Ректор Гродненского государственного медицинского университета Игорь Георгиевич Жук внесен в Книгу Славы Гродно

💐Имя ректора Гродненского государственного медицинского университета, члена Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь Игоря Георгиевича Жука внесено в Книгу Славы Гродно за большой вклад в развитие медицинской науки и образования города.

💐В Книгу Славы вносятся сведения о выдающихся жителях города Гродно, внёсших значительный вклад в социально-экономическое развитие, своими подвигами и доблестным трудом прославивших город Гродно, удостоенных званий «Герой Советского Союза», «Герой Социалистического Труда» и полных кавалеров орденов Славы, Трудовой Славы.

💐От имени дружной университетской семьи сердечно поздравляем Игоря Георгиевича с высокой оценкой его многолетнего труда! Желаем крепкого здоровья и семейного благополучия, неиссякаемых сил и энергии, душевного равновесия и гармонии, терпения и признания со стороны коллег!Спасибо Вам за преданное служение благородному делу!

Билборды Гродно

Размышляя над фразой «Патриота может воспитать только патриот!»:

скажи мне, кто твой дед, и я скажу тебе, кто ты.

#лонгрид 
   
     ТРИФОНОВ МОСТ

       В церкви новорожденного окрестили Трифоном, а дед, по обычаю, окунув топор в ведро с водкой и бережно обернув в домотканую денюжку, торжественно, как реликвию, положил под голову внуку – произвёл его в продолжатели ремесла. С незапамятных времён этот обряд свято соблюдался в роду потомственных плотников и стал ритуалом посвящения в мастеровые. Отныне суждено руке Трифона «сростись» с топорищем, как срослась с ним плотницкая династия Боковых. Отменные мастера, говорили про них, отродясь топора из рук не выпускают.
      Трифону смолоду ремесло пришлось по душе. И расцвело его призвание в строительстве мостов. И, помимо внешней привлекательности, появилось в них постепенно что-то боковского характера – были они ладно сбиты, надёжны в службе людям.
      Особое место в жизни Трифона занял мост, построенный им возле родной деревни. «Хорошо, – восхищённо говорили односельчане, – как венец на реке смотрится!».
      Да и как ему не быть венцом, если в него душа вложена. Оттого и прозвал его народ Трифоновым. Втайне радовался этому Боков, чувствовал благодарность человеческую. И она была лучшей наградой. Когда-то одно крыло Трифонова моста стояло на польской земле, а второй опиралось на белорусскую. Потом река осталась на своём месте, граница же отодвинулась на запад. Но по привычке, когда хотели сказать о Польше, говорили: «На той стороне».
      Река была лишь водным рубежом. Добрые же отношения соседей – белорусов и поляков – рубежа не имели. На той стороне сестра, муж её – поляк; на этой – брат, жена у него полька. Старики остались там, где жили, – за «польским часом». Молодые перебрались к Советам – так именовалась белорусская сторона. Попробуй разберись, где белорусы, где поляки и кто их дети. О внуках говорить не стоит.
      На польской стороне уже хозяйничали фашисты. От их зверства и горе устало. Но всё, что происходило там, болью откликалось и здесь.
      А вечером 22 июня 1941 года по Трифонову мосту прошли отступающие красноармейцы. Сердцем ощущали немой укор местных жителей.
      Трифон стоял у своего моста, провожал солдат тягостным взглядом, часто моргая выцветшими ресницами. Душили его скупые старческие слёзы. Острой болью отзывались в сердце гулкие шаги очугуневших солдатских ног по деревянному настилу моста.
      В замыкающей тройке, с трудом передвигаясь, поддерживая друг друга, в обнимку шли русский, белорус и литовец. У них на всех четыре ноги и три руки пригодных осталось. Поодиночке им уже не пройти.
      Через несколько дней по мосту, зло ворча, потоком двинулись гитлеровские тяжёлые грузовики.
      На торце бывшего сельсовета, ныне управы, фашисты вывесили специальное постановление: кто укроет красноармейца или иначе поможет ему, тот будет повешен; если будет совершено нападение на солдата великой Германии, виновные будут повешены; если виновных не удастся обнаружить, то из населения будут взяты заложники. Их повесят, если в течение 24 часов не будут указаны виновные или заподозренные; если подобное повторится, то будет взято и повешено двойное число заложников. И подпись: командующий группой армий «Центр» фон Бок.
      «Насчёт повешения здесь всё ясно, – размышлял Трифон, читая постановление, – фашист сам чего-то побаивается».
      И представился Трифону этакий отутюженный фашистик: сидит себе в кабинете и заранее предрешает исход сражения. На всё у него своя мерка. Что говорить, силён фашист в арифметике: всё подсчитал, проверил на специальной линеечку и остро заточенным фаберовским или гамеровским карандашиком записал колючими буковками итог.
      Да только часто линеечку оказывается слишком короткой, а графа очень узкой. «Корни извлекать наловчился, а в корень глядеть не можешь. – Трифон выругался, облегчил душу. – Не такой человек Иван, чтобы делать крутые виражи на малой высоте вокруг твоего, фашист, голенища. По твоим академиям война на восток ушла. А по-нашему, она в здешних лесах да болотах до победы застрянет».

Разговаривая так про себя, Трифон незаметно подошёл к своему мосту. Сам не знал, что привело его сюда.
      К вечеру поток машин спал. Гул стоял в отдалении. Мост этот сейчас был для Трифона... Да что там говорить! Будь он из золота – не пожалел бы, разрушил. А этот сотворён как будто из собственной плоти.
      Трифон смотрел в тёмную воду и спорил, будто видел в ней не своё отражение, а собеседника:
      «По нему ведь в Россию смерть возят! Вчера вон больше сотни машин пробежало. А если снаряды подсчитать да жизни подсчитать недожитые?.. Великий ты грешник, Трифон».
      «Что мост построил, людям добро сделал?!».
      «Тебе народ за то спасибо сказал. Сам ведь радовался, что мост Трифоновым назвали. Да только теперь другое время пришло. В корень, в корень смотри!». Стоял он угрюмый, погруженный в отчаяние.
      И опять привиделся Трифону отутюженный фриц, что ведёт он подсчёт: сколько штук, сколько тонн боеприпасов, сколько смертей русских перевезут по мосту завтра.
      Постановление подписал фон Бок.
      «Фон, фон! А я Трифон БОКОВ! И власть у нас не фонов, а Три-фонов. И кто из нас кому смертный приговор подписывать будет, это ещё посмотрим...».
      Не мог он забыть. Как в голове родился когда-то план однопролётного моста, с лёгкими деревянными фермами, без единого гвоздя, без единой дополнительной опоры. Сам был изыскателем, сам был конструктором, сам – строителем. А «чертежи» держал в голове. Не было тогда счёта недоспанным ночам...
      Стоял, вспоминал прошлое, и разливалось по старческому телу тепло. Но от мыслей, что завтра вновь по мосту помчится смерть на восток, снова бросало в дрожь.
      Может, сжечь? «Нет, без толку, – тут же потушат. Задержка, конечно, произойдёт. Но на всю деревню вина пасть может – тут фон боком выйдет. Надо так подстроить, будто тяжесть фашистская станет мосту не под силу, когда машины пойдут. Рухнет сам, и концы в воду».
      Как это «сконструировать», Трифона учить не надо. Где-то подпилить, там расклинить, здесь разболтать связи – план созрел мгновенно. Да только как это сделать? До моста ещё не дотронулся, а самого будто тупой пилой пополам режут.
      Темнело. Собрал мастер немудрёный свой инструмент, заткнул топор за пояс – тот, что когда-то дед под голову клал. Перекрестился, глядя на образа. Проснулась жена:
– Ты куда в такую пору? Ночь на дворе. Спи!
– Тебе спать надо. А я пошёл!
      Решился Трифон. Главное в человеке – это победа над самим собой.
      Работал он спокойно и обстоятельно, как впрочем, делал всё в жизни. Пришлось скрючиться под мостом в три погибели.
      Выдохся. Тихо.
      На дорожку, высвеченную луной на воде, снежинками падают опилки. Течение подхватывает их и уносит. Всё. Нет больше сил. Скрюченное тело пронизывает нестерпимая боль. Появился редкий, клочковатый туман, приятно потянуло прохладой. Значит, скоро утро.
      Трифон вздрогнул: до слуха донёсся рокот приближающихся машин. Заторопился. Онемевшие руки и ноги двигались с трудом. Подумал: броситься вниз, плыть по течению? Поздно!
      Первый грузовик ткнулся колёсами в настил – мост качнулся, он дрогнул, заскрипел. И вдруг тяжко прогнулся, затрещал и рухнул вместе с машиной. Вторая не успела затормозить. Юзом скользнула за первой, грохнулась в реку.
      Утром люди заметили на дне реки старый, но остро отточенный топор, который хорошо знали по всей округе. Его и положили под голову Трифону.
      Почти от рождения до самой смерти был он настоящим мастером, потомственный плотник Трифон Боков.
                     Николай Войцеховский

*Николай Войцеховский – командир партизанской бригады имени Кастуся Калиновского, действовавшей на территории Белостокской (Гродненской) области

Доброе утро всем добрым людям!

Узнаёте?

Позитивный ролик от Екатерины Тихоновой, Москва.

Для наших дорогих учителей.

Согласно белорусскому законодательству стать студентом дневной формы обучения в гражданских вузах можно и в 40 лет. И в 50. Почему нет? Успешно сдать ЦТ, пройти по конкурсу, не иметь медицинских противопоказаний и пожалуйста! Тем более, если человек очень мотивирован и целеустремлён.

Но есть на мой (и не только на мой) взгляд одна, но крайне важная особенность: в педагогику должны приходить по призванию. Чтобы не получилось, что за счёт бюджета кто-то просто кайфанул четыре года в Минске да ещё и в шикарном студенческом городке, а после окончания вуза этого кого-то и близко нельзя подпускать к детям. Потому как профнепригоден.

Красивое

Приметы приближающегося праздника