(ОДНА) ТЫСЯЧА
На купюре написано тысяча, а на памятной монете — одна тысяча. В названиях годов мы обычно говорим просто тысяча, а в финансовых документах, наоборот, в сумме прописью пишем одна тысяча. В менее круглых числах одна кажется уместнее, чем в более круглых (сравните: одна тысяча пятьсот семьдесят три и одна тысяча пятьсот). Но, скажем, миллиард пятьсот миллионов звучит явно более разговорно, чем один миллиард пятьсот миллионов.
Вообще, умножение на один в числительных — очень каверзная и плохо описанная операция во многих языках. Немецкий интернет пестрит вопросами, как правильно: hundertfünfzig (сто пятьдесят) или einhundertfünfzig (один-сто пятьдесят)? Учебник турецкого, который я сейчас читаю, без комментариев даёт yüz 'сто', bin 'тысяча', но bir milyon 'один миллион'. Вообще, правила «чем больше число, тем охотнее оно умножается на 1» и «чем менее круглое число, тем скорее в начале будет умножение на 1» кажутся универсальными, но наверняка в каждом языке найдутся нюансы.
На купюре написано тысяча, а на памятной монете — одна тысяча. В названиях годов мы обычно говорим просто тысяча, а в финансовых документах, наоборот, в сумме прописью пишем одна тысяча. В менее круглых числах одна кажется уместнее, чем в более круглых (сравните: одна тысяча пятьсот семьдесят три и одна тысяча пятьсот). Но, скажем, миллиард пятьсот миллионов звучит явно более разговорно, чем один миллиард пятьсот миллионов.
Вообще, умножение на один в числительных — очень каверзная и плохо описанная операция во многих языках. Немецкий интернет пестрит вопросами, как правильно: hundertfünfzig (сто пятьдесят) или einhundertfünfzig (один-сто пятьдесят)? Учебник турецкого, который я сейчас читаю, без комментариев даёт yüz 'сто', bin 'тысяча', но bir milyon 'один миллион'. Вообще, правила «чем больше число, тем охотнее оно умножается на 1» и «чем менее круглое число, тем скорее в начале будет умножение на 1» кажутся универсальными, но наверняка в каждом языке найдутся нюансы.
БРЯНСКИЕ СТУДЕНТЫ (???)
Стихотворение поэтессы Аллы Головиной «4 апреля (Юбилейная поэма 1922–1932)» начинается так:
Веселый апрель — это чудный момент.
Повсюду пасхальная чистка.
Конечно, герой наш — брянский студент.
Конечно, она — гимназистка…
Вас наверняка удивил перебой ритма в 3-й строке. Ещё больше удивляет, что поэтесса, которая родилась в 1909 году и в 1920 году уехала из России, пишет про какого-то брянского студента и гимназистку. Откуда вообще в 1922 году в Брянске студенты, если лесотехнический институт был создан там только в 1930 году, а нынешний университет — педагогический институт — туда переехал в 1976 году из Новозыбкова? А для гимназисток 1922 год — это, наоборот, поздновато.
Загадка разрешается, если знать, что Головина в 20-е и 30-е годы жила в Чехии, или просто если прочитать стихотворение дальше:
Он свыкся в Брно со своим уголком,
Она же ― с бараком и классом.
Студент, оказывается, вовсе не из Брянска, а из Брно — не брянский, а брнянский; но, увы, пропуск буквы тиражируется по крайней мере с 1990 года, когда был издан сборник стихотворений Аллы Головиной «Ночные птицы».
Головина произносит слово Брно наполовину по-русски, наполовину по-чешски: в два слога с ударением на второй из них — БырнО. По-чешски там действительно два слога, но в первом — так называемое слоговое р, которое выполняет функцию гласного. Ударение падает, как и всегда в чешском, на первый слог, так что получается что-то вроде БЫрно. Но носителю русского языка трудно представить себе, что ударение может падать на р: как видно, я даже не решаюсь написать Бṕно, хотя, конечно, именно так и надо. А в названии Пльзень — тоже два слога, и в первом из них, ударном, произносится слоговое ль.
Ударение на второй слог в слове Брно у Головиной отражается и в производном прилагательном: от Брнó получается брнянский, с ударением на я, в то время как от Бṕно образовалось бы слово бṕненский.
Стихотворение поэтессы Аллы Головиной «4 апреля (Юбилейная поэма 1922–1932)» начинается так:
Веселый апрель — это чудный момент.
Повсюду пасхальная чистка.
Конечно, герой наш — брянский студент.
Конечно, она — гимназистка…
Вас наверняка удивил перебой ритма в 3-й строке. Ещё больше удивляет, что поэтесса, которая родилась в 1909 году и в 1920 году уехала из России, пишет про какого-то брянского студента и гимназистку. Откуда вообще в 1922 году в Брянске студенты, если лесотехнический институт был создан там только в 1930 году, а нынешний университет — педагогический институт — туда переехал в 1976 году из Новозыбкова? А для гимназисток 1922 год — это, наоборот, поздновато.
Загадка разрешается, если знать, что Головина в 20-е и 30-е годы жила в Чехии, или просто если прочитать стихотворение дальше:
Он свыкся в Брно со своим уголком,
Она же ― с бараком и классом.
Студент, оказывается, вовсе не из Брянска, а из Брно — не брянский, а брнянский; но, увы, пропуск буквы тиражируется по крайней мере с 1990 года, когда был издан сборник стихотворений Аллы Головиной «Ночные птицы».
Головина произносит слово Брно наполовину по-русски, наполовину по-чешски: в два слога с ударением на второй из них — БырнО. По-чешски там действительно два слога, но в первом — так называемое слоговое р, которое выполняет функцию гласного. Ударение падает, как и всегда в чешском, на первый слог, так что получается что-то вроде БЫрно. Но носителю русского языка трудно представить себе, что ударение может падать на р: как видно, я даже не решаюсь написать Бṕно, хотя, конечно, именно так и надо. А в названии Пльзень — тоже два слога, и в первом из них, ударном, произносится слоговое ль.
Ударение на второй слог в слове Брно у Головиной отражается и в производном прилагательном: от Брнó получается брнянский, с ударением на я, в то время как от Бṕно образовалось бы слово бṕненский.
НОРМАЛЬНО, АНАТОЛИЙ
Фотография Анатолия Чубайса у турецкого банкомата стала поводом для множества шуток и наблюдений. Екатерина Шульман цитирует Пелевина, а в «Стамбульском канале» дают финансовые советы:
«Эх, Анатолий, что ж вы так! А вот подписались бы на мой канал – знали бы, что самая низкая комиссия на снятие валюты в QNB (2,5%). А в Гаранти аж 5%»
По этому посту видно, как изменился русский речевой этикет. Во второй половине 90-х, когда я был очень политизированным ребёнком и всё время что-то читал про Чубайса, он назывался только Анатолий Борисович (ну или Толя, или Толик) — но даже шуточное обращение Анатолий, вы было бы немыслимо (Борис, ты неправ было на 10 лет раньше — но на ты). И вот прошло 25 лет, Чубайс постарел, а русский язык лишил его отчества — хотя я бы по старой памяти всё равно писал Анатолий Борисович.
На банкомате, кстати, написано «всех банков картами-с»; может, даже карта Мир принимается.
Фотография Анатолия Чубайса у турецкого банкомата стала поводом для множества шуток и наблюдений. Екатерина Шульман цитирует Пелевина, а в «Стамбульском канале» дают финансовые советы:
«Эх, Анатолий, что ж вы так! А вот подписались бы на мой канал – знали бы, что самая низкая комиссия на снятие валюты в QNB (2,5%). А в Гаранти аж 5%»
По этому посту видно, как изменился русский речевой этикет. Во второй половине 90-х, когда я был очень политизированным ребёнком и всё время что-то читал про Чубайса, он назывался только Анатолий Борисович (ну или Толя, или Толик) — но даже шуточное обращение Анатолий, вы было бы немыслимо (Борис, ты неправ было на 10 лет раньше — но на ты). И вот прошло 25 лет, Чубайс постарел, а русский язык лишил его отчества — хотя я бы по старой памяти всё равно писал Анатолий Борисович.
На банкомате, кстати, написано «всех банков картами-с»; может, даже карта Мир принимается.
СЛОВА УДАРНЫЕ И БЕЗУДАРНЫЕ
Мы привыкли, что на одно слово приходится одно ударение. Но бывают слова, которые обычно безударны — например, предлоги или вспомогательные глаголы. Это так называемые клитики. Если они в речи присоединяются к тому ударному слову, которое идёт после них (ориентируясь на наше направление письма — если они стоят слева от ударного слова), то они называются проклитики, а если они присоединяются к предыдущему слову, то это энклитики. Большинство русских предлогов и союзов — проклитики: по рукАм, без семьИ, ПЕтя | и ВАся (мы говорим именно так, а не «Петя и | Вася»). Энклитики в русском языке тоже встречается; это слова ли, же, бы и т. д.: ПришЁл ли | Петя, надо же, ПЕтя бы | устАл.
Со словом бы, правда, есть о чём подумать: кажется, что оно из энклитик сдвигается в число проклитик, потому что часто по смыслу относится к глаголу, который стоит справа от него, так что произношение ПЕтя | бы устАл в целом возможно. Но всё ещё трудно вставить перед бы вводное слово: ПЕтя | навЕрное | бы устАл звучит плоховато, хотя такие примеры и встречаются; мы всё-таки скорее скажем ПЕтя бы | навЕрное | устАл.
В древнерусском языке безударными могли быть и некоторые формы вполне полнозначных слов: например, голову, были. Такие слова называются энклиноменами. Достаточно длинным знаменательным словам не так легко присоединиться в речи к соседним словам, как коротеньким предлогам, так что при их употреблении всё-таки возникало какое-то автоматическое ударение, которое приходилось на первый слог. Поэтому мы и сегодня говорим гОлову, бЫли. А что если рядом встречаются несколько безударных слов, например проклитика и энклиномен: на голову, не были? Тогда мы имеем дело всё с тем же автоматическим ударением на первый слог: нА голову, нЕ были. В древнерусском языке так же были устроены и сочетания с более длинными цепочками проклитик: нЕ на голову или даже И не на голову.
Сегодня такие ударения кажутся невероятными, да и в комбинации «проклитика + энклиномен» ударение часто перетянулось на полнозначное слово: мы уже не говорим нЕ дали, а только не дАли. Когда ударение ставится на предлог, а когда — на существительное, — это очень тонкий вопрос. Сложнее всего, конечно иностранцам: поди пойми, что:
• во фразе Олег от боли схватился за ногу ударение на за предпочтительно;
• во фразе Я купил пять куриных ног; за ногу я заплатил по 100 рублей ударение на за возможно;
• во фразе Я купил куриную ногу; за ногу я заплатил 100 рублей ударение на за невозможно.
Спасает иностранцев только то, что даже многие носители русского языка наверняка не согласятся с моими оценками этих ударений.
В английском языке сочетания клитик тоже ведут себя нетривиальным образом. Иногда они подчиняются требованиям ритма, чтобы получилось чередование ударных и безударных слогов «ТА-та-ТА-та-ТА-та-…»: в they do not think сочетание do + not звучит скорее как [дУнот], потому что дальше идёт глагол с ударением на первом слоге, а в they do not resign — скорее как [дунОт], потому что дальше идёт глагол с ударением на втором слоге. Впрочем, глаголов с ударением на первом слоге, видимо, было больше, поэтому при слиянии в единое don't победил вариант с ударением на do и с редукцией not.
А особенно непривычно для русского человека устроены английские сочетания предлогов и местоимений (и, кажется, учебники и грамматики об этом обычно не говорят). Мы привыкли, что по-русски предлог безударен, а местоимение ударно: без нИх, между нАми, через негО. А по-английски неодносложные предлоги в сочетаниях с местоимениями ударны почти всегда (betwEEn us, а не between Us), а односложные бывают ударны очень часто: вариант fOr us едва ли не распространённее, чем for Us. Наверняка многое зависит от долготы гласного в местоимении, от частоты предлога и т. д. и т. п. — если вдруг вы захотите это поизучать или найдёте исследования, расскажите, пожалуйста.
Мы привыкли, что на одно слово приходится одно ударение. Но бывают слова, которые обычно безударны — например, предлоги или вспомогательные глаголы. Это так называемые клитики. Если они в речи присоединяются к тому ударному слову, которое идёт после них (ориентируясь на наше направление письма — если они стоят слева от ударного слова), то они называются проклитики, а если они присоединяются к предыдущему слову, то это энклитики. Большинство русских предлогов и союзов — проклитики: по рукАм, без семьИ, ПЕтя | и ВАся (мы говорим именно так, а не «Петя и | Вася»). Энклитики в русском языке тоже встречается; это слова ли, же, бы и т. д.: ПришЁл ли | Петя, надо же, ПЕтя бы | устАл.
Со словом бы, правда, есть о чём подумать: кажется, что оно из энклитик сдвигается в число проклитик, потому что часто по смыслу относится к глаголу, который стоит справа от него, так что произношение ПЕтя | бы устАл в целом возможно. Но всё ещё трудно вставить перед бы вводное слово: ПЕтя | навЕрное | бы устАл звучит плоховато, хотя такие примеры и встречаются; мы всё-таки скорее скажем ПЕтя бы | навЕрное | устАл.
В древнерусском языке безударными могли быть и некоторые формы вполне полнозначных слов: например, голову, были. Такие слова называются энклиноменами. Достаточно длинным знаменательным словам не так легко присоединиться в речи к соседним словам, как коротеньким предлогам, так что при их употреблении всё-таки возникало какое-то автоматическое ударение, которое приходилось на первый слог. Поэтому мы и сегодня говорим гОлову, бЫли. А что если рядом встречаются несколько безударных слов, например проклитика и энклиномен: на голову, не были? Тогда мы имеем дело всё с тем же автоматическим ударением на первый слог: нА голову, нЕ были. В древнерусском языке так же были устроены и сочетания с более длинными цепочками проклитик: нЕ на голову или даже И не на голову.
Сегодня такие ударения кажутся невероятными, да и в комбинации «проклитика + энклиномен» ударение часто перетянулось на полнозначное слово: мы уже не говорим нЕ дали, а только не дАли. Когда ударение ставится на предлог, а когда — на существительное, — это очень тонкий вопрос. Сложнее всего, конечно иностранцам: поди пойми, что:
• во фразе Олег от боли схватился за ногу ударение на за предпочтительно;
• во фразе Я купил пять куриных ног; за ногу я заплатил по 100 рублей ударение на за возможно;
• во фразе Я купил куриную ногу; за ногу я заплатил 100 рублей ударение на за невозможно.
Спасает иностранцев только то, что даже многие носители русского языка наверняка не согласятся с моими оценками этих ударений.
В английском языке сочетания клитик тоже ведут себя нетривиальным образом. Иногда они подчиняются требованиям ритма, чтобы получилось чередование ударных и безударных слогов «ТА-та-ТА-та-ТА-та-…»: в they do not think сочетание do + not звучит скорее как [дУнот], потому что дальше идёт глагол с ударением на первом слоге, а в they do not resign — скорее как [дунОт], потому что дальше идёт глагол с ударением на втором слоге. Впрочем, глаголов с ударением на первом слоге, видимо, было больше, поэтому при слиянии в единое don't победил вариант с ударением на do и с редукцией not.
А особенно непривычно для русского человека устроены английские сочетания предлогов и местоимений (и, кажется, учебники и грамматики об этом обычно не говорят). Мы привыкли, что по-русски предлог безударен, а местоимение ударно: без нИх, между нАми, через негО. А по-английски неодносложные предлоги в сочетаниях с местоимениями ударны почти всегда (betwEEn us, а не between Us), а односложные бывают ударны очень часто: вариант fOr us едва ли не распространённее, чем for Us. Наверняка многое зависит от долготы гласного в местоимении, от частоты предлога и т. д. и т. п. — если вдруг вы захотите это поизучать или найдёте исследования, расскажите, пожалуйста.
РАЗНОЦВЕТНЫЙ
Дмитрий Сичинава обратил внимание на удивительное начало хрестоматийного романа. Пётр, камердинер Николая Петровича Кирсанова, в «Отцах и детях» описан так:
В повести Пелагеи Гусевой «На Рогачёвке», опубликованной в том же «Русском вестнике» Каткова, что и «Отцы и дети», но на 13 лет позже (в 1875 году), говорится:
Другая возможность: волосы у Петра просто были немного разных естественных оттенков. Дмитрий Сичинава отмечает, что так сказано в переводах на английский и на шведский (the streaky hair, med dess många färgskiftningar ‘со многими переменами цвета’). К этому стоит добавить, что слово разноцветный раньше имело более широкое значение: ‘разных цветов (возможно, про разные объекты)’, а не ‘сочетающий в себе разные яркие цвета, пёстрый’, как сегодня. Например, у Фаддея Булгарина в 1829 году читаем:
Дмитрий Сичинава обратил внимание на удивительное начало хрестоматийного романа. Пётр, камердинер Николая Петровича Кирсанова, в «Отцах и детях» описан так:
— Что, Петр, не видать еще? — спрашивал 20-го мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками.
Слуга, в котором все: и бирюзовая сережка в ухе, и напомаженные разноцветные волосы, и учтивые телодвижения, словом, все изобличало человека новейшего, усовершенствованного поколения, посмотрел снисходительно вдоль дороги и ответствовал: «Никак нет-с, не видать».
Читателю из XXI века бросаются в глаза разноцветные волосы: зумер! волосы осветлил, а ирокез фиолетовым покрасил? или просто розовые с голубыми пряди сделал? Но в XIX веке эта фраза понималась по-другому — правда, мы точно не знаем как.В повести Пелагеи Гусевой «На Рогачёвке», опубликованной в том же «Русском вестнике» Каткова, что и «Отцы и дети», но на 13 лет позже (в 1875 году), говорится:
Брат же его очень высокий, сухощавый, с орлиным носом и разноцветными волосами: у него были русые, почти белокурые волосы, черные брови и рыжие огненные усы.
Возможно, и у Петра волосы на голове были не того же цвета, что усы и/или беловатый пух на подбородке. Правда, смущает, что Гусевой приходится объяснять, что такое разноцветные волосы: то есть это всё-таки, наверное, не было самоочевидное понимание.Другая возможность: волосы у Петра просто были немного разных естественных оттенков. Дмитрий Сичинава отмечает, что так сказано в переводах на английский и на шведский (the streaky hair, med dess många färgskiftningar ‘со многими переменами цвета’). К этому стоит добавить, что слово разноцветный раньше имело более широкое значение: ‘разных цветов (возможно, про разные объекты)’, а не ‘сочетающий в себе разные яркие цвета, пёстрый’, как сегодня. Например, у Фаддея Булгарина в 1829 году читаем:
После обедни наступил завтрак, или, лучше сказать, водкопой, потому что дамы очень мало ели, а мужчины более пили. Разноцветные и разновкусные водки беспрестанно переходили, для пробы, из рук в руки, пока графины не опустели.
Слово разноцветный постепенно вытесняет слово пёстрый (до середины XX века пёстрый было в 5–10 раз частотнее, а теперь они сравнялись), но значения ‘пёстрый’ Тургенев, видимо, всё же не имел в виду, так что волосы у Петра были просто с естественными переливами, модность выражалась в том, что они были напомажены, а фиолетовый ирокез отменяется.СЧЁТ У ТОЛКИНА
Сегодня в Москве, Санкт-Петербурге и нескольких десятках других мест прошёл второй тур LII Традиционной олимпиады по лингвистике для школьников 8–11 классов. Мой фаворит на этой олимпиаде — задача Сергея Малышева, посвящённая системам записи чисел у Толкина. Вообще, задачи на искусственные языки и системы письма на олимпиадах по лингвистике обычно не приветствуются, но эта оказалось уж слишком красивой. Те, кто захочет порешать сложную задачу для старшеклассников, найдут оригинал в комментариях к этому посту, а на картинке я предлагаю вам упрощённую версию: попробуйте разобраться в одной из эльфийских систем записи чисел и понять, какие два числа записаны в правом столбце. Призов не будет, но пишите ответы в комментарии!
Сегодня в Москве, Санкт-Петербурге и нескольких десятках других мест прошёл второй тур LII Традиционной олимпиады по лингвистике для школьников 8–11 классов. Мой фаворит на этой олимпиаде — задача Сергея Малышева, посвящённая системам записи чисел у Толкина. Вообще, задачи на искусственные языки и системы письма на олимпиадах по лингвистике обычно не приветствуются, но эта оказалось уж слишком красивой. Те, кто захочет порешать сложную задачу для старшеклассников, найдут оригинал в комментариях к этому посту, а на картинке я предлагаю вам упрощённую версию: попробуйте разобраться в одной из эльфийских систем записи чисел и понять, какие два числа записаны в правом столбце. Призов не будет, но пишите ответы в комментарии!
СЧЁТ У ТОЛКИНА: ОТВЕТЫ
Система записи чисел 12-чная. Возрастание разрядов — слева направо. В задаче есть цифры 0, 1, 2, 3, 5, 6, 8, 11 (B). Полный перечень цифр — на рисунке; видно, что формы соседних цифр визуально связаны между собой (1–2–3, 4–5–6, 7–8–9, 10–11).
Правильные ответы — 8 и 132. Их дали Singing Owl, Ajno и Ирина Фуфаева, поздравляю! У Vladislav K один правильный ответ и одно сомнение про однозначные числа, у Хто Я — один правильный ответ из двух. Спасибо всем читателям за решения!
Кроме этого, у Толкина есть и вторая система записи чисел — десятичная, устроенная по тому же принципу с теми же цифрами, но, естественно, без 10 (A) и 11 (B). Десятичность иногда дополнительно обозначается точками или чертой над цифрой, чтобы не путаться.
Система записи чисел 12-чная. Возрастание разрядов — слева направо. В задаче есть цифры 0, 1, 2, 3, 5, 6, 8, 11 (B). Полный перечень цифр — на рисунке; видно, что формы соседних цифр визуально связаны между собой (1–2–3, 4–5–6, 7–8–9, 10–11).
Правильные ответы — 8 и 132. Их дали Singing Owl, Ajno и Ирина Фуфаева, поздравляю! У Vladislav K один правильный ответ и одно сомнение про однозначные числа, у Хто Я — один правильный ответ из двух. Спасибо всем читателям за решения!
Кроме этого, у Толкина есть и вторая система записи чисел — десятичная, устроенная по тому же принципу с теми же цифрами, но, естественно, без 10 (A) и 11 (B). Десятичность иногда дополнительно обозначается точками или чертой над цифрой, чтобы не путаться.
ПРИПЁК ПРИ ПЕРЕВОДЕ И ЕСТЕСТВЕННАЯ ДЛИНА ТЕКСТОВ НА РАЗНЫХ ЯЗЫКАХ
Учёные скрывают: французы слишком много болтают, а турецкий язык короче английского!!!
Это и многое другое — по ссылке: изучаем длину переводов по сравнению с оригиналом.
https://telegra.ph/Pripyok-pri-perevode-i-estestvennaya-dlina-tekstov-na-raznyh-yazykah-03-29
Учёные скрывают: французы слишком много болтают, а турецкий язык короче английского!!!
Это и многое другое — по ссылке: изучаем длину переводов по сравнению с оригиналом.
https://telegra.ph/Pripyok-pri-perevode-i-estestvennaya-dlina-tekstov-na-raznyh-yazykah-03-29
Telegraph
Припёк при переводе и естественная длина текстов на разных языках
Недавно меня спросили, насколько в среднем удлиняется текст при переводе с английского на русский. Это, конечно, очень важный вопрос для локализации (хотя там чаще всего речь идёт про короткие тексты типа пунктов меню или отдельных предложений), а готового…
СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА
1) Анна Кречетова вышла на одиночный пикет с плакатом «Фашизм не пройдёт». Тверской суд счёл, что это дискредитация Вооружённых сил РФ. 🔗
2) Вера Башмакова наклеила на свою машину надпись «Нет войне», об этом сообщила в компетентные органы работница ЖКХ, машину объявили в розыск как угнанную; пришлось долго и неприятно объясняться с полицией. 🔗
3) В Иванове задержали Михаила Гусева 🔗, а в Москве — Дмитрия Резникова 🔗 за плакат «*** *****», а сколько-то ещё аналогичных случаев я наверняка упустил из виду.
У кого-то эти истории вызывают чувство «Ну и правильно их повязали», у кого-то — «Что-о?! Тверской суд против лозунга „Фашизм не пройдёт“?!». Попробуем разобраться с тем, как всё это работает с точки зрения языка.
У языковых выражений есть значения — этим занимается семантика. Иногда они устроены проще, иногда — сложнее: например, во фразу Король Испании молод зашита информация о том, что король Испании существует, а о том, сколько девочек пострадали, если Каждый мальчик укусил девочку, можно долго спорить. Но кроме семантики существует ещё и прагматика: высказывания опираются на знания людей об окружающей действительности и даже могут иметь разный смысл в разных ситуациях. Мы очень многое не проговариваем, потому что это и так понятно (см. постулаты Грайса 🔗).
1.
— Пойдёшь со мной вечером в клуб?
— У меня завтра утром экзамен.
(пример из лекции Владимира Селегея 🔗)
Вторая реплика формально вообще никак не связана с первой. Что же это — театр абсурда, Ионеско, Беккет? Нет, совершенно нормальный диалог. В контексте первой реплики домысливается огромное рассуждение, которое странно было бы произносить целиком: «Нет, я не пойду вечером в клуб, потому что я считаю, что поход в клуб может отрицательно сказаться на моём состоянии на следующее утро, когда у меня будет экзамен, и тем самым ухудшить оценку, а я хочу получить максимально возможную оценку».
2. Сигареты есть? (пример Антона Сомина)
Значение: «Скажи, есть ли у тебя сигареты» — но настоящий смысл этого вопроса в устах друга, директора школы или гопника в подворотне различается очень существенно.
3. О, отлично, никого нет!
Если вы пришли в банк, где работают пять окошек и в ожидании на большой площади сидят два клиента, эта фраза уместна и имеет смысл «Людей, относящихся к интересующей меня в данный момент категории (то есть клиентов, а не сотрудников банка), пренебрежимо мало». Но если диверсанты ползут взрывать вражеский склад и видят двух вооружённых часовых, то едва ли они такое произнесут.
Плакаты «Фашизм не пройдёт», «Нет войне» и «*** *****» точно так же играют с семантикой и прагматикой. Всем очевидно, что фраза Фашизм не пройдёт в условиях одиночного пикета 20 марта 2022 года на Пушкинской площади прагматически означает не что иное, как дискредитацию Вооружённых сил РФ; если вы поддерживаете спецоперацию и одобряете это задержание, то вы смотрите на прагматику; если вы против войны и не одобряете задержание, вы смотрите на семантику. Точно так же надпись «*** *****» в начале 2022 года в России читается не как «Два слона» или «Для кухни», а как «Нет войне», причём понятно какой.
Как возникает прагматическое понимание, очевидно: мы именно так всю жизнь и разговариваем. Но откуда берутся семантисты, которые удивляются, как же можно задерживать за мирные лозунги? Дело в том, что язык права ведёт многовековую и отчасти успешную борьбу с прагматикой: огромные законы и все эти договоры на 15 страниц мелким шрифтом как раз и предназначены для того, чтобы никто не мог ничего домыслить. Поэтому мы и ожидаем, что полиция и суд будут руководствоваться только семантикой и удивляемся, когда они реагируют на прагматику.
В прежней жизни, наоборот, суды делали вид, что в прагматике не разбираются и не умеют понимать тексты как нормальные люди. Это породило (местами довольно уродливый) институт лингвистической экспертизы, когда понимание текстов отдавалось на аутсорс людям с дипломами, потому что якобы они что-то особенное умеют. Но сейчас, кажется, для понимания фразы Фашизм не пройдёт лингвисты-эксперты уже не понадобились.
*** *****
1) Анна Кречетова вышла на одиночный пикет с плакатом «Фашизм не пройдёт». Тверской суд счёл, что это дискредитация Вооружённых сил РФ. 🔗
2) Вера Башмакова наклеила на свою машину надпись «Нет войне», об этом сообщила в компетентные органы работница ЖКХ, машину объявили в розыск как угнанную; пришлось долго и неприятно объясняться с полицией. 🔗
3) В Иванове задержали Михаила Гусева 🔗, а в Москве — Дмитрия Резникова 🔗 за плакат «*** *****», а сколько-то ещё аналогичных случаев я наверняка упустил из виду.
У кого-то эти истории вызывают чувство «Ну и правильно их повязали», у кого-то — «Что-о?! Тверской суд против лозунга „Фашизм не пройдёт“?!». Попробуем разобраться с тем, как всё это работает с точки зрения языка.
У языковых выражений есть значения — этим занимается семантика. Иногда они устроены проще, иногда — сложнее: например, во фразу Король Испании молод зашита информация о том, что король Испании существует, а о том, сколько девочек пострадали, если Каждый мальчик укусил девочку, можно долго спорить. Но кроме семантики существует ещё и прагматика: высказывания опираются на знания людей об окружающей действительности и даже могут иметь разный смысл в разных ситуациях. Мы очень многое не проговариваем, потому что это и так понятно (см. постулаты Грайса 🔗).
1.
— Пойдёшь со мной вечером в клуб?
— У меня завтра утром экзамен.
(пример из лекции Владимира Селегея 🔗)
Вторая реплика формально вообще никак не связана с первой. Что же это — театр абсурда, Ионеско, Беккет? Нет, совершенно нормальный диалог. В контексте первой реплики домысливается огромное рассуждение, которое странно было бы произносить целиком: «Нет, я не пойду вечером в клуб, потому что я считаю, что поход в клуб может отрицательно сказаться на моём состоянии на следующее утро, когда у меня будет экзамен, и тем самым ухудшить оценку, а я хочу получить максимально возможную оценку».
2. Сигареты есть? (пример Антона Сомина)
Значение: «Скажи, есть ли у тебя сигареты» — но настоящий смысл этого вопроса в устах друга, директора школы или гопника в подворотне различается очень существенно.
3. О, отлично, никого нет!
Если вы пришли в банк, где работают пять окошек и в ожидании на большой площади сидят два клиента, эта фраза уместна и имеет смысл «Людей, относящихся к интересующей меня в данный момент категории (то есть клиентов, а не сотрудников банка), пренебрежимо мало». Но если диверсанты ползут взрывать вражеский склад и видят двух вооружённых часовых, то едва ли они такое произнесут.
Плакаты «Фашизм не пройдёт», «Нет войне» и «*** *****» точно так же играют с семантикой и прагматикой. Всем очевидно, что фраза Фашизм не пройдёт в условиях одиночного пикета 20 марта 2022 года на Пушкинской площади прагматически означает не что иное, как дискредитацию Вооружённых сил РФ; если вы поддерживаете спецоперацию и одобряете это задержание, то вы смотрите на прагматику; если вы против войны и не одобряете задержание, вы смотрите на семантику. Точно так же надпись «*** *****» в начале 2022 года в России читается не как «Два слона» или «Для кухни», а как «Нет войне», причём понятно какой.
Как возникает прагматическое понимание, очевидно: мы именно так всю жизнь и разговариваем. Но откуда берутся семантисты, которые удивляются, как же можно задерживать за мирные лозунги? Дело в том, что язык права ведёт многовековую и отчасти успешную борьбу с прагматикой: огромные законы и все эти договоры на 15 страниц мелким шрифтом как раз и предназначены для того, чтобы никто не мог ничего домыслить. Поэтому мы и ожидаем, что полиция и суд будут руководствоваться только семантикой и удивляемся, когда они реагируют на прагматику.
В прежней жизни, наоборот, суды делали вид, что в прагматике не разбираются и не умеют понимать тексты как нормальные люди. Это породило (местами довольно уродливый) институт лингвистической экспертизы, когда понимание текстов отдавалось на аутсорс людям с дипломами, потому что якобы они что-то особенное умеют. Но сейчас, кажется, для понимания фразы Фашизм не пройдёт лингвисты-эксперты уже не понадобились.
*** *****
МЕЖДУ ДОНОСОМ И ПО[г]РОМОМ О[ɣ]РОМНАЯ ПРОПАСТЬ
Самый популярный лингвист последних дней Роман Доброхотов написал:
Одна из немногих диалектных черт, которые хорошо осознаются, — это южнорусское фрикативное (щелевое) [ɣ] (как в слове ага или гггосподи) в противоположность литературному взрывному [г]. Именно потому, что эта черта хорошо осознаётся, в публичном пространстве она редка: засмеют же. Тем удивительнее, что есть одна авторитетная публичная фигура, которая регулярно использует фрикативное [ɣ] в своей речи — Екатерина Шульман, родом из Тулы.
Вот 2-минутный фрагмент из её интервью Илье Варламову:
Чем быстрее ЕШ говорит, тем больше фрикативных; чем ближе к началу разговора, тем их меньше (выше — фрагмент из середины длинного интервью): в общем, фрикативных тем больше, чем слабее самоконтроль. В то же время она любит подчёркивать с помощью фрикативного [ɣ] нарочито иронические вставки, а на них темп речи как раз более медленный.(Здесь могло бы быть огромное исследование про употребление иронических вставок с южнорусским, украинским и белорусским произношением или даже на украинском и белорусском языках в русских текстах, но сейчас для него явно неподходящее время.)
Самый популярный лингвист последних дней Роман Доброхотов написал:
Есть ли другая такая страна где люди из городов на расстоянии 10 тысяч км друг от друга говорят без мельчайшего различия в акценте? Это потрясающая монолитность, невиданная нигде в мире
Это вызвало шквал эмоций: кто-то возражает, кто-то предлагает объяснения. Нам всегда хочется найти причину, из которой всё ясным образом проистекает, но боюсь, что одного простого объяснения тут не существует. Как бы то ни было, я бы хотел поддержать утверждение про монолитность — правда, неожиданным образом: контрпримером.Одна из немногих диалектных черт, которые хорошо осознаются, — это южнорусское фрикативное (щелевое) [ɣ] (как в слове ага или гггосподи) в противоположность литературному взрывному [г]. Именно потому, что эта черта хорошо осознаётся, в публичном пространстве она редка: засмеют же. Тем удивительнее, что есть одна авторитетная публичная фигура, которая регулярно использует фрикативное [ɣ] в своей речи — Екатерина Шульман, родом из Тулы.
Вот 2-минутный фрагмент из её интервью Илье Варламову:
Россия, к сожалению, как и по мно[ɣ’]им дру[ɣ’]им вопросам, проваливается тут в середину, в эту самую нашу любимую uncanny valley, зловещую долину, знаете вот это вот явление в дизайне, ко[г]да антропоморфный объект, приближаясь к виду человека, начинает не вызывать больше симпатий, а, наоборот, пу[ɣ]ать. Вот с Россией немножко так. Она ка[г] бы всё приближается к человеческому облику, но чего-то в ней не хватает: то ли [ɣ]лаз во лбу, то ли еще какая-то странность такая небольшая в лице, и все пу[г]аются. Так вот: от варианта третьего мира мы ушли, потому что наша с вами традиционная семья там, рели[ɣ’]иозная община, соседская общность, а[г]рарное традиционное общество — всё это было раз[ɣ]рохано в XX веке. Мы социум [г]ородской. Но к варианту первого мира мы дойти не успели: уже близко подошли, как обычно, подошли близко, а потом все это накрылось, крышкою [ɣ]роба накрылось, судя по всему. Поэтому традиционных институтов уже нет, институтов публичных, политических, социальных ещё в достаточной степени не наросло, хотя в крупных более-менее бо[г]атых [г]ородах начинало нарастать. Поэтому наша с вами атомизация особенно обидная.
Но вы спрашивали не про это, а вы спрашивали, способны ли наши [ɣ]раждане сор[ɣ]анизоваться для хорошего по[г]рома, который тоже есть институт [ɣ]ражданского общества в своем роде. Есть сомнения. Во-первых, это тоже дело всё-таки для скорее молодых, чем пожилых. Значит, вот смотрите: доносить, писать жалобы — это пожилые женщины, это вот наша [г]лавная такая социальная единица, опять же и в хорошем, и в дурном. Они и напишут про лужу во дворе, они и напишут про то, что сосед вышел в сине-жёлтых носках, наверное, это как-то подозрительно. Это можно, но вот всё доносительство, чьё значение очень сильно преувеличивается, оно ведь рассчитывает на [г]осударственный институт, а не берет правоприменение в свои руки: между доносом и по[г]ромом о[ɣ]ромная пропасть. Хотя кажется что это и то и дру[ɣ]ое, так сказать, плохой поступок, условно [ɣ]оворя, но это плохие поступки на совершенно разных социальных рельсах.
Здесь 24 г-образных звука: 10 твёрдых [ɣ], 3 мягких [ɣ’] и 11 твёрдых [г]. Отмечу, что среди твёрдых звуков [ɣ] и [г] примерно поровну (10:11), а среди мягких преобладает [ɣ’] (3:0) — данных, конечно, тут мало, но кажется, что это в целом работает. Возможно, есть какие-то зависимости от ударения и соседних звуков.Чем быстрее ЕШ говорит, тем больше фрикативных; чем ближе к началу разговора, тем их меньше (выше — фрагмент из середины длинного интервью): в общем, фрикативных тем больше, чем слабее самоконтроль. В то же время она любит подчёркивать с помощью фрикативного [ɣ] нарочито иронические вставки, а на них темп речи как раз более медленный.
ТАКТОВИКИ
На днях записывал видео, в котором рассказывал про неклассические стихотворные размеры — в частности, про тактовик: стих, в котором между ударными позициями от 1 до 3 безударных слогов. (В ямбе или хорее по 1 безударному слогу между ударными, в дактиле, амфибрахии и анапесте — по 2, а в дольнике — 1 или 2.) Ритм тактовика, когда в нём много 3-сложных безударных промежутков, получается очень характерный: чётко выделенные ударения, а между ними длинные быстро произносимые куски. С точки зрения повседневного языка это звучит необычно, поскольку 3-сложные безударные промежутки не так уж частотны.
Обычно в рассказах про тактовик я привожу стихотворение Владимира Луговского «Перекоп» — но сейчас мне совершенно не захотелось цитировать стихотворение про военные действия в Крыму. Зато пару лет назад я сходил на вечер стихов Дмитрия Быкова, где он прочитал своё стихотворение «Холодный блюз»; я сразу уловил что-то знакомое, а подумав, понял, что оно написано в точности так же, как «Перекоп»: тактовиком с чередованием 4-ударных и 3-ударных строк.
К настроению Быков подходит гораздо лучше, поэтому в видео я процитировал именно его, но здесь поделюсь обоими: ведь хороши оба, и оба, к сожалению, актуальны. («Холодный блюз» очень длинный, поэтому в соседнем посте.)
ПЕРЕКОП
Владимир Луговской
Такая была ночь, что ни ветер гулевой,
Ни русская старуха земля
Не знали, что поделать с тяжёлой головой —
Золотой головой Кремля.
Такая была ночь, что костями засевать
Решили черноморскую степь.
Такая была ночь, что ушёл Сиваш
И мёртвым постелил постель.
Такая была ночь — что ни шаг, то окоп,
Вприсядку выплясывал огонь.
Подскакивал Чонгар, и ревел Перекоп,
И рушился махновский конь.
И штабы лихорадило, и штык кровенел,
И страх человеческий смолк,
Когда за полками перекрошенных тел
Наточенный катился полк.
Дроздовцы сатанели, кололи латыши,
Огонь перекрестный крыл.
И Фрунзе сказал: — Наступи и задуши
Последнюю гидру — Крым.
Но смерть, словно рыбина адовых морей,
Кровавой наметала икры.
И Врангель сказал: — Помолись и отбей
Последнюю опору — Крым.
Гремели батареи победу из побед,
И здорово ворвался в Крым
Саратовский братишка со шрамом на губе,
Обутый в динамитный дым.
1927
🔽 Продолжение: Дмитрий Быков, «Холодный блюз»
На днях записывал видео, в котором рассказывал про неклассические стихотворные размеры — в частности, про тактовик: стих, в котором между ударными позициями от 1 до 3 безударных слогов. (В ямбе или хорее по 1 безударному слогу между ударными, в дактиле, амфибрахии и анапесте — по 2, а в дольнике — 1 или 2.) Ритм тактовика, когда в нём много 3-сложных безударных промежутков, получается очень характерный: чётко выделенные ударения, а между ними длинные быстро произносимые куски. С точки зрения повседневного языка это звучит необычно, поскольку 3-сложные безударные промежутки не так уж частотны.
Обычно в рассказах про тактовик я привожу стихотворение Владимира Луговского «Перекоп» — но сейчас мне совершенно не захотелось цитировать стихотворение про военные действия в Крыму. Зато пару лет назад я сходил на вечер стихов Дмитрия Быкова, где он прочитал своё стихотворение «Холодный блюз»; я сразу уловил что-то знакомое, а подумав, понял, что оно написано в точности так же, как «Перекоп»: тактовиком с чередованием 4-ударных и 3-ударных строк.
К настроению Быков подходит гораздо лучше, поэтому в видео я процитировал именно его, но здесь поделюсь обоими: ведь хороши оба, и оба, к сожалению, актуальны. («Холодный блюз» очень длинный, поэтому в соседнем посте.)
ПЕРЕКОП
Владимир Луговской
Такая была ночь, что ни ветер гулевой,
Ни русская старуха земля
Не знали, что поделать с тяжёлой головой —
Золотой головой Кремля.
Такая была ночь, что костями засевать
Решили черноморскую степь.
Такая была ночь, что ушёл Сиваш
И мёртвым постелил постель.
Такая была ночь — что ни шаг, то окоп,
Вприсядку выплясывал огонь.
Подскакивал Чонгар, и ревел Перекоп,
И рушился махновский конь.
И штабы лихорадило, и штык кровенел,
И страх человеческий смолк,
Когда за полками перекрошенных тел
Наточенный катился полк.
Дроздовцы сатанели, кололи латыши,
Огонь перекрестный крыл.
И Фрунзе сказал: — Наступи и задуши
Последнюю гидру — Крым.
Но смерть, словно рыбина адовых морей,
Кровавой наметала икры.
И Врангель сказал: — Помолись и отбей
Последнюю опору — Крым.
Гремели батареи победу из побед,
И здорово ворвался в Крым
Саратовский братишка со шрамом на губе,
Обутый в динамитный дым.
1927
🔽 Продолжение: Дмитрий Быков, «Холодный блюз»
🔼 Начало: Владимир Луговской, «Перекоп»
ХОЛОДНЫЙ БЛЮЗ
Дмитрий Быков
Когда с верховной должности снимали Хруща, он молвил на собранье братвы:
— Вот вы меня снимаете, руками плеща тому, какие храбрые вы.
Но если я отправлюсь бродить-кочевать, преследуем и плохо одет,
Меня хоть пустят переночевать, а вас еще, может быть, и нет.
Россия — большая, холодная страна, особенно ближе к январю.
Тут статус не важен, и слава не важна, про деньги уже не говорю.
Не важно, какая прислуга и кровать, не важно, афера или труд,
А важно, пустят ли переночевать, как только все это отберут.
Когда я с работы карабкаюсь домой — еще хорошо, что не с сумой, —
Все чаще я думаю просто: «Боже мой», ежусь — и снова «Боже мой».
Какой ужасный ветер, какой ужасный ветер! Осени черный океан!
Куда стремится Фауст, о чем страдает Вертер, кого еще хочет Дон Гуан?!
Мы все еще жаждем кого-то подчинять, планируем что-то отжимать —
А важно только, пустят ли переночевать, пустят ли переночевать.
В России холодает к началу октября, и вот что надо помнить о ней:
Чем горше досталось, тем проще отобрать; чем легче досталось — тем трудней.
Талант не отнимешь, породу не отнимешь, характер и пятую графу,
А дом или деньги, работа или имидж вообще отбираются, как тьфу.
Тогда уже не важно, умеешь ты кивать, ковать или деньги отмывать,
А важно, пустят ли переночевать, пустят ли переночевать.
Я много трудился бессмысленным трудом в огромной и холодной стране.
Я вряд ли куплю себе прииск или дом, но главный мой приз уже при мне.
Я плохо умею кастрюли починять, получше — страшилки сочинять,
Но меня здесь пустят переночевать, пустят переночевать.
Сначала, как водится, станут очернять, позже предложат линчевать,
Но меня здесь пустят переночевать, пустят переночевать.
Чучелу пора себя переначинять, надо с чего-то начинать,
И меня здесь пустят переночевать, пустят переночевать.
Но тем и смущает Россия, отче-мать, большие, холодные места, —
Что всех без разбору пускает ночевать, буквально девяносто из ста.
Ее благая весть, врожденная болесть, привычка поживать-наживать —
Сперва растопчут честь, отнимут все, что есть, а после пустят переночевать.
Украл ли, убил ли, на части разрубил ли — пустят переночевать,
Баран ли, дебил ли, отца и мать забыл ли — пустят переночевать!
Глядится помято, сражался бесславно, привык воровать и бичевать —
Чего уж им я-то, меня они подавно пустят переночевать.
Входишь в избу, в ее копоть и резьбу — а там нас уже не сосчитать:
Всех пугал и чучел, и всех, кто меня мучил, пустили переночевать.
Ах, здравствуйте, здравствуйте, не стесняйтесь, пьянствуйте, подкиньте березовых дровец.
Мы пучились, мы мучились, соскучились и ссучились, и вот где мы сошлись наконец.
Иди сюда, болезный, башку на чан железный, ноги под черный табурет,
Такая буря на дворе, а здесь, внутри, такой амбре — не знаю, ложиться или нет.
Изба темна, и ночь темна, и дочь пьяна, и мать честна,
И буря сильна, и печь накалена —
Такая большая, холодная страна, холодная добрая страна.
Такая холодная добрая страна, большая и тесная страна.
Такая небрезгливая холодная страна, холодная и добрая страна.
2014
ХОЛОДНЫЙ БЛЮЗ
Дмитрий Быков
Когда с верховной должности снимали Хруща, он молвил на собранье братвы:
— Вот вы меня снимаете, руками плеща тому, какие храбрые вы.
Но если я отправлюсь бродить-кочевать, преследуем и плохо одет,
Меня хоть пустят переночевать, а вас еще, может быть, и нет.
Россия — большая, холодная страна, особенно ближе к январю.
Тут статус не важен, и слава не важна, про деньги уже не говорю.
Не важно, какая прислуга и кровать, не важно, афера или труд,
А важно, пустят ли переночевать, как только все это отберут.
Когда я с работы карабкаюсь домой — еще хорошо, что не с сумой, —
Все чаще я думаю просто: «Боже мой», ежусь — и снова «Боже мой».
Какой ужасный ветер, какой ужасный ветер! Осени черный океан!
Куда стремится Фауст, о чем страдает Вертер, кого еще хочет Дон Гуан?!
Мы все еще жаждем кого-то подчинять, планируем что-то отжимать —
А важно только, пустят ли переночевать, пустят ли переночевать.
В России холодает к началу октября, и вот что надо помнить о ней:
Чем горше досталось, тем проще отобрать; чем легче досталось — тем трудней.
Талант не отнимешь, породу не отнимешь, характер и пятую графу,
А дом или деньги, работа или имидж вообще отбираются, как тьфу.
Тогда уже не важно, умеешь ты кивать, ковать или деньги отмывать,
А важно, пустят ли переночевать, пустят ли переночевать.
Я много трудился бессмысленным трудом в огромной и холодной стране.
Я вряд ли куплю себе прииск или дом, но главный мой приз уже при мне.
Я плохо умею кастрюли починять, получше — страшилки сочинять,
Но меня здесь пустят переночевать, пустят переночевать.
Сначала, как водится, станут очернять, позже предложат линчевать,
Но меня здесь пустят переночевать, пустят переночевать.
Чучелу пора себя переначинять, надо с чего-то начинать,
И меня здесь пустят переночевать, пустят переночевать.
Но тем и смущает Россия, отче-мать, большие, холодные места, —
Что всех без разбору пускает ночевать, буквально девяносто из ста.
Ее благая весть, врожденная болесть, привычка поживать-наживать —
Сперва растопчут честь, отнимут все, что есть, а после пустят переночевать.
Украл ли, убил ли, на части разрубил ли — пустят переночевать,
Баран ли, дебил ли, отца и мать забыл ли — пустят переночевать!
Глядится помято, сражался бесславно, привык воровать и бичевать —
Чего уж им я-то, меня они подавно пустят переночевать.
Входишь в избу, в ее копоть и резьбу — а там нас уже не сосчитать:
Всех пугал и чучел, и всех, кто меня мучил, пустили переночевать.
Ах, здравствуйте, здравствуйте, не стесняйтесь, пьянствуйте, подкиньте березовых дровец.
Мы пучились, мы мучились, соскучились и ссучились, и вот где мы сошлись наконец.
Иди сюда, болезный, башку на чан железный, ноги под черный табурет,
Такая буря на дворе, а здесь, внутри, такой амбре — не знаю, ложиться или нет.
Изба темна, и ночь темна, и дочь пьяна, и мать честна,
И буря сильна, и печь накалена —
Такая большая, холодная страна, холодная добрая страна.
Такая холодная добрая страна, большая и тесная страна.
Такая небрезгливая холодная страна, холодная и добрая страна.
2014
[йе]
С самых младших классов мы пишем фонетическую транскрипцию. Иногда звучат опасения, что это мешает людям осваивать грамотность, потому что они привыкают к неправильным с точки зрения орфографии написаниям (наиболее последовательный сторонник такого мнения — Светлана Бурлак). Противоположное мнение состоит в том, что транскрипция прививает навыки лингвистического анализа — Ломоносов, наверное, сказал бы, что писать транскрипцию уже затем надо, что она ум в порядок приводит.
Правда, школьная фонетическая транскрипция — на самом деле не столько запись звучания, сколько результат применения некоторых стандартных правил к буквенному облику слова: надо просто заучить, что буква «я» преобразуется в [ја] в начале слова (яма —> [јáма]), но в [’а] после согласных (мята —> [м’áта]). Такие операции над строками вполне могут пригодиться в будущей жизни, например, программистам, но жаль, что слушать реальное произношение в связной речи, а не изолированные слова при транскрипции крайне нежелательно: поставят двойку. С. К. Пожарицкая приводила в качестве примера слово [аш’л’áц], которое она услышала по телевизору: попробуйте догадаться, что это (ответ: второе слово вбудут осуществляться мероприятия ), а догадавшись или посмотрев ответ, вы сразу поймёте, что так транскрибировать на уроке русского языка нельзя.
Зато фонетическая транскрипция отлично работает в качестве социального маркера: скажи мне, как пишут транскрипцию в твоей школе, и я скажу, насколько она продвинутая. Простые люди пишут [галавá], а более модные — [гълавá] или даже [гълʌвá]. Различия касаются не только [ъ] на месте сильно редуцированного [а] и [ь] на месте сильно редуцированного [и], но и символа звука на месте й и е, ё, ю, я. По-простому: [йáма] и [крáй], более прогрессивно: [јáма] и [крáј], а высший уровень, прежде — для поступающих в хорошие вузы, а теперь — для олимпиадников: [јáма] и [крáи], с дужкой под [и].
Главный аргумент против символа «й» в транскрипции гласит: «Это же буква, а не звук!» Аргумент совершенно абсурдный, но многих успокаивает: хотя, если вдуматься, «а», «м», «к», «р» и многие другие — тоже буквы, причём названия последних трёх состоят из двух звуков («эм», «ка» и «эр»). Но их из транскрипции никто не изгоняет, потому что тогда придётся вообще составлять транскрипцию только из значков, отсутствующих в кириллическом алфавите, а это неудобно. Конечно, буква «й» нехороша тем, что у неё есть надстрочный элемент, но разрывную букву «ы», включающую в свой состав «ь», мы используем в транскрипции без проблем.
Жертвой того же аргумента «буква, а не звук» является и символ «э»: миллионы школьников заучивают, что ни в коем случае нельзя транскрибировать [л’ес], а надо [л’эс] — хотя какая разница, какой закорючкой обозначать этот звук. Но, конечно, цветовая дифференциация штанов присутствует и тут: если вы продвинутый школьник, то вы знаете, что в словах жесть и честь гласные разные, и будете писать [жэс’т’], но [ч’ес’т’].
В общем, социолингвистика везде, даже там, где не ждали.
UPD: Никита Змановский добавляет ещё один социолингвистический маркер: [щ(’)] или [ш’:].
С самых младших классов мы пишем фонетическую транскрипцию. Иногда звучат опасения, что это мешает людям осваивать грамотность, потому что они привыкают к неправильным с точки зрения орфографии написаниям (наиболее последовательный сторонник такого мнения — Светлана Бурлак). Противоположное мнение состоит в том, что транскрипция прививает навыки лингвистического анализа — Ломоносов, наверное, сказал бы, что писать транскрипцию уже затем надо, что она ум в порядок приводит.
Правда, школьная фонетическая транскрипция — на самом деле не столько запись звучания, сколько результат применения некоторых стандартных правил к буквенному облику слова: надо просто заучить, что буква «я» преобразуется в [ја] в начале слова (яма —> [јáма]), но в [’а] после согласных (мята —> [м’áта]). Такие операции над строками вполне могут пригодиться в будущей жизни, например, программистам, но жаль, что слушать реальное произношение в связной речи, а не изолированные слова при транскрипции крайне нежелательно: поставят двойку. С. К. Пожарицкая приводила в качестве примера слово [аш’л’áц], которое она услышала по телевизору: попробуйте догадаться, что это (ответ: второе слово в
Зато фонетическая транскрипция отлично работает в качестве социального маркера: скажи мне, как пишут транскрипцию в твоей школе, и я скажу, насколько она продвинутая. Простые люди пишут [галавá], а более модные — [гълавá] или даже [гълʌвá]. Различия касаются не только [ъ] на месте сильно редуцированного [а] и [ь] на месте сильно редуцированного [и], но и символа звука на месте й и е, ё, ю, я. По-простому: [йáма] и [крáй], более прогрессивно: [јáма] и [крáј], а высший уровень, прежде — для поступающих в хорошие вузы, а теперь — для олимпиадников: [јáма] и [крáи], с дужкой под [и].
Главный аргумент против символа «й» в транскрипции гласит: «Это же буква, а не звук!» Аргумент совершенно абсурдный, но многих успокаивает: хотя, если вдуматься, «а», «м», «к», «р» и многие другие — тоже буквы, причём названия последних трёх состоят из двух звуков («эм», «ка» и «эр»). Но их из транскрипции никто не изгоняет, потому что тогда придётся вообще составлять транскрипцию только из значков, отсутствующих в кириллическом алфавите, а это неудобно. Конечно, буква «й» нехороша тем, что у неё есть надстрочный элемент, но разрывную букву «ы», включающую в свой состав «ь», мы используем в транскрипции без проблем.
Жертвой того же аргумента «буква, а не звук» является и символ «э»: миллионы школьников заучивают, что ни в коем случае нельзя транскрибировать [л’ес], а надо [л’эс] — хотя какая разница, какой закорючкой обозначать этот звук. Но, конечно, цветовая дифференциация штанов присутствует и тут: если вы продвинутый школьник, то вы знаете, что в словах жесть и честь гласные разные, и будете писать [жэс’т’], но [ч’ес’т’].
В общем, социолингвистика везде, даже там, где не ждали.
UPD: Никита Змановский добавляет ещё один социолингвистический маркер: [щ(’)] или [ш’:].
НА TETHERA-METHERA РАССЧИТАЙСЬ
«— Надо посчитаться, кому с парашютом прыгать, — сказал Авоська.
— Правильно! — подхватил Сиропчик. — Только всем надо считаться, и толстеньким и тоненьким, чтоб никому обидно не было.
— Ладно, давайте считаться, — согласился Незнайка.
Все построились в кружок, и Незнайка принялся считать, тыкая каждого пальцем:
Энэ бэнэ реc!
Квинтер финтер жес!
Энэ бэнэ ряба,
Квинтер финтер жаба…»
«Но зато к вице-королю подошел низкорослый идиот и, доверчиво обняв его за талию, сказал несколько слов на птичьем языке.
— Что? — искательно спросил перепугавшийся Берлага.
— Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер, жаба, — явственно произнёс новый знакомый»
Считалка в этих двух цитатах: из «Приключений Незнайки» и из «Золотого телёнка» — явно восходит к латыни: unus, duo, tres, quattuor, quinque, sex. Но латинские числительные здесь видоизменены так, чтобы соседние слова оказались больше похожи друг на друга.
Похожим образом до самого недавнего времени считали овцеводы на севере Англии. Взяв кельтские или английские числительные (ну, в общем, какие-то индоевропейские), они тоже выстроили их в рифмованные пары. Как и в русских считалках, могло получаться немножко по-разному — вот, например, так в Дербишир-Дейлс:
yan — tan, tethera — methera, pip,
sethera — lethera, hovera — dovera, dick
1 — 2, 3 — 4, 5,
6 — 7, 8 — 9, 10
Когда мы считаем по порядку, мы часто голосом объединяем числительные в пары («раз-два, три-четыре»), и созвучия в соседних словах — это очень удобно. Иногда эти созвучия закрепляются в языке: например, по-русски слово ‘9’ должно было бы иметь начальное н (как английское nine, латинское novem и т. д.), но это невять уподобилось соседу и получилось девять — десять. Вообще, из всех славянских и балтийских языков n осталось только в древнепрусском newīnts ‘девятый’. Слова семь и восемь — тоже результат уподобления: никакого м в слове ‘8’ в праиндоевропейском не было.
Однако такие созвучия неудобны, если не считать по порядку, а называть количество или числа по отдельности. По-таджиски ҳафт китоб — это ‘7 книг’, а ҳашт китоб — ‘8 книг’, попробуй различи в беглой речи. Могут быть созвучны и несоседние числительные: например, французские six ‘6’ и dix ‘10’; в помакском языке (Греция, Турция, Болгария) числительное ‘1’ славянское — једин, а ‘7’ заимствовано из турецкого: једи. Но с созвучием можно и бороться: по-немецки, диктуя номера, вместо zwei часто говорят zwo, чтобы не путалось с drei.
А что же в итоге побеждает: стремление к уподоблению соседей или к их различению? Я взял данные из большой базы, в которой для 3550 естественных языков собраны числительные 1–10, и посмотрел, в скольких из них есть пары числительных, различающихся на один звук. Таких языков 755, то есть в каждом пятом языке есть слабо различимые числительные, а пар — 1079 (в некоторых языках пар больше одной: например, миштекские úwí ‘2’, úní ‘3’, účá ‘7’, úná ‘8’ и účí ‘10’ образуют 6 пар).
Выбрать два числа из десяти можно 45 способами, а два соседних числа — 9 способами; то есть мы бы ожидали, что созвучных пар соседних чисел будет 20%. Но их оказывается 365 из 1079 (34%), так что тяга к уподоблению соседних чисел явно сильнее, чем стремление ничего не путать.
«— Надо посчитаться, кому с парашютом прыгать, — сказал Авоська.
— Правильно! — подхватил Сиропчик. — Только всем надо считаться, и толстеньким и тоненьким, чтоб никому обидно не было.
— Ладно, давайте считаться, — согласился Незнайка.
Все построились в кружок, и Незнайка принялся считать, тыкая каждого пальцем:
Энэ бэнэ реc!
Квинтер финтер жес!
Энэ бэнэ ряба,
Квинтер финтер жаба…»
«Но зато к вице-королю подошел низкорослый идиот и, доверчиво обняв его за талию, сказал несколько слов на птичьем языке.
— Что? — искательно спросил перепугавшийся Берлага.
— Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер, жаба, — явственно произнёс новый знакомый»
Считалка в этих двух цитатах: из «Приключений Незнайки» и из «Золотого телёнка» — явно восходит к латыни: unus, duo, tres, quattuor, quinque, sex. Но латинские числительные здесь видоизменены так, чтобы соседние слова оказались больше похожи друг на друга.
Похожим образом до самого недавнего времени считали овцеводы на севере Англии. Взяв кельтские или английские числительные (ну, в общем, какие-то индоевропейские), они тоже выстроили их в рифмованные пары. Как и в русских считалках, могло получаться немножко по-разному — вот, например, так в Дербишир-Дейлс:
yan — tan, tethera — methera, pip,
sethera — lethera, hovera — dovera, dick
1 — 2, 3 — 4, 5,
6 — 7, 8 — 9, 10
Когда мы считаем по порядку, мы часто голосом объединяем числительные в пары («раз-два, три-четыре»), и созвучия в соседних словах — это очень удобно. Иногда эти созвучия закрепляются в языке: например, по-русски слово ‘9’ должно было бы иметь начальное н (как английское nine, латинское novem и т. д.), но это невять уподобилось соседу и получилось девять — десять. Вообще, из всех славянских и балтийских языков n осталось только в древнепрусском newīnts ‘девятый’. Слова семь и восемь — тоже результат уподобления: никакого м в слове ‘8’ в праиндоевропейском не было.
Однако такие созвучия неудобны, если не считать по порядку, а называть количество или числа по отдельности. По-таджиски ҳафт китоб — это ‘7 книг’, а ҳашт китоб — ‘8 книг’, попробуй различи в беглой речи. Могут быть созвучны и несоседние числительные: например, французские six ‘6’ и dix ‘10’; в помакском языке (Греция, Турция, Болгария) числительное ‘1’ славянское — једин, а ‘7’ заимствовано из турецкого: једи. Но с созвучием можно и бороться: по-немецки, диктуя номера, вместо zwei часто говорят zwo, чтобы не путалось с drei.
А что же в итоге побеждает: стремление к уподоблению соседей или к их различению? Я взял данные из большой базы, в которой для 3550 естественных языков собраны числительные 1–10, и посмотрел, в скольких из них есть пары числительных, различающихся на один звук. Таких языков 755, то есть в каждом пятом языке есть слабо различимые числительные, а пар — 1079 (в некоторых языках пар больше одной: например, миштекские úwí ‘2’, úní ‘3’, účá ‘7’, úná ‘8’ и účí ‘10’ образуют 6 пар).
Выбрать два числа из десяти можно 45 способами, а два соседних числа — 9 способами; то есть мы бы ожидали, что созвучных пар соседних чисел будет 20%. Но их оказывается 365 из 1079 (34%), так что тяга к уподоблению соседних чисел явно сильнее, чем стремление ничего не путать.
СВОБОДА И ГОЛУБИ
Если мы установили родство каких-то языков, это, среди прочего, значит, что в них есть когнаты — слова, происходящие от одного общеязыкового предка и подвергшиеся всем тем изменениям, которые происходили в этих языках. Например, в готском языке есть слово taihun ‘десять’, а в латыни — decem. Мы можем утверждать, что они по правилам происходят от праиндоевропейского deḱm̥: для готского — d → t, ḱ (мягкое [к]) → h, m̥ (слоговое m) → um, m → n в конце неодносложного слова, e → i перед u → ai [e] перед h; для латыни — ḱ → c [к], m̥ → em. Каждое из этих правил подтверждается ещё десятками слов; список для непосвящённого человека выглядит очень скучно, но именно в этом занудстве и скрывается сила и доказательность сравнительно-исторического языкознания.
Но рядом с надёжно установленными когнатами всегда есть серая зона: слова, которые по значению явно очень близки, и хорошо, но не идеально вписываются в принятую схему звуковых изменений: что-то соответствует, а что-то нарушается. Например, в готском tigus ‘десяток’ явно тот же корень, но g на месте h удивляет. Высшая доблесть исторического лингвиста — открыть дополнительное правило, которое позволит объяснить такие мнимые исключения.
Про готский пример я когда-нибудь тоже расскажу, но сегодня поговорим про славянские языки. Есть ряд славянских слов, причём даже довольно длинных, в которых проблему составляют один или два звука. Например, старославянское свободь и по форме, и по значению похоже на древнеиндийское sva-pati- (букв. «свой-господин») — но должно было бы быть свопоть. Русский голубь и латинская columba тоже сходны — но почему голубь, а не колубь? По-русски месть, по-древнегречески mistʰos — но греческому tʰ соответствует д, должна быть мездь.
Элегантное решение этой проблемы в 1983 году предложил австрийский славист Георг Хольцер. Он обнаружил, что в этих незаконных словах на месте праиндоевропейских глухих встречаются звонкие согласные (как в свободь и голубь), а на месте праиндоевропейских звонких придыхательных — глухие (как в месть). Он предположил, что именно так изменялись звуки в каком-то не дошедшем до нас индоевропейском языке, который он условно назвал темематическим. Праславянский язык вступил в контакт с этим языком и заимствовал из него несколько десятков слов: свободный, голубь, месть, просо, лебеда, трутень, путы и т. д. (а мзда и брашно — это те же месть и просо, но не заимствованные, а исконные; такие дублеты, как yard и garden, в языках мира часто бывают). Этот ненаблюдаемый язык Хольцер предлагал отождествить с киммерийцами: их название с положенным оглушением звонкого придыхательного ǵʰ в k происходит от индоевропейского (dʰ)ǵʰmer- ‘земной’, а при заимствовании в праславянский оно дало слова смерд и белорусское сябр ‘друг’.
Как оценивать идею Хольцера? Это гениальное открытие на кончике пера, как планета Нептун у Адамса и Леверье, как галлий, германий и скандий у Менделеева? Или это притянутый за уши флогистон? Ответ пока неизвестен. Слависты не приняли этимологии Хольцера безоговорочно; русисты в массе своей о них даже не знают, потому что самый авторитетный русский этимологический словарь Фасмера и по-немецки, и по-русски вышел раньше работ Хольцера. Признаю, что за пределами списка из нескольких десятков длинных слов типа голубь темематический язык даёт широкий простор для произвола: это же получается, что любое славянское слово с t теперь можно сопоставлять не только с индоевропейскими словами с t, но и с dʰ. Но лично мне с тех пор, как я услышал на занятии санскритом у А. А. Зализняка про хольцерово объяснение слова свободный, очень хочется верить, что независимые доказательства существования темематического языка на моём веку найдутся.
Если мы установили родство каких-то языков, это, среди прочего, значит, что в них есть когнаты — слова, происходящие от одного общеязыкового предка и подвергшиеся всем тем изменениям, которые происходили в этих языках. Например, в готском языке есть слово taihun ‘десять’, а в латыни — decem. Мы можем утверждать, что они по правилам происходят от праиндоевропейского deḱm̥: для готского — d → t, ḱ (мягкое [к]) → h, m̥ (слоговое m) → um, m → n в конце неодносложного слова, e → i перед u → ai [e] перед h; для латыни — ḱ → c [к], m̥ → em. Каждое из этих правил подтверждается ещё десятками слов; список для непосвящённого человека выглядит очень скучно, но именно в этом занудстве и скрывается сила и доказательность сравнительно-исторического языкознания.
Но рядом с надёжно установленными когнатами всегда есть серая зона: слова, которые по значению явно очень близки, и хорошо, но не идеально вписываются в принятую схему звуковых изменений: что-то соответствует, а что-то нарушается. Например, в готском tigus ‘десяток’ явно тот же корень, но g на месте h удивляет. Высшая доблесть исторического лингвиста — открыть дополнительное правило, которое позволит объяснить такие мнимые исключения.
Про готский пример я когда-нибудь тоже расскажу, но сегодня поговорим про славянские языки. Есть ряд славянских слов, причём даже довольно длинных, в которых проблему составляют один или два звука. Например, старославянское свободь и по форме, и по значению похоже на древнеиндийское sva-pati- (букв. «свой-господин») — но должно было бы быть свопоть. Русский голубь и латинская columba тоже сходны — но почему голубь, а не колубь? По-русски месть, по-древнегречески mistʰos — но греческому tʰ соответствует д, должна быть мездь.
Элегантное решение этой проблемы в 1983 году предложил австрийский славист Георг Хольцер. Он обнаружил, что в этих незаконных словах на месте праиндоевропейских глухих встречаются звонкие согласные (как в свободь и голубь), а на месте праиндоевропейских звонких придыхательных — глухие (как в месть). Он предположил, что именно так изменялись звуки в каком-то не дошедшем до нас индоевропейском языке, который он условно назвал темематическим. Праславянский язык вступил в контакт с этим языком и заимствовал из него несколько десятков слов: свободный, голубь, месть, просо, лебеда, трутень, путы и т. д. (а мзда и брашно — это те же месть и просо, но не заимствованные, а исконные; такие дублеты, как yard и garden, в языках мира часто бывают). Этот ненаблюдаемый язык Хольцер предлагал отождествить с киммерийцами: их название с положенным оглушением звонкого придыхательного ǵʰ в k происходит от индоевропейского (dʰ)ǵʰmer- ‘земной’, а при заимствовании в праславянский оно дало слова смерд и белорусское сябр ‘друг’.
Как оценивать идею Хольцера? Это гениальное открытие на кончике пера, как планета Нептун у Адамса и Леверье, как галлий, германий и скандий у Менделеева? Или это притянутый за уши флогистон? Ответ пока неизвестен. Слависты не приняли этимологии Хольцера безоговорочно; русисты в массе своей о них даже не знают, потому что самый авторитетный русский этимологический словарь Фасмера и по-немецки, и по-русски вышел раньше работ Хольцера. Признаю, что за пределами списка из нескольких десятков длинных слов типа голубь темематический язык даёт широкий простор для произвола: это же получается, что любое славянское слово с t теперь можно сопоставлять не только с индоевропейскими словами с t, но и с dʰ. Но лично мне с тех пор, как я услышал на занятии санскритом у А. А. Зализняка про хольцерово объяснение слова свободный, очень хочется верить, что независимые доказательства существования темематического языка на моём веку найдутся.
т и т
В этих строчках победительница Всероссийской олимпиады по литературе 2017 года 21 раз написала строчную т и 9 раз — т. В начальной школе учат писать только т, но т удивительным образом почти у всех нас самозарождается в более зрелом возрасте, когда контроль над почерком ослабевает. У каждого — какие-то индивидуальные правила и статистические закономерности: здесь, например, перед о в служебных словах пишется только т. Дальше, впрочем, всё изменится: на 6-й тетрадной странице этого текста уже 62 т и 2 т: думаю, сказывается скорость письма. А некоторые иногда ещё пишут т с надчёркиванием и имеют и вовсе три варианта… И, конечно, как не вспомнить характерное т А. А. Зализняка с хвостом, уходящим далеко вниз под строку.
А если у вас есть какие-то наблюдения над своими т или истории про эту рукописную букву, поделитесь, пожалуйста!
В этих строчках победительница Всероссийской олимпиады по литературе 2017 года 21 раз написала строчную т и 9 раз — т. В начальной школе учат писать только т, но т удивительным образом почти у всех нас самозарождается в более зрелом возрасте, когда контроль над почерком ослабевает. У каждого — какие-то индивидуальные правила и статистические закономерности: здесь, например, перед о в служебных словах пишется только т. Дальше, впрочем, всё изменится: на 6-й тетрадной странице этого текста уже 62 т и 2 т: думаю, сказывается скорость письма. А некоторые иногда ещё пишут т с надчёркиванием и имеют и вовсе три варианта… И, конечно, как не вспомнить характерное т А. А. Зализняка с хвостом, уходящим далеко вниз под строку.
А если у вас есть какие-то наблюдения над своими т или истории про эту рукописную букву, поделитесь, пожалуйста!
Слева — новость с сайта Законодательного собрания Красноярского края, которая этой ночью разошлась по соцсетям. Сейчас её на сайте уже нет, но, естественно, сразу же возникает вопрос: неужели правда? Или всё-таки взломали?
Сравним с другими новостями — например, той, что справа. Глаз, привыкший подмечать мелкие типографские детали, сразу видит: в обычных пресс-релизах последовательно стоит длинное тире (EM DASH, U+2014), а в сомнительном на его месте — дефис (HYPHEN-MINUS, U+002D). В обычных релизах длинные цитаты из красноярских законодателей выделяются курсивом (таковы даже две с небольшим строки в правом примере, не говоря уже о более длинных), а в сомнительном этого нет.
Добавим, что автор перепутал название комитета (там не комитет по делам села и агропромышленной политики, а … политике), а его происхождение могут выдавать слова с южных регионов: в Гугле почти все примеры — из Казахстана.
Похоже, взломать админку проще, чем сделать лингвистически достоверный фейк…
Сравним с другими новостями — например, той, что справа. Глаз, привыкший подмечать мелкие типографские детали, сразу видит: в обычных пресс-релизах последовательно стоит длинное тире (EM DASH, U+2014), а в сомнительном на его месте — дефис (HYPHEN-MINUS, U+002D). В обычных релизах длинные цитаты из красноярских законодателей выделяются курсивом (таковы даже две с небольшим строки в правом примере, не говоря уже о более длинных), а в сомнительном этого нет.
Добавим, что автор перепутал название комитета (там не комитет по делам села и агропромышленной политики, а … политике), а его происхождение могут выдавать слова с южных регионов: в Гугле почти все примеры — из Казахстана.
Похоже, взломать админку проще, чем сделать лингвистически достоверный фейк…
ПОДВАЛ
Если бы меня кто-нибудь спросил, из каких частей состоит сербское слово podrum ‘подвал, погреб’, я бы не сомневаясь ответил: приставка pod- ‘под’ и корень rum ‘помещение’ — видимо, из английского room. Меня не останавливало даже то, что в сербском нет никаких других старых следов слова room. Свою неправоту я понял только вчера, когда узнал, что по-турецки и по-албански ‘подвал’ — bodrum. Оказывается, это заимствование из греческого hypodromos — буквально ‘подбег’ с приставкой hypo- (гипо-) и корнем drom- (как в очень похожем слове ипподром). Правда, в современном греческом подвал — это ypogeio ‘подземное’.
«Наверное, в турецком городе Бодрум много подвалов, катакомбы какие-нибудь», — подумал я. Ничего подобного, зато в нём есть Замок святого Петра, так что название города происходит из Petronius. Получается, что Бодрум — это не Подвальный, а просто Петербург.
А вот по-польски ‘подвал‘ — это piwnica. При этом совершенно необязательно, чтобы там было piwo. Обычно считается, что это расширение значения — от пивного погреба к подвалу вообще. Но вполне возможно, что это народная этимология; в некоторых северных хорватских диалектах есть очень похожее слово pelnica / palnica с тем же значением, и тогда его можно было бы связать со словом пол («(под)польница») и предположить, что piwnica — это изначально что-то типа półnica, а связь с пивом возникла в результате переосмысления и потом потерялась обратно.
Если бы меня кто-нибудь спросил, из каких частей состоит сербское слово podrum ‘подвал, погреб’, я бы не сомневаясь ответил: приставка pod- ‘под’ и корень rum ‘помещение’ — видимо, из английского room. Меня не останавливало даже то, что в сербском нет никаких других старых следов слова room. Свою неправоту я понял только вчера, когда узнал, что по-турецки и по-албански ‘подвал’ — bodrum. Оказывается, это заимствование из греческого hypodromos — буквально ‘подбег’ с приставкой hypo- (гипо-) и корнем drom- (как в очень похожем слове ипподром). Правда, в современном греческом подвал — это ypogeio ‘подземное’.
«Наверное, в турецком городе Бодрум много подвалов, катакомбы какие-нибудь», — подумал я. Ничего подобного, зато в нём есть Замок святого Петра, так что название города происходит из Petronius. Получается, что Бодрум — это не Подвальный, а просто Петербург.
А вот по-польски ‘подвал‘ — это piwnica. При этом совершенно необязательно, чтобы там было piwo. Обычно считается, что это расширение значения — от пивного погреба к подвалу вообще. Но вполне возможно, что это народная этимология; в некоторых северных хорватских диалектах есть очень похожее слово pelnica / palnica с тем же значением, и тогда его можно было бы связать со словом пол («(под)польница») и предположить, что piwnica — это изначально что-то типа półnica, а связь с пивом возникла в результате переосмысления и потом потерялась обратно.
ХРОНИКИ МНОГОЗНАЧНОСТИ
Недавно секретарь Шебекинского отделения «Единой России» Галина Шаповалова пришла возлагать цветы жертвам Чернобыля с надписью PARTY на груди. Потом нам объяснили, что «являясь дипломированным специалистом в области иностранных языков, секретарь посчитала, что данная надпись означает слово „партия“».
Cегодня было посложнее. Папа Римский рассказал, что патриарх Кирилл 20 минут объяснял ему политическую ситуацию: в одних русских источниках — с картой в руках, а в других — с листка бумаги. В оригинале сказано con una carta in mano; слово carta действительно значит и ‘бумага’, и ‘карта’, но во втором значении скорее было бы carta geografica.
Некоторые немецкоязычные источники, например Tagesschau, тоже поддались сходству со своим словом и пишут Karte ‘карта’. Но в английской версии в «Corriere della Sera» написано from a piece of paper he was holding in his hand.
Кстати, кроме слова carta в итальянском есть ещё mappa (ср. англ. map); это по-русски скорее план, хотя и необязательно.
Недавно секретарь Шебекинского отделения «Единой России» Галина Шаповалова пришла возлагать цветы жертвам Чернобыля с надписью PARTY на груди. Потом нам объяснили, что «являясь дипломированным специалистом в области иностранных языков, секретарь посчитала, что данная надпись означает слово „партия“».
Cегодня было посложнее. Папа Римский рассказал, что патриарх Кирилл 20 минут объяснял ему политическую ситуацию: в одних русских источниках — с картой в руках, а в других — с листка бумаги. В оригинале сказано con una carta in mano; слово carta действительно значит и ‘бумага’, и ‘карта’, но во втором значении скорее было бы carta geografica.
Некоторые немецкоязычные источники, например Tagesschau, тоже поддались сходству со своим словом и пишут Karte ‘карта’. Но в английской версии в «Corriere della Sera» написано from a piece of paper he was holding in his hand.
Кстати, кроме слова carta в итальянском есть ещё mappa (ср. англ. map); это по-русски скорее план, хотя и необязательно.
❗️❗️❗️ ЛЕТНЯЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ШКОЛА
Внимание, первый в истории этого канала рекламный пост — про очень хорошее и любимое дело!
В этом году после двухлетнего перерыва мы планируем провести Летнюю лингвистическую школу (ЛЛШ). На неё могут подать заявку школьники с 8-го по 10-й класс: даже если вы не ездили в Сириус и не побеждали в олимпиадах, даже если (особенно если) вы ещё не определились с тем, хотите ли заниматься лингвистикой в будущем. ЛЛШ — это замечательное место, чтобы понять, что вам интересно, а заодно найти друзей на долгие годы!
Когда и где?
7–17 июля 2022 года в Ратмино (Дубна).
Для кого?
Школьники 8-го, 9-го и 10-го класса
В исключительных случаях: школьники 7-го и 11-го класса
Условия участия
Заполнить анкету и выполнить задания
Прием заявок с 3 по 17 мая. Ориентировочная стоимость участия:
42 000 ₽
Вопросы можно задать в обсуждении или в личных сообщениях группы «Летняя Лингвистическая Школа (ЛЛШ)» ВКонтакте, а также по почте [email protected]
Общая информация об ЛЛШ
Внимание, первый в истории этого канала рекламный пост — про очень хорошее и любимое дело!
В этом году после двухлетнего перерыва мы планируем провести Летнюю лингвистическую школу (ЛЛШ). На неё могут подать заявку школьники с 8-го по 10-й класс: даже если вы не ездили в Сириус и не побеждали в олимпиадах, даже если (особенно если) вы ещё не определились с тем, хотите ли заниматься лингвистикой в будущем. ЛЛШ — это замечательное место, чтобы понять, что вам интересно, а заодно найти друзей на долгие годы!
Когда и где?
7–17 июля 2022 года в Ратмино (Дубна).
Для кого?
Школьники 8-го, 9-го и 10-го класса
В исключительных случаях: школьники 7-го и 11-го класса
Условия участия
Заполнить анкету и выполнить задания
Прием заявок с 3 по 17 мая. Ориентировочная стоимость участия:
42 000 ₽
Вопросы можно задать в обсуждении или в личных сообщениях группы «Летняя Лингвистическая Школа (ЛЛШ)» ВКонтакте, а также по почте [email protected]
Общая информация об ЛЛШ
ПРЕСЛЕДОВАТЬ ИНТЕРЕС
Андрей Кураев приводит цитату из протоиерея Артемия Владимирова: «…я доверяю не шумливым, всегда ангажированным газетным кампаниям, а слову нашего президента, всегда максимально взвешенному и преследующему подлинные интересы страны» — и комментирует: «Неясно лишь одно: зачем и за что президент так безжалостно преследует подлинные интересы страны».
В начале XIX века глагол преследовать воспринимался как возвышенный церковнославянизм, в абстрактном значении имел значение ‘стремиться к чему-либо’ и свободно сочетался с дополнениями вроде интересы и идеалы (при том что по происхождению этих слов ясно, что это выражения не церковнославянские, а кальки с французского poursuivre ses interêts / idéaux). В десятой главе «Евгения Онегина» читаем:
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
Но постепенно конкретное значение слова преследовать, которое прежде употреблялось в основном по отношению к военным врагам, развивает отрицательный оттенок значения ‘несправедливо притеснять’, а вслед за ним негативную окраску получает и абстрактное значение. Выражение преследовать интересы начинает означать ‘преследовать неблаговидные интересы’, а преследовать идеалы перестают вовсе, потому что новый смысл слова преследовать вступает в противоречие со значением слова идеал.
Один из последних примеров явно нейтрального употребления преследовать интересы в Национальном корпусе русского языка был написан прямо перед началом Первой мировой войны:
Повторяю, я считаю, что интересы сельского хозяйства все-таки доминируют; однако, было бы величайшей ошибкой сказать, что будущий договор должен исключительно преследовать интересы сельского хозяйства. [А. И. Шингарев. Будущий русско-германский торговый договор // Известия Общества финансовых реформ, 1914]
С тех пор преследуемые интересы обычно бывают корыстными, меркантильными, чисто коммерческими, в лучшем случае своими собственными (но тоже всегда понятно, что говорящий этого не одобряет). Идеалы перестают преследовать не позже 1915 года, и только в 1992 году это сочетание ещё раз возникает в тексте американского православного теолога Иоанна Мейендорфа.
Вот и получается, что Артемий Владимиров здесь говорит на старомодном церковном языке и тем самым даёт Андрею Кураеву повод для насмешек с точки зрения современности.
Андрей Кураев приводит цитату из протоиерея Артемия Владимирова: «…я доверяю не шумливым, всегда ангажированным газетным кампаниям, а слову нашего президента, всегда максимально взвешенному и преследующему подлинные интересы страны» — и комментирует: «Неясно лишь одно: зачем и за что президент так безжалостно преследует подлинные интересы страны».
В начале XIX века глагол преследовать воспринимался как возвышенный церковнославянизм, в абстрактном значении имел значение ‘стремиться к чему-либо’ и свободно сочетался с дополнениями вроде интересы и идеалы (при том что по происхождению этих слов ясно, что это выражения не церковнославянские, а кальки с французского poursuivre ses interêts / idéaux). В десятой главе «Евгения Онегина» читаем:
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
Но постепенно конкретное значение слова преследовать, которое прежде употреблялось в основном по отношению к военным врагам, развивает отрицательный оттенок значения ‘несправедливо притеснять’, а вслед за ним негативную окраску получает и абстрактное значение. Выражение преследовать интересы начинает означать ‘преследовать неблаговидные интересы’, а преследовать идеалы перестают вовсе, потому что новый смысл слова преследовать вступает в противоречие со значением слова идеал.
Один из последних примеров явно нейтрального употребления преследовать интересы в Национальном корпусе русского языка был написан прямо перед началом Первой мировой войны:
Повторяю, я считаю, что интересы сельского хозяйства все-таки доминируют; однако, было бы величайшей ошибкой сказать, что будущий договор должен исключительно преследовать интересы сельского хозяйства. [А. И. Шингарев. Будущий русско-германский торговый договор // Известия Общества финансовых реформ, 1914]
С тех пор преследуемые интересы обычно бывают корыстными, меркантильными, чисто коммерческими, в лучшем случае своими собственными (но тоже всегда понятно, что говорящий этого не одобряет). Идеалы перестают преследовать не позже 1915 года, и только в 1992 году это сочетание ещё раз возникает в тексте американского православного теолога Иоанна Мейендорфа.
Вот и получается, что Артемий Владимиров здесь говорит на старомодном церковном языке и тем самым даёт Андрею Кураеву повод для насмешек с точки зрения современности.
Facebook
Log in or sign up to view
See posts, photos and more on Facebook.