Отцы пустынники и жены непорочны,
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня збне примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
1836 г.
А. Пушкин - Лирические циклы
Иллюстрации - Э. Х. Насибулин
Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
Сложили множество божественных молитв;
Но ни одна из них меня не умиляет,
Как та, которую священник повторяет
Во дни печальные Великого поста;
Всех чаще мне она приходит на уста
И падшего крепит неведомою силой:
Владыко дней моих! дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня збне примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
1836 г.
А. Пушкин - Лирические циклы
Иллюстрации - Э. Х. Насибулин
СНЕГ НА ТРАВЕ • легендарный двухтомник Юрия Борисовича Норштейна об искусстве мультипликации
Первый том посвящен Цапле и журавлю, Сказке сказок и, конечно, Ежику в тумане, почти весь второй том — Шинели. Рассказ Юрия Борисовича о своих творениях, как всегда, получился многослойным и вышел далеко за рамки его произведений.
Этот двухтомник, а также книги «Ежик в тумане» и «Лиса и заяц», сувенирную продукцию с кадрами из мультфильмов (постеры, открытки, жикле, раскадровки) можно купить в нашем магазине на набережной реки Мойки, 32.
🔥 А 30 января в 16.00 приглашаем на автограф-сессию режиссера!
Приходите в наш магазин на набережной реки Мойки, 32 (Музей печати) за именным автографом!
❗️Автограф-сессия продлится полтора часа.
Цитаты из книги о Шинели:
«Выдающиеся экранизации (слово неточное), как правило, получаются по прозе, которая либо не завершена, либо не доведена до сильного литературного результата. Хорошую же прозу режиссер должен суметь привести к притчеобразной форме. Если режиссер начинает следить за каждой подробностью экранизируемого текста, он становится его пленником.
Необходима первоначальная режиссура литературного текста, который надо снижать, упрощать, чтобы получить результат. Я сейчас уже не слышу звук гоголевской речи. Потому что этот звук меня убьет. Он настолько мощный, что не даст мне свободы. Свободу даст ее пересказ. Поэтому я должен свести текст Шинели к пересказу.
И потом я должен перевести литературу в первичную материю и делать этот фильм всей своей жизнью. Только тогда текст станет ступенью к фильму, но не его основой. Во всяком случае, для меня на сегодня это так.
...
Шинель - величайшая притча, глава, не вошедшая в Библию. Такой подход освобождает от буквокопательства, от желания каждую запятую переносить на экран. Прилежность копииста слова уничтожит твою свободу. Только и останется, что стоять на коленях и целовать край сюртука. Да добро бы еще суконного - бронзового! Только губы приморозит, оборвет, окровавит.
Шинель невероятно трудна для кино. Предвидь я все катастрофы, ожидающие нас впереди, вряд ли затащил бы себя на эту территорию. Но что делать? Двигаться можно только вперед. Слева скала, справа пропасть. Не развернёшься, тропа узкая. Остается одно - вперед. И конца дороги не видно
Мне кажется, что Шинель вызывает чувство стыда.
Стыда за то, что один человек не хочет понять чувства другого, переживания другого.
И вдруг, когда он их понимает, ему становится стыдно за свою собственную жизнь. Чувство собственного преувеличенного достоинства, самонадеянности, собственного превосходства на самом деле не возвышает человека, а рассыпает. В пыль, в порошок. Хотя его тело продолжает быть, разговаривать, потреблять пищу, наслаждаться властью. И в тот момент, когда пробуждается чувство стыда за свою фальшивую жизнь, за то, что ты когда-то оскорбил другого человека, который был меньше тебя, менее значителен, в этот момент ты растешь как личность. Тут дело даже не в том, что вот я кого-то оскорбил. Конечно, у каждого из нас полным-полно грехов, и нужно помнить, что они есть и в твоей жизни. И что ты раскаиваешься в этом.
...
Мне кажется, что Шинель вызывает чувство стыда.
Стыда за то, что один человек не хочет понять чувства другого, переживания другого. И вдруг, когда он их понимает, ему становится стыдно за свою собственную жизнь. Чувство собственного преувеличенного достоинства, самонадеянности, собственного превосходства на самом деле не возвышает человека, а рассыпает. В пыль, в порошок. Хотя его тело продолжает быть, разговаривать, потреблять пищу, наслаждаться властью. И в тот момент, когда пробуждается чувство стыда за свою фальшивую жизнь, за то, что ты когда-то оскорбил другого человека, который был меньше тебя, менее значителен, в этот момент ты растешь как личность. Тут дело даже не в том, что вот я кого-то оскорбил. Конечно, у каждого из нас полным-полно грехов, и нужно помнить, что они есть и в твоей жизни. И что ты раскаиваешься в этом».
Первый том посвящен Цапле и журавлю, Сказке сказок и, конечно, Ежику в тумане, почти весь второй том — Шинели. Рассказ Юрия Борисовича о своих творениях, как всегда, получился многослойным и вышел далеко за рамки его произведений.
Этот двухтомник, а также книги «Ежик в тумане» и «Лиса и заяц», сувенирную продукцию с кадрами из мультфильмов (постеры, открытки, жикле, раскадровки) можно купить в нашем магазине на набережной реки Мойки, 32.
🔥 А 30 января в 16.00 приглашаем на автограф-сессию режиссера!
Приходите в наш магазин на набережной реки Мойки, 32 (Музей печати) за именным автографом!
❗️Автограф-сессия продлится полтора часа.
Цитаты из книги о Шинели:
«Выдающиеся экранизации (слово неточное), как правило, получаются по прозе, которая либо не завершена, либо не доведена до сильного литературного результата. Хорошую же прозу режиссер должен суметь привести к притчеобразной форме. Если режиссер начинает следить за каждой подробностью экранизируемого текста, он становится его пленником.
Необходима первоначальная режиссура литературного текста, который надо снижать, упрощать, чтобы получить результат. Я сейчас уже не слышу звук гоголевской речи. Потому что этот звук меня убьет. Он настолько мощный, что не даст мне свободы. Свободу даст ее пересказ. Поэтому я должен свести текст Шинели к пересказу.
И потом я должен перевести литературу в первичную материю и делать этот фильм всей своей жизнью. Только тогда текст станет ступенью к фильму, но не его основой. Во всяком случае, для меня на сегодня это так.
...
Шинель - величайшая притча, глава, не вошедшая в Библию. Такой подход освобождает от буквокопательства, от желания каждую запятую переносить на экран. Прилежность копииста слова уничтожит твою свободу. Только и останется, что стоять на коленях и целовать край сюртука. Да добро бы еще суконного - бронзового! Только губы приморозит, оборвет, окровавит.
Шинель невероятно трудна для кино. Предвидь я все катастрофы, ожидающие нас впереди, вряд ли затащил бы себя на эту территорию. Но что делать? Двигаться можно только вперед. Слева скала, справа пропасть. Не развернёшься, тропа узкая. Остается одно - вперед. И конца дороги не видно
Мне кажется, что Шинель вызывает чувство стыда.
Стыда за то, что один человек не хочет понять чувства другого, переживания другого.
И вдруг, когда он их понимает, ему становится стыдно за свою собственную жизнь. Чувство собственного преувеличенного достоинства, самонадеянности, собственного превосходства на самом деле не возвышает человека, а рассыпает. В пыль, в порошок. Хотя его тело продолжает быть, разговаривать, потреблять пищу, наслаждаться властью. И в тот момент, когда пробуждается чувство стыда за свою фальшивую жизнь, за то, что ты когда-то оскорбил другого человека, который был меньше тебя, менее значителен, в этот момент ты растешь как личность. Тут дело даже не в том, что вот я кого-то оскорбил. Конечно, у каждого из нас полным-полно грехов, и нужно помнить, что они есть и в твоей жизни. И что ты раскаиваешься в этом.
...
Мне кажется, что Шинель вызывает чувство стыда.
Стыда за то, что один человек не хочет понять чувства другого, переживания другого. И вдруг, когда он их понимает, ему становится стыдно за свою собственную жизнь. Чувство собственного преувеличенного достоинства, самонадеянности, собственного превосходства на самом деле не возвышает человека, а рассыпает. В пыль, в порошок. Хотя его тело продолжает быть, разговаривать, потреблять пищу, наслаждаться властью. И в тот момент, когда пробуждается чувство стыда за свою фальшивую жизнь, за то, что ты когда-то оскорбил другого человека, который был меньше тебя, менее значителен, в этот момент ты растешь как личность. Тут дело даже не в том, что вот я кого-то оскорбил. Конечно, у каждого из нас полным-полно грехов, и нужно помнить, что они есть и в твоей жизни. И что ты раскаиваешься в этом».
Вот как разлетались произведения Аретино в Париже в XVI веке 📚😄
«Знавал я в Париже одного книгоиздателя-венецианца по имени мессир Бернардо (он приходился родственником великому Альду Мануцию из Венеции): он держал лавку на улице Сен-Жак и однажды в разговоре клятвенно заверил меня, что менее чем за год продал более полусотни двухтомников Аретино множеству женатых и холостых людей, мужчин и даже женщин, из коих назвал мне трех весьма знатных дам, чьи имена я здесь, конечно, не раскрою; они самолично купили эти книги в самых роскошных переплетах, взяв с хозяина клятву не выдавать их; однако мне он проговорился — более того, рассказал, что некая дама спросила у него такую точно книгу, какую видела она в руках одной из вышеупомянутых особ; он отвечал ей: «Signora, si, e peggio»*, и тотчас она, вынув деньги, закупила все до одного экземпляры по бешеной цене».
(Брантом «Галантные дамы»)
В XXI веке интерес к Аретино также достаточно высок, ведь тираж наших «Рассуждений» уже давно раскуплен. «Рассуждения» — самая прославленная книга Аретино, дерзкая эротическая сатира на современные нравы, она приобрела скандальную известность и за непристойность была включена в список запрещенных Ватиканом изданий. Но именно это произведение принесло Аретино европейскую славу и стало признанной классикой мировой литературы.
Хорошая новость — в продаже еще есть нумерованные экземпляры, а также еще одна книга Аретино: «Диалоги», — продолжение прославленных «Рассуждений», которые впервые в России опубликованы нашим издательством
«Знавал я в Париже одного книгоиздателя-венецианца по имени мессир Бернардо (он приходился родственником великому Альду Мануцию из Венеции): он держал лавку на улице Сен-Жак и однажды в разговоре клятвенно заверил меня, что менее чем за год продал более полусотни двухтомников Аретино множеству женатых и холостых людей, мужчин и даже женщин, из коих назвал мне трех весьма знатных дам, чьи имена я здесь, конечно, не раскрою; они самолично купили эти книги в самых роскошных переплетах, взяв с хозяина клятву не выдавать их; однако мне он проговорился — более того, рассказал, что некая дама спросила у него такую точно книгу, какую видела она в руках одной из вышеупомянутых особ; он отвечал ей: «Signora, si, e peggio»*, и тотчас она, вынув деньги, закупила все до одного экземпляры по бешеной цене».
(Брантом «Галантные дамы»)
В XXI веке интерес к Аретино также достаточно высок, ведь тираж наших «Рассуждений» уже давно раскуплен. «Рассуждения» — самая прославленная книга Аретино, дерзкая эротическая сатира на современные нравы, она приобрела скандальную известность и за непристойность была включена в список запрещенных Ватиканом изданий. Но именно это произведение принесло Аретино европейскую славу и стало признанной классикой мировой литературы.
Хорошая новость — в продаже еще есть нумерованные экземпляры, а также еще одна книга Аретино: «Диалоги», — продолжение прославленных «Рассуждений», которые впервые в России опубликованы нашим издательством