Над молодыми правительствами Уганды и Руанды сгущались тучи. Пользуясь слабостью разваливающегося режима Мобуту в Заире, в этой стране нашли убежище геноцидники-хуту и оппозиционные Мусевени исламисты.

В интересах собственного выживания Уганда и Руанда заключили негласный стратегический альянс для борьбы со своими противниками и - одно другому не мешает - расхищения природных богатств несчастного Конго. Наступила кровавая эпоха "африканского империализма", когда Руанда и Уганда приступили к полнокровной военной интервенции в ДР Конго, в ходе которой армейские штабы и разведслужбы этих стран тесно сотрудничали друг с другом, сначала поддержав врагов ебанутого маразматика Мобуту, свергнутого в 1997 г., а вслед за этим - повстанцев-тутси, выступивших против нового правительства Лорана-Дезире Кабилы (убит в 2001 г.), отвернувшегося от своих прежних союзников Мусевени и Кагаме.

Битва за сферы влияния и добычу ископаемых быстро испортила отношения между Руандой и Угандой, и в 1999-2000 гг. вооруженные силы этих стран столкнулись в кровопролитных боях за конголезский город Кисангани. Ни Кагаме, ни Мусевени не отдавали приказа атаковать своих союзников - руандийские и угандийские офицеры действовали независимо от своих правительств, преследуя лишь собственные интересы.

Однако отношения Кагаме и Мусевени с тех пор никогда не были прежними. Нужно понимать, что и Мусевени, который провел в буше долгие пять лет, и Кагаме, до 1994 г. сражавшийся практически без союзников, в полной международной изоляции - за долгие годы партизанской борьбы стали не только блестящими стратегами, но и заправскими параноиками, чуткими к вопросам лояльности и вместе с этим - недоверчивыми к своим союзникам. Это отчасти (но лишь отчасти) объясняет шпиономанию и всеобщую атмосферу подозрительности, охватившую высокие кабинеты и спецслужбы этих двух стран.

Аудиторская компания PricewaterhouseCoopers представила информацию о семи крупнейших экономиках Африки.

Ну, вот, кажется, и все. "Инклюзивное" правительство, сформированное в ЦАР Фирмином Нгребадой - человеком, близким к президенту Туадера и Кремлю, трещит по швам. Из 14 групп, подписавших соглашение с правительством 6 февраля в Хартуме, только шесть получили министерские портфели. Семь министров, представляющие разные политические силы и повстанческие объединения страны, готовы покинуть правительство. Властям остаётся только разводить руками и "выражать озабоченность": ведь чтобы угодить всем, придётся создавать целых 70 министерских постов, а на это у государства нет ни средств, ни фантазии.

Зато правительственная делегация отправилась с визитом в соседний Чад - вести переговоры об открытии границы, некогда закрытой властями Чада в одностороннем порядке.

К этому будничному событию надо добавить, что возможность свободного перемещения по стране и за рубежом - один из признаков принадлежности к "большим людям" и "политическому классу" в целом. В космологии центральноафриканцев, населивших мир потусторонними духами и силами, это очень важная способность, потому что именно там, за пределами видимого мира, происходит коммуникация со сверхъестественным. Эти взгляды нетрудно понять - с учётом того, что простые люди здесь были десятилетиями отчуждены от политической жизни. Не родиться в окрестностях Банги, не владеть санго или французским и - что хуже всего - быть мусульманином ещё совсем недавно означало подвергать себя непрерывным и разорительным проверкам на блокпостах и дорогах. Многие граждане "второго сорта" даже охотно меняли такие "неудачные" имена, как Абдулай, чтобы хоть немного свободнее перемещаться по стране, потому что для многих из них - и в особенности мусульман, активно занятых в ритейле и коммерции, это было вопросом выживания.

И если в других странах, таких, как ближайший друг ЦАР Россия, похожие дисциплинарные практики - проверки, обыски, задержания и другие унизительные процедуры - выполняют скорее классовую роль, призванные показывать место автохтонов в политическом пространстве, то в ЦАР свободное физическое перемещение людей, грузов, денег и корреспонденции всегда было настоящим физическим барьером, отделяющим истеблишмент от основного населения.