой канал о больших проблемах любимой страны
@Ethiopia_tezeta — современная Эфиопия
@semenovkirill — один из лучших известных мне специалистов по современному политическому исламу и Ближнему Востоку
@rybar — оперативная информация о Ближнем Востоке, в особенности — о Сирии и Ираке
@turkeyabout — канал Яшара Ниязбаева о реалиях современной Турции
@Abbasdjuma — авторский взгляд журналиста-международника Аббаса Джумы
@mideastr — авторский канал журналиста-востоковеда Марианны Беленькой
@gunsncamels — на ближневосточных перекрестках
@quraisch — интересные инсайды о российской политике на Ближнем Востоке
@irandezhurniy — один из лучших ресурсов о современном Иране
@q_e_d_around_the_world — международная политика, Афганистан и Ближний Восток
@minarety — еще один авторский взгляд на современный Ближний Восток
@arabstatesofgulf — аналитика по странам Персидского Залива
@darulaman — обзоры книг, статей и публикаций об исламской цивилизации

​​🇿🇼 В лучших традициях экономического вредительства власти Зимбабве приостановили мобильные платежи и работу фондовой биржи. По сообщению президента Мнангагвы — ради противодействия «криминальной активности» и «экономическому саботажу».

Между тем из-за дефицита наличности до 80% транзакций проходит именно через мобильные платежные системы оператора EcoCash — у населения в подавляющем большинстве случаев попросту нет банковских счетов, и во избежание вполне реальной бартерной экономики руководство компании призвало 10 млн своих пользователей просто игнорировать предписания правительства.

Все это безумие затеяно ради того, чтобы остановить свободное падение зимбабвийского доллара: после его триумфального возвращения в экономику в прошлом году инфляция уже в апреле превысила 785,6% — хлеб за минувший месяц подорожал на 35%, а маис — на 30%. Последней же каплей стал резкий и спекулятивный скачок курса доллара в конце мая — с 58/60 до 85/99 на черном рынке. Во многом он связан и с запуском аукционной системы обмена валюты (вместо фиксированного курса). Стало ясно, что без срочных мер по контролю над черным рынком вся эта аукционная система закончится утечкой огромных объемов на черный рынок и дальнейшим спекулятивным ростом курса.

Многоплановая катастрофа в экономике усугубляется тяжелейшей за последние 30 лет засухой и режимом санкций, а также — last but not least — абсолютно некомпетентным и все более террористическим правлением ЗАНУ-ПФ. По качеству жизни Хараре давно уступает вроде бы осажденному ливийскому Триполи, а сельские районы терроризируют банды нелегальных золотодобытчиков — машуругви, ставшие низшими звеньями опутавшей страну криминальной экономики и неофициальными боевыми отрядами ЗАНУ-ПФ в ходе предвыборных кампаний. Многотысячные ОПГ, машуругви особенно осмелели с лета 2019 г., когда стали вступать в конфронтацию с армией и полицией, однако самая крупная ОПГ — «аш-Шабаб» (названа в честь тех самых) — предположительно связана с министром безопасности Оуэном Нкубе.

Надо сказать, что ряд «системных» политиков и военных недоволен администрацией Эммерсона «Крокодила» Мнангагвы, с которым в свое время связывали так много надежд. Говорят даже о перспективах военного переворота — военному руководству приходилось публично опровергать эти слухи. Однако мало для кого секрет, что президент и некоторые лояльные ему военные наладили контакты с машуругви в том числе для противостояния с популярным в военном руководстве вице-премьером Константином Чивенгой.

Однако пришедшие еще в 2000-е гг. в политику и бизнес на волне успехов в «конголезской авантюре» и отъеме «белых ферм» военные — отставные и действующие — прочно контролируют все командные высоты в экономике — в аграрной сфере, добывающей промышленности, транспорте, энергетике и банковско-финансовом секторе. А уход Мугабе в 2017 г. не подорвал, а даже укрепил образовавшуюся в 2000-е гг. криминальную картельную связку бизнесменов, политиков ЗАНУ-ПФ и военных.

Поэтому опасающийся их Мнангагва, в то же время увлеченно занимающийся поиском виновных в экономической катастрофе, находит их в самых неожиданных местах — от евангелистских церквей до Грейс Мугабе и немногочисленных белых фермеров. Так, влиятельному изданию «Independent» стало известно, что власти намерены изъять две крупные «белые» фермы, что особенно забавно на фоне обещаний вернуть в страну былых собственников.

​​🇿🇼 «Родезия, которую мы потеряли», или у истоков экономической катастрофы Зимбабве

В свое время создателей Южной Родезии выручила невнимательность — к счастью для себя колонна пионеров в 1890 г. не обнаружила вовремя внушительных минеральных запасов и занялась достаточно успешным строительством самодостаточной поселенческой колонии.

Многие поэтому ломают голову: когда и что в Зимбабве — наследнице Родезии — пошло не так? Нередко откат «житницы Африки» в каменный век связывают с падением белого режима Яна Смита — развитой экономики с весомой (25%) долей промышленности в ВВП, исключительно высокой по африканским меркам (10%). Но в первые два года независимости (1980-82) экономика Зимбабве, освободившаяся от санкций и получившая новые рынки сбыта и импорта, росла опережающими темпами — в среднем на 12,6% в год.

Проблема в том, что белые родезийцы — предприимчивые, гибкие и инициативные люди, не опустившиеся до оголтелого апартеида, — все же не создали единого национального хозяйства. Белый сектор был благополучным анклавом на фоне перенаселенных чернокожих деревень, высокой и во многом искусственно поддерживаемой черной безработицы и большого неравенства доходов (черные зарабатывали в 7-24 раза меньше белых).

Даже с прослойкой формировавшегося имущего чернокожего класса в долгосрочной перспективе эта система была неустойчива. Особенно с учетом высокого веса сельского хозяйства и добывающей отрасли, составлявших 68% ВВП. Уязвимая перед внешнеторговой конъюнктурой, с проседанием рынка в 1980-х гг. «родезийская модель» закачалась вровень с соседними Замбией и Малави.

И все первое десятилетие независимости новые власти решали только одну проблему — как, сохранив рельсы «родезийской» экономики и белую общину с ее навыками и опытом, обеспечить стране growth with equity, то есть допустить к разделу пирога чернокожее большинство? Как усидеть между социалистической риторикой, потребностью в инвестициях и кредитах и нуждой населения в земле?

Выяснилось, что никак. Несмотря на умелое дирижирование и альянс с белым бизнесом, цельного экономического курса выработано не было — новые партийно-государственные элиты и старый белый бизнес просто подавляли черное предпринимательство, видя в нем опасного конкурента. Поэтому с открытием экономики замкнутое и колониальное по происхождению и сути хозяйство сначала «перегрелось», а затем быстро сгорело.

Все десятилетие роста зарплаты не поднимались выше уровня 1982 г., а рост занятости не превышал 3% в год — и это на фоне бурного послевоенного роста населения, безработицы и земельного голода. Уже к 1983 г. начавшийся еще в «той Родезии» дутый рост был обуздан экстерналиями — засухой и мировой рецессией.

С либерализацией выплат дивидендов и прибылей и дерегуляцией импорта полетел платежный баланс — производства стали сокращаться, правительство влезало в долги, бюджет стремительно таял, и от долгосрочного планирования отказались в пользу реактивного кризис-менеджмента. С неблагополучной конъюнктурой падала культура администрирования, зато росла коррупция — единственная надежная рента, доступная партийно-государственной элите ЗАНУ-ПФ.

Окончательно Зимбабве «добил» режим экономии МВФ, навязанный Мугабе в 1991 г. — отказ от протекционизма, потребительских субсидий и твердых цен, сокращение зарплат и инфляция разрушили производство и завели население в ловушку хронической бедности, а бюджет был окончательно похоронен выплатами в 1997 г. ветеранам войны. Не помогла поправить финансы даже военная авантюра в Конго в 2000-е гг. — грамотно распорядиться награбленными там средствами удалось лишь Руанде. 

Правда, стихийная экспроприация «белых ферм» 2000-х гг. создала «подушку безопасности» для тысяч уязвимых домохозяйств, но ценой международной изоляции и полного захвата экономики людьми, за годы нахождения под ружьем утратившими навыки и даже вкус к созидательному труду. И лишь ненадолго — сейчас страна вновь переживает серьезнейшую засуху.

Так что вопрос «кто виноват» — уже во многом риторический.

​​ 🇫🇷 О Françafrique — ее природе и перспективах

Коллега Аббас Джума поделился интересным мнением о поддержке Францией мятежного ливийского генерала Халифы Хафтара. Затронута и общая тема — система Françafrique («Франсафрик»), в сущности своей не менявшаяся с эпохи «месье Африка» Жака Фоккара.

Жерар Прюнье — признанный авторитет по Руанде — как-то резонно заметил, что сеть Françafrique — совокупность бизнесменов, наемников и дипломатов, поддерживающих лояльные Франции режимы, — существует отнюдь не только или даже не столько для неоколониального грабежа природных ресурсов. Это возможно и без всякой Françafrique, причем совершенно легально — через добывающие компании и их лоббистов в местных правительствах.

Ее главный мотив — это коррупционная рента, не в последнюю очередь — расхищение средств, направляющихся на разнообразную помощь и кредиты бывшим колониям, чтобы впоследствии украденные африканскими политиками деньги оседали на счетах их криминальных контрагентов в метрополии.

При этом политически Françafrique как никогда слаба, и ее ослабление началось чуть ли не с 1970-х гг., причем даже в ее святая святых — Габоне, где большим ударом по авторитету французов, всегда ставивших на оседлые христианские элиты, стало принятие президентом Омаром Бонго ислама. Ныне едва ли не единственными благополучными форпостами Françafrique остаются Кот-Д’Ивуар и все тот же Габон.

Наконец — и это главное — Françafrique уже, наверное, и не вполне колониальная модель. Не отцепи Де Голль в 1960 г. колонии — они так бы и маячили на грани самоокупаемости, а Франция вкладывала бы в растущие экономики заморских владений все больше собственных средств. Колониализм при всем его уродстве требовал обратных капиталовложений, а циничной идеей Де Голля было отцепить составы, но периодически разгружать вагоны. И даже сервильные габонские лидеры это хорошо уяснили.

Другие страны — Сенегал, Чад, Нигер, Того — давно уравновешивают Францию североамериканским, китайским, турецким и другим бизнесом, а Камерун — еще один бастион французского влияния — переживает глубокие внутренние проблемы, вылившиеся в гражданский конфликт. И практически везде этнорегиональные элиты — опора Françafrique — испытывают серьезный кризис легитимности — в глазах оппозиции, профсоюзов и религиозных лидеров из «нетитульных» групп и слоев.

Поэтому на данном историческом этапе Françafrique — это скорее антинациональный коррупционный сговор. В отличие от колониализма, бенефициарами которого были широкие слои населения метрополии, находившие в колониях пути обогащения и карьерные перспективы, сейчас от Françafrique в массе выигрывают только правящие элиты африканских стран и финансово-экономический истеблишмент Франции, в том числе благодаря искусственно заниженному курсу франка КФА, привязанного к евро.

Ни населению Франции, где послушные мигранты-штрейкбрехеры разъедают основы солидарности и благосостояния национального рабочего класса, ни африканцам, оплачивающим эту модель хроническим недоразвитием и недофинансированием собственных производств, Françafrique совершенно не выгоден — так можно объяснить народные антифранцузские настроения и футболки с принтами Путина в Западной Африке, а также «антиколониальные» лозунги «Желтых жилетов».

Здесь уместен анекдот времен британского колониализма. На рубеже XIX-XX вв. в Лондон приехал индус, вздумавший почистить себе обувь. Чистильщик, заинтригованный его экзотической внешностью, поинтересовался у клиента о его родине. Услышав, что гость из Индии, англичанин не без гордости спросил: «Ну и как вам наше правление?».

Вряд ли такой случай возможен сейчас — и дело даже не в прививаемой политкорректности. Если раньше это была по-настоящему глобальная система с поддержкой в самых разных слоях населения метрополии, то ныне все бенефициары Françafrique уместятся в не самом объемном файле Excel.

​​🇨🇬 На нефтяной трубе. К конфликту Конго-Браззавиля с парижской юстицией

Французская юстиция изъяла у Республики Конго президентский самолет Falcon7X (TN-ELS) в пользу ливанского бизнесмена Мохсена Ходжейджа, чья строительная компания Commisimpex с 1990 г. реализовывала неоплаченные правительством инфраструктурные проекты.

Затянувшаяся на долгие 30 лет тяжба — «дамоклов меч», постоянно нависающий над бессменным президентом Дени Сассу-Нгессо. Начальный долг в €100 млн с учетом всех начисленных процентов теперь уже оценивается в €1,2 млрд, или 15% ВВП страны, и под угрозой конфискации — госимущества Конго-Браззавиля во Париже.

При этом отношение к ливанскому бизнесу и в Африке, и во Франции мало отличается от отношения к иудейским ростовщикам у королей средневекового Запада. Фигура Ходжейджа, пусть и влиятельная в Габоне, служит скорее прокладкой для выяснения отношений метрополии с бывшей колонией.

Это тем более болезненно с учетом того, что Конго опутана долгами с другими мутными компаниями — Glencore, Trafigura, а также с КНР, которой задолжала $3,15 млрд (35% общего долга). А с падением нефтяных цен экономика Конго и без того балансирует на грани катастрофы — дефицит бюджета, сведенного с расчетом $55 за баррель, достигнет в этом году 779,8 млрд XOF, или €1,2 млрд — нефть составляет половину доходов бюджета и 85% экспорта.

Архитектура современного Конго-Браззавиля оформилась вместе с поныне правящей «Конголезской партией труда» в 1969 г. Правда, революция пришла в страну со вторым подбородком — под чутким руководством немолодых советских советников. И вместе с Восточной блоком все еще молодые, но уже маразматические конголезские партбюрократы вошли в 1989 г. в «перестройку» и при деятельном участии нгунза — посредников между видимым и невидимым мирами, прошлым и будущим — отказались от марксизма-ленинизма, посадили в «Cаду национального единства» дерево-символ обновления космоса, омыли руки и примирились с прошлым и с Западом.

Правда, Сассу-Нгессо всегда не без гордости утверждал, что у конголезцев обычай просто обязывает мужа поочередно жить в хижине каждой из его многочисленных жен. Так и «Народная Республика Конго» все годы номинально социалистического руководства умудрялась оставаться под экономической опекой Франции и ее экосистемы Françafrique — через структуры нефтяного гиганта Elf. Именно в тандеме с Elf Дени Сассу-Нгессо в 1977 г. сместил рассорившегося с Elf слишком радикального революционера Мариана Нгуаби и гарантировал компании низкий 17% налог на прибыль.

Правда, грянувшая в 1990-е гг. демократизация чуть было не стоила Сассу-Нгессо власти и жизни: все «лихие девяностые» пролетели в нескольких раундах скоротечных «нефтяных» войн Сассу-Нгессо с функционером Всемирного Банка и ЮНЕСКО Паскалем Лиссубой, задумавшим поднять налог с Elf до 33% и работать с американской Occidental Petroleum. Но Сассу-Нгессо, друг Жака Ширака и тесть ключевой фигуры Françafrique — габонского лидера Омара Бонго — к 1997 г. все же вернул себе бразды правления и по образцу союзной Анголы установил неолиберальную углеводородную диктатуру.

Но со временем отношения с французами испортились — Сассу-Нгессо заглядывал и подолгу оставался и в других хижинах — в Москве, в Пекине и в Вашингтоне, вмешивался во внутренние дела Габона, ДРК и ЦАР и пытался затмить Либревиль — лояльный Франции деловой центр Центральной Африки. Взаимное недоверие стало лейтмотивом в отношениях с бывшей метрополией — Браззавиль оказался куда менее покладистым союзником, чем Камерун Поля Бийя, а условия ведения бизнеса стали менее предсказуемыми — так итальянская нефтегазовая компания Eni не без теневых схем получила лицензии на нефтедобычу.

В то же время несравненно более влиятельная наследница Elf — Total — через своих «фиксеров» в структурах МВФ способна влиять на предоставление Конго кредитных линий, а французские власти без труда шантажируют коррумпированное конголезское правительство, постоянно обвиняя клан Нгессо в хищениях и отмывании средств.

Белые цивилизации долгое время считали африканский континент недоразвитым — из-за слабого госрегулирования. Когда это представление развеял постколониальный поворот, белые наконец поняли: государство — не предел мечтаний, возможны и другие формы политической организации. Например, в Африке существовали мегаобщины, порядок в которых поддерживался благодаря системам родства и ритуальному дарообмену.

О том, почему доколониальные африканские политии были свободны в творческом осмыслении возможностей самоорганизации, читайте в статье Алексея Целунова.

https://knife.media/african-states/

​​🇳🇦 Игры памяти. Как вспоминали и забывали первый геноцид XX века

В июне президент Намибии Хаге Гейнгоб заявил, что Германия «готова признать» геноцид народов гереро и нама 1904-08 гг. Тогда поселенцы и солдаты кайзера Вильгельма II во главе с генералом Лотаром фон Трота истребили порядка 75 тыс. восставших африканцев, лишили их земель и угнали уцелевших на принудительные работы. Впоследствии с подачи Ханны Арендт этот акт считался предвестником будущего Холокоста.

Но память — вещь избирательная. Чудовищный геноцид не замяли лишь потому, что он всегда был козырем в (гео)политической борьбе. В отбитом у немцев Виндхуке британцы очень кстати обнаружили в 1915 г. объемные картотеки телесных наказаний и прочих прелестей. Желая всерьез закрепиться в германской Юго-Западной Африке, к 1918 г. на основе трофейных архивов британцы подготовили и обнародовали так называемую «Голубую книгу». Благодаря ней в Версале побежденная Германия была признана unfit to rule, а мандат над будущей Намибией достался Южно-Африканскому Союзу. Германия, правда, огрызнулась на нее своей книжечкой — «Белой», но история пишется победителями.

Оставшаяся в Намибии влиятельная немецкая община с «Голубой книгой» боролась не менее яростно, но тщетно. И только когда Deutsche Bund в 1925 г. тягался с другими белыми партиями на выборах в Законодательную ассамблею Юго-Западной Африки, ради единства легислатуры «Голубую книгу» запретили, изъяли из библиотек и частично уничтожили, а оставшиеся экземпляры передали в Foreign Office — и даже в 1941 г., в разгар войны с нацизмом, в Лондоне ее можно было получить только с особого разрешения.

Вышедший из орбиты Британской империи Южно-Африканский Союз (с 1961 г. — ЮАР) в попытках — вопреки ООН — превратить Намибию в свою «пятую провинцию» рассчитывал на содействие самых разных общин, включая гереро. Но многое испортил горячий адвокат гереро священник Майкл Скотт, который с высокой трибуны ООН заявил: гереро довольно натерпелись, и колониального владычества достаточно. За что и был изгнан из страны, но легитимность оккупации была безнадежно похоронена.

Боровшаяся с оккупацией левонационалистическая СВАПО, признанная ООН единственной легитимной властью Намибии, активно использовала эту память в своей антиколониальной пропаганде. ЮАР, кстати, тоже помнила, но своеобразно. Коллаборационистские части ЮАР — SWATF — объединили немцев и гереро и поощряли ежегодные памятные и ритуальные мероприятия гереро, а немцы из SWATF посещали священные для гереро места вместе с черными сослуживцами. Но «места памяти» были разгружены от неприятных коннотаций, и битву за культурную гегемонию ЮАР проиграла — симпатии интеллигенции гереро все же были на стороне сопротивления.

Не забыли о геноциде и после независимости в 1990 г., но в этот раз вопрос подняли сами элиты гереро, оппозиционные теперь уже правящей СВАПО. Та хотела мира с немецкой общиной и дружбы с ФРГ и заминала неудобный вопрос репараций, а немецким политикам при случае заявляла, что все это очень прискорбно, но все же геноцид not a priority. Намибии нужны были немцы из ФРГ — туристы, инвесторы, и Германия не хотела каяться — она боялась выплат репараций, и донорская помощь Намибии по линии НКО считалась вполне достаточной.

При этом «титульные» овамбо — основа СВАПО — в отличие от других народов никогда не подвергались экспроприациям и даже стали главными бенефициарами земельной реформы. В то же время земли гереро и нама по-прежнему контролируют белые фермеры, многие живут в нищете, безработице и в антураже отвратных пивнушек shebeens.

Поэтому борьбу за признание геноцида возглавили традиционные лидеры гереро, а радикализм их активистов, призывавших «черному переделу» à la Zimbabwe, рос и все больше беспокоил СВАПО. С годами и сами власти Намибии потеряли терпение, и к 2014 г. диалог с ФРГ возобновился и увенчался частичным признанием. Но взаимного доверия между лидерами гереро, намибийским истеблишментом и ФРГ уже нет, и, кажется, даже не предвидится — момент давно упущен.

​​🇬🇭 Туда и обратно, или «Год возвращения» между панафриканизмом и roots tourism

Протесты чернокожей общины США и движение Black Lives Matter трогательно объединили лоялистский и либеральный комментариат — сочетание страха и пещерного расизма стало лейтмотивом многих медиаплощадок и говорящих голов — от «Первого канала» до Юлии Латыниной.

В чем-то всех их понять можно — российские элиты и обслуживающие их медиаменеджеры — системные и оппозиционные — действительно искренне трясутся за «родину своего сердца» по ту сторону Атлантики, которую знают несравненно лучше, глубже и интимнее России. Разделяя праволиберальный республиканский консенсус части заокеанских элит, эти люди, неспособные даже к остаточной эмпатии, крайне негативно воспринимают и любые эгалитарные идеи.

Один из излюбленных мотивов комментариата — требование «вернуть черножопых в какую-нибудь Либерию». Между тем речь идет — в переводе на человеческий язык — об успешном опыте создания в 20-30-х гг. XIX в. поселенческого государства освобожденными чернокожими рабами.

По иронии судьбы — при всей ущербности политических комментаторов — такие идеи высказываются и в Африке, а минувший год в Гане даже прошел под знаком «Года возвращения» — в память о 400-летии трансатлантической работорговли. В стране проходили выставки, модные показы, концерты афроамериканских поп-идолов, поток американских туристов вырос на 26%, и порядка сотни афроамериканцев получили ганское гражданство. Но, в целом, идея эта провалилась, во многом из-за своей коммерческой и рекламной тональности.

И у этого «Года возвращения» — своя интересная предыстория. Дело в том, что освободившаяся в 1957 г. Гана заняла в сознании многих афроамериканцев эпохи место той самой «земли обетованной». В годы борьбы за гражданские права первая независимая страна Африки, вставшая на путь Неприсоединения, казалась «Черной Меккой», а лозунг возвращения подхватил и развил первый лидер независимой Ганы Кваме Нкрума, сам учившийся в США в 1930-е гг. Страну посетили Малькольм Икс и Мартин Лютер Кинг, и многие афроамериканцы — ученые, инженеры, предприниматели, учителя и художники, вдохновленные примером активиста и социолога Уильяма Дюбуа — переселились в Гану ради участия в строительстве новой нации.

Но розовые очки быстро спали — безнадежно романтизировавшие Гану образованные афроамериканцы вскоре стали конкурентами ганских политиков, в особенно из образованной диаспоры — в 1962 г. это чуть было не стоило Нкруме жизни. Более того, радикалы-экспаты яростно атаковали внешнеполитический курс США — забывая при этом, как сильно Гана зависит от иностранной помощи, в том числе из Северной Америки. Наконец, к изумлению для себя панафриканисты выяснили, что наблюдаемые ими даже в Аккре этнорегиональные, статусные и классовые коллизии ганского социума оказались сильнее первичного объединяющего импульса освобождения. А с 1966 г., со свержением Нкрумы, иммигранты были добровольно-принудительно изгнаны, а их поток «перенаправился» в Танзанию.

Ныне такие значимые для афроамериканцев страны как Сьерра-Леоне, Либерия и Гана рассчитывают, в первую очередь, на собственные европейские и североамериканские диаспоры, не утратившие связи с родиной, хотя в 1989 и 1997 гг. в Сьерра-Леоне, например, успешно возвращались чернокожие галла из Южной Каролины и Джорджии — потомки рабов, частично сохранившие уклад жизни и обычаи предков.

Ну а более состоятельным и «оторванным от корней» афроамериканцам предлагают взамен «китайскую подделку» — так называемый roots tourism, подкрепляемый модой на ДНК-анализы, в 30-40% выявляющих кровь сьерралеонских менде и темне у афроамериканцев Юго-Востока США. А в прогремевшем «Годе возвращения» и предшествовавших ему инициативах Ганы, сопровождавшихся довольно дорогими экскурсиями, оказалось мало искреннего, за исключением безудержной погони за иностранной валютой — и, несмотря на цвет кожи, таких туристов подчас воспринимают не иначе как oburoni (то есть белыми) и не выделяют из основной массы приезжих.

​​🇨🇩 «Враг моего врага — мой друг». Как конголезское правительство вырастило «государство в государстве»

Многие современные войны ведутся не ради победы. Устойчиво патологическое состояние «серых зон» — проклятие гибридных войн XXI века — создает условия для не менее устойчивого извлечения прибыли и «силового предпринимательства», а относительная дешевизна ведения войны вызывает принципиальное нежелание ставить точку в таких затяжных конфликтах. Этот метаболизм не исключает периодов «консолидации активов», в который отныне вступила повстанческая экосистема востока Конго — одна из самых кровоточащих «серых зон» планеты.

Речь идет об «Обновленных силах обороны Конго — Ндума» (NDC-Rénové) во главе с обаятельным варлордом Гидоном Шимираем — бизнесменом, повстанцем и enfant terrible дисфункционального конголезского правительства. Его возвышение пришлось на месяцы ожесточенных боев правительственных войск в первую очередь с иностранными группировками — одиозными «Союзными демократическими силами», связанными с «Исламским государством», и не менее одиозными экстремистами-хуту из «Демократических сил освобождения Руанды» (ДСОР), последовательно терявшими свои укрепленные базы, агентуру и логистическую инфраструктуру.

Но свято место пусто не бывает, и криминальную нишу ДСОР и их союзников незамедлительно захватил их давний противник. Ныне крупнейшая и самая влиятельная группировка востока Конго проделала впечатляющий путь от локального сельского ополчения «май-май» в 2008 г. до «прокси-армии» и квазигосударства в территориях Валикале, Масиси и Луверо в провинции Северное Киву. Она незаменима не только для успешных контрпартизанских операций конголезских войск, но и для руандийского спецназа, охотящегося на оставшихся экстремистов из ДСОР.

NDC-R выросла из отрядов самообороны нанде- и кобоязычных земледельцев, с 1992 г. в союзе с хунде и ньянда сражавшихся за ресурсы со скотоводами-баньямуленге — аллохтонами и гражданами «второго сорта» — в двух опустошительных конголезских войнах. Переселявшиеся в их владения вместе с семьями руандийские эмигранты-хуту, по пятам которых следовали ДСОР, спровоцировали очередную бойню за земли и пастбища, из которой — в результате раскола ныне почившей «материнской» NDC — выросла и к 2014 г. оформилась NDC–R. Ее последующий союз с правительственными силами и ситуативные альянсы с вооруженными ополчениями (в особенности с «май-май Мазембе») возвысил группировку до статуса регионального гегемона.

Шимирай, связанный многообразными соглашениями с традиционными вождями и бигменами, бизнесменами, политиками, военными и спецслужбами, а также с добывающими компаниями — новый тип «вооруженного предпринимателя», сочетающего насилие, убеждение, националистический ресентимент и этнопопулизм. Регулируя доступ к золотым шахтам и имея связи с перекупщиками в Гоме, NDC-R установила монополию на контрабандную торговлю и навязала бизнесу и населению развитый налогово-тарифный режим, опирающийся на локальные банки.

За счет этого, а также благодая сотрудничеству с ВС Конго, снабжавшими группировку униформой и вооружениями, NDC-R сумела привлечь «боевыми деньгами» и карьерными перспективами не только молодежь и другие ополчения «май-май», но и опытных партизан, в том числе перебежчиков и дезертиров из группировок конголезских хуту. Сумела она и подавить — при поддержке правительственных войск и руандийцев — ДСОР и другие диссидентские фракции хуту (CNRD, RUD-Urunana).

Как никогда близка и конечная цель Шимирая — надобщинная и мультиэтническая федерация вооруженных сельских ополчений под эгидой «Сети сражающихся конголезских патриотов», которая привлекла даже таких старожилов повстанческой авансцены, как «май-май Симба» и «Кифуафуа». Насколько прочен ее союз с Киншасой, военным руководством, а также с другими повстанческими группами, коих в регионе больше сотни — отдельный большой вопрос, однако в ближайшее время динамика затяжной восточноконгозеской войны точно изменится.

​​🇧🇯 ОАО «Бенин». Штрихи к портрету новой бенинской технократии

В ночь с 25 на 26 июня в Бенине состоялась вторая за этот год попытка военного переворота. Среди задержанных — телохранитель полковника Монтана Кереку, сына экс-президента Матье Кереку. А в середине февраля по итогам начатого в декабре расследования было задержано еще 10 офицеров, связанных с проживающим в США полковником в отставке Паскалем Тавесом.

Близкие президенту Патрису Талону источники связывают заговор с «модернизацией» и «реформированием» госаппарата и армейских рядов — еще в январе в дополнение к наземным, воздушным и морским силам была создана Национальная гвардия, что подорвало положение ряда военных, а в январе 2018 г. произошло слияние полиции и жандармерии.

Пришедший к власти в 2016 г. хлопковый король Патрис Талон — замкнутый и избегающий публики технократ — управляет страной словно частной компанией. Так, наспех собранные из лоялистов «Союз прогрессистов» и «Республиканский блок» оказались единственными партиями, допущенными к апрельским выборам 2019 г. с рекордно низкой в истории страны явкой в 27,12%.

Желание «оздоровить» политику и построить двухпартийную североамериканскую модель вылилось в столкновения с человеческими жертвами — зарубежные СМИ связали выборы с попранием robust democracy (по версии New York Times), под которой в Бенине кроются пролиферация партий (их свыше 250!) без внятных программ и постоянное «кочевничество» политиков.

Дело в том, что все реформаторские инициативы циничного прагматика Талона, в том числе по изменению конституции, блокировал оппозиционный парламент, а запущенный им после кровавых выборов «политический диалог» октября 2019 г. должен был примирить стороны и открыть путь к реформам. Но принятый в ноябре «односторонний» закон об изменении конституции — с созданием поста вице-президента, ограничением мандатов и системой поручительства для кандидатов на выборные должности — вновь не встретил понимания у оппозиции. Прошедшие 17 мая муниципальные выборы должны были обеспечить более мягкий транзит — из «хаоса» партий к 12 структурированным политическим силам, но пробиться сквозь аморфного двухпартийного левиафана удалось лишь «Силам каури за возрождающийся Бенин» экс-президента Бони Яйй.

Между тем за каждой из сотен партий стоит влиятельный в т.ч. за рубежом бизнесмен, и в маленькой стране, где все элиты отлично знают друга, без компромиссов и торгов в парламенте, где формируются блоки, построить что-то просто невозможно. Еще сложнее это сделать на местах, с хитросплетением выборных и назначаемых лиц, традиционных вождей, неформальных лидеров и религиозных авторитетов — поэтому интервенции Талона в сложившийся после отказа в 1990 г. от «лаксизма-бенинизма» консенсус вызвали огромное раздражение и нешуточное кровопролитие.

Сказывается и раздражение от планов приватизации — чиновники всех уровней немало получают от контрабандной торговли с Нигерией — 70% ВВП и заработки 90% бенинцев обеспечиваются ввозом и более-менее нелегальным реэкспортом риса, одежды, скота, птицы, автомобилей. Несмотря на выход Бенина в лидеры по экспорту хлопка, контрабанда остается главным источником доходов многих бенинцев, иначе прозябающих лишь на грабительских микрозаймах.

Два заговора военных — это очень тревожный симптом для маленькой и неплохо склеенной страны, на 40% мусульманской, на 60% христианской и на 110% — анимистской. Но в условиях всеобщего социопсихологического напряжения и взаимного недоверия оформляется не свойственная Бенину, зато хорошо знакомая соседнему Того этнорегиональная поляризация. Дело в том, что Талон во многом в пику «северянину» Яйи явно покровительствует южанам, ссылаясь на приоритет «компетенций» над «региональным балансом» — но всем известно, что деловой юг сильно опережает аграрный север, в том числе в уровне образования и качестве кадров. Растет и напряжение между подкармливаемым Заливом «северным» исламом и финансируемыми США «южными» протестантскими сектами.

​​🇰🇪 Fake development. Контексты кенийской финтех-индустрии

Наткнулся в YouTube на видео, где русскоязычные экспаты поведали о своем бизнесе в Кении. Герои оставили двойственное впечатление, что заметно по тональности комментариев — откровения о том, как «стричь бабки с бедных», не приправленные словоблудием в духе financial inclusion или growth support, мало кого оставили равнодушными, равно как и микрофинансовый бизнес — язва глобального Юга.

Сам выбор страны очень удачен. Так сложилось, что Кения опередила остальную Африку по росту финансовых технологий. Речь идет о пущенной в 2007 г. системе мобильных платежей M-Pesa, к которой — через «материнский» Safaricom — подключены большинство кенийцев. Дигитализация и финтех добрались даже до крупнейших лагерей беженцев Дадааб и Какума, где наряду с «мобильными деньгами» процветают «цифровые ваучеры» и другие прелести «киберпанка».

При этом до 63% кенийцев прямо или косвенно зарабатывает через кооперативы — аграрные, рыбацкие, транспортные, 62% сбережений и 65% займов приходится на кооперативные кредитно-сберегательные кассы (SACCO). По ним перераспределяются доходы и прибыли, кредитуется и рефинансируется новый бизнес. Эта система, охватывающая почти все сектора экономики, в особенности неформальной, где царствуют теневые кооперативы-chamas, довольно стара — коренному населению кооперацию разрешили еще в 1950-х, всего же только легальных кооперативов в Кении — свыше 20 тыс., включая потребительские и жилищные.

Проблема в том, что не все оказались охвачены кооперативным движением — исключены беднейшие, особенно жители сельских и заслушливых районов, а также многие жители крупных городов. Так с появлением мобильных денег и получило вторую жизнь ранее популярное в фермерской среде микрокредитование, причем даже под эгидой церквей.

Дело еще и в том, что с неолиберальной модернизацией идеология «успеха» и фетишизация денег стали структурировать кенийское общество даже на уровне аффективных связей. Так, по данным Центра поведенческой экономики Бусара, каждая пятая студентка состоит в «спонсорских» отношениях со старшим мужчиной, а мечты о «легких деньгах» лежат в основе раздутого рынка оккультных услуг и связанных с ним преступлений. Отсюда — всплеск религиозности и популярность евангелических церквей, под влиянием навеянных распадом «моральной экономики» идей о rotten society.

Деньги — это и решающий аргумент в политической конкуренции. Стабильность Кении, не пережившей ни одного переворота, объясняется именно «денежной дипломатией», то есть банальным подкупом избирателей, а лишняя тарелка супа — достаточный аргумент для будущего «титушки».

Беда в том, что попавшие на очень благодатную почву современные МФО, в первую очередь в сфере онлайн-займов — это во многом городской феномен, и с реальным сектором — а Кения все еще аграрная страна — они работают менее охотно. Так что перекупщик секонд-хенд одежды (уже запрещенной к ввозу) и другого барахла или просто «ловец мечты» имеет больший шанс получить кредит, чем фермер, где капвложения больше, а выгода отсрочена.

Так что кабальные и разорительные займы уходят самое большее в торговый бизнес, а также на сомнительные прихоти и нужды одержимых западным lifestyle горожан. МФО буквально вытягивают самодеятельное и активное население в города, способствуя превращению страны в «нацию торгашей и барыг». Вместе с тем стихия мелкого предпринимательства — основа жизнеобеспечения Африки — и без того давно перегрета, а слабость платежеспособного спроса в сочетании с easy-to-use технологиями плодящихся стартапов — просто опасна.

Именно это однажды погубило микрокредитную стихию в ЮАР, а после одностороннего закрытия границы Нигерией в 2004-05 гг. спад контрабандных и спекулятивных операций обрушил микрокредитование в Бенине. Можно понять и логику МФО-стартапов — это менее затратно, чем создавать реальные производства, кормящие сотни человек, где, в случае проблем, бьющие в кастрюли боевые мамаши и жены создадут немало хлопот.

​​🇸🇳 «Ничего личного — просто бизнес». К переименованию площади Европы на острове Горе

Площадь Европы на сенегальском острове Горе, с 1536 г. и до начала XIX в. — крупном центре трансатлантической работорговли — переименована в честь трагически погибшего при задержании афроамериканца Джорджа Флойда.

Что не так с этой затеей? Прозвучит цинично, но работорговля всегда была бизнесом, максимально очищенным от расовых, гендерных и даже моральных предрассудков — «кандидаты» отбирались не по цвету кожи, а примерно по тем же принципам, которыми руководствуются современные рекрутеры — ценились не всякие, а только «покладистые» и здоровые мужчины и женщины репродуктивного возраста, при этом — что важно! —имеющие навык и склонность к земледельческому труду.

О ситуативности расового принципа говорит хотя бы то, что к закупке чернокожих невольников подтолкнул провал аналогичных «экспериментов» с каторжниками и военнопленными. Индейцы тоже не подошли — в начальном освоении Нового Света короли Испании и Португалии нуждались, в первую очередь, в новых подданных-налогоплательщиках, и к 1512 г. порабощение индейских общин было запрещено. Именно поэтому папа римский и «благословил» вывоз рабов из Африки специальной буллой.

Массовый перевоз 15 млн африканцев через Атлантику стимулировался исключительно коммерческим интересом. Африканским правителям и вельможам, подчас крупным рабовладельцам, нужны были огнестрельные ружья и промышленные изделия, а европейцам — невольничья сила для работы на товарных заокеанских плантациях. И пока мужчины волоф и лебу занимались рыбной ловлей и земледелием, в Сенегамбии набором и поиском такого ценного для европейцев ресурса занимались местные монополистки смешанной крови — nharas, senoras или signares с о. Горе и г. Сен-Луи, дословно — «госпожи» (синары в сенегальском обиходе), пик активности которых пришелся на 1780-е гг.

Синары (или санары) — потомки от браков чернокожих волоф, лебу и пель с европейскими моряками — сотрудничали с охотно шедшими им навстречу — безо всяких расовых предрассудков! — португальскими, британскими и французскими коммерсантами, служили им посредницами и переводчицами, разбивали им сердца и состояния. Они и сами — наравне с другими свободными чернокожими, торговцами и ремесленниками волоф — были крупными рабовладелицами. Но в первую очередь — предпринимательницами.

Синары, чьи просторные двухэтажные жилища в европейском стиле всегда располагали клетками для рабов на продажу, продавали невольников лишь в той мере, в какой им было это выгодно, оставляя себе лучших — рабыни служили у них поварихами, прачками, рабы — плотниками, ткачами, каменщиками, моряками. Синары время от времени перепоручали рабам вести торговые дела, а иных сдавали в найм на французские суда или белым резидентам — кто-то же должен был стирать их одежду, подметать жилища и молоть муку для долгих и опасных трансатлантических «путешествий».

Номинально и с перерывами владевшие островом французы были не в восторге от того, что рабы подолгу задерживались на Горе, где они быстро врастали в социальную ткань и чьи дети становились частью расширенных семей синар. Но синары навязали им жесткие условия — они расставались с домашними рабами только в исключительных обстоятельствах, а недисциплинированные солдаты гарнизона сами встречались с чернокожими рабынями и не хотели с ними расставаться. Впоследствии, после формального запрета работорговли, дело синар не сгинуло — traite négrière была для них лишь бизнесом — одним из многих, и унаследовавшие их деловые империи дети-мулаты переоборудовали фактории для трансатлантической перевозки арахиса и масла.

Так что такие проявления чернокожей солидарности — в борьбе с полицейским произволом, глубоким социально-имущественным неравенством и расовой дискриминацией — все же не лучший путь к серьезному разговору о прошлом, к которому, как известно, обращаются лишь затем, чтобы осмыслить настоящее.

​​🇳🇪 «Мигрантов заказывали?» Комментарий к докладу «Росконгресса» о перспективах «постковидной» Африки

С большим интересом прочитал обстоятельный доклад коллег из фонда «Росконгресс» о социально-политическом контексте Африки в условиях пандемии — это хорошее дополнение к прогнозам РСМД и французского МИД.

Не согласен с одним пунктом — прогнозируемым ростом миграции, в том числе в Европу. У нас миграцию представляют стихией, нарастающей энтропией, между тем, как правильно отмечают сами авторы, это — бизнес, притом управляемый и регулируемый. Он курируется африканскими и европейскими правительствами, спецслужбами стран прохождения и прибытия, местной мафией, контрабандистами и трансграничными ОПГ.

Прогноз роста или спада нелегальной миграции — исключительная компетенция взаимосвязанных друг с другом спецслужб и криминала, количественные оценки затрудняется давать даже комиссариат ООН. С одной стороны, денежные переводы на родину — важная часть экономик и фактор стабильности африканских режимов, с начала 1990-х гг. держащих население на «голодном пайке». С другой стороны, дешевая резервная рабочая сила — рычаг давления европейских элит на собственное рабочее и профсоюзное движение (а африканских правительств — еще и на своих соседей). Но сохранится ли этот криминальный консенсус в условиях мировой рецессии, растущей безработицы, проседания услуг, теневой экономики — сферы приложения труда мигрантов — большой вопрос.

При должной политической воле кран миграции перетянуть не легко, а очень легко, особенно в Сахаре. Но это ударит по целым странам, в особенности по Нигеру, где трафик мигрантов — серьезная индустрия, а риски рождают сверхприбыли — каждого мигранта собирает в путь целая деревня, ценники на «билет в Эльдорадо» начинаются от 2 тыс. евро. Так власти Ниамея дают зарабатывать застойному недоразвитому северу, особенно — туарегам.

На пути через Агадес — главную «остановку» мигрантов — зарабатывают автобусные компании и частные шоферы, изготовители и торговцы поддельными ID, «туристические агентства», торгующие информацией, владельцы «гетто» для нелегалов и связанная с ними сфера услуг, общепит и торговля, перевозчики и проводники — туареги и тубу, ливийские арабы, наконец, розничные торговцы бесценными в пустыне канистрами воды.

Эта мигрантская Мекка в лучшие годы зарабатывала до 100 млн евро, а после криминализации бизнеса в 2015-16 г., снижения трафика, роста издержек и поиска альтернативных маршрутов местные открыто ропщут — президента Махамаду Иссуфу стали обвинять в излишнем заискивании перед ЕС, в то время как для Европы Нигер — ключевой партнер в Сахеле, и полностью перекрывать этот кран довольно опасно.

Но путь к призрачной мечте в кризисное время — безрассуден и опасен, и даже в лучшие годы большинство западно- и центральноафриканских мигрантов циркулирует в пределах безвизового ЭКОВАС (Нигерия, Гана), самое большее — Ливии и Алжира. Лишь немногие рискуют прорываться в Европу, ведь на одну смерть в море приходится две — в Сахаре. Взятки и вымогательства здесь — на каждом блокпосту, любой шаг в сторону — дорога в «частные тюрьмы» южной Ливии, где неудачников держат в скотских условиях ради выкупа.

Наконец, трафик мигрантов — это та же работорговля, причем куда менее гуманная, чем работорговля традиционная — никто из множества посредников не берет ответственность за дальнейшую судьбу и жизнь мигранта, а «туры» all-inclusive стоят баснословно дорого. Злоключения не кончаются и в Европе — многие нигерийки-хауса, оказавшись на крючке bad guys еще на родине, в Европе попадают в сети проституции, курируемые нигерийскими ОПГ вроде Black Axe.

И даже с благополучным приземлением розовые очки спадают быстро. Морально все это сильно калечит, и с подъемом черного самосознания, антибелого ресентимента и опыта унизительно стесненной жизни в европейских гетто ценность дальней миграции будет все больше ставиться под сомнение. Зато со своих правительств — как это делают сейчас в Мали — будут спрашивать активнее.