Forwarded from YOBA MEDIA
Виталий Мутко: раньше — вице-премьер по культуре и спорту, теперь — вице-премьер по строительству;
Ольга Голодец: раньше — вице-премьер по социальной политике, теперь — вице-премьер по культуре и спорту;
Антон Силуанов: раньше — министр финансов, теперь — заместитель Медведева (первый вице-премьер);
Константин Чуйченко: раньше — глава контрольного управления президента, теперь — глава аппарата правительства;
Дмитрий Козак: раньше — вице-премьер по вопросам Крыма, теперь — вице-премьер по промышленности;
Юрий Борисов: раньше — заместитель министра обороны, теперь — вице-премьер по оборонно-промышленному комплексу;
Алексей Гордеев: раньше — полпред президента в центральном федеральном округе, теперь — вице-премьер по агро-промышленному комплексу.
Кого нет в списке Медведева из прошлого состава правительства:
Дмитрий Рогозин: раньше — заместитель Медведева и вице-премьер по оборонной промышленности;
Игорь Шувалов;
Сергей Приходько;
Александр Хлопонин;
Юрий Трутнев.
Ольга Голодец: раньше — вице-премьер по социальной политике, теперь — вице-премьер по культуре и спорту;
Антон Силуанов: раньше — министр финансов, теперь — заместитель Медведева (первый вице-премьер);
Константин Чуйченко: раньше — глава контрольного управления президента, теперь — глава аппарата правительства;
Дмитрий Козак: раньше — вице-премьер по вопросам Крыма, теперь — вице-премьер по промышленности;
Юрий Борисов: раньше — заместитель министра обороны, теперь — вице-премьер по оборонно-промышленному комплексу;
Алексей Гордеев: раньше — полпред президента в центральном федеральном округе, теперь — вице-премьер по агро-промышленному комплексу.
Кого нет в списке Медведева из прошлого состава правительства:
Дмитрий Рогозин: раньше — заместитель Медведева и вице-премьер по оборонной промышленности;
Игорь Шувалов;
Сергей Приходько;
Александр Хлопонин;
Юрий Трутнев.
Бог создал мир максимально приспособленным для человека. По траве мягко ходить. Регулярные походы по траве образуют тропки. Естественные материалы и продукты не вредят организму. Пешие и конные путешествия позволяют внимательно рассмотреть мир и аклиматизироваться. Зачем человеку новые материалы, вступающие в конфликт с природой и цивилизация разрушающая мир?
В начале войны мой дед тогда еще лейтенант Алексей Митрофанович Жабин попал в окружение вместе со своей связной ротой на территории нынешней Латвии в районе города Даугавпилс и речки Двина. Он вышел из окружения, пристроившись к немецкой колонне ночью и скосив под своих, а потом немного попартизанил. Подробно эту историю описал Алексей Толстой.
Алексей Толстой
СМЕЛЬЧАКИ
Это было на Северо-западном направлении…
Лежали в пахучей траве, в густом орешнике. Пункт связи укрыт надежно; побледневшее от зноя небо – пустынно. Зной был такой, что казалось, трещали листья. Где-то неподалеку находилассь муравьиная куча, и лейтенант жабин нетнет да смахивал со щеки муравья. Покусывая стебелек травы, он не торопился с рассказом.
- Немецкому солдату думать запрещено, этот процесс у фашисов считается вредным, - говорит он. – Котелок у него не приспособлен для быстрого соображения, - покуда он еще спохватится. Вот на этих секундах мы и выигрывали… А дело было трудное, вспомнить, - так задним числом мороз дерет по спине… Ну, и народ, конечно, у нас смелый. Взгляните на связиста Петрова, - по лицу никак не заметно, что отчаянный парень. Чересчур для мужчины смазливый, глаза сонные, - мгла какая-то в глазах; девушке каждый день открытки пишет… Бойцы ему постоянно: «Петров, да кто ты – человек, или пень ходячий? Ведь ты же на войне, - расшевелись…» «Отвяжитесь от меня, - отвечает, - когда надо – расшевелюсь…»
- Товарищ Жабин, как же все-таки вам удалось столько дней пробыть с двадцатью пятью красноармейцами в фашистском тылу и уйти невредимым? – спросил человек с блокнотом на коленях.
Жабин повернулся на бок:
- У меня шофер очень сообразительный. Я ему говорю: «Зачем ты, Шмельков, вертишь эту баранку? Тебе в университет надо, на физико-математический…» «Да так, - говорит, - смолоду засосала шоферская жизнь…» Вы спрашиваете – как мы попали к немцам? Мне было приказано в местечке П. сосредоточить все средства связи и связь держать со штабом до последней возможности.
Ну, вот, я и оказался в окружении. Под вечер два грузовика, битком набитые фашистами, ничего не думая, сунулись в Дубки. Мы немцев спокойно пропустили, с флангов полили их из пулеметов, когда они из машин расползлись, - мы их в штыки. Немцы этого не любят, некоторым удалось убежать, офицер их кинулся в камыши и сидит в воде так, что видны одни ноздри. Взяли у него сумку с важными документами.
Завели мы немецкие грузовики, погрузились в них все двадцать пять бойцов, да вот мы с Петровым, за рулем на переднем – Шмельков. Небо заволокло, звезд не видно, луна еще всходила. Едем по фашисткому тылу вдоль фронта. Час, другой не встречаем ни души, на западе полыхала зарева, на востоке – стрельба и тяжелые взрывы. По заревам, по грохоту пушек ориентируемся.
Впереди должна быть знакомая деревня. Остановились. Петров соскакивает:
«Разрешите мне в разведку».
Вот, думаю, когда человек оживился и девчонку свою забыл. «Иди». Он гранаты по карманам и быстро так, сноровисто, умело пошел. Мнут через сорок зашелестели кусты, он стоит у кабины:
«В деревне – колонна фашистских автомашин».
Думаю, - это неприятно. Но – дорога одна, справа – слева болота, а возвращаться назад нам нет никакого расчета. Шмельков говорит успокоительно:
«Садитесь, ребята, проедем».
Наши стальные шлемы в темноте могут сойти за немецкие, отличительных значков – не разобрать, только штыки наши русские, четырехгранные, могут выдать. Я приказал бойцам держать винтовки на коленях.
Скоро увидели три огонька, - германский «стоп сигнал» в голове автоколонны. Шмельков включил свет в подфарки, видим – семитонные грузовики с ящиками, на радиаторах – белый диск с черной свастикой. Сбоку дороги трое офицеров глядят в нашу сторону и вертят электрическим фонариком. Шмельков дал полный свет в фары, офицеры сморщились, заслонили глаза ладонями, и мы равнодушно проезжаем мимо автоколонны, отворачивая головы, чтобы не показывать красную звезду на каске. Прибавляем скорость, проезжаем деревеньку, уютную, милую, с тихими хатами среди густых вишен и яблонь, где жить да жить. Деревня пуста, все население ушло.
Около деревян
Алексей Толстой
СМЕЛЬЧАКИ
Это было на Северо-западном направлении…
Лежали в пахучей траве, в густом орешнике. Пункт связи укрыт надежно; побледневшее от зноя небо – пустынно. Зной был такой, что казалось, трещали листья. Где-то неподалеку находилассь муравьиная куча, и лейтенант жабин нетнет да смахивал со щеки муравья. Покусывая стебелек травы, он не торопился с рассказом.
- Немецкому солдату думать запрещено, этот процесс у фашисов считается вредным, - говорит он. – Котелок у него не приспособлен для быстрого соображения, - покуда он еще спохватится. Вот на этих секундах мы и выигрывали… А дело было трудное, вспомнить, - так задним числом мороз дерет по спине… Ну, и народ, конечно, у нас смелый. Взгляните на связиста Петрова, - по лицу никак не заметно, что отчаянный парень. Чересчур для мужчины смазливый, глаза сонные, - мгла какая-то в глазах; девушке каждый день открытки пишет… Бойцы ему постоянно: «Петров, да кто ты – человек, или пень ходячий? Ведь ты же на войне, - расшевелись…» «Отвяжитесь от меня, - отвечает, - когда надо – расшевелюсь…»
- Товарищ Жабин, как же все-таки вам удалось столько дней пробыть с двадцатью пятью красноармейцами в фашистском тылу и уйти невредимым? – спросил человек с блокнотом на коленях.
Жабин повернулся на бок:
- У меня шофер очень сообразительный. Я ему говорю: «Зачем ты, Шмельков, вертишь эту баранку? Тебе в университет надо, на физико-математический…» «Да так, - говорит, - смолоду засосала шоферская жизнь…» Вы спрашиваете – как мы попали к немцам? Мне было приказано в местечке П. сосредоточить все средства связи и связь держать со штабом до последней возможности.
Ну, вот, я и оказался в окружении. Под вечер два грузовика, битком набитые фашистами, ничего не думая, сунулись в Дубки. Мы немцев спокойно пропустили, с флангов полили их из пулеметов, когда они из машин расползлись, - мы их в штыки. Немцы этого не любят, некоторым удалось убежать, офицер их кинулся в камыши и сидит в воде так, что видны одни ноздри. Взяли у него сумку с важными документами.
Завели мы немецкие грузовики, погрузились в них все двадцать пять бойцов, да вот мы с Петровым, за рулем на переднем – Шмельков. Небо заволокло, звезд не видно, луна еще всходила. Едем по фашисткому тылу вдоль фронта. Час, другой не встречаем ни души, на западе полыхала зарева, на востоке – стрельба и тяжелые взрывы. По заревам, по грохоту пушек ориентируемся.
Впереди должна быть знакомая деревня. Остановились. Петров соскакивает:
«Разрешите мне в разведку».
Вот, думаю, когда человек оживился и девчонку свою забыл. «Иди». Он гранаты по карманам и быстро так, сноровисто, умело пошел. Мнут через сорок зашелестели кусты, он стоит у кабины:
«В деревне – колонна фашистских автомашин».
Думаю, - это неприятно. Но – дорога одна, справа – слева болота, а возвращаться назад нам нет никакого расчета. Шмельков говорит успокоительно:
«Садитесь, ребята, проедем».
Наши стальные шлемы в темноте могут сойти за немецкие, отличительных значков – не разобрать, только штыки наши русские, четырехгранные, могут выдать. Я приказал бойцам держать винтовки на коленях.
Скоро увидели три огонька, - германский «стоп сигнал» в голове автоколонны. Шмельков включил свет в подфарки, видим – семитонные грузовики с ящиками, на радиаторах – белый диск с черной свастикой. Сбоку дороги трое офицеров глядят в нашу сторону и вертят электрическим фонариком. Шмельков дал полный свет в фары, офицеры сморщились, заслонили глаза ладонями, и мы равнодушно проезжаем мимо автоколонны, отворачивая головы, чтобы не показывать красную звезду на каске. Прибавляем скорость, проезжаем деревеньку, уютную, милую, с тихими хатами среди густых вишен и яблонь, где жить да жить. Деревня пуста, все население ушло.
Около деревян
ной церковки в открытой машине сидит морщинистый немецкий офицер с дряблым кадыком и фонариком освещает карту. Едва-Едва я успел схватить Петрова за руку, - он было высунулся из кабинки, замахнулся гранатой.
Но, все-таки, офицер что-то заподозрил. Когда миновали село, нас догоняет двадцатисильный мотоцикл с прицепом, в кабине – пулеметчик. Тут Петров и швырнул гранату, да так ловко, что пулеметчик на полтора метра подпрыгнул из кабинки, буто торопился что-то нам рассказать, а водитель вместе с мотоциклом вперед головой кинулся в канаву.
Мчимся в темноте с погашенными фарами. Большое зарево на горизонте отражается впереди за черными кустами: здесь речонка и деревянный мост. Сбавляем ход. Слышим окрик по-немецки. У нас – оружие и гранаты наготове, сидим молча. Приблиижаются две неясные фигуры часовых. Один остановился, другой подошел к кабинке и вглядывается, прижал нос к стеклу, - встретились мы с ним глазами…
Вдруг он мне закивал, закивал и – шопотом ломанно по-русски:
«Рус, мост не ехай, там стреляйт фашист…»
Километров пять ехали мы по лугу вдоль берега реки, слушая, как кричат лягушки. Выбрались на дорогу и опять видим синие огоньки, слышим лязг железа, идут танки, и передний от нас в тридцати шагах.
«Ложись, - говорю бойцам, - чтобы хвост ни у кого наружу не торчал».
Свернули мы к обочине дороги и почтительно, не спеша, едем, пропуская тяжелые черные танки с белым кругом и свастикой, как глаз. Фашисты предполагают, что, например, череп и кости у них, в петлицах, черные танки, воющие бомбы должны наводить панический ужас на врага. Может быть, им виднее. Некоторые дикари надевают на войну маски с клыками и рогами, - тоже, говорят, страшно…
За танками шли зенитки, цистерны, грузовики. Вижу, - попали в кашу, и нам тут беды не миновать, надо выбираться на другую дорогу. Но как повернуть? Повернешься – сейчас же вызовешь подозрение.
Справа от дороги показалась березовая аллея. Шмельков сразу сообразил, в чем тут дело, свернул в аллею, замелькали в глазах белые стволы и мы прямехонько вкатились на двор совхоза, к гаражу.
Шмельков с ходу развернул машину и начал подавать ее задом, будто бы для заправки. Несколько немецких солдат подбежали отворять двери гаража. Вот и хорошо, что Гитлер не учил их думать и скоро соображать. Шмельков, а за ним и наша вторая машина, развернувшись, погасили огни и полным ходом дунули обратно в березовую аллею. Позади начали кричать, стрелять, но мы уже выехали на дорогу, где все еще шла автоколонна, и с полным правом, как люди, только что заправившиеся бензином, перегнали танки и свернули в высокую рожь.
На рассвете доехали до лесочка и тут у нас кончилось горючее. Мы укрыли грузовики и стали закусывать. Вдруг, Петров зажал сухарь в зубах и поворачивает голову, вскочил, кинулся в папоротники, - там что-то пискнуло, - и он тащит за руку мальчишку лет девяти, стриженного, тупоносого, со злыми глазами.
- Ну, чего ты? Видишь – я свой, пусти, - говорит мальчик, - я же думал это фашисты…
- Ты чего тут делаешь, постреленок?
- Я разведчик. Мы с дедом Оксеном работаем…
Оказалось, - этот мальчишка и еще пятеро таких же с черными пятками остались на хуторе с восьмидесятилетним дедом Оксеном. Мужчины, женщины с малыми детьми и скотом ушли в лесное болото и оттуда начали партизанить. Штаб был на хуторе у деда Оксена. Шестеро его мальчиков целый день шныряи по окрестностям, не боялись даже подходить к немцам, - будто бы, сопя носом, поклянчить сухарика, - все видели, все узнавали и к вечеру сведения относили к деду на хутор. Ночью туда пробирались партизаны, и дед раздавал им работу: в таком-то месте расположился штаб, - его надо уничтожить, в такое-то место подвезли бензин, там подошел танковый взвод, который требуется подорвать.
Мальчишка оказался очень смышлёным, покуда солнце не встало, он нас повел на другой конец леса, - полз, чертёнок, как ящерица, в папоротнике, мы за ним едва поспевали. Там на опушке стояли заправочные цистерны и пять истребителей.
С этим делом мы справились без большого труда. Когда грохнули выстрели моих снайперов, и дозорные немцы, шагавшие, чтобы не
Но, все-таки, офицер что-то заподозрил. Когда миновали село, нас догоняет двадцатисильный мотоцикл с прицепом, в кабине – пулеметчик. Тут Петров и швырнул гранату, да так ловко, что пулеметчик на полтора метра подпрыгнул из кабинки, буто торопился что-то нам рассказать, а водитель вместе с мотоциклом вперед головой кинулся в канаву.
Мчимся в темноте с погашенными фарами. Большое зарево на горизонте отражается впереди за черными кустами: здесь речонка и деревянный мост. Сбавляем ход. Слышим окрик по-немецки. У нас – оружие и гранаты наготове, сидим молча. Приблиижаются две неясные фигуры часовых. Один остановился, другой подошел к кабинке и вглядывается, прижал нос к стеклу, - встретились мы с ним глазами…
Вдруг он мне закивал, закивал и – шопотом ломанно по-русски:
«Рус, мост не ехай, там стреляйт фашист…»
Километров пять ехали мы по лугу вдоль берега реки, слушая, как кричат лягушки. Выбрались на дорогу и опять видим синие огоньки, слышим лязг железа, идут танки, и передний от нас в тридцати шагах.
«Ложись, - говорю бойцам, - чтобы хвост ни у кого наружу не торчал».
Свернули мы к обочине дороги и почтительно, не спеша, едем, пропуская тяжелые черные танки с белым кругом и свастикой, как глаз. Фашисты предполагают, что, например, череп и кости у них, в петлицах, черные танки, воющие бомбы должны наводить панический ужас на врага. Может быть, им виднее. Некоторые дикари надевают на войну маски с клыками и рогами, - тоже, говорят, страшно…
За танками шли зенитки, цистерны, грузовики. Вижу, - попали в кашу, и нам тут беды не миновать, надо выбираться на другую дорогу. Но как повернуть? Повернешься – сейчас же вызовешь подозрение.
Справа от дороги показалась березовая аллея. Шмельков сразу сообразил, в чем тут дело, свернул в аллею, замелькали в глазах белые стволы и мы прямехонько вкатились на двор совхоза, к гаражу.
Шмельков с ходу развернул машину и начал подавать ее задом, будто бы для заправки. Несколько немецких солдат подбежали отворять двери гаража. Вот и хорошо, что Гитлер не учил их думать и скоро соображать. Шмельков, а за ним и наша вторая машина, развернувшись, погасили огни и полным ходом дунули обратно в березовую аллею. Позади начали кричать, стрелять, но мы уже выехали на дорогу, где все еще шла автоколонна, и с полным правом, как люди, только что заправившиеся бензином, перегнали танки и свернули в высокую рожь.
На рассвете доехали до лесочка и тут у нас кончилось горючее. Мы укрыли грузовики и стали закусывать. Вдруг, Петров зажал сухарь в зубах и поворачивает голову, вскочил, кинулся в папоротники, - там что-то пискнуло, - и он тащит за руку мальчишку лет девяти, стриженного, тупоносого, со злыми глазами.
- Ну, чего ты? Видишь – я свой, пусти, - говорит мальчик, - я же думал это фашисты…
- Ты чего тут делаешь, постреленок?
- Я разведчик. Мы с дедом Оксеном работаем…
Оказалось, - этот мальчишка и еще пятеро таких же с черными пятками остались на хуторе с восьмидесятилетним дедом Оксеном. Мужчины, женщины с малыми детьми и скотом ушли в лесное болото и оттуда начали партизанить. Штаб был на хуторе у деда Оксена. Шестеро его мальчиков целый день шныряи по окрестностям, не боялись даже подходить к немцам, - будто бы, сопя носом, поклянчить сухарика, - все видели, все узнавали и к вечеру сведения относили к деду на хутор. Ночью туда пробирались партизаны, и дед раздавал им работу: в таком-то месте расположился штаб, - его надо уничтожить, в такое-то место подвезли бензин, там подошел танковый взвод, который требуется подорвать.
Мальчишка оказался очень смышлёным, покуда солнце не встало, он нас повел на другой конец леса, - полз, чертёнок, как ящерица, в папоротнике, мы за ним едва поспевали. Там на опушке стояли заправочные цистерны и пять истребителей.
С этим делом мы справились без большого труда. Когда грохнули выстрели моих снайперов, и дозорные немцы, шагавшие, чтобы не
задремать, около своих окопчиков, повалились нососм в землю, - мы выскочили, - из папоротника: - «Ура!» Этот крик тяжело действует на немецкие нервы, не то что воющие бомбы. Повысыпали фашисты из земли, из щелей, - кто руки сразу - вверх, кто, как чумной, крутится, стреляя из автомата. Одного летчика вытащили за парашютные ремни прямо из истребителя. Свидетелей этого дела не оставили. Подожгли цистерны и самолеты и вернулись в лес. Мальчишка нам говорит:
«Я побегу, прощайте, скажу деду, а то он на этот аэродром собирался послать большую партию..»
Здесь мы провели весь день. Слышали, как проехали танки и прочесали пулеметами лес, но мы были хорошо укрыты. Решили ночью пробиваться вдоль Двины, ища слабого места. У фашистов сплошного фронта нет, - они наступают, очертя голову, узкими клиньями, - и – если у тебя котелок варит – всегда можно проскочить.
Ночью пошли развернутым фронтом, с пулеметами на флангах. Вдалеке пылал город Д., по всему городу пламя выбивало под самые тучи. Фашисты любят такие иллюминации много больше, чем ходить в кино; вокруг горящего города бьют с самолетов по бегущим, загоняя детей, женщин, стариков обратно в огонь.
Ну, ладно… Мы были так злы, - сами искали – с кем бы сцепиться. Остановили легковую машину с тремя офицерами и перед смертью заставили их повернукть морды на город Д., чтобы зрелище это показалось им менее занимательным, чем кино. Порезали много проводов связи. Напали на колонну в двенадцать цистерн, перебили прислугу, выпустили и подожгли бензин, - и сами не была рады: очень яркое получилось освещение. Выследили три танка на медленном ходу и пожалели, что не у нас с собой бутылок с горючим. Все таки, Петров и двое красноармейцев-гранатометчиков, взяв у товарищей побольше гранат, забежали вперед, притаились в обочине дороги и бросили связки гранат – каждый под свой танк. Передний встал на дыбы, два другие, подорванные, только и смогли, что палить кругом в темноту.
Так шли всю ночь полями, перелесками и добрались до хутора, где немцы, видимо, еще не появлялись. В одном, другом домишке ставни закрыты, на дворе – ни воробья; вдруг, на одной хатенке, на соломенной крыше запел петух на зеленый рассвет. Видим – у крыльца стоит низенький лысый старик и сухонькая старушка и ждут смерти.
«Старик, - говорит она, - да никак это наши…»
И давай нас крестить и каждого целовать. А нам – не со старушкой целоваться, мы – голодные. Старик принес каравай и стал резать, раздавать ломти, а старушечка – мазать их медом, с приговором: «Кушайте, родные, кушайте, заступники..».
Дневать на хуторе было неудобно. Старик обулся, надел баранью шапку и повел нас лесными болотами на деревню, где помещался у них партизанский лазарет. К нам сбежалась вся деревня, женщины повели нас по избам. Обижать добрых людей не хотелось, пришлось подчиниться: дорожный человек костоват и черен, по старому обычаю его надо помыть, накормит и обласкать. Женщины сами нас разули, у кого ноги были стерты – вымыли их, дали чистые портяночки и давай угощать всем, что у кого было в печи.
Петров, - гляжу, - опять размяк, в глазах мгла и влага… Крестьяне сильно нас уговаривали, чтобы остаться с ними партизанить… И нам этого хотелось… Но – долг службы…
Лейтенант Жабин легким движением приподнялся… «Воздух!» - скомандовал он. В траве между ореховыми кустами, сейчас же началось движение. В небо, на большой высоте обозначились пять фашистских бомбардировщиков. Нее прошло и трех минут, после того, как пункт связи сообщил о них на аэродром, - появилось звено наших истребителей. Как натянутые струны – грозно и сильно – пели они, круто поднимаясь к строю бомбардировщиков… И фашисткие тяжелые машины, блеснув крыльями, начали поворачивать. Но было поздно… С выцветшего неба донеслась слабая трескотня пулеметных очередей. Истребители настигали. Один из бомбардировщиков качнулся, клюнул носом и пошел вниз, за ним потянулась полоса дыма…
Подписано к печати 16.05.1942
«Я побегу, прощайте, скажу деду, а то он на этот аэродром собирался послать большую партию..»
Здесь мы провели весь день. Слышали, как проехали танки и прочесали пулеметами лес, но мы были хорошо укрыты. Решили ночью пробиваться вдоль Двины, ища слабого места. У фашистов сплошного фронта нет, - они наступают, очертя голову, узкими клиньями, - и – если у тебя котелок варит – всегда можно проскочить.
Ночью пошли развернутым фронтом, с пулеметами на флангах. Вдалеке пылал город Д., по всему городу пламя выбивало под самые тучи. Фашисты любят такие иллюминации много больше, чем ходить в кино; вокруг горящего города бьют с самолетов по бегущим, загоняя детей, женщин, стариков обратно в огонь.
Ну, ладно… Мы были так злы, - сами искали – с кем бы сцепиться. Остановили легковую машину с тремя офицерами и перед смертью заставили их повернукть морды на город Д., чтобы зрелище это показалось им менее занимательным, чем кино. Порезали много проводов связи. Напали на колонну в двенадцать цистерн, перебили прислугу, выпустили и подожгли бензин, - и сами не была рады: очень яркое получилось освещение. Выследили три танка на медленном ходу и пожалели, что не у нас с собой бутылок с горючим. Все таки, Петров и двое красноармейцев-гранатометчиков, взяв у товарищей побольше гранат, забежали вперед, притаились в обочине дороги и бросили связки гранат – каждый под свой танк. Передний встал на дыбы, два другие, подорванные, только и смогли, что палить кругом в темноту.
Так шли всю ночь полями, перелесками и добрались до хутора, где немцы, видимо, еще не появлялись. В одном, другом домишке ставни закрыты, на дворе – ни воробья; вдруг, на одной хатенке, на соломенной крыше запел петух на зеленый рассвет. Видим – у крыльца стоит низенький лысый старик и сухонькая старушка и ждут смерти.
«Старик, - говорит она, - да никак это наши…»
И давай нас крестить и каждого целовать. А нам – не со старушкой целоваться, мы – голодные. Старик принес каравай и стал резать, раздавать ломти, а старушечка – мазать их медом, с приговором: «Кушайте, родные, кушайте, заступники..».
Дневать на хуторе было неудобно. Старик обулся, надел баранью шапку и повел нас лесными болотами на деревню, где помещался у них партизанский лазарет. К нам сбежалась вся деревня, женщины повели нас по избам. Обижать добрых людей не хотелось, пришлось подчиниться: дорожный человек костоват и черен, по старому обычаю его надо помыть, накормит и обласкать. Женщины сами нас разули, у кого ноги были стерты – вымыли их, дали чистые портяночки и давай угощать всем, что у кого было в печи.
Петров, - гляжу, - опять размяк, в глазах мгла и влага… Крестьяне сильно нас уговаривали, чтобы остаться с ними партизанить… И нам этого хотелось… Но – долг службы…
Лейтенант Жабин легким движением приподнялся… «Воздух!» - скомандовал он. В траве между ореховыми кустами, сейчас же началось движение. В небо, на большой высоте обозначились пять фашистских бомбардировщиков. Нее прошло и трех минут, после того, как пункт связи сообщил о них на аэродром, - появилось звено наших истребителей. Как натянутые струны – грозно и сильно – пели они, круто поднимаясь к строю бомбардировщиков… И фашисткие тяжелые машины, блеснув крыльями, начали поворачивать. Но было поздно… С выцветшего неба донеслась слабая трескотня пулеметных очередей. Истребители настигали. Один из бомбардировщиков качнулся, клюнул носом и пошел вниз, за ним потянулась полоса дыма…
Подписано к печати 16.05.1942
Forwarded from Вопрос Дна
Все началось с того, что в августе 1941 года в районе Даугавпилса немцы на трофейном Pz.38(t) заметили дымок советской походной кухни. Нисколько не сомневаясь в своем превосходстве, они решили атаковать. Возле кухни находился только один боец – красноармеец Иван Середа, который готовил обед.
Увидев немецкий танк, вместо того чтобы бежать, солдат подхватил топор, которым колол дрова, и ринулся в атаку на танк. Экипаж Pz.38(t) немедленно захлопнул все люки и поспешил укрыться за броней, открыл огонь из пулемета.
Фото: ww2history.ru
Середу это нисколько не смутило, он забрался на танк и загнул ударами топора ствол пулемета, закрыл смотровые щели куском брезента. Затем начал стучать обухом топора по броне, при этом отдавая приказы несуществующим красноармейцам. Спустя некоторое время полностью деморализованный немецкий экипаж сдался.
В итоге, когда подошли однополчане Середы, они увидели не только обед, но и трофейный танк, а также связанный экипаж рядом. Ивану Середе звание Героя Советского Союза было присвоено 31 августа 1941 года.
Увидев немецкий танк, вместо того чтобы бежать, солдат подхватил топор, которым колол дрова, и ринулся в атаку на танк. Экипаж Pz.38(t) немедленно захлопнул все люки и поспешил укрыться за броней, открыл огонь из пулемета.
Фото: ww2history.ru
Середу это нисколько не смутило, он забрался на танк и загнул ударами топора ствол пулемета, закрыл смотровые щели куском брезента. Затем начал стучать обухом топора по броне, при этом отдавая приказы несуществующим красноармейцам. Спустя некоторое время полностью деморализованный немецкий экипаж сдался.
В итоге, когда подошли однополчане Середы, они увидели не только обед, но и трофейный танк, а также связанный экипаж рядом. Ивану Середе звание Героя Советского Союза было присвоено 31 августа 1941 года.
Когда в Израиле будет мир?
Сейчас запахло войной между Израилем и Ираном. И постоянно Израиль находится в состоянии войны с Палестиной. В чем причина этих бед?
Причина в конфликте объективной реальности и желания людей. Государства современного мира формируются по территориальному принципу. Это люди, населяющие некий участок земли. Государство Израиль - не исключение. Сейчас Израиль многонациональное и мульти-конфессиональное государство. Как, собственно, и большинство иных государств.
Однако на уровне государственного управления – Израиль – мононациональное и моноконфессиональное государство. Утверждается, что гражданином Израиля может быть только галахический еврей, а официальная религия только иудаизм. В результате в Израиле, многочисленные арабы, армяне и другие народы, которых там очень много на государственном уровне провозглашаются туристами или временными поселенцами.
Но конфликт реальности с желаниями на этом не заканчивается. Галахическими евреями оказывают не только представители всех народов мира, принявшие иудаизм, но и представители другой расы – темнокожие африканцы. Притом обозначается, что все они генетические евреи. Хотя представители другой расы едва ли могут быть генетическими представителями белокожей средиземноморской национальности. Но это никого не интересует.
И наконец еще один важнейший конфликт – ни один гражданин Израиля не может считаться галахическим, так как не может соблюдать даже половину галахических правил за счет отсутствия Храма Иерусалимского. А законы самого государства Израиль срисованы с языческого римского права и соответствуют демократическим нормам большинства западных стран. Только эти демократические нормы прямо противоречат иудаизму. Так, например, в Торе прямо говорится, что геев нужно побить камнями. В Израиле этого никто не соблюдает.
Фактически иудаизм создан под монархию и нет там никакого римского права и демократии. В Израиле же умудряться объявить себя идеологически иудейским государством - с системой управления языческого Рима.
Если все эти конфликты реальности с приятным замыслом устранить, то в Израиле установится мир навсегда.
Причем, можно просто устранить демократию - установив монархию. Так как местные арабы не понимают, почему кругом демократия, но правят только евреи. В монархии этого вопроса нет. Правит царь, он иудей, его приближенные соответственно тоже иудеи. Арабов он любит, так как они живут в его царстве, но к власти не допускает, так как правит его племя. Отсутствие власти у арабов эта ситуация объясняет. Царь же обязан заботится о подданных, либо убить их, как это делал Иисус Навин. Но в демократическом государстве все это нелогично.
Также если все галахические, то надо ими быть. То есть построить мелкий Храм рядом с Куполом скалы и Аль Акса. Там огромная площадь перед мечетью, которая арабам не особо нужна. Зачем что-то там сносить, если на этой площади можно успешно построить миниХрам. МиниХрам позволит делать жертвоприношения и освящения и позволит соответствовать статусу галахических. МиниХрам непафосно, но зато это установит здравый смысл и не потребует топтать могилы около золотых ворот.
Монарихия плюс минихрам решит кучу проблем. Также как доработать тезис, что еврей он не генетически еврей, а по религии, а уже потом генетически.
Если же идти путем римского права и демократии, то надо идти этим путем. Признать Израиль мультинациональным государством, дать арабам права наравне с евреями. Все еврейские институты и синагоги сделать просто общественными организациями. Гражданство давать независимо от национальности и религии. И создать систему, когда государство нейтрально в плане религии и национальной принадлежности.
Пока же Израиль сидит в положении не горит и не тухнет, но тлеет. Выстроили систему, которая противоречит объективной реальности и удивляются, почему в регионе постоянное напряжение.
Сейчас запахло войной между Израилем и Ираном. И постоянно Израиль находится в состоянии войны с Палестиной. В чем причина этих бед?
Причина в конфликте объективной реальности и желания людей. Государства современного мира формируются по территориальному принципу. Это люди, населяющие некий участок земли. Государство Израиль - не исключение. Сейчас Израиль многонациональное и мульти-конфессиональное государство. Как, собственно, и большинство иных государств.
Однако на уровне государственного управления – Израиль – мононациональное и моноконфессиональное государство. Утверждается, что гражданином Израиля может быть только галахический еврей, а официальная религия только иудаизм. В результате в Израиле, многочисленные арабы, армяне и другие народы, которых там очень много на государственном уровне провозглашаются туристами или временными поселенцами.
Но конфликт реальности с желаниями на этом не заканчивается. Галахическими евреями оказывают не только представители всех народов мира, принявшие иудаизм, но и представители другой расы – темнокожие африканцы. Притом обозначается, что все они генетические евреи. Хотя представители другой расы едва ли могут быть генетическими представителями белокожей средиземноморской национальности. Но это никого не интересует.
И наконец еще один важнейший конфликт – ни один гражданин Израиля не может считаться галахическим, так как не может соблюдать даже половину галахических правил за счет отсутствия Храма Иерусалимского. А законы самого государства Израиль срисованы с языческого римского права и соответствуют демократическим нормам большинства западных стран. Только эти демократические нормы прямо противоречат иудаизму. Так, например, в Торе прямо говорится, что геев нужно побить камнями. В Израиле этого никто не соблюдает.
Фактически иудаизм создан под монархию и нет там никакого римского права и демократии. В Израиле же умудряться объявить себя идеологически иудейским государством - с системой управления языческого Рима.
Если все эти конфликты реальности с приятным замыслом устранить, то в Израиле установится мир навсегда.
Причем, можно просто устранить демократию - установив монархию. Так как местные арабы не понимают, почему кругом демократия, но правят только евреи. В монархии этого вопроса нет. Правит царь, он иудей, его приближенные соответственно тоже иудеи. Арабов он любит, так как они живут в его царстве, но к власти не допускает, так как правит его племя. Отсутствие власти у арабов эта ситуация объясняет. Царь же обязан заботится о подданных, либо убить их, как это делал Иисус Навин. Но в демократическом государстве все это нелогично.
Также если все галахические, то надо ими быть. То есть построить мелкий Храм рядом с Куполом скалы и Аль Акса. Там огромная площадь перед мечетью, которая арабам не особо нужна. Зачем что-то там сносить, если на этой площади можно успешно построить миниХрам. МиниХрам позволит делать жертвоприношения и освящения и позволит соответствовать статусу галахических. МиниХрам непафосно, но зато это установит здравый смысл и не потребует топтать могилы около золотых ворот.
Монарихия плюс минихрам решит кучу проблем. Также как доработать тезис, что еврей он не генетически еврей, а по религии, а уже потом генетически.
Если же идти путем римского права и демократии, то надо идти этим путем. Признать Израиль мультинациональным государством, дать арабам права наравне с евреями. Все еврейские институты и синагоги сделать просто общественными организациями. Гражданство давать независимо от национальности и религии. И создать систему, когда государство нейтрально в плане религии и национальной принадлежности.
Пока же Израиль сидит в положении не горит и не тухнет, но тлеет. Выстроили систему, которая противоречит объективной реальности и удивляются, почему в регионе постоянное напряжение.
Странный провал Юлии Самойловой.
Я по одной из специальностей музыкант и по другой культуролог. В данном номере был ужасный сценарий. Непонятная гора, которая диссонировала со сценой и с Самойловой. Ничего более уродливого представить было нельзя.
Но странно другое. Было ощущение, что Самойлова не слышала сценические мониторы. Она не попадала в ритм и фальшивила. Такое объяснить можно эффектом горы. Сценические мониторы стоят внизу сцены и направлены на артиста. Если артист стоит на сцене, то он их отлично слышит. Однако если артиста посадили на гору высотой в 6 метров, то мониторы ему слышно хуже, чем основные динамики сцены. Звук вокруг него гуляет, и артист не может попасть в такт музыки и тональность. Что и произошло с Юлией. Гора была подставой.
Я по одной из специальностей музыкант и по другой культуролог. В данном номере был ужасный сценарий. Непонятная гора, которая диссонировала со сценой и с Самойловой. Ничего более уродливого представить было нельзя.
Но странно другое. Было ощущение, что Самойлова не слышала сценические мониторы. Она не попадала в ритм и фальшивила. Такое объяснить можно эффектом горы. Сценические мониторы стоят внизу сцены и направлены на артиста. Если артист стоит на сцене, то он их отлично слышит. Однако если артиста посадили на гору высотой в 6 метров, то мониторы ему слышно хуже, чем основные динамики сцены. Звук вокруг него гуляет, и артист не может попасть в такт музыки и тональность. Что и произошло с Юлией. Гора была подставой.
Forwarded from Вопрос Дна
В Петербурге посадили номинала. Евгений Бонд, знаменитый мошенник. На ИЖС построил многоквартирные дома. Но за мошенничество осудили номинала - его жену Ирину Бонд. Так как бизнес мошенник оформил на неё. Хвала следственным органам. Номиналы основное зло. На них все оформлено. А основных мошенников искать не надо. Да мошенников и не видно - ведь все на номиналах. https://news.mail.ru/incident/33507657/
Новости Mail.Ru
Жену обидчика Малафеева арестовали в зале суда
Санкт-Петербургский горсуд отменил отсрочку приговора предпринимательнице Ирине Бонд. Мечты о свободе до 2026 года рухнули при виде конвоя.
Пока Таксивичков спит, Газелкин пиарится. Все что надо чуть чуть покоцать Газель. В данном случае под мостом дураков - пиар акция. http://www.ntv.ru/novosti/2023171/
Китайцы объявили о запуске собственного лунохода на Луну, для исследование обратной стороны Луны. Но фишка в том, что этот луноход разработали в бюро Рокад в Санкт-Петербурге. Рокад частное НИИ, созданное выходцами из Трансмаша. И в нем заложены основы советского лунохода. И естественно сами кииайцы про Рокад не расскажут и наши СМИ также.