Ровно неделю назад на площадке Метажурнала прошла презентация моего третьего поэтического сборника "Близость". Я озвучил некоторые тексты из него, а дорогие коллеги высказались о том, что это такое и зачем оно нужно. Кроме того, в рамках презентации состоялась мировая премьера поэмы "Не я", которая в скором времени должна быть опубликована на одном замечательном литературном ресурсе.

Коллеги сделали апгрейд материала, который впервые был опубликован аж в 2019 году - так получился список треков из двух последних книг Андрея Левкина, отчаянно рекомендую.

За некоторой надобностью искал в телекоммуникационной сети Интернет один свой давний текст, а наткнулся на вот такую реплику о документальной поэзии (и шире - документальной литературе), которую написал еще до полномасштабного вторжения (по просьбе Владимира Коркунова). Согласен с собой и сейчас:

"Предложенные вопросы направлены на то, как/каким образом создавать документальную поэзию (и — шире — литературу), которая воспринимается как сложившееся в современной литературе явление, мне же более важным кажется вопрос зачем использовать документ при создании произведения. Без ответа на этот вопрос документальная поэзия теряет свой эвристический потенциал и превращается в еще один способ создания текстов.

Наиболее известные («классические») произведения документальной литературы создавались в ситуации информационной блокады относительно катастрофических событий двадцатого века (Шоа, Блокада, сталинские репрессии, бомбардировки Хиросимы и Нагасаки и т.д). Преодолевая разнообразные политические запреты и пересекая эстетические границы, Чарльз Резникофф, Александр Солженицын, Кэндзабуро Оэ, Алесь Адамович использовали обширную фактографию, стремясь назвать вещи своими именами, увековечить память погибших и мн.др. Подобная установка базировалась на «непогрешимости» документа, который объявлялся полномочным представителем аутентичной реальности в тексте. Но документ — нарратив, который существует не в вакуумее, а возникает в определенных обстоятельствах, которые нельзя не учитывать; по сути, это еще одна преломляющая линза, которая заявляет о своих правах на отражение реальности, а не представляет ее в обнаженном виде. Именно поэтому Варлам Шаламов не торопился называть свои обжигающе достоверные рассказы документальными, хотя их биографическая подоплека несомненна.

Сегодня ситуация и вовсе меняется: мы уже не можем сказать, что существуем в мире недостатка информации. Напротив, распространенная в немногих оставшихся в живых российских медиа и многочисленных телеграм-каналах журналистика способна поставить нам столько информации, сколько нужно, и даже больше. Но это порождает проблему документа как медиума фальсификации и всевозможных логических подмен, которые Стив Фуллер называет «постправдой». Где тот предел доверия респондентам, который поэзия (в отличие от журналистики) попросту не может измерить? И не окажется ли поэзия всего лишь плохо информированной и созависимой бедной родственницей расследовательской журналистики? Как поэзии, тяготеющей к документу, не попасть в ловушку олитературивания чужих проблем, которые она неспособна решить? Быть может, должно изменится само отношение к документу, который не стоит рассматривать как прорыв к реальности (это не так); скорее это инструмент, позволяющий проявить те едва уловимые следы ускользающей социальности, которая и позволит обрести другого за пределами фикциональных отражений."

#стихи_девяностых_годов

ЕЛЕНА ФАНАЙЛОВА

Я пришел спасти тебя и себя...
Еще в последний раз, демон.

Хозе, солдат

Что ты будешь делать, бедный и бездарный,
В сердце получив удар?
Вот они выходят с фабрики сигарной,
Как сама судьба.

Вот они проходят площадью базарной,
Глаз не отводя,
Видишь, мой червонный, мой козырный, мой коварный,
– Словно жизнь твоя.

Тщетны, как она предупреждала, все усилья.
В этой ли связи
Сердце под колетом мелко крестит Эскамильо?
Плачьте, дон Жози.

Платье кровеносное непрочно, костяное.
И твоя душа
Рвется и тебя покинет скоро. Остальное
Ничего не значит и не стоит ни гроша.

А потом смотри, как золотое слово "невозможно"
И серебряное "никогда"
Поглотит бесчеловечно, и бесстрашно, и безбожно
Городская маслянистая летейская вода.

Выпустили вот такую вот книжку.

Из типографии пришёл роман Александра Уланова «Разбирая огонь»

«Сомнительность возможности сказать „я“, неясность границ этого „я“ — тоже честность, а не утверждение об отсутствии „я“. Литература против лицемерия речи, полагающей, что легко сказать неясное и что сказанное — ясно. Всё высказанное автоматически становится сомнительным».

Медленное письмо Александра Уланова не просто заслуживает эпитета поэтическое: граница между прозой и стихом в его романе практически стерта. Строя повествование на многоголосии и многозначности, шуме времени и мозаике пространств, автор пересматривает границы словесности, наследуя в этом идеям Мориса Бланшо. «Разбирая огонь» — это попытка не говорить о более интересной жизни, а представить ее — с помощью книг и городов, пыли и неба, подвижности и надежды, открытости и бережности, прикосновения и речи; вместе с миром и другим человеком, вопреки несвободе.

Александр Уланов — поэт, писатель и  переводчик, автор восьми книг стихов и прозы, включая вышедшие в «НЛО» «Способы видеть» и «В месте здесь». Лауреат премии Андрея Белого.

Купить книгу со скидкой 15% по новогодней распродаже можно на nlobooks.ru и в магазине издательства в Петербурге.

А прочитать отрывок из романа можно на сайте журнала «Флаги».

(не знаю какой эпитет и подобрать) подборка Любови Барковой. Был счастлив, прочитав (что редко бывает)

https://licenzapoetica.name/projects/lenta/zakrytaya-krov

Моя «Близость», в интересной компании Артура Аристакисяна и Сэмюэля Беккета. Не знаком с Миланой, спасибо ей большое.

сегодня подборка новогодних подарков от Миланы, режиссёрки кино и продавщицы кинокниги:

Моя подборка посвящена фрагментарности и поиску связей. Обломкам, осколкам, крошкам. Чему-то хрупкому, отколовшемуся от цельного. По своей воле или нет. Может ли обладать цельностью и независимостью осколок, который раньше был частью большого зеркала? Является ли он зеркалом сам по себе или он навсегда оставит при себе принадлежность к чем-то большему? А зеркало, от которого отпал этот осколок, может ли оно вновь обрести свою цельность без него? А кто вообще утвердил, что зеркало, висящее у нас в ванной, – цельное?
Под Новый год мы пытаемся собрать у себя в голове «а что мы делали весь этот год?», бродим по руинам памяти. Кто-то пытается сшить лоскуты воспоминаний кривыми швами, отламывает ручку пазла, чтобы соединить. Кто-то смиренно смотрит на россыпь из шурупчиков и горку досок, шарит по карманам, пытаясь найти давно утерянную инструкцию к сборке. А кто-то упивается свободой, перебирая выпавшие страницы из развалившейся книги, которую он никогда не будет чинить. Каждый из нас, нищий и нагой, выбирает сам – горевать ли по утраченному раю, от слез не видеть ничего перед собой или обманываться иллюзией прекрасного, признавая надувательство, просто смотреть.

Беккет:
Ищите Беккета по всем Порядкам слов. Как ему и положено – он всюду и одновременно нигде. Найдемся на нулевой точке, на горизонте, где сходится нависающее небо и земля с уже пересохшим горлом от вечного крика. Сними ботинок.
«Уотт», «Прыжки на месте» – Иллюзион. «Тихие трепыхания» – Ленфильм. «Опустошитель» – Фонтанка.

Денис Ларионов. «Близость»:
Денис Ларионов монтирует увиденное краем глаза в пыли, услышанное второпях или вскользь, соединяет и разъединяет расплыв чернил на бумаге. Движется, не останавливаясь. Болит, не прерываясь. Бессознательно ищет связи, случайно натыкается на них и поражается.

двадцать второе бесплотный укус января говорю я зацепившись левым зрачком за резкое граффити на углу какой-то и Первомайской вкопанной в память где нет перехода но и воздушный узел не получится завязать

Артур Аристакисян. «Слияние». Мастерская однокадрового фильма.

— когда я впервые пришла на лекцию к Артуру, я три часа наблюдала за тем – как люди встают и уходят из аудитории, а Артур смущенно спрашивает: «я что-то не то сказал?». Артур видит прекрасное в брошенном, в изнасилованном, в осколке, в руине. Он показывает фотографии из своего архива, который собирает вечность и один день, покупает с рук у знакомых незнакомцев, находит брошенное и любит. В каждой фотографии он видит цельную картину мира, он видит фильм в одном кадре, остается смонтировать слова. Ему не нужно искать связи, плакать об их утрате, для него они просто есть, просто очевидны. Руина и есть самоцель, конечная точка, где все едино. Внимайте духу. Сидите (читайте) до конца.

Шестикрылый Серотонин

https://www.youtube.com/watch?v=pMZuisZMIRA

#стихи_девяностых_годов

Всегда интересно, когда эксклюзивный творческий метод - это продолжение темперамента, манифестация раз(баланс)ировки аффектов. (A бывает иначе? Бывает разное.) ПА как раз такой случай, поэтому ее в прямом смысле "непрозрачные", не пускающие в себя тексты, касающиеся неизвестных читателям сторон внутренней биографии, в то же время столь достоверны.

ПОЛИНА АНДРУКОВИЧ

. . . . . . . . . . . .
разве ты справа? а мне всё казалось,
что ты всегда слева,
и у меня от этого что-то было не то с об
меном веществ, а теперь я понимаю:
просто элементы непредугаданно сблизились, и
и кто-то хохочет под окном, а я сыта и
и завывает сердце волком и молоч
ные зубы смешались с землёй и
и
и мои и твои атомы задолго до этого зака
та были видны огню и дождю и
и ответ медлт нет
и ответ медлителен-медлителен предпослед
ний наших атомов хватит на этот ответ,
который будет последним вопросом
собирать тени камней тенями рук
и никогда не разбрасывать тени рук
и тени имён и тени имён хранить а не
имена тени вечнее поскольку мгновенны
мгновенно ударяет камень мгно
венье длится
эклектика мокрая галька волна
. . . . . . . . . . . .

Тот случай, когда фраза про "мир потерял"/"стал беднее" - не клише. Путь к фильмам Л. почти всегда непрост - но однажды заключается невидимый пакт и прожить без его психофуг уже не получится. Искренне сочувствую тем, кому этот пакт заключить не удалось (пока что). Merci beacoup, говорит он в конце этого видео.
https://www.youtube.com/watch?v=8z5d_8nYTaE