В преддверии встречи в Ватикане южносуданских лидеров захотелось поделиться размышлениями о южносуданской войне, о которой у нас пишут много чуши. В языке суахили глагол "(ку)ла" буквально означает "есть [пищу]", в переносном же смысле он подразумевает коррупцию. Президент Уганды Йовери Мусевени, до 1986 г. бывший партизанским лидером, в диалоге с одним представителем ООН дал такую оценку психологии национально-освободительных движений. Он сравнил ее с повадками охотника: настигнув, убив и приготовив добычу, он уже ни за что не согласится уйти голодным. Иными словами, захватить власть после трудных лет блуждания по джунглям и не отъесться после победы просто невозможно.

В отличие от других освободительных движений, худо-бедно приспособивших под свои нужды колониальную управленческую инфраструктуру, в Южном Судане к моменту обретения независимости не было никакой сопоставимой институциональной базы, кроме кланово-общинных объединений. В 2011 г. "Народная армия освобождения Судана" получила в руки полностью разрушенную страну. Вдобавок ко всему бойцы НАОС провели всю свою сознательную жизнь в буше и вскоре поняли, что сменить камуфляж на костюм-тройку - еще не значит стать государством.

Бойцы за независимость, сколь бы желанной и справедливой она не была, не всегда способны к выполнению государственных функций в мирное время. Зимбабве и Ангола - хорошие тому примеры. Из этого есть выход - ввозить техников и специалистов, как это делал послевоенный Мозамбик, а параллельно - "выращивать" собственных, отправляя детей получать европейское образование (как было с Филипе Ньюси) и опыт работы в зарубежном бизнесе и индустрии.

У южносуданских лидеров, однако, на это не было ни времени, ни желания. Независимость досталась слишком дорогой ценой, чтобы делиться ее выгодами с "чужаками". В надежде окупить все десятилетия лишений и страданий они намертво вцепились в нефть, составлявшую до 98% бюджета страны. От нее зависели доходы всех десяти, а затем и 32 штатов, а получали они их из центра - то есть столицы Джубы. С перекрытием нефтедобычи в 2012 г. и последовавшим экономическим коллапсом развернулась ожесточенная конкуренция внутри военно-политической элиты, вылившаяся в полнокровную войну.

Обычно считается, что проблемы Южного Судана - в этническом конфликте и нефтяной игле. Совсем не так. Нефть - экономическая и ресурсная база, без которой это государство просто бы не состоялось. Этничность - удобный канал мобилизации сторонников тех или иных политиков, добивающихся стратегических постов, а с ними - и доли ресурсной ренты. Иными словами, южносуданский конфликт - это политика в чистом её виде, борьба политиков за посты, позиции и ресурсы в архитектуре государственной власти. Объяснять его через этничность, "трайбализм", или культуру коррупции - значит сильно упрощать и даже искажать всю картину.

Недавно американский институт общественно мнения Gallup опубликовал данные соцопросов за 2018 г., по итогам которых выяснилось, что каждый пятый россиянин желает навсегда покинуть свою страну. И россияне в этом далеко не одиноки.

В среднем почти треть жителей девяти исследованных африканских стран, по данным организации Afrobarometer, желают эмигрировать из своих стран. Больше всего их в Малави - 28%, а также в Зимбабве (22%), Бенине (20%) и Гане (20%). На удивление их мало в Мали - 80% респондентов никогда не задумывались об эмиграции. Главным мотивом служит работа (43%), бегство от бедности (33%), бизнес-перспективы (7%). В основном потенциальные эмигранты рассматривают Европу (20%) и Северную Америку (19%).

Среди потенциальных эмигрантов доля лиц с высшим образованием исключительно высока - это 40% в Малави и 32% - в Зимбабве.