Wild Field
9.15K subscribers
2.69K photos
35 videos
8 files
2.44K links
Дикое Поле. Историческая рандомность, халдунианская антропология, зеленый тацитизм, пост-османские наблюдения (Турция, Ближний Восток, Балканы) и другие вещи.

White Man’s Burden wearing a turban.
加入频道
Forwarded from Redroom Text
Судан, в смысле север Центральной Африки, к слову о Мали, это регион вообще интересный. Начиная приблизительно с 6 века нашей эры в здесь сформировался целый ряд цивилизаций, способных производить избыток таких продуктов питания, как просо, сорго, рис и другие культуры на окраинах пустынь, в саваннах, в тропических лесах и в бассейнах рек Сенегал, Нигер и озера Чад. Но в целом, чем ближе к нашим дням, тем слабее ощущается фактор географического детерминизма, а и Мали, и, скажем, Сонгай это отнюль не Бронзовый век. Там были и институты, и бюрократический аппарат, и регулярная армия.

Свое "спасибо" Западная Африка должна сказать, конечно, не просо, а исламу, передовой культурной силе Средневековья. Мы, конечно, очень часто забываем, насколько далеко за пределами привычного Ближнего Востока влиятельна эта религия (и это я еще про Индонезию не начал вспоминать)
​​К вопросу о репутации фантастики за пределами РФ. Пять лет назад, в 2018 году на Фантассамблее мне посчастливилось поговорить на эту тему с британцем Адамом Робертсом. Тут надобно иметь в виду, что Адам не только писатель, но и главным образом – уважаемый представитель академического сообщества, профессор Университета Лондона, профессиональный филолог, плоть от плоти истеблишмента. Но в то же время – большой поклонник фантастики с раннего детства и до сих пор, исследователь жанра, автор работ «The History of Science Fiction», «Publishing and the Science Fiction Canon», «Get Started in: Writing Science Fiction and Fantasy» и т.д., трехкратный лауреат British Science Fiction Association Award, два раза за нонфикшн, один раз за роман.

Так вот, о том, как менялась репутация SF&F в Великобритании он говорил следующее:

«На Западе у научной фантастики есть преимущество — вторичных источников о научной фантастике и фэнтези относительно немного. Есть множество фэнских работ, что интересно и заслуживает внимания, но ситуация не такая, как с изучением Шекспира. В моем университете докторанты два года из четырех проводят, читая все, что написано о том аспекте творчества Шекспира, который они изучают. Есть буквально целые библиотеки критических работ о Шекспире, или Гете, или Гомере. А о НФ — нет. Это потому, что научная фантастика лишь недавно стала уважаемой. Ее начали ценить в научных кругах в то время, когда я уже работал в университете. А впервые я устроился на работу в 1990 году. И получил престижную должность профессора литературы XIX века, специалиста по романтической и викторианской литературе, а заодно уж мне позволили преподавать научную фантастику. Теперь людей нанимают благодаря их познаниям в НФ и фэнтези. Но это довольно новое явление, поэтому мир критики кажется маленьким. Полагаю, что в России ситуация не сильно отличается».
Forwarded from Redroom Text
Что, кроме золота, делало африканцев богатыми?
Трансахарская торговля...Солью

В 1352 году легендарный мусульманский путешественник Ибн-Баттута отправился пересекать Сахару в поисках легендарной утопающей в золоте страны — империи Мали. Спустя несколько месяцев путешествия караван наткнулся на небольшой пустынный городок — Тегазу – и написал:

“Странно, но дома и мечети построены из соляных блоков, а крыши покрыты верблюжьими шкурами. Деревьев нет, только песок, в котором находится соляная шахта. Единственные люди, живущие там — рабы, которые копают соль.”

Тегаза был одним из многих рабочих городков, выросших в средневековье на добыче каменной соли. Для жителей города соль не представляла никакой ценности, кроме строительного материала. Им не хватало всего, кроме соли. Однако то, что рабы доставали из земли, стоило невероятно дорого. В сотнях километрах южнее Тегазы — в саваннах и джунглях Западной Африки — за сахарскую соль готовы были платить золотом.

Причина огромного спроса на соль в Западной Африке очевидна. Без неё хранить еду в этих широтах просто невозможно. При этом качественную (то есть, каменную, а не выпаренную морскую) соль было невозможно достать южнее Сахары.

Поэтому соль стоила очень дорого, и обменивалась она в большинстве случаев на то, что было в Западной Африке в изобилии — на золотую пыль. Ходили слухи, что в отдаленных районах Африки, курс был один к одному!

Ценность соли была настолько стабильной, что она превратилась в эдакую минеральную валюту. Небольшие кусочки соли использовались в качестве всеобщего эквивалента в сделках, а африканские короли хранили в своих сокровищницах наряду с золотыми самородками соляные блоки.

В общем, в Африке сформировалась строгая хозяйственная специализация. В Сахаре производят и продают соль, южнее Сахары — золото. И чем дальше сахарская соль уходила от пустыни, тем сильнее она дорожала. Соль — громоздкий товар, её перевозят в том же виде, в каком и добывают — огромными камнями. В той же Тегазе соль добывали с поверхности земли 200-килограммовыми блоками.

Так что логистика всего этого дела была вопросом нетривиальным. В большинстве стран Азии, Европы и Америки эту проблему решали водные пути. Солью торговали через морские порты или, как в китайской Сычуань, по разветвленной речной системе.

Но в Африке, где запасы соли находились в ва́ди (сухих руслах рек), было найдено другое решение — верблюды. Эти обаятельные вьючные животные были одомашнены на Ближнем Востоке сравнительно недавно — около 4000 тысяч лет назад, но в африканских караванах их массово стали использовать только в нашу эру. До этого Сахару кое-как пересекали на волах, лошадях и колесницах.

С дебютом верблюдов в Африке транссахарская пошла в гору. В Средние века караваны из 40 тыс. верблюдов перевозили соль из сахарского города Таоденни в Тимбукту — путь длиной 700 километров — всего за месяц. Да, это быстро.

Этими караванами управляли берберы (имазигены) — кочевые народы Северной Африки — выступавшие посредниками между арабами и Западной Африкой. Вместе с солью на берберских верблюдах Сахару пересекала и исламская религия, и арабские культурные обычаи.

Тот, кто контролировал транссахарскую торговлю солью, контролировал и торговлю золотом. На том и стояли великие африканские империи — сначала Гана, потом Мали с Мансой Мусой, а затем и Сонгай.

Торговля солью продолжается в Сахаре и в наши дни, хотя месторождения уже сильно истощены. Туареги до сих пор везут на своих верблюжьих караванах сахарскую соль тем, кому она нужна — сегодня это нефтеперерабатывающая промышленность республики Мали. Но взамен они получают уже совсем не золотую пыль.
Паломничество Мансы Мусы еще тем удивительнее, если учитывать взгляд средневековых андалузских, магрибинских и суданских ( в смысле западноафриканских) алимов на путешествие в Хиджаз.

Путь из западной части мира к Мекке и Медине был настолько непредсказуем и опасен, что многие алимы утверждали, что с жителей Магриба и Андалуза спадает обязанность отправляться в хадж, поскольку для них отсутствует обязательное условие "способности". Студенты, изучавшие маликитские тексты алимов из Магриба и Андалуза, могут заметить, что в отличие от текстов египетской школы, там может вообще отсутствовать раздел о хадже, либо он может присутствовать, но в общих чертах и без комментария, даже в продвинутых и больших книгах. Именно из-за ненадобности.

Были конечно исключения вроде Муршид аль-Муин Ибн Ашира, поэмы, которую автор изначально начал писать с раздела о хадже, для самого себя. Но в комментариях на Муршид аль-Муин часто именно этот раздел остается неосвещенным. Жители Запада совершали хадж (тот же Ибн Батутта), но по понятным причинам это было дело совсем не массовое.

Султан Мухаммад Белло, сын шейха Усмана дан Фодио, и правитель султаната Сокото в 1817-1837 г.г. написал пожалуй самую подробную работу о запретности выхода в хадж Танбих ар-Ракид аля ма яфтур аль-хадж мин аль-мафасид (Пробуждение спящего к пониманию того, как можно исказить хадж).

"Я заметил в себе сильное беспокойство и тоску по Дому Аллаха, а также большое желание посетить могилу Его Пророка Мухаммада, мир ему и благословение Аллаха. Я также заметил, что всякий, кто не совершил хадж в Священный Дом, должен быть расстроен и жаждать совершить его...Поэтому я обеспокоился, как бы проклятый враг не привнес часть своей хитрости в это "вино" и не вложил в это "опьянение" какое-то свое извращение, поскольку сказано, что шайтан подстерегает рабов Аллаха, людей джихада и людей маарифата, даже в различных формах благочестия и на пути добрых дел.

Например, тому, кто думает, что путь к благу лежит в чтении Корана, шайтан может сказать: "Почему бы тебе не пойти к Священному Домк Аллаха и не читать Коран в путешествие? Делая это, ты можешь совместить награду за хадж и за чтение". Таким образом, он заставляет его отправиться в путь. Затем он говорит ему: "Будь как другие люди. Ты теперь путешественник, поэтому тебе не нужно читать Коран". Затем он перестает читать Коран. Уходя от этого несчастья, шайтан может заставить его пропустить предписанные молитвы, и даже возможно, что он не совершит свой хадж. Например, он может отвлечься на поиски пищи от выполнения всех его (хаджа) действий, или он может подвергнуться наказанию, требующему от него жертвоприношения, и тогда он не сможет выполнить обязанности хаджа. Его путешествие может сделать его скупым, пробудить в нем дурной характер или что-то в этом роде".

Если это тот, чье действие не может быть испорчено, шайтан может познакомить его с лучшим действием, которое он не совершает, тем самым побудив его отказаться от первого, даже если он не оставляет его преднамеренно. Аль-Бурзули сказал: "Марокканский студент рассказал нашему шейху Абу Мухаммаду аш-Шабиби, что говорят, будто шайтаны востока и запада спорили о том, кто из них обладал наибольшей силой, чтобы сбить людей с пути. Шайтаны востока сказали: "Мы обладаем величайшей силой. Мы приходим к человеку, когда он со своей семьей и детьми, совершает обязательные молитвы, платит закят и другие вещи. Он находится на востоке. И ангелы с ним. Вдобавок к этому у него не так много обязанностей. В тот момент, когда он упоминает о поездке в Хиджаз, мы доводим его до слез и заставляем отправиться в путь. С того момента, как он уходит, мы побуждаем его отказаться от своих молитв и совершать запрещенные действия, пока он не вернется к своей семье в состоянии полной утраты - себя, своего имущества и своей веры". Из-за этого было признано, что шайтаны востока обладают величайшей силой сбивать людей с пути. Аль-Бурзули заметил: "Я видел кое-что из этого во время моего путешествия в хадж".
Султан Белло затем цитирует ученых, таких как Ибн Рушд, Ат-Тартуши и Ахмад Заррук и другие, утверждавших, что для жителей Магриба и Андалуза совершение хаджа не обязательно, и даже может быть запрещено. Ведь даже вероятность пропуска всего одной молитвы (а это запросто может случиться в опасном пути) перевешивает награду за совершение хаджа. Он приводит множество доводов, почему не стоит отправляться в хадж, рассказывает какие барьеры могут стоять на пути, но отдельная глава там посвящена правителям, вроде него самого и жившего несколько веков назад Мансы Мусы.

"В случае, если правитель опасается, что, если он отправится в хадж, он пренебрежет делами своего народа или что их социальная структура будет разрушена из-за страха перед врагами религии или нечестивцами, и он почти уверен, что это произойдет, тогда ясное суждение состоит в том, что в его случае не хватает "способности".

Султан считает, что правитель не может отправляться в хадж, если есть вероятность, что его отсутствие приведет к разладу в государственных делах и поставит под удар само государство. По этой причине он сам никогда не совершил хадж, да и вообще за всю историю мусульманских государств в эпоху до пароходов, автомобилей и самолетов можно по пальцам посчитать тех, кто совершил. Например, единственный османский султан, который действительно хотел совершить хадж, Осман II, был убит янычарами, что положило начало эре янычарский переворотов. Его убийство оправдывали в том числе тем, что он пренебрегал государством (а вот если бы он отправился куда-нибудь в Венгрию на войну с Габсбургами, тут проблем не было бы).

И вот на фоне всего этого самым богатым хаджем отличился правитель из самого крайнего запада исламского мира, войдя в историю ровно за все то, что порицал Мухаммад Белло.
Замечательный историк Мостафа Минави, профессор в Корнелльском университете и автор книг об османской схватке за Африку и арабо-османском империализме, написал статью для Al Jazeera, которую можно рассматривать как своего рода арабо-османский манифест.

"Как историк Османской империи с палестинскими и ливанскими корнями, я искренне считаю не меньшим преступлением держать миллионы людей оторванными от их собственного недавнего прошлого, от историй их предков, деревень, поселков и городов, во имя защиты нестабильного конгломерата национально-государственных образований. Жители региона были оторваны от своей исторической реальности и оставлены уязвимыми для ложных нарративов политиков и националистически настроенных историков.

Нам необходимо восстановить османскую историю как локальную историю жителей арабоязычных земель, потому что, если мы не востребуем и не раскроем недавнее прошлое, будет невозможно по-настоящему понять проблемы, с которыми мы сталкиваемся сегодня, их временное и региональное измерение.

Призыв к местным студентам-историкам исследовать, писать и анализировать недавнюю османскую реальность никоим образом не является ностальгическим призывом вернуться к некоторым воображаемым дням славного или гармоничного имперского прошлого. На самом деле, это полная противоположность.

Это призыв раскрыть и смириться с хорошим, плохим и, действительно, очень уродливым имперским прошлым, создателями которого также были люди из арабоязычных частей Ближнего Востока. Длинные и легендарные истории жителей городов, которые процветали в османский период, таких как Триполи, Алеппо и Басра, еще предстоит (пере)писать.

Также важно понять, почему спустя более 100 лет после распада империи продолжается стирание глубоко укоренившихся и тесных связей между Ближним Востоком, Северной Африкой и Юго-Восточной Европой, и кому это стирание выгодно. Мы должны спросить себя, почему исследователи из арабоязычных стран часто посещают французские и английские имперские архивы, но не тратят время или ресурсы на изучение османско-турецкого языка, чтобы воспользоваться доступными записями четырехсотлетней давности в османских имперских архивах в Стамбуле или в местных архивах в бывших столицах провинций?

Купились ли мы на националистическое понимание истории, в котором османско-турецкое и османское прошлое принадлежат исключительно турецкой национальной историографии? Являемся ли мы все еще жертвой вековых недальновидных политических интересов, которые меняются по мере роста и падения региональной напряженности между арабскими странами и Турцией?

Миллионы записей на османско-турецком языке ждут студентов со всего арабоязычного мира, чтобы окунуться в серьезное исследование, в котором используется весь спектр источников как на местном, так и на имперском уровнях."


https://www.aljazeera.com/opinions/2023/8/20/forgetting-the-ottoman-past-has-done-the-arabs-no-good
Aryana

(фото сделано в кабульском музее в 1995 году, когда музей был занят бойцами хазарейского ополчения)
Процентное распределение долга Османской империи между ее государствами-преемниками (включая Италию, поскольку Рим владел Додеканесскими островами). #maps
Заметным отличием современной туристической "неоосманской" Турции от настоящей Османской империи стало отношение к тому, что называют самоориентализацией и экзотикой. Селим Дерингил в рассказывает о том, как османы в хамидийский период яростно боролись (не особенно успешно впрочем) с попыткой их экзотизировать.

"Зикр дервише на Пятой авеню подходил к концу. Пять танцующих дервишей из Аравии крутились и вертелись под аккомпанемент флейт и барабанов. По мере того как темп ускорялся в летнюю жару, а пот выступал на бровях дервишей под их высокими ктилами, несколько уличных прохожих начали смеяться и подражать странным незнакомца. "Я помню, как видела нечто похожее среди индейцев чипевва", — заметила высокая, хорошо одетая дама своем спутнику в панаме. "Ну, разорви меня, у тебя хоть когда-нибудь закружится голова!" - крикнул сильно напившийся мужчина. Толпа росла по мере того, как песня нея достигала кульминации в виде тростникового фальцета, а барабан бил все громче. Вдруг музыка прекратилась, и вперед вышел улыбающийся человек в феске и с коробкой для сбора денег."

Османская одержимость своим имиджем, безусловно, была реакцией на то, что сегодня называют ориентализмом. Мысль Э. Саида о том, что "ориентализм - это, по сути, политическая доктрина, навязанная Востоку потому, что Восток слабее Запада", нашла отклик во многих странах Востока в конце XIX века. Именно это состояние ума и легло в основу действий министра иностранных дел в Вашингтоне, когда он вмешался, чтобы помешать "танцующим дервишам Египта" исполнить свой зикр на улицах Нью-Йорка. До сведения министра Мавроени-бея дошло, что "около тридцати человек из Египта были привезены в Соединенные Штаты христианином по имени Маллух из Сирии, который обещал им деньги и славу". Хотя некоторые из "артистов" были настоящими дервишами, большинство из них были "людьми самого низкого сорта, которых подкупили".

Нищенствуя и вынужденные продолжать выступления, чтобы прокормиться, они своим присутствием на улицах Нью-Йорка "наносят оскорбление и вред исламу". Министр поручил консулу Османской империи в Нью-Йорке организовать их высылку. Он также обратился в Государственный департамент с просьбой прекратить оскорбления. Последовал весьма оживленный обмен корреспонденцией, в результате которого Госдепартамент заявил министру, что "не может вмешиваться во внутренние дела штатов", а Мавроени ответил, что "он знает американскую конституцию не хуже их самих, и как им понравится, если "шейкеры" будут выступать на улицах Стамбула? Дервишей в итоге быстро отправили на родину."

Борьба с "экзотикой" действительно могла принять масштабы дипломатического инцидента. Как и в случае с дервишами, дополнительную головную боль Порте должна была доставить "Панорама восторгов Босфора". В декабре 1893 г. в Стамбул прибыли представители британской фирмы, заявившие о намерении устроить в Лондоне "живую панораму с изображением достопримечательностей Стамбула". Целью их визита было приобретение услуг различных "компонентов" панорамы: гладких гребных лодок, мужественных гребцов и красивых танцовщиц, которые должны были быть доставлены в Лондон. Когда об этом узнали во дворце Йылдыз, реакция была мгновенной. Великому визирю было приказано прекратить "подобные издевательства, наносящие ущерб национальной чести и приличиям... (ahlak ve aclati milliyeyi tezyif) ".

Султан лично возражал против того, чтобы "некоторые цыганки и еврейки были выставлены в качестве так называемых образцов восточных народов... все подобные демонстрации унизительны и неуместны". И хотя фирма фактически заявила, что "они не изображают реальных людей, а лишь создают иллюзию", дворец остался невозмутим. В дело вмешалось посольство Великобритании, которое заявило, что "это противоречит свободе торговли, а договоренности уже были достигнуты". В качестве решения фирме было сказано, что она может купить гребные лодки, но "живые демонстрации" не допускаются.

The Well-Protected Domains. Ideology and the Legitimation of Power in the Ottoman Empire, 1876-1909 (1999, I.B. Tauris)
В сегодняшней Турции все эти вертящиеся дервиши, ряженные янычары, оркестр мехтер и т.д. часто рассматриваются самими турками как часть османского наследия и активно используются для привлечения туристов и создания экзотического привлекательного имиджа (та самая пресловутая soft power).
Когда турецкие кемалисты говорят о "двуличности" АКР (то есть, турецких властей) в отношении FETO, то они обязательно указывают на тех высокопоставленных деятелей из АКР, которые сами в свое время имели крепкие связи с гюленовским джамаатом, в том числе прошли гюленистские школы, колледжи и университеты. Дескать, вы тут людей за малое преследуете, а у самих то в рядах кого только нет. Притом что некоторые из бывших даже не удосужились потереть свои старые статьи на Sabah и других ресурсах, так что у одного и того же автора в архиве и сегодня можно легко найти статьи, где он хвалит Гюлена, а потом также ругает его.

Это что касается Турции, но тем более это верно для заграницы. В Анкаре прекрасно понимают, что на Балканах или в том же Крыму в 90-е "гюленовская" школа означала турецкую школу. И выпускника такой школы никто автоматически в FETO записывать не станет, вопреки тому что говорят турецкие евразийцы и некоторые "востоковеды".
Не люблю набивший оскомину эпитет "игра престолов", без которого авторы уже кажется не способны писать о средневековой и не только истории, но с другой стороны, а как назвать такие эпизоды?

"Хроники приводят различные причины решения Салахаддина отправить экспедицию в Ливию и Ифрикию. Самым распространенным объяснением является связь этой проблемы с разногласиями между Айюбидами, которые теперь фактически владели Египтом, и их сюзереном Нуруддином Занки. Ибн аль-Асир и Аль-Макризи предоставили самое подробное описание причин ухудшения отношений между Салахаддином и Нуруддином. В 567/1171 году Салахаддин начал осаду крестоносцев в замке Шавбак на юге теперешней Иордании, доведя их почти до капитуляции. Нуруддин поспешил на юг из Дамаска, чтобы открыть еще один фронт против крестоносцев. В этот момент советники Салахаддина убедили его не продолжать наступление против франков, а вернуться в Египет. Они предостерегли, что если крестоносные государства в Палестине упадут, то между Египтом и Нуруддином не останется буфера, и последний сможет вторгнуться в Египет и свергнуть Айюбидов. Салахаддин принял этот совет и отошел в Египет, не захватив Шавбак. Он оправдывался перед Нуруддином, утверждая, что опасается восстания шиитов в Египте в его отсутствие. Нуруддин не принял оправданий Салахаддина и решил в будущем возглавить экспедицию в Египет с целью свергнуть того. Слухи о его планах дошли до Салахаддина в Каир, и он собрал всех Айюбидов, чтобы обсудить ситуацию. Некоторые из его родственников открыто заявили о своей готовности сражаться против Нуруддина, но отец Салахаддина, Наджмуддин Айюб, уверенный в том, что шпионы Нуруддина присутствуют на собрании, объявил, что он и другие старшие амиры верны Нуруддину и поклялся, что убьет даже своего собственного сына, если Нуруддин прикажет. Позже, наедине, он признался Салахаддину, что его речь на публику была всего лишь уловкой, чтобы убедить агентов Нуруддина доложить своему хозяину, что в Египте все в порядке и нет опасности, что он ускользнет из-под его контроля. Нуруддин воздержался от вторжения в Египет на этот раз, и Айюбидам удалось избежать прямого столкновения с ним до его смерти в 569/1174 году."

Amar S. Baadj, Saladin, the Almohads and the Banu Ghaniya. The Contest for North Africa (12th and 13th centuries).

У Бааджа, кстати, вообще мало пиетета к Салахаддину, освободителю Иерусалима. Историк из Марокко, он прежде всего вспоминает как Салахаддин отправил экспедицию в Ифрикию и Магриб, ударив в спину магрибинской династии Альмохадов, когда та вела джихад в Андалусе.
Глядя на эту заметку заинтересовался, когда появились мормоны в Турции. Оказывается, первая мормонская конгрегация в Стамбуле была собрана британскими солдатами-мормонами в годы Крымской войны.

"Первые лидеры Церкви Иисуса Христа Святых последних дней проповедовали в Турции в 1850 году, признавая современный Эфес новозаветным домом христианского собрания, к которому принадлежали Павел, Тимофей и Иоанн. В мае 1854 года Святые последних дней организовали собрание в Турции. В его состав входили британские солдаты-Святые последних дней, которые вместе с союзными войсками из Турции и Франции сражались против России в Крымской войне.

В 1884 году Церковь учредила Турецкую миссию и направила Якоба Спори, родившегося в Швейцарских Альпах, проповедовать в Турцию. Через три месяца после прибытия в Стамбул и самостоятельного изучения турецкого языка Спори начал проповедовать. Там он также преподавал английский, французский и немецкий языки. Миша Марков, венгр, живущий в Стамбуле, присоединился к Церкви в 1887 году. После крещения он вернулся в Венгрию проповедовать. В сентябре 1889 года в Айнтабе крестились первые обращенные армяне. В течение многих лет рост церкви в Турции был медленным, но усилия последних десятилетий привели к организации нескольких новых общин. Первая из них была организована в Анкаре в октябре 1979 года. В 1991 году Церковь отправила около 13 000 одеял, 80 000 фунтов одежды и средства на медикаменты для помощи курдским беженцам в Турции."
На сайте Университета Бригама Янга (топовый мормонский вуз) лежит статья, которая называется "День, когда "Храбрые сыны Мухаммада" спасли группу мормонов". В статье рассказывается об инцидент, случившемся 13 марта 1899 года в Айнтабе (нынешнем Газиантепе). Небольшая группа мормонских проповедников пришла на армянское кладбище. Это была Масленица, туда пришло много людей, мормоны попытались воспользоваться случаем для проповеди, но вскоре в них полетели камни, и толпа чуть не растерзала их. Группа мусульманских солдат, обеспечивавшая порядок, вмешалась и защитила мормонов от разъяренной толпы.

Джозеф У. Бут, мормонский проповедник, попавший под град камней на армянское кладбище в Айнтабе, намекает, что посмертная участь армянских христиан, из-за их "фанатизма", будет хуже, чем у турок-мусульман.

"Что за картина – видеть последователей великого основателя ислама, охраняющих нескольких скромных защитников "мира и доброй воли" от отчаянных нападок христианской толпы. Неудивительно, что нетерпимые негодяи зовутся "собаками" со стороны их более либеральных и возвышенными начальников, чья религия, хотя и менее возвышенная в своих заповедях, все же более строго соблюдается ее приверженцами. Я боюсь, что эти бедные самодовольные фанатики-фарисеи, когда они войдут в этот "блаженный покой" - этот дом, состоящий из множества особняков, окажутся забитыми в подвале, с тоской глядя вверх по ступеням подвала на своих магометанских друзей, наслаждающихся удобствами первого этажа."

https://byustudies.byu.edu/article/the-day-the-brave-sons-of-mohamed-saved-a-group-of-mormons/#footnote-004-backlink
Интересно, насколько живо это в наше время. В малайской традиции до сих пор медресе может быть еще и школой пенчак-силата (знаю такую школу в малайской общине Кейптауна, ЮАР).
Forwarded from Dervish seri📿
Занятие единоборствами среди казахских ученых

...исламское образование в среде кочевников, по-видимому, включало в себя не только изучение религиозных текстов исламского права. В рассказах часто упоминаются преподаватели медресе, которые преуспели в других областях, таких как соколиная охота, музыка, борьба и, прежде всего, поэзия.

Мы видели, как Естеміс Есенұлы запомнился как знаменитый борец, как и преподаватели медресе (мударрисы) Көрпеш Бахрамұлы и Имамғабит Ырғызбекұлы. Сам Қожаберген-жырау, а также многие его потомки XIX века также были борцами. Биографические источники из казахской степи богаты примерами ученых, прославившихся как борцы. <...>

Әлиасқар Айтқожаұлы, имам в Кокшетау (ум. в 1937 году), был потомственным борцом. Его отца помнили как чемпиона, который однажды победил медведя, и сам Әлиасқар часто боролся со своими учениками.

Allen J. Frank, "Islamic Scholars among Kereys of Northern Kazakhstan"
Герб Тарика Ахмада, барона Ахмада Уимблдонского, пожизненного пэра от консераторов в палате лордов Великобритании, министра по делам Ближнего Востока, Северной Африки, Южной Азии и ООН. Сам лорд Ахмад родился в семье пакистанских кадьянитских мигрантов.
Джеллаба уже давно вышла за пределы Магриба, но мне кажется по прежнему остается одним из маркеров (хотя далеко не однозначным), указывающим на то, что ее носитель как-то связан с традицией Магриба. Например, через суфийскую силсилу.
Forwarded from فكردشلك | Единомыслие (Abdurahman Alkadary)
Если вы вдруг не знали как называется характерный камис с капюшоном на марокканских шейхах, то называется он Джеллаба.
Это традиционная берберская одежда, представляющая собой длинный, с остроконечным капюшоном свободный халат с пышными рукавами, распространённая среди мужчин в магрибе, особенно в Марокко.
У ряда берберских племён цвет джеллабы призван был показать семейный статус носившего её человека либо принадлежность к тому или иному племени.

По мне джеллаба гораздо лучше смотрится, традиционных Аравийских камисов, которые в последнее время стали популярны и у нас.
Вся трагедия средневековых Магриба и Андалуза (а заодно и ответ на вопрос, что же у нас пошло не так) в этих словах Ибн Халдуна.