Ворсобин
Украшаем серые будни долгого похода
В Екатеринбурге (в Кате - как ее называют местные) мы решились на этот эксперимент. Предупреждаем сразу - девушка не замёрзла, не простыла. Настя решила таким героическим образом помочь экспедиции, так как сама мечтает участвовать в таком путешествии. Если кто-то из обворожительных дам готов повторить этот подвиг, Ваня (художник Экспедиции) будет счастлив.
Никто из двадцати трех водителей (кроме, пожалуй, одного), подвозивших нас, не упоминал федеральную власть. Ни по имени, ни по должности, ни по матери, ни в хорошем смысле, ни в плохом. Будто живут люди на затерянном в океане острове. А власть - где-то далеко-далеко, в метрополии. И говорить о ней бессмысленно.
Вот что изменится – если абориген выскажется о королеве Англии? Ни-че-го.
А коль так – и говорить нечего. Русский человек рационален. У него каждый рубль расписан, поделен между женой, сыном, старенькой мамой и заначкой «на мотоцикл». Он не доверяет никому, только себе. И это не только опыт, тысячелетняя генетика подсказывает: никто тебе не поможет.Даже фамилию собственного губернатора русский человек вспоминает натужно, не понимая – зачем?
И когда уже я, мысленно крестясь, все-таки затаскивал русского в политические разговоры, в уверенности – должны же, черт побери, иметь свое мнение! Обнаруживалось – нет мнения. Об экономике – есть, о международных отношениях – еще какое. О своей власти – скривится, заскучает… И только о Жириновском скажет с улыбкой- прикольный был мужик! (похоже, Владимир Вольфович расшифровал-таки народ, но унес код в могилу).
Калининградский водитель коммунального грузовика даже меня спросил:
- А когда мы зависели от местной власти? Вот так, чтоб власть хорошая – и живем хорошо, плохая – и нам плохо. Нет такого. А все от того, что ни мы от власти не зависим, ни она – от нас.
И уже здесь под Новгородом, когда я продолжая «водительский» спор, сгоряча, упрекнул народ в равнодушии – мол, выходит – мы все чертовы индивидуалисты, нам плевать на общественное, каждый сам за себя, водитель «Волги», педагог техникума Виктор Михайлович, выдвинул свою версию.
- Может, это и есть главная черта русского человека, - предположил он, - В случае экстремальной ситуации он окукливается. И старается не контактировать с внешним миром. Случись какое лихолетье, он запасается продуктами и уходит в себя – хуторской метод выживания. Мир у бедного, малоимущего, закредитованного человека съеживается до семьи, детей и самых близких. Близкий круг – и есть его настоящая страна
Но при этом власть верховная императорская – не просто не оспаривается. Она как данность. Земля, дескать, круглая, а Путин – президент. Хорошо ли, что она круглая? Разве кто-то задается этим вопросом?
А если кто-то даже и подумает, вдруг, то ему тут же прилетит возмущенное – это ж опять, революции, перестройки, бардак? Тебе нужна вся эта х…?
И не оставляет варианта для другого ответа. Эта х…? Нет, конечно.
И разговор заканчивается.
На то он и закон русский - надо довериться. Просто верить.
Так и живет народ.
Вот что изменится – если абориген выскажется о королеве Англии? Ни-че-го.
А коль так – и говорить нечего. Русский человек рационален. У него каждый рубль расписан, поделен между женой, сыном, старенькой мамой и заначкой «на мотоцикл». Он не доверяет никому, только себе. И это не только опыт, тысячелетняя генетика подсказывает: никто тебе не поможет.Даже фамилию собственного губернатора русский человек вспоминает натужно, не понимая – зачем?
И когда уже я, мысленно крестясь, все-таки затаскивал русского в политические разговоры, в уверенности – должны же, черт побери, иметь свое мнение! Обнаруживалось – нет мнения. Об экономике – есть, о международных отношениях – еще какое. О своей власти – скривится, заскучает… И только о Жириновском скажет с улыбкой- прикольный был мужик! (похоже, Владимир Вольфович расшифровал-таки народ, но унес код в могилу).
Калининградский водитель коммунального грузовика даже меня спросил:
- А когда мы зависели от местной власти? Вот так, чтоб власть хорошая – и живем хорошо, плохая – и нам плохо. Нет такого. А все от того, что ни мы от власти не зависим, ни она – от нас.
И уже здесь под Новгородом, когда я продолжая «водительский» спор, сгоряча, упрекнул народ в равнодушии – мол, выходит – мы все чертовы индивидуалисты, нам плевать на общественное, каждый сам за себя, водитель «Волги», педагог техникума Виктор Михайлович, выдвинул свою версию.
- Может, это и есть главная черта русского человека, - предположил он, - В случае экстремальной ситуации он окукливается. И старается не контактировать с внешним миром. Случись какое лихолетье, он запасается продуктами и уходит в себя – хуторской метод выживания. Мир у бедного, малоимущего, закредитованного человека съеживается до семьи, детей и самых близких. Близкий круг – и есть его настоящая страна
Но при этом власть верховная императорская – не просто не оспаривается. Она как данность. Земля, дескать, круглая, а Путин – президент. Хорошо ли, что она круглая? Разве кто-то задается этим вопросом?
А если кто-то даже и подумает, вдруг, то ему тут же прилетит возмущенное – это ж опять, революции, перестройки, бардак? Тебе нужна вся эта х…?
И не оставляет варианта для другого ответа. Эта х…? Нет, конечно.
И разговор заканчивается.
На то он и закон русский - надо довериться. Просто верить.
Так и живет народ.
Разве не говорят люди о боевых действиях в Украине? О мобилизации? – конечно, спросите вы, читающие записки Экспедиции.
С подозрением – мол, чего молчим? Так что?
Удивитесь. Ничего.
Полторы недели я слушал народ. Не торопился. Долго – от водителя к водителя – пытался выяснить: не ошибаюсь ли?
Представьте. Едем. Говорим за 3-4 часа пути обо всем. Семья, дети, женщины, НЛО, анекдоты, работа, о дураке-мэре (ну, так, для для смеха), опять о работе..
Десять водителей позади. Пятнадцать.
Не говорят люди об Украине! Словно нет СВО.
Иногда мне даже казалось, что я не в 2022-м, а в 2012-м. Нет ни Крыма, ни Донбасса. Лишь единицы нечаянно тронут тему (ну, когда, уже никак не обойди, когда санкции, блокада),подойдут вплотную к реальности. И застынут. Мрачнеют. Говорят - «быстрее бы это закончилось» и уходят в себя.
И только в Новгороде водитель сам начал разговор:
- До чего же, - говорит, - мы все разные! Сестра моя – готова сама пойти на фронт. Она медработник – такие там нужны. А одноклассник, наоборот, ругает власть, на чем свет стоит. Мой старый дворовый друг пошел добровольцем. 52 года с переломанным позвоночником. У него в спине скоба стоит. Его военкомат раз завернул, два… На третий взял. Представляешь, упросил взять! Я ему – с ума сошел! А его, как подменили. Идейный. Мы с женой ломаем головы – что с Колей приключилось. С другой стороны - у него и работы нет, и кредитов много. Может поэтому?
- У жены родственник недавно с Украины вернулся, - рассказывает в Чудово охранник, с которым мы убивали тифозный дождливый вечер - Артиллерист. Я к нему – как? Что? А он спокойненько так – нормально. Воюем. Сейчас квартиру оформлю (с документами какая-то возня) и назад, на фронт, поеду. Получает 70 тысяч в месяц. Есть элитные подразделения, состоящие из офицеров и элитных спецов, тем до 200. Бойцы штурмовых бригад – 300. Говорит – если бы не начали операцию, «укры» ворвались бы на Донбасс, мол, деваться некуда. Воевать надо…
- И вот что меня удивило, - охранник задумывается - Его деловитость и спокойствие. Он собрался назад, на фронт, словно на работу… С другой стороны, я получаю 25 тысяч, а там – 60. Чего не поехать…
При слове «мобилизация» мужики не то, что нервничают. А как-то быстро говорят: «прятаться не буду». Словно это пароль. Словно, если они скажут что-то другое, то возникнет подозрение – не трус ли? А для жителей маленьких городков и деревень, пока еще важно – что соседи скажут…
- Так оно так, - усмехнулся охранник, - Вот только, если доедете до Тихвина – увидите полупустой город. У меня там теща живет – знаю. Часть мужиков мобилизовалась, другая часть – пропала куда-то…
И вздыхает.
- А что поделаешь – все мы люди…
С подозрением – мол, чего молчим? Так что?
Удивитесь. Ничего.
Полторы недели я слушал народ. Не торопился. Долго – от водителя к водителя – пытался выяснить: не ошибаюсь ли?
Представьте. Едем. Говорим за 3-4 часа пути обо всем. Семья, дети, женщины, НЛО, анекдоты, работа, о дураке-мэре (ну, так, для для смеха), опять о работе..
Десять водителей позади. Пятнадцать.
Не говорят люди об Украине! Словно нет СВО.
Иногда мне даже казалось, что я не в 2022-м, а в 2012-м. Нет ни Крыма, ни Донбасса. Лишь единицы нечаянно тронут тему (ну, когда, уже никак не обойди, когда санкции, блокада),подойдут вплотную к реальности. И застынут. Мрачнеют. Говорят - «быстрее бы это закончилось» и уходят в себя.
И только в Новгороде водитель сам начал разговор:
- До чего же, - говорит, - мы все разные! Сестра моя – готова сама пойти на фронт. Она медработник – такие там нужны. А одноклассник, наоборот, ругает власть, на чем свет стоит. Мой старый дворовый друг пошел добровольцем. 52 года с переломанным позвоночником. У него в спине скоба стоит. Его военкомат раз завернул, два… На третий взял. Представляешь, упросил взять! Я ему – с ума сошел! А его, как подменили. Идейный. Мы с женой ломаем головы – что с Колей приключилось. С другой стороны - у него и работы нет, и кредитов много. Может поэтому?
- У жены родственник недавно с Украины вернулся, - рассказывает в Чудово охранник, с которым мы убивали тифозный дождливый вечер - Артиллерист. Я к нему – как? Что? А он спокойненько так – нормально. Воюем. Сейчас квартиру оформлю (с документами какая-то возня) и назад, на фронт, поеду. Получает 70 тысяч в месяц. Есть элитные подразделения, состоящие из офицеров и элитных спецов, тем до 200. Бойцы штурмовых бригад – 300. Говорит – если бы не начали операцию, «укры» ворвались бы на Донбасс, мол, деваться некуда. Воевать надо…
- И вот что меня удивило, - охранник задумывается - Его деловитость и спокойствие. Он собрался назад, на фронт, словно на работу… С другой стороны, я получаю 25 тысяч, а там – 60. Чего не поехать…
При слове «мобилизация» мужики не то, что нервничают. А как-то быстро говорят: «прятаться не буду». Словно это пароль. Словно, если они скажут что-то другое, то возникнет подозрение – не трус ли? А для жителей маленьких городков и деревень, пока еще важно – что соседи скажут…
- Так оно так, - усмехнулся охранник, - Вот только, если доедете до Тихвина – увидите полупустой город. У меня там теща живет – знаю. Часть мужиков мобилизовалась, другая часть – пропала куда-то…
И вздыхает.
- А что поделаешь – все мы люди…
Пикалево для истории России 21-века – город странный. Неудобный. Даже возмутительный. И одновременно - удивительно удачливый. (назвал бы еще «поучительный», но сейчас другие времена) Ему чертовски повезло! В далеком 2009 году Пикалёвский глиноземный завод Дерипаски, «Пикалёвский цемент» и «Пикалёвская сода», живущие в городе душа в душу, вдруг рассорились из-за цен. «Глинозем» посчитал, что он отдает сырье под цемент за гроши и вполне способен производить его сам. И остановил производство «на перепрофилирование». Так демарш Дерипаски парализовал город. Начались массовые сокращения… Обычная, типовая, скучная русская история, обычно незаметная. Сколько заводов и фабрик так закрылось в России? Тысячи. Рабочим говорят – вон. Они и идут. Что сделаешь? Но Олег Дерипаске не повезло. Потому что в 1985 году в Пикалево из Североморска переехала Светлана Антропова. Сейчас она улыбчивая, добродушная пенсионерка, которую, правда, до сих пор побаиваются власти. Работала на заводе, потом выбрали главой профсоюза.
Сначала миллиардеры относились к Антроповой с сотоварищами, как обычно. То есть никак.
Все попытки профсоюза добиться аудиенции у Дерипаски, вызывали удивление. Такая наглость…
- Он даже говорить с нами не хотел, - вспоминает Антропова, - а его подчиненные разводили руками. Мол, никаких компромиссов – «папа не хочет». А у нас на заводе даже шахтную печь выключили, а это значит - все. 2,5 тысяч человек выброшены на улицу . Мы на одном из совещаний подкинули Путину записку. Путин прочитал...
В те дни Пикалево бурлило. Профсоюз организовывал митинги рабочих, на которые выходил весь город. От чего паралич разбил и местные власти. С одной стороны, они понимали – люди правы (полицейские не провели ни единого задержания – потому что и в их семьях уволенные рабочие), с другой – что скажет Москва? Попытки, как утешить народ «гуманитаркой», еще больше взбесило мужиков. До сих пор по городу ходят рассказы о коробках просроченных конфет, которыми им присылали вместо зарплаты чиновники.
- Приезжала милиция, выносила предупреждения. – вспоминает Антропова, - Подписываешь, что не будешь нарушила закон. Я и не нарушала. Митинги санкционированные.
Ну, а потом, рабочие не сдержались. Перекрыли трассу. И тут у федеральной власти терпение лопнуло. Миллиардеров вызвали на ковер. И ликующий город встретил Путина.
- Путин чуть ли не заставил Дерипаску встретиться с нами, - вспоминает Антропова, - Пришел к нам сам Олег Владимирович. Сел. И молчит. Я у него спрашиваю: «Олег Владимирович, вы знали, как жили ваши работники, когда вы им не платили зарплату?» Головой помотал. Сказать ему, похоже, не позволяло эго…
- Не люблю, - сказал Дерипаска, - профсоюзы. И всё.
- Ну, и не люби! – улыбнулась бывшая глава профсоюза, и мне показалось - в ее глазах сверкнул металл.
Хэппи-енд истории общеизвестен. На глазах у победившего профкома и под присмотром Путина, Дерипаска подписывает «капитуляцию», сохраняющую статус-кво. (а слова «Ручку верните» - вошло в длинный список крылатых выражений президента) Предприятия снова запустились, люди вернулись на работу. А «Пикалево» - стало у бизнеса словом нарицательным. Что-то вроде «не буди лихо».
Сейчас с заводами вроде бы, порядок. Никаких увольнений – наоборот, не хватает рабочих рук. Вакансий много.
- Пикалевский урок выучен? – спросил я у отчаянной профсоюзницы.
- Стоило бы, - вздохнула она, - Он прост - заботиться надо о людях. Думать не только о том, что это «мои деньги, мой бизнес», а понимать - за богатством твоим люди стоят. И они могут оказать сопротивление. Ведь говорят про нашу армию - если будем показывать свою силу, с нами будут считаться. И договариваться. Так и с нами, рабочими. Да и зачем, иначе, нужен профсоюз?
Сначала миллиардеры относились к Антроповой с сотоварищами, как обычно. То есть никак.
Все попытки профсоюза добиться аудиенции у Дерипаски, вызывали удивление. Такая наглость…
- Он даже говорить с нами не хотел, - вспоминает Антропова, - а его подчиненные разводили руками. Мол, никаких компромиссов – «папа не хочет». А у нас на заводе даже шахтную печь выключили, а это значит - все. 2,5 тысяч человек выброшены на улицу . Мы на одном из совещаний подкинули Путину записку. Путин прочитал...
В те дни Пикалево бурлило. Профсоюз организовывал митинги рабочих, на которые выходил весь город. От чего паралич разбил и местные власти. С одной стороны, они понимали – люди правы (полицейские не провели ни единого задержания – потому что и в их семьях уволенные рабочие), с другой – что скажет Москва? Попытки, как утешить народ «гуманитаркой», еще больше взбесило мужиков. До сих пор по городу ходят рассказы о коробках просроченных конфет, которыми им присылали вместо зарплаты чиновники.
- Приезжала милиция, выносила предупреждения. – вспоминает Антропова, - Подписываешь, что не будешь нарушила закон. Я и не нарушала. Митинги санкционированные.
Ну, а потом, рабочие не сдержались. Перекрыли трассу. И тут у федеральной власти терпение лопнуло. Миллиардеров вызвали на ковер. И ликующий город встретил Путина.
- Путин чуть ли не заставил Дерипаску встретиться с нами, - вспоминает Антропова, - Пришел к нам сам Олег Владимирович. Сел. И молчит. Я у него спрашиваю: «Олег Владимирович, вы знали, как жили ваши работники, когда вы им не платили зарплату?» Головой помотал. Сказать ему, похоже, не позволяло эго…
- Не люблю, - сказал Дерипаска, - профсоюзы. И всё.
- Ну, и не люби! – улыбнулась бывшая глава профсоюза, и мне показалось - в ее глазах сверкнул металл.
Хэппи-енд истории общеизвестен. На глазах у победившего профкома и под присмотром Путина, Дерипаска подписывает «капитуляцию», сохраняющую статус-кво. (а слова «Ручку верните» - вошло в длинный список крылатых выражений президента) Предприятия снова запустились, люди вернулись на работу. А «Пикалево» - стало у бизнеса словом нарицательным. Что-то вроде «не буди лихо».
Сейчас с заводами вроде бы, порядок. Никаких увольнений – наоборот, не хватает рабочих рук. Вакансий много.
- Пикалевский урок выучен? – спросил я у отчаянной профсоюзницы.
- Стоило бы, - вздохнула она, - Он прост - заботиться надо о людях. Думать не только о том, что это «мои деньги, мой бизнес», а понимать - за богатством твоим люди стоят. И они могут оказать сопротивление. Ведь говорят про нашу армию - если будем показывать свою силу, с нами будут считаться. И договариваться. Так и с нами, рабочими. Да и зачем, иначе, нужен профсоюз?
Дорога из Ленинградской области в Вологодскую была веселой. Наконец, вышло солнце, а в такие дни, заметил, наши водители склонны демонстрировать что-то вроде оптимизма.
Конечно, русского разлива. Ворчание мужика становится добродушным. Потом – искрометным. И вот уже очередная реинкарнация Михаила Задорнова «режет» житейский анекдот
- Вон там, моя деревня – тычет Денис ( «Лада») . – На бумаге газифицированная, на деле – полсела топит дровами. 20 тысяч стоит машина дров. А их еще наколоть надо… Возмутилась деревня. Газовики то, перерыли все вокруг для своих труб, а газа-то нет.
Денис рассказывает, а сам смеется. Странно. Обычная история. Даже скучная…
- И тут врывается в нашу деревню Валуев, - вдруг переходит к развязке Денис, - Боксер-великан из Госдумы. Ругается. Ехал с охоты, провалился в траншею. Ходит этот гигант по нашей деревне, и как Годзилла кричит - «я тот самый Валуев». Требует, чтоб машину его вытащили. А деревенские только скалятся (смеется) – мол, а че не он сам? Разве он джип не поднимет? Депутат здоровый. Наши МЧС-ники вытащили все-таки, когда он нормально попросил…
Еще один оптимист на «Ладе-Гранте». Тоже Денис. Говорит - навещал отца в Питере, возвращается в Вологду. Был женат на высокопоставленной местной чиновнице. В итоге за пару часов пути, мы узнали о вологодском режиме все.
- Главный смысл существования любой областной администрации составление отчетов для Москвы и написание речей губернатора., - учил нас Денис, - И хотя этим занимаются сразу несколько отделов и добрая половина сотрудников, болваны халтурят. Берут старый отчет (или речь) переставляют абзацы, чуть меняют цифры, и отправляют наверх.
Но однажды система дала сбой
- Подъезжаю я как-то к Вологде, и вижу - апокалипсис. Дикие пробки. Всю строительную технику выгнали на улицы. Бегу домой – жена рассказывает: сочинили, мол, очередной доклад для Москвы о состоянии дорог. Точнее – переписали старый. Как это делают во многих регионах – мол, все отлично, поступательно… А Кремль возьми, да и пришли ревизора. Тот по-тихому походил, посмотрел, и докладывает наверх – врут. Скандал. Губернатору звонок – как так? И губеру, бедолаге, пришлось весь город приводить в соответствие с липовым докладом. Чуть ли не за сутки.
Пораженные современным вариантом гоголевского «Ревизора» (а если, действительно, есть на Руси институт тайных посланников – и мыкаются они сейчас по России – по «пятерочкам», по грошовым гостиницам, по проселочным дорогам, сидят на лавочках со старушками, пьют с мужиками в гаражах горькую, чтоб только узнать – врет губер Москве или не врет?), мы въезжаем в Вологду.
Конечно, русского разлива. Ворчание мужика становится добродушным. Потом – искрометным. И вот уже очередная реинкарнация Михаила Задорнова «режет» житейский анекдот
- Вон там, моя деревня – тычет Денис ( «Лада») . – На бумаге газифицированная, на деле – полсела топит дровами. 20 тысяч стоит машина дров. А их еще наколоть надо… Возмутилась деревня. Газовики то, перерыли все вокруг для своих труб, а газа-то нет.
Денис рассказывает, а сам смеется. Странно. Обычная история. Даже скучная…
- И тут врывается в нашу деревню Валуев, - вдруг переходит к развязке Денис, - Боксер-великан из Госдумы. Ругается. Ехал с охоты, провалился в траншею. Ходит этот гигант по нашей деревне, и как Годзилла кричит - «я тот самый Валуев». Требует, чтоб машину его вытащили. А деревенские только скалятся (смеется) – мол, а че не он сам? Разве он джип не поднимет? Депутат здоровый. Наши МЧС-ники вытащили все-таки, когда он нормально попросил…
Еще один оптимист на «Ладе-Гранте». Тоже Денис. Говорит - навещал отца в Питере, возвращается в Вологду. Был женат на высокопоставленной местной чиновнице. В итоге за пару часов пути, мы узнали о вологодском режиме все.
- Главный смысл существования любой областной администрации составление отчетов для Москвы и написание речей губернатора., - учил нас Денис, - И хотя этим занимаются сразу несколько отделов и добрая половина сотрудников, болваны халтурят. Берут старый отчет (или речь) переставляют абзацы, чуть меняют цифры, и отправляют наверх.
Но однажды система дала сбой
- Подъезжаю я как-то к Вологде, и вижу - апокалипсис. Дикие пробки. Всю строительную технику выгнали на улицы. Бегу домой – жена рассказывает: сочинили, мол, очередной доклад для Москвы о состоянии дорог. Точнее – переписали старый. Как это делают во многих регионах – мол, все отлично, поступательно… А Кремль возьми, да и пришли ревизора. Тот по-тихому походил, посмотрел, и докладывает наверх – врут. Скандал. Губернатору звонок – как так? И губеру, бедолаге, пришлось весь город приводить в соответствие с липовым докладом. Чуть ли не за сутки.
Пораженные современным вариантом гоголевского «Ревизора» (а если, действительно, есть на Руси институт тайных посланников – и мыкаются они сейчас по России – по «пятерочкам», по грошовым гостиницам, по проселочным дорогам, сидят на лавочках со старушками, пьют с мужиками в гаражах горькую, чтоб только узнать – врет губер Москве или не врет?), мы въезжаем в Вологду.
Прошу прощение за паузу. Наше путешествие «КП» с Иваном Макеевым по России автостопом продолжается. Теперь публикация Журнала Экспедиции будет непрерывной. Скажу ответственно - это стоит почитать.
Поехали…
Северный маршрут Экспедиции – Новгородчина, Ленинградчина, Вологодчина – мы спланировали не от большого ума. Прочертить бы маршрут южнее, увильнуть от морозов… Но вместо солнца мы выбрали ад, лед и пыхтящие лесовозы Русского Севера…
И когда нас спрашивают – «зачем упрямо карабкаться на север, чтоб упасть камнем вниз (Пермь-Екатеринбург), а потом уже кубарем – (Красноярск-Иркутск)?», я, взрослый (наверное) человек, пожимаю плечами.
Весь этот маршрут - для Тотьмы и Великого Устюга.
И даже не спрашивайте – зачем? Не знаю!
Подсознание русского человека – чистая достоевщина. Иди, пойми его.
Чего только русский народ не сотворил, не натворил. А все – как ребенок. Тянется к чуду. К Рен-тв, к теленовостям...
Кто русский без мифа и без сказки? Немец.
Мы тоже хороши - едем в загадочную Тотьму. В город-игрушку, затерянную у речки Сухона.
Даже в Вологде-где-где (народ здесь, кстати, почти не «окает» - видно, съела МАсква вологодское «О») те места считаются непонятными.
Медвежий угол. Мало туристов. Почти нет людей – десять тысяч жителей.
И при этом три действующих церкви, семь музеев и два театра.
И вообще, говорят, все в Тотьме как-то не так. Странно…
Поехали…
Северный маршрут Экспедиции – Новгородчина, Ленинградчина, Вологодчина – мы спланировали не от большого ума. Прочертить бы маршрут южнее, увильнуть от морозов… Но вместо солнца мы выбрали ад, лед и пыхтящие лесовозы Русского Севера…
И когда нас спрашивают – «зачем упрямо карабкаться на север, чтоб упасть камнем вниз (Пермь-Екатеринбург), а потом уже кубарем – (Красноярск-Иркутск)?», я, взрослый (наверное) человек, пожимаю плечами.
Весь этот маршрут - для Тотьмы и Великого Устюга.
И даже не спрашивайте – зачем? Не знаю!
Подсознание русского человека – чистая достоевщина. Иди, пойми его.
Чего только русский народ не сотворил, не натворил. А все – как ребенок. Тянется к чуду. К Рен-тв, к теленовостям...
Кто русский без мифа и без сказки? Немец.
Мы тоже хороши - едем в загадочную Тотьму. В город-игрушку, затерянную у речки Сухона.
Даже в Вологде-где-где (народ здесь, кстати, почти не «окает» - видно, съела МАсква вологодское «О») те места считаются непонятными.
Медвежий угол. Мало туристов. Почти нет людей – десять тысяч жителей.
И при этом три действующих церкви, семь музеев и два театра.
И вообще, говорят, все в Тотьме как-то не так. Странно…
Скажу сразу – я не мистик. Ваня - тем более (он вообще экземпляр редкий, не до конца изученный - ватник-атеист), но приближение Тотьмы чувствовалось. Сначала нас приютила бригада строителей. Едут мрачные. Заказов, мол, нет. Раньше строили богатые бани в Подмосковье, а теперь перебиваются ерундой.
- Перестали люди строиться, - говорят. – Отсюда и с лесом беда. Спросите, мол, любого хозяина лесопилки – подтвердит…
Следующий автостоп. Перед нами… хозяин лесопилки. Совпадение – отмахиваюсь.
- Стоим, почти не работаем – говорит хозяин, - Ждем, когда страну уже «отпустит». Или с Европой снова получится контакт – и туда лес пойдет. Или с Китаем договорятся. Пока же тупик. Не туда, не сюда. И народ это быстро усек. Семьей люди занялись. Домой вернулись мужики. И рады даже. Хотя, казалось, бы деньги потеряли. Да, спросите тут любого, кто вернулся с вахт…
- Только вернулся домой с вахт Якутии, - говорит, к нашему ужасу, следующий «пойманный» рабочий Николай - Теперь уезжать из семьи смысла нет – на местных стройках платят 400 рублей в час, 80 тысяч в месяц, на вахте – 120 тысяч, но без выходных… (и так, кстати, утверждают многие бывшие вахтовики – длинный рубль из-за жадности работодателей, теперь жалок, съежился.)
- Наконец-то, я дома – улыбается, - Всех денег не заработаешь! Экономлю теперь. Лишних денег стараюсь не тратить – только хлеб, молоко и на детей.
Новый автостоп.
- Сейчас мы поймаем молоковоз – предсказал я, - или грузовик, перевозящий хлеб. Или детей.
Остановилась «Газель».
- Хлеб? – спрашиваю.
- Молоко, - говорит Илья.
- Понятно – киваю, - Забавно тут у вас. Чудеса. И леший, наверное, бродит…
А Илья уже рассказывал типичную историю возвращения обнищавшего мужика из-за кризиса в семью. И действительно – без жадности. С радостью. Мол, денег поменьше, зато раньше месяцами дома не был, а теперь – продукты по магазинам развез, а вечером – за семейный стол.
- У меня дома банда - двое пацанов, - говорит, - Пять и семь лет. Эти разбойники, оказывается (в голосе неподдельное удивление вечного командирочного) из жены веревки вьют. Она им слово – они ей пять. Теперь в семье порядок. При мне пацаны – ни одного лишнего слова. Телефоны в руки не берут. Как шелковые…
- Бьете? – вырвалось у меня.
- Конечно, бью - смотрит удивленно, - А вы нет?
Завязался разговор на грани УК. Илья проповедовал, что иначе с мальчиками нельзя, что кто его самого только не наказывал – отец, дедушка и ничего, нормальным человеком стал. Я, как положено, гуманитарию, смущенно вздыхал, закатывал глаза и сомневался. И думал – вот для кого Мизулина-старшая отстаивает принцип «невмешательства государства в семью», практически упразднив «семейное насилие»? Ну, дал ремня, мужик детям. Один раз. В месяц. Ему, что – уголовку шить? Вот приедет бригада ювенальных прокуроров в вологодскую деревню, выяснять, кому дали ремня. И возмутится деревня – как это не бить детей? Как это растить их небитыми? Да тот же Илья не поймет. Посмотрит, как сейчас, невинно на прокурора и спросит: «А вы ребенка не ударили, что ль? Ни разу?» И будет прав. А стыдно станет всем. Кроме, конечно, Ильи и, наверное, Мизулиной…
В итоге, Илья свернул налево, а мы остались в привычной беспросветной тьме. Иван нашел на карте деревню, где нам следовало бороться за жизнь, колотясь в калитки. Но у меня было предчувствие - в пазле не хватало одной детали. Дети. В ночи вспыхнули аварийные огни. Мы кинулись к ним…
И точно. Хозяин «Шевроле» (фото) Василий остановился в ночи. Случайно. Осмотреть колесо. С женой. И! С дочкой и сыном. Ах, же Тотьма!
- Ну, конечно, дети! –идиотски воскликнул я, вынырнув из тьмы.
Но семья оказалась храброй. И доброй. Нас все равно взяли.
И действительно - Тотьма рождественской открыткой блестела в лунном серебре только выпавшего снега. Первый нарком просвещения РСФСР Луначарский, побывавший здесь в ссылке, писал:
«Тотьма — очаровательный, узорный городок, с церквами в стиле рококо… Я вспоминаю ее как какую-то зимнюю сказочку, какую-то декорацию для «Снегурочки».
- Перестали люди строиться, - говорят. – Отсюда и с лесом беда. Спросите, мол, любого хозяина лесопилки – подтвердит…
Следующий автостоп. Перед нами… хозяин лесопилки. Совпадение – отмахиваюсь.
- Стоим, почти не работаем – говорит хозяин, - Ждем, когда страну уже «отпустит». Или с Европой снова получится контакт – и туда лес пойдет. Или с Китаем договорятся. Пока же тупик. Не туда, не сюда. И народ это быстро усек. Семьей люди занялись. Домой вернулись мужики. И рады даже. Хотя, казалось, бы деньги потеряли. Да, спросите тут любого, кто вернулся с вахт…
- Только вернулся домой с вахт Якутии, - говорит, к нашему ужасу, следующий «пойманный» рабочий Николай - Теперь уезжать из семьи смысла нет – на местных стройках платят 400 рублей в час, 80 тысяч в месяц, на вахте – 120 тысяч, но без выходных… (и так, кстати, утверждают многие бывшие вахтовики – длинный рубль из-за жадности работодателей, теперь жалок, съежился.)
- Наконец-то, я дома – улыбается, - Всех денег не заработаешь! Экономлю теперь. Лишних денег стараюсь не тратить – только хлеб, молоко и на детей.
Новый автостоп.
- Сейчас мы поймаем молоковоз – предсказал я, - или грузовик, перевозящий хлеб. Или детей.
Остановилась «Газель».
- Хлеб? – спрашиваю.
- Молоко, - говорит Илья.
- Понятно – киваю, - Забавно тут у вас. Чудеса. И леший, наверное, бродит…
А Илья уже рассказывал типичную историю возвращения обнищавшего мужика из-за кризиса в семью. И действительно – без жадности. С радостью. Мол, денег поменьше, зато раньше месяцами дома не был, а теперь – продукты по магазинам развез, а вечером – за семейный стол.
- У меня дома банда - двое пацанов, - говорит, - Пять и семь лет. Эти разбойники, оказывается (в голосе неподдельное удивление вечного командирочного) из жены веревки вьют. Она им слово – они ей пять. Теперь в семье порядок. При мне пацаны – ни одного лишнего слова. Телефоны в руки не берут. Как шелковые…
- Бьете? – вырвалось у меня.
- Конечно, бью - смотрит удивленно, - А вы нет?
Завязался разговор на грани УК. Илья проповедовал, что иначе с мальчиками нельзя, что кто его самого только не наказывал – отец, дедушка и ничего, нормальным человеком стал. Я, как положено, гуманитарию, смущенно вздыхал, закатывал глаза и сомневался. И думал – вот для кого Мизулина-старшая отстаивает принцип «невмешательства государства в семью», практически упразднив «семейное насилие»? Ну, дал ремня, мужик детям. Один раз. В месяц. Ему, что – уголовку шить? Вот приедет бригада ювенальных прокуроров в вологодскую деревню, выяснять, кому дали ремня. И возмутится деревня – как это не бить детей? Как это растить их небитыми? Да тот же Илья не поймет. Посмотрит, как сейчас, невинно на прокурора и спросит: «А вы ребенка не ударили, что ль? Ни разу?» И будет прав. А стыдно станет всем. Кроме, конечно, Ильи и, наверное, Мизулиной…
В итоге, Илья свернул налево, а мы остались в привычной беспросветной тьме. Иван нашел на карте деревню, где нам следовало бороться за жизнь, колотясь в калитки. Но у меня было предчувствие - в пазле не хватало одной детали. Дети. В ночи вспыхнули аварийные огни. Мы кинулись к ним…
И точно. Хозяин «Шевроле» (фото) Василий остановился в ночи. Случайно. Осмотреть колесо. С женой. И! С дочкой и сыном. Ах, же Тотьма!
- Ну, конечно, дети! –идиотски воскликнул я, вынырнув из тьмы.
Но семья оказалась храброй. И доброй. Нас все равно взяли.
И действительно - Тотьма рождественской открыткой блестела в лунном серебре только выпавшего снега. Первый нарком просвещения РСФСР Луначарский, побывавший здесь в ссылке, писал:
«Тотьма — очаровательный, узорный городок, с церквами в стиле рококо… Я вспоминаю ее как какую-то зимнюю сказочку, какую-то декорацию для «Снегурочки».
И я даже на мгновение поверил – вот она древняя Тотьма. И что «недалеко от города лежит монастырь, куда можно ездить на санях сквозь серебряные зимние леса и где дают хлеб, квас и уху, каких я ни до, ни после никогда не едал…»
MAK_5442.JPG
10.8 MB
Кстати, это очень странные оладьи. В 300 км от Вологда, на повороте к Тотьме, есть маленькое кафе. Сюда едут специально, чтобы их съесть...
Тотьма – всегда была странным городком. И я даже не о названии.
(По преданию Петр, обнаружив этот город ночью, вскрикнул – «То тьма». Но название, на самом деле, древнее, финно-угорское - что, моему мордовскому сердцу, приятно).
Начнем с того, что два века назад – здесь, посреди среднерусской возвышенности, стоял – не поверите - «тихоокеанский порт». Местные купцы снаряжали корабли и шли по речке Сухона в Калифорнию. По рекам, по суше (волоком), по океану, экспедиции доходили до американских берегов и привозили в Тотьму драгоценную пушнину и даже.. индейских жен.
На деньги мореплавателей строились храмы, монастыри, открывались ремесленные училища. Скоро Тотьму стали называть городом студентов, а привычка Государя ссылать сюда смутьянов (в большинстве - писателей) превратила ее в культурный центр.
Советская власть попыталась, конечно, уничтожить аномалию. Но все попытки застроить центр типовыми домами встретили такое яростное сопротивление общественности (прежде всего научной), что Москва отступила.
- Они успели построить вот эту улицу, - рассказывает директор тотемского музейного объединения Алексей Новоселов, грустно указывая на торчащие, словно гвоздь в иконе, кирпичные трехэтажки, - но мы пытаемся это убожество как-то спрятать – рисунками, орнаментами.
Описывать Тотьму, как рассказывать о молитве. Глупо.
Пока, перенесенный машиной времени из 19-го века в 21-й городок, еще не разведан массовым туристом. Именно из-за отчаянного желания горожан сохранить свою Родину, Тотьма в списке особо ценных исторических городов России, сохранивших большую часть старинной застройки.
По словам директора музея Новоселова, местной молодежи даже приходится… захватывать здания, лишь бы не дать их снести.
- Так наши тотьмичи стали европейскими сквоттерами – серьезно рассказывает Новоселов, - Захватили дом. А потом выиграли два президентских гранта.
- Как так, - изумляюсь, - Ваших доморощенных сквоттеров не арестовали? Не оштрафовали? А дали грант?
Новоселов внимательно осмотрел меня сквозь профессорские очки, как европеец - азиата.
- Мэр предупредил по-честному – на следующий год дом снесут. Если, мол, вы знаете, что делать, действуете. Мы и захватили. Не дожидаясь юридического оформления, провели субботник, и тем самым дали понять – не отдадим. Теперь там культурный центр и сувенирная лавка.
Так, говорит Новоселов, и городскую набережную построили. Бригаду проектировщиков с помощью фонда Тимченко привезли, и мэрия сдалась - согласилась.
- В глубинке есть ощущение – что мы никому не нужны. – рассуждает директор музея, - На самом деле – если есть инициативные люди, то и деньги появляются. И хотя составить грантовую заявку, как книгу написать, мы научились. Восемь проектов на подходе.
Скоро разгул фольклорной революции в Тотьме заставил местную власть сдать юным музейщикам – самое святое, самое неприкосновенное, что у нее есть – СИЗО.
Древние казематы, помнящие Иосифа Сталина (он приходил сюда отмечаться у жандармов), тысячи репрессированных, уголовников, а теперь вот и нас - экспедицию «КП».
Там, где еще год назад сидели арестанты, теперь готовится экспозиция очень странного музея в очень странном городе. Где на десять тысяч жителей - семь музеев и два театра. Причем между театрами идет жесткая конкуренция – за актеров, за постановки, за каждого зрителя.
- Что такое Тотьма? У каждого свой ответ. – задумывается Новоселов, - Может, еще со времен наших мореходов, тотьмичи знают – никто за них ничего не сделает. Только сами…
(По преданию Петр, обнаружив этот город ночью, вскрикнул – «То тьма». Но название, на самом деле, древнее, финно-угорское - что, моему мордовскому сердцу, приятно).
Начнем с того, что два века назад – здесь, посреди среднерусской возвышенности, стоял – не поверите - «тихоокеанский порт». Местные купцы снаряжали корабли и шли по речке Сухона в Калифорнию. По рекам, по суше (волоком), по океану, экспедиции доходили до американских берегов и привозили в Тотьму драгоценную пушнину и даже.. индейских жен.
На деньги мореплавателей строились храмы, монастыри, открывались ремесленные училища. Скоро Тотьму стали называть городом студентов, а привычка Государя ссылать сюда смутьянов (в большинстве - писателей) превратила ее в культурный центр.
Советская власть попыталась, конечно, уничтожить аномалию. Но все попытки застроить центр типовыми домами встретили такое яростное сопротивление общественности (прежде всего научной), что Москва отступила.
- Они успели построить вот эту улицу, - рассказывает директор тотемского музейного объединения Алексей Новоселов, грустно указывая на торчащие, словно гвоздь в иконе, кирпичные трехэтажки, - но мы пытаемся это убожество как-то спрятать – рисунками, орнаментами.
Описывать Тотьму, как рассказывать о молитве. Глупо.
Пока, перенесенный машиной времени из 19-го века в 21-й городок, еще не разведан массовым туристом. Именно из-за отчаянного желания горожан сохранить свою Родину, Тотьма в списке особо ценных исторических городов России, сохранивших большую часть старинной застройки.
По словам директора музея Новоселова, местной молодежи даже приходится… захватывать здания, лишь бы не дать их снести.
- Так наши тотьмичи стали европейскими сквоттерами – серьезно рассказывает Новоселов, - Захватили дом. А потом выиграли два президентских гранта.
- Как так, - изумляюсь, - Ваших доморощенных сквоттеров не арестовали? Не оштрафовали? А дали грант?
Новоселов внимательно осмотрел меня сквозь профессорские очки, как европеец - азиата.
- Мэр предупредил по-честному – на следующий год дом снесут. Если, мол, вы знаете, что делать, действуете. Мы и захватили. Не дожидаясь юридического оформления, провели субботник, и тем самым дали понять – не отдадим. Теперь там культурный центр и сувенирная лавка.
Так, говорит Новоселов, и городскую набережную построили. Бригаду проектировщиков с помощью фонда Тимченко привезли, и мэрия сдалась - согласилась.
- В глубинке есть ощущение – что мы никому не нужны. – рассуждает директор музея, - На самом деле – если есть инициативные люди, то и деньги появляются. И хотя составить грантовую заявку, как книгу написать, мы научились. Восемь проектов на подходе.
Скоро разгул фольклорной революции в Тотьме заставил местную власть сдать юным музейщикам – самое святое, самое неприкосновенное, что у нее есть – СИЗО.
Древние казематы, помнящие Иосифа Сталина (он приходил сюда отмечаться у жандармов), тысячи репрессированных, уголовников, а теперь вот и нас - экспедицию «КП».
Там, где еще год назад сидели арестанты, теперь готовится экспозиция очень странного музея в очень странном городе. Где на десять тысяч жителей - семь музеев и два театра. Причем между театрами идет жесткая конкуренция – за актеров, за постановки, за каждого зрителя.
- Что такое Тотьма? У каждого свой ответ. – задумывается Новоселов, - Может, еще со времен наших мореходов, тотьмичи знают – никто за них ничего не сделает. Только сами…