За время, проведенное в "Кенигсбергской области", при старте экспедиции "КП" автостопом от Калининграда до Владивостока, чего только не было! В итоге собрали целый фильм.

Пробираюсь автостопом на восток. Все идет так странно, что даже не загадываю - что дальше будет. https://www.kp.ru/daily/27470.5/4676667/

Путешествие автостопом через всю студеную Россию "Калининград-Владивосток".... Если кто-то считает, что экспедиция засиделась в Калининграде, то таким умникам скажу откровенно. Не сдерживаясь. Прямо в лицо.
Вы правы.
Хотя, жалко. Сколько еще не рассказано…
Вот стоим, мы, к примеру, на набережной Советска – мужики в Немане рыбу ловят. На том берегу Евросоюз. Литовский берег. Ни военных, ни колючей проволоки. Как будто угодили в СССР. В Литве мужики глядят на поплавок. И наши глядят. Европейцы с пивком (знаю, литовцев, в этом деле они наши люди). И наши - с фляжкой. А между ними всего лишь Неман, руку протяни.
- И пожми. – сказал во мне пацифист. Осторожно оглядываюсь.
Ваня тут как тут. Бдит. Ворчит, что это иллюзия, что на том берегу живут вымирающие п..сы, а на нашем - нормальные люди. И то, что их домики симпатичнее – тоже иллюзия. «Потому что главное, Ворсобин, не комфорт, не «потреблядство» (во, как!), а душа…
Вяло переругиваясь, мы час стояли на выезде. И нам не остановил батюшка. Проехал святой отец в пустой машине мимо…
- Да как так-то?! – растерялся Ваня… А потом долго молчал. Думал.
Нас словно кто-то вел за руку. Неожиданно попадаем в монастырь, где знакомимся с настоятельницей матушкой Елизаветой. Она поставила монастырь в чистом поле – сначала женский, потом мужской, потом православную деревню, потом целый, простите, христианский колхоз – с полями, теплицами, страусиной фермой. С самым высоким в Европе 25-метровым крестом.
Как это может быть под силу одному человеку? – думал я, разглядываю эту православную бизнес-империю.
- У меня был сон – рассказывает мне матушка, - мне говорят - поднимись, и подойди к Богу. А я отказалась. (голос срывается). Ответила: «Я не согласна».
Настоятельница прячет глаза. Слезы.
- На следующий день ко мне приходит человек с предложением купить здесь дачный домик. Я поняла - это был знак. Я отдала свой дом в Калининграде церкви и приехала. Пустыня, грязь, трава выше человеческого роста, дороги нет. Мы начали строить. Не знаю, как. Я только знаю, что все здесь построила Божья Матерь…
Рассказываю матушке Елизавете о нашей экспедиции. О цели понять народ, понять людей…
Смотрит ласково. Мол, вот, дитя неразумное.
- Любимый, - улыбается, - поймите себя. И все станет понятно. Каждый человек – индивидуальность, он личность перед Богом. И каждый несет свой крест. Кто-то с ропотом, кто-то с благодарностью. Начни с себя!
- Но народ же существует… - говорю растерянно.
- А что такое народ? Народ сегодня повернули туда – он туда… И бежит огромной толпой в ад. Народ был и во времена, когда мы были дикарями, и сейчас. И если каждый из нас не изменится, не научится жить, не пройдет тот путь, который проходил Христос, все останется так же, как было и до Ноева потопа, и после - мы всегда в состоянии войны..
- Жалко людей…
- Жалко. – соглашается Елизавета, - До слез жалко.

Сегодня ехал, как король. И дальнобойщик рассказывал мне о каком то «блогере», который доехал на электричках до Владивостока…

Псковская область. Городок с наркологическим названием Дно и его фирменные декорации. Уверен - при появлении в городе журналистов, поэтов, писателей (неистовое желание найти свое Дно, чтоб его пробить, всегда отличало русского интеллигента) город становится серым. И унылым. Чтоб москвичи не разочаровались.
Хотели хтони? Вот вам хтонь!
Для убедительности пошел мелкий дождь, небо старательно затянулось тучами. А Ваня, поежившись, сообщил (ему с готовностью доложили местные), что неподалеку притаились деревни Язва, Тупицы и лишь недавно исчезли Суки. Кроме того, Дно уже второй год удерживает звание самого матерящегося города России (оставив позади Анапу и Москву). Что даже цензурная речь здесь изощренна. В ходу старорусское «блякотун» (болтун), и «пиздрик» (недовольный жизнью человек).
Последним словом я был потрясен. И очарован. Как точны древние псковцы-скобари! И как мудры дновцы! Будем честны -каждый из нас в минуту душевной слабости и уныния - банальный пиздрик.
Опустил руки? Пиздрик. Сдался? Пиздрик. Ноешь, что бессилен и от тебя ничего не зависит? Дважды пиздрик, да еще и блякотун!...
И накрепко. В самые аналы Дно поместил великий поэт Маршак. У вокзала даже стоит памятник его собаке. И «вылитые в граните» строчки:
Но только раздался звонок,
Удрал из вагона щенок.
Хватились на станции Дно:
Потеряно место одно.
В испуге считают багаж:
Диван,
Чемодан,
Саквояж,
Картина,
Корзина,
Картонка…
— Товарищи! Где собачонка?
Где она еще могла потеряться? По мнению Самуила Яковлевича, только там, где затерялась эта странная Русь, в гиблом, в матерящемся Дне…

Но все-таки решили сходить в Дно.
(хотя казалось бы - зачем? Вот тебе готовый образ городка, езжай дальше).
Но пошли. Переходим мост. И тут вдруг появляется бабушка.
- Сынок, купи брусники.
- Не нужно, спасибо, - отвечаю.
А она печально:
- Вот осталась брусника, не продала. Не было людей, чтоб продать… Может, есть какая-то денежка?
- Нет, - говорю машинально. Обычное дело для живущих в крупных городах. У нас внутри автомат. Мы спешим в давке метро, смотрим сквозь людей, и на ненужные вопросы наш защитный механизм производит слово – «нет».
Но через пару кварталов встаю столбом… Оборачиваюсь. Исчезла.
Поискал – нет ее. Словно и не было.
- Вот как ты мог не помочь старушке?! – удивился я сам себе, - полтинника жалко?! Пишешь про ангелов, о взаимопомощи, добрых водителях. И тут попросили о помощи, а ты – чертов московский сноб...
Настроение рухнуло. Ничего себе – городок. Дно показало и мое дно.
Город оказался маленьким, уютным (со свежеотремонтированной улицей и даже строящимся храмом). Но закомплексованным.
С кем не поговори – у каждого свой зуб на блогеров и журналистов.
- Разве мы материмся больше всех?! – возмущался на автостанции старичок, - Б…, зло берет, когда такое читаешь. В Пскове меньше ругаются или в Москве что ль? Ты что ль, б.., не материшься?
- Матерюсь, - вздыхаю. – Бывает. Мы ж русские люди.
- Во! – торжествует, - при нашей жизни, б…, разве можно без мата?
Разговорился на эту с мужичком на улице. Витя. Велосипед к дереву Витя прислонил и спокойно курит (привилегия русской провинции – презрительно не замечать «ненужные» законы РФ). Говорит – жить можно. Работа есть, Фабрика по производству сковородок, железная дорога…
Выясняется, что даже Виктор на нашего брата обижен.
- Приехали как-то очередные блогеры насмехаться над нашим Дно, - говорит, - и поставили фото городской бани. Не понравилась им, б…, чем-то моя баня.
(Мужичок оказался ее кочегаром)
- Да, она старенькая. Но топиться дровами! А пар там какой – машет рукой, - Чудо, а не баня. А они все зубоскалят – Дно, Дно…
- Какая у вас зарплата? - спрашиваю
- 10 тысяч. Я ж не официально, - хмурится и смотрит с вызовом, - Мне хватает…
Глава Дно Михаил Шауркин, к которому я пришел с философским вопросом – «помогает ли всероссийская слава его городку?», даже не услышал меня.
Понимаю. Жду.
- Это мы то самый матерящийся город?! – в это время бурно негодовал Шауркин, - Да если вы хотите знать, дновцы – умные, порядочные и самые продвинутые в регионе!
Оказалось, количество заявок на гранты, посланных местными жителями в разные инстанции, превышает обычный уровень в разы.
- Мы первый за 17 лет многоквартирный дом построили! – выкладывает последний козырь глава, уверен, подсознательно доказывая нам, пришельцам – что нельзя снисходительно относиться Дно. Живет оно. Всем назло. Пусть с матерком, но строится…
Осмотрев сохраненные железнодорожниками старинные камни, по которым ступал Николай Второй в феврале 1917-го (говорят, именно здесь, при стоянке царского поезда, император задумчиво прогуливаясь по платформе станции Дно, принял роковое для себя решение), мы двинулись дальше…
Нас подхватил добрый МЧС-ник Юрий на стареньком Форде. Он ехал к себе в деревню, но впечатленный нашим штурмом Владивостока, решил сделать крюк
- Я вас - говорит, - высажу на самой оживленной трассе. Она федеральная. Но, учтите, это Псковская область.
- Ага! Отлично! – легкомысленно закивали мы.
Через час после высадки, мы поняли, о чем предупредил нас Юрий. Но было уже поздно. Солнце заходило за горизонт. Темнеющий лес подкрадывался все ближе… Пораженные, мы стояли посреди федеральной трассы. Мистика. Ни одной машины. Ни одной!

Журналист Володя Ворсобин отправился автостопом из Калининграда во Владивосток. С целью посмотреть, чем живёт народ. Более яркого бытоописания найти невозможно, так что рекомендую его путевые заметки к прочтению.

Они не только честные, но и местами очень смешные.

Вообще, почему Ворсобин до сих пор не пишет книги, для меня загадка - уверен, что Булгаков и Оверченко смотрят на него с литературных небес и тоже изумляются.

Надеюсь, что все ещё впереди.

Кстати, именно Ворсобин не так давно до Владивостока на электричках доехал, шумная была история.

https://yangx.top/vorsobin/593

Хорошая песня https://m.youtube.com/watch?v=E-L2JI4PRbc

Путешествие автостопом через всю студеную Россию "Калининград-Владивосток".... Псковская область. Федеральная трасса Р-56. За полчаса мимо нас проехала одна машина, и то в обратную сторону. До ближайшей деревеньки – километров 20-30, и скорее всего она вымершая.
- Пошли, друг Санчо – говорю я своему верному оруженосцу Макееву, - Придется стать веганами. Как бы сказали наши братья, северокорейцы, жуя коренья и листья, впереди Трудный Поход.
Но Ваня не трогался с места. Он восхищенно смотрел вперед. Ровная, сверкающая разметкой, лоснящаяся от вкопанных миллиардов трасса уходила в горизонт и была девственно чиста. Смотрю на часы – 16.00. Рабочий день. А тут апокалипсис. Сейчас из леса выползут зомби, и двинутся по пустынному шоссе в город…
- Разве такое возможно в Европе?! – вдруг вскричал бедный Ваня. Вспомнил ватник, что он европеец…
- Возмутительно! – соглашаюсь – Но нас предупреждали. Помнишь, напрощание МЧС-ник Юра (он нас сюда подвез) предупредил - «Осторожно, мужики, это Псковская область!»
Вот почему, подвозивший нас Юра так долго размышлял, где нас высадить. Он всю дорогу, оказывается, объяснял нам – в чем главное несчастье этих мест. Точнее, намекал. Как это водится у русских – житейскими анекдотами и новеллами.
- Вот смотри, как устроена наша жизнь – заворчал он, когда старенький «Форд» застонал от вдруг испортившейся дороги, - У каждого городка или поселка есть небольшой участок плохой дороги. Обязательно. Маленький, незаметный, два-три километра, в глухом углу – но, поверь, он всегда есть. Дорожники его хранят, лелеют, делают вид, что ремонтируют, но этот «плохой» километр на настоящий ремонт не отдадут. Для водителей мелочь, а для дорожников (усмехается в усы) – смысл существования…
Юрий – трудяга. На таких (простите за высокопарность) и держится русская глубинка. Каждые третьи сутки, утром, он едет за 70 верст из своей маленькой деревеньки в город Дно, где за 40 тысяч служит водителем МЧС. А потом возвращается в деревню, и вкалывает в поле. Водителем трактора.
- Уговорили, - сурово шевелит он усами, - Работать в поле некому.
Вакансий, говорит, в агрохолдинге – так много вакансий, что чуть не ходят по домам – уговаривают мужиков выйти в поле.
- Платят мало – киваю, так как другой причины и быть не может.
- Много, - усмехается Юрий, - Агрохолдинг у нас хороший – больше ста тысяч можно заработать с весны по осень.
- Мужики в деревне закончились?
- Это алкаши закончились. Все на кладбище. А мужики дома сидят.
- Не понимаю, - не понял Иван. – Почему сидят?
- Потому, - вздохнул Юра, - я с молодости привык работать. Мне скучно дома сидеть. А в поле, особенно механизатором, работать тяжело. Не хотят люди. Кто-то в город подался, кто-то в торговлю ушел, кто на пенсию живет…
- Вот и стоят деревни пустые, - печально посмотрел мчэ-сник, - На каждого рукастого мужика там чуть ли не молятся…
Высадил он нас у самой большой в окрестностях трассы, посмотрел на нее с сомнением : «Черт его знает. Может вам и повезет…»
Мы шли по пустой трассе (за час проехала лишь пара дальнобоев), даже сквозь холод понимая – подумаешь, проблема! Ну, отмахаем пять часов, доберемся до цивилизации, никуда не денемся.
Но настроение - ни к черту. А чему радоваться?
Под ногами железное, точнее – бетонное доказательство: исконно русский регион – почти покинули люди. Не уберегли народ. Растратили его.
И вот вам результат – пустота. И новенькие церкви, появляющиеся то здесь, то там, как обезболивание. Как психотерапия. Как кресты на кладбище.
А еще эти безжалостные дальнобои, эти дорожные пилигримы, «без роду без племени», не останавливались. Гады.
Солнце гасло.
- Заграницей что ли не так!» - по инерции защищал власть обессилевший Ваня, - Европейцы тоже вымирают!
И тут вдалеке появился легковой автомобиль…

В последние годы Чудову показалось, что жизнь налаживается. Росли зарплаты, открывались производства. Казалось еще чуть-чуть, еще каких-то пять-десять лет, и расцветет купеческий промышленный городок, когда-то обеспечивавший всю Россию спичками и ламповым стеклом. Вернутся в него уехавшие. Подтянутся инвесторы. Закрутится, развернется хорошая жизнь.
Намечалась, проклевывалась идиллия. Открывались фабрики. «Джонсон и Джонсон» - по производству бытовой химии. Наши ударно наращивали производство стекловаты. Финны делали элитную фанеру, и увозили к себе, в Европу.
Только на фанерном производстве было занято несколько тысяч человек.
Но пришли странные, полувоенные времена.
Залихорадило даже «русскую стекловату». Работают «на склад».
- Я работал на финском предприятии, - рассказывал Сергей Николаевич, ковыляя на своем «Жигуле» по разбитой дороге к той самой злосчастной гостинице, - Хорошие зарплаты, все по белому, по европейски четко. Народ, глядя, как хозяева вкладываются в производство – современные станки, новые цеха, спокойно брал кредиты, ипотеки. Это сейчас телевизор из нас дураков делает – мол, вот, балбесы. Закредитована, мол, вся Россия, а банки разжирели на народе, как вовремя не раздавленный комар.
- А чего не брать, если казалось – все надежно?! – воскликнул водитель, - Ну, правильно (машет рукой) Такая уж у нас история. Разве дадут мужику русскому спокойно поработать и пожить.
Раньше он работал на финнов. Те, помучились-помучились, попытались работать дальше, да для производства из фанеры (Сергей Николаевич произносит это слово, как профи – «фанЭра») нужен особый клей. Европа поставлять отказалась, попробовали что-то русское – не то. Фабрика остановилось. Рабочим платят две трети голого оклада. Еле хватает на кредит…
И все ждут. Вдруг что-то в мире изменится. Финны, Сергей Николаевич и все Чудово.
И только «Джонсон и Джонсон» - стойкий оловянный солдат, несмотря на все санкции и войны, только наращивает объемы.
Как? Загадка.
- Кстати, - смеется чудовец, - есть еще одна наша городская тайна. Эта дорога.
- Это не дорога, - говорю, - Это издевательство.
(предельно возможная скорость 30 километров в час, иначе, считай, подвески нет)
- Вы слишком серьезны, - замечает чудовец.
- Ворсобин вообще безнадежен – подсказывает Ваня
- Мы тут над этим просто ржем, - вздыхает водитель
Оказывается, городские власти решили проблему ремонта остроумно. Запоминайте, чиновники. Чудовское ноу-хау. Худшую в России дорогу (поверьте, это так) они просто разжаловали из «асфальтированных» в «грунтовые». И логично спросили у горожан - а зачем грунтовым ремонт?
- Гениально, - послушно рассмеялся я.
- Представляешь, какие они долбо… - вытирал слезы от смеха Сергей Николаевич.

Повезло! Дальнобой!

Украшаем серые будни долгого похода

В Екатеринбурге (в Кате - как ее называют местные) мы решились на этот эксперимент. Предупреждаем сразу - девушка не замёрзла, не простыла. Настя решила таким героическим образом помочь экспедиции, так как сама мечтает участвовать в таком путешествии. Если кто-то из обворожительных дам готов повторить этот подвиг, Ваня (художник Экспедиции) будет счастлив.

Никто из двадцати трех водителей (кроме, пожалуй, одного), подвозивших нас, не упоминал федеральную власть. Ни по имени, ни по должности, ни по матери, ни в хорошем смысле, ни в плохом. Будто живут люди на затерянном в океане острове. А власть - где-то далеко-далеко, в метрополии. И говорить о ней бессмысленно.
Вот что изменится – если абориген выскажется о королеве Англии? Ни-че-го.
А коль так – и говорить нечего. Русский человек рационален. У него каждый рубль расписан, поделен между женой, сыном, старенькой мамой и заначкой «на мотоцикл». Он не доверяет никому, только себе. И это не только опыт, тысячелетняя генетика подсказывает: никто тебе не поможет.Даже фамилию собственного губернатора русский человек вспоминает натужно, не понимая – зачем?
И когда уже я, мысленно крестясь, все-таки затаскивал русского в политические разговоры, в уверенности – должны же, черт побери, иметь свое мнение! Обнаруживалось – нет мнения. Об экономике – есть, о международных отношениях – еще какое. О своей власти – скривится, заскучает… И только о Жириновском скажет с улыбкой- прикольный был мужик! (похоже, Владимир Вольфович расшифровал-таки народ, но унес код в могилу).
Калининградский водитель коммунального грузовика даже меня спросил:
- А когда мы зависели от местной власти? Вот так, чтоб власть хорошая – и живем хорошо, плохая – и нам плохо. Нет такого. А все от того, что ни мы от власти не зависим, ни она – от нас.
И уже здесь под Новгородом, когда я продолжая «водительский» спор, сгоряча, упрекнул народ в равнодушии – мол, выходит – мы все чертовы индивидуалисты, нам плевать на общественное, каждый сам за себя, водитель «Волги», педагог техникума Виктор Михайлович, выдвинул свою версию.
- Может, это и есть главная черта русского человека, - предположил он, - В случае экстремальной ситуации он окукливается. И старается не контактировать с внешним миром. Случись какое лихолетье, он запасается продуктами и уходит в себя – хуторской метод выживания. Мир у бедного, малоимущего, закредитованного человека съеживается до семьи, детей и самых близких. Близкий круг – и есть его настоящая страна
Но при этом власть верховная императорская – не просто не оспаривается. Она как данность. Земля, дескать, круглая, а Путин – президент. Хорошо ли, что она круглая? Разве кто-то задается этим вопросом?
А если кто-то даже и подумает, вдруг, то ему тут же прилетит возмущенное – это ж опять, революции, перестройки, бардак? Тебе нужна вся эта х…?
И не оставляет варианта для другого ответа. Эта х…? Нет, конечно.
И разговор заканчивается.
На то он и закон русский - надо довериться. Просто верить.
Так и живет народ.

Разве не говорят люди о боевых действиях в Украине? О мобилизации? – конечно, спросите вы, читающие записки Экспедиции.
С подозрением – мол, чего молчим? Так что?
Удивитесь. Ничего.
Полторы недели я слушал народ. Не торопился. Долго – от водителя к водителя – пытался выяснить: не ошибаюсь ли?
Представьте. Едем. Говорим за 3-4 часа пути обо всем. Семья, дети, женщины, НЛО, анекдоты, работа, о дураке-мэре (ну, так, для для смеха), опять о работе..
Десять водителей позади. Пятнадцать.
Не говорят люди об Украине! Словно нет СВО.
Иногда мне даже казалось, что я не в 2022-м, а в 2012-м. Нет ни Крыма, ни Донбасса. Лишь единицы нечаянно тронут тему (ну, когда, уже никак не обойди, когда санкции, блокада),подойдут вплотную к реальности. И застынут. Мрачнеют. Говорят - «быстрее бы это закончилось» и уходят в себя.
И только в Новгороде водитель сам начал разговор:
- До чего же, - говорит, - мы все разные! Сестра моя – готова сама пойти на фронт. Она медработник – такие там нужны. А одноклассник, наоборот, ругает власть, на чем свет стоит. Мой старый дворовый друг пошел добровольцем. 52 года с переломанным позвоночником. У него в спине скоба стоит. Его военкомат раз завернул, два… На третий взял. Представляешь, упросил взять! Я ему – с ума сошел! А его, как подменили. Идейный. Мы с женой ломаем головы – что с Колей приключилось. С другой стороны - у него и работы нет, и кредитов много. Может поэтому?
- У жены родственник недавно с Украины вернулся, - рассказывает в Чудово охранник, с которым мы убивали тифозный дождливый вечер - Артиллерист. Я к нему – как? Что? А он спокойненько так – нормально. Воюем. Сейчас квартиру оформлю (с документами какая-то возня) и назад, на фронт, поеду. Получает 70 тысяч в месяц. Есть элитные подразделения, состоящие из офицеров и элитных спецов, тем до 200. Бойцы штурмовых бригад – 300. Говорит – если бы не начали операцию, «укры» ворвались бы на Донбасс, мол, деваться некуда. Воевать надо…
- И вот что меня удивило, - охранник задумывается - Его деловитость и спокойствие. Он собрался назад, на фронт, словно на работу… С другой стороны, я получаю 25 тысяч, а там – 60. Чего не поехать…
При слове «мобилизация» мужики не то, что нервничают. А как-то быстро говорят: «прятаться не буду». Словно это пароль. Словно, если они скажут что-то другое, то возникнет подозрение – не трус ли? А для жителей маленьких городков и деревень, пока еще важно – что соседи скажут…
- Так оно так, - усмехнулся охранник, - Вот только, если доедете до Тихвина – увидите полупустой город. У меня там теща живет – знаю. Часть мужиков мобилизовалась, другая часть – пропала куда-то…
И вздыхает.
- А что поделаешь – все мы люди…

Пикалево для истории России 21-века – город странный. Неудобный. Даже возмутительный. И одновременно - удивительно удачливый. (назвал бы еще «поучительный», но сейчас другие времена) Ему чертовски повезло! В далеком 2009 году Пикалёвский глиноземный завод Дерипаски, «Пикалёвский цемент» и «Пикалёвская сода», живущие в городе душа в душу, вдруг рассорились из-за цен. «Глинозем» посчитал, что он отдает сырье под цемент за гроши и вполне способен производить его сам. И остановил производство «на перепрофилирование». Так демарш Дерипаски парализовал город. Начались массовые сокращения… Обычная, типовая, скучная русская история, обычно незаметная. Сколько заводов и фабрик так закрылось в России? Тысячи. Рабочим говорят – вон. Они и идут. Что сделаешь? Но Олег Дерипаске не повезло. Потому что в 1985 году в Пикалево из Североморска переехала Светлана Антропова. Сейчас она улыбчивая, добродушная пенсионерка, которую, правда, до сих пор побаиваются власти. Работала на заводе, потом выбрали главой профсоюза.
Сначала миллиардеры относились к Антроповой с сотоварищами, как обычно. То есть никак.
Все попытки профсоюза добиться аудиенции у Дерипаски, вызывали удивление. Такая наглость…
- Он даже говорить с нами не хотел, - вспоминает Антропова, - а его подчиненные разводили руками. Мол, никаких компромиссов – «папа не хочет». А у нас на заводе даже шахтную печь выключили, а это значит - все. 2,5 тысяч человек выброшены на улицу . Мы на одном из совещаний подкинули Путину записку. Путин прочитал...
В те дни Пикалево бурлило. Профсоюз организовывал митинги рабочих, на которые выходил весь город. От чего паралич разбил и местные власти. С одной стороны, они понимали – люди правы (полицейские не провели ни единого задержания – потому что и в их семьях уволенные рабочие), с другой – что скажет Москва? Попытки, как утешить народ «гуманитаркой», еще больше взбесило мужиков. До сих пор по городу ходят рассказы о коробках просроченных конфет, которыми им присылали вместо зарплаты чиновники.
- Приезжала милиция, выносила предупреждения. – вспоминает Антропова, - Подписываешь, что не будешь нарушила закон. Я и не нарушала. Митинги санкционированные.
Ну, а потом, рабочие не сдержались. Перекрыли трассу. И тут у федеральной власти терпение лопнуло. Миллиардеров вызвали на ковер. И ликующий город встретил Путина.
- Путин чуть ли не заставил Дерипаску встретиться с нами, - вспоминает Антропова, - Пришел к нам сам Олег Владимирович. Сел. И молчит. Я у него спрашиваю: «Олег Владимирович, вы знали, как жили ваши работники, когда вы им не платили зарплату?» Головой помотал. Сказать ему, похоже, не позволяло эго…
- Не люблю, - сказал Дерипаска, - профсоюзы. И всё.
- Ну, и не люби! – улыбнулась бывшая глава профсоюза, и мне показалось - в ее глазах сверкнул металл.
Хэппи-енд истории общеизвестен. На глазах у победившего профкома и под присмотром Путина, Дерипаска подписывает «капитуляцию», сохраняющую статус-кво. (а слова «Ручку верните» - вошло в длинный список крылатых выражений президента) Предприятия снова запустились, люди вернулись на работу. А «Пикалево» - стало у бизнеса словом нарицательным. Что-то вроде «не буди лихо».
Сейчас с заводами вроде бы, порядок. Никаких увольнений – наоборот, не хватает рабочих рук. Вакансий много.
- Пикалевский урок выучен? – спросил я у отчаянной профсоюзницы.
- Стоило бы, - вздохнула она, - Он прост - заботиться надо о людях. Думать не только о том, что это «мои деньги, мой бизнес», а понимать - за богатством твоим люди стоят. И они могут оказать сопротивление. Ведь говорят про нашу армию - если будем показывать свою силу, с нами будут считаться. И договариваться. Так и с нами, рабочими. Да и зачем, иначе, нужен профсоюз?

https://www.kp.ru/video/908309/

На улице Владимира Сунгоркина в Хабаровске построят новые дома