Forwarded from Модест Колеров
Социализм - единственный ответ на военную экономику. Антирыночные, антилиберальные, антикапиталистические, антиэкономические вообще, в плане своём именно военные, истребительные, имеющие своей задачей капитуляцию, подчинение, расчленение и уничтожение России санкции Запада - не оставляют России выбора. Этот выбор безальтернативен - социализм.
Каждое утро Минобороны публикует несколько героических историй с фронта. Артиллеристы, связисты, десантники, медики — солдаты и офицеры, оказавшиеся на высоте своего ратного дела, проявившие мужество и самоотверженность, сумевшие в самую трудную минуту выполнить свой долг, защитить товарищей. Многие — ценой здоровья или жизни.
Каждое утро я открываю эту сводку со смесью страха и торжественного волнения. Я ищу там знакомые лица своих давних сослуживцев. Я не знаю, там ли они, но уверен, что они хотели бы там оказаться и сделали бы своё дело как никто другой. Я открываю эту героическую сводку, одновременно хочу и не хочу увидеть там Артура-десантника, Рому-связиста, Игоря-морпеха, Артема-росгвардейца и многих многих других.
Я пока не нахожу в сводках своих друзей. Зато своих друзей, сыновей, мужей, отцов, находят там другие. И я уверен, что их сердца переполняются гордостью, хоть подчас и горькой.
Спецоперация на Украине очень быстро переросла в глобальную войну за судьбу России, и те кто сейчас сражается на фронте, борются именно за сохранение и укрепление той страны, в которой они выросли, которой они служат.
Отступление, компромисс, лицемерное примирение — всё это сейчас станет не только предательством армии, не только обесцениванием принесённых жертв, но и прямым путём к политическому и духовому поражению России. Физическое отступление под Киевом грозит перерасти в моральное отступление до Москвы и дальше, перерасти в десятилетия вынужденного покаяния, посыпания головы пеплом, самоуничижения, самоуничтожения. Мы видели эту дорогу, знаем, куда она ведёт.
Это не то будущее, за которое бьются насмерть наши солдаты. Это не то будущее, которого может хотеть тот, у кого осталась хоть крупица любви к России. Мы не имеем права допустить, чтобы это будущее стало реальностью.
Каждое утро я открываю эту сводку со смесью страха и торжественного волнения. Я ищу там знакомые лица своих давних сослуживцев. Я не знаю, там ли они, но уверен, что они хотели бы там оказаться и сделали бы своё дело как никто другой. Я открываю эту героическую сводку, одновременно хочу и не хочу увидеть там Артура-десантника, Рому-связиста, Игоря-морпеха, Артема-росгвардейца и многих многих других.
Я пока не нахожу в сводках своих друзей. Зато своих друзей, сыновей, мужей, отцов, находят там другие. И я уверен, что их сердца переполняются гордостью, хоть подчас и горькой.
Спецоперация на Украине очень быстро переросла в глобальную войну за судьбу России, и те кто сейчас сражается на фронте, борются именно за сохранение и укрепление той страны, в которой они выросли, которой они служат.
Отступление, компромисс, лицемерное примирение — всё это сейчас станет не только предательством армии, не только обесцениванием принесённых жертв, но и прямым путём к политическому и духовому поражению России. Физическое отступление под Киевом грозит перерасти в моральное отступление до Москвы и дальше, перерасти в десятилетия вынужденного покаяния, посыпания головы пеплом, самоуничижения, самоуничтожения. Мы видели эту дорогу, знаем, куда она ведёт.
Это не то будущее, за которое бьются насмерть наши солдаты. Это не то будущее, которого может хотеть тот, у кого осталась хоть крупица любви к России. Мы не имеем права допустить, чтобы это будущее стало реальностью.
Forwarded from Платон Беседин
💰На Московской бирже доллар 77 рублей. С добрым утром!
«Азовские» штучки
Сегодня мой первый день на территории проведения спецоперации, в ДНР. Удалось побывать в Мариуполе, не так далеко от завода «Азовсталь», одного из последних занятых нацистами объектов в городе. Наши военные на позициях рассказали о последних «ноу-хау» противника:
— Наживка на доброту: как бы случайно оказавшийся на позиции пожилой человек* подходит к русскому солдату и просит о помощи, говорит, что дома остался лежачий родственник или что-то в этом роде. Солдат идёт с ним несколько метров в сторону, спешит помочь, оказывается на заранее пристрелянной снайпером дороге… говорят, за последние дни так «попались» на доброту двое наших ребят.
— Грязная работа: миномет устанавливается в контейнер мусоровоза. Выстрела не видно, машина может находиться в движении практически постоянно, внешне она мало отличается от любого другого побитого войной большегруза.
*Пометка на полях: те же военные, которые рассказали мне про бабушек и дедушек, которые выводят солдат под пули, сами придумывали и оправдания: ну это те, у кого там дети и внуки в «Азове», их можно понять; у них и выбора особо нет, наверняка им угрожают, и так далее.
Сегодня мой первый день на территории проведения спецоперации, в ДНР. Удалось побывать в Мариуполе, не так далеко от завода «Азовсталь», одного из последних занятых нацистами объектов в городе. Наши военные на позициях рассказали о последних «ноу-хау» противника:
— Наживка на доброту: как бы случайно оказавшийся на позиции пожилой человек* подходит к русскому солдату и просит о помощи, говорит, что дома остался лежачий родственник или что-то в этом роде. Солдат идёт с ним несколько метров в сторону, спешит помочь, оказывается на заранее пристрелянной снайпером дороге… говорят, за последние дни так «попались» на доброту двое наших ребят.
— Грязная работа: миномет устанавливается в контейнер мусоровоза. Выстрела не видно, машина может находиться в движении практически постоянно, внешне она мало отличается от любого другого побитого войной большегруза.
*Пометка на полях: те же военные, которые рассказали мне про бабушек и дедушек, которые выводят солдат под пули, сами придумывали и оправдания: ну это те, у кого там дети и внуки в «Азове», их можно понять; у них и выбора особо нет, наверняка им угрожают, и так далее.
А такими я впервые увидел бойцов ДНР — один опытный, воюющий несколько лет, а другой недавно пришедший на фронт резервист, с винтовкой Мосина, которой, наверное, лет сто.
Из разговора с русским офицером:
— как думаете, чем все это закончится?
— а чем может закончится? До конца надо идти. Переговоры я не понимаю о чем сейчас могут быть. Вот в 45-м капитуляцию же только тогда обьявили, когда Берлин взяли. Так и тут, сначала до Львова дойти, потом в Киеве капитуляцию принимать.
— как думаете, чем все это закончится?
— а чем может закончится? До конца надо идти. Переговоры я не понимаю о чем сейчас могут быть. Вот в 45-м капитуляцию же только тогда обьявили, когда Берлин взяли. Так и тут, сначала до Львова дойти, потом в Киеве капитуляцию принимать.
Очерки с фронта: человек из мрамора (1/2)
В мой первый день в ДНР мне посчастливилось увидеть реальный, не киношный, героизм. Пока есть такие воины, не увянет и слава русского воинства.
Путь из Донецка в Мариуполь — это плавный переход от мира к войне. Хоть Донецк и под обстрелом, напряжения здесь с первого взгляда почти не чувствуется — идёт торговля, снуют машины, течёт внешне нормальная жизнь. По мере приближения к Мариуполю видно всё больше шрамов, оставленных боевыми действиями: попадается то развороченная машина, то изуродованный снарядом дом. На самом подъезде к искалеченному тяжелыми боями городу воронки от взрывов на дороге такие, что могут легко «проглотить» легковую машину. Но и там, за воронками, в покорёженном частном секторе уже возрождается жизнь — люди, не пригибаясь, ходят по своим делам, лихо выворачивают на проезжую часть мальчишки на велосипедах. Здесь еще недавно шли бои, но уже не идут, и страх, по-видимому, быстро сменился облегчением, его выместил быт, желание нормальности, привычный уклад.
Еще пять-десять минут на машине вглубь города, и от нормальной жизни не остается и следа: чернеют остовы выгоревших изнутри домов, на улицах тревожная тишина нарушается всё более частыми звуками стрельбы разных калибров. Моё ухо новичка еще не различает прилеты и вылеты снарядов, я разделяю звуки лишь на стрелковое оружие, летящие мины и всё остальное. Молодой солдат в одной со мной машине показывает товарищу: «Глянь, там три верхних этажа у дома сложились». «А нечего оттуда по нам стрелять», — хмуро отвечает тот, седоватый стройный капитан с умными и грустными глазами. Через еще пару минут мы прибыли на место — дальше на машинах нельзя, только пешком.
Мы приехали осмотреть больницу, по которой в эти дни проходит линия соприкосновения. Нас, журналистов, обещали познакомить с неким командиром, который на днях организовал эвакуацию пациентов больницы — под огнем оттуда вывезли больше 200 человек. Я ожидал небольшого интервью, возможно, рассказа о ходе боев. Короткими перебежками мы добрались до одного из корпусов больницы, охраняемой в основном резервистами ДНР, бодрыми духом, но очень усталыми людьми с невероятно архаичной экипировкой. Как только мы отдышались, откуда-то со второго этажа появился тот самый командир — высокий, здоровый, серьезный, но совсем не жесткий на вид офицер морской пехоты с позывным «Мрамор». Не отвечая ни на какие вопросы, как бы даже и не предполагая, что мы пришли пообщаться с ним, он коротко объяснил нам, каким порядком идти за ним, построил цепь и повел одному ему известно куда.
Сперва, осторожно и быстро, наша маленькая группка под предводительством Мрамора дошла до старого бомбоубежища на территории больницы — там укрылись люди, не желающие пока эвакуироваться, решившие переждать. Более 20 человек — в основном женщины и дети — ютились по абсолютно темным комнатам бомбоубежища, просили доставить им воды, спрашивали, как обстановка и когда можно надеяться на конец боев. Пока мы разговаривали с беженцами и записывали контакты тех, кому они попросили нас передать весточку, Мрамор выяснил, что тяжелобольных и раненых у них нет, эвакуироваться в ближайшее время никто не хочет. И мы двинулись дальше.
ПРОДОЛЖЕНИЕ⤵️
https://yangx.top/tretyakov_n/90
В мой первый день в ДНР мне посчастливилось увидеть реальный, не киношный, героизм. Пока есть такие воины, не увянет и слава русского воинства.
Путь из Донецка в Мариуполь — это плавный переход от мира к войне. Хоть Донецк и под обстрелом, напряжения здесь с первого взгляда почти не чувствуется — идёт торговля, снуют машины, течёт внешне нормальная жизнь. По мере приближения к Мариуполю видно всё больше шрамов, оставленных боевыми действиями: попадается то развороченная машина, то изуродованный снарядом дом. На самом подъезде к искалеченному тяжелыми боями городу воронки от взрывов на дороге такие, что могут легко «проглотить» легковую машину. Но и там, за воронками, в покорёженном частном секторе уже возрождается жизнь — люди, не пригибаясь, ходят по своим делам, лихо выворачивают на проезжую часть мальчишки на велосипедах. Здесь еще недавно шли бои, но уже не идут, и страх, по-видимому, быстро сменился облегчением, его выместил быт, желание нормальности, привычный уклад.
Еще пять-десять минут на машине вглубь города, и от нормальной жизни не остается и следа: чернеют остовы выгоревших изнутри домов, на улицах тревожная тишина нарушается всё более частыми звуками стрельбы разных калибров. Моё ухо новичка еще не различает прилеты и вылеты снарядов, я разделяю звуки лишь на стрелковое оружие, летящие мины и всё остальное. Молодой солдат в одной со мной машине показывает товарищу: «Глянь, там три верхних этажа у дома сложились». «А нечего оттуда по нам стрелять», — хмуро отвечает тот, седоватый стройный капитан с умными и грустными глазами. Через еще пару минут мы прибыли на место — дальше на машинах нельзя, только пешком.
Мы приехали осмотреть больницу, по которой в эти дни проходит линия соприкосновения. Нас, журналистов, обещали познакомить с неким командиром, который на днях организовал эвакуацию пациентов больницы — под огнем оттуда вывезли больше 200 человек. Я ожидал небольшого интервью, возможно, рассказа о ходе боев. Короткими перебежками мы добрались до одного из корпусов больницы, охраняемой в основном резервистами ДНР, бодрыми духом, но очень усталыми людьми с невероятно архаичной экипировкой. Как только мы отдышались, откуда-то со второго этажа появился тот самый командир — высокий, здоровый, серьезный, но совсем не жесткий на вид офицер морской пехоты с позывным «Мрамор». Не отвечая ни на какие вопросы, как бы даже и не предполагая, что мы пришли пообщаться с ним, он коротко объяснил нам, каким порядком идти за ним, построил цепь и повел одному ему известно куда.
Сперва, осторожно и быстро, наша маленькая группка под предводительством Мрамора дошла до старого бомбоубежища на территории больницы — там укрылись люди, не желающие пока эвакуироваться, решившие переждать. Более 20 человек — в основном женщины и дети — ютились по абсолютно темным комнатам бомбоубежища, просили доставить им воды, спрашивали, как обстановка и когда можно надеяться на конец боев. Пока мы разговаривали с беженцами и записывали контакты тех, кому они попросили нас передать весточку, Мрамор выяснил, что тяжелобольных и раненых у них нет, эвакуироваться в ближайшее время никто не хочет. И мы двинулись дальше.
ПРОДОЛЖЕНИЕ⤵️
https://yangx.top/tretyakov_n/90
Telegram
Никита Третьяков
Очерки с фронта: человек из мрамора (2/2) Часть 1
Миновав под прикрытием БМД еще три квартала, мы пришли к ничем не примечательному входу в подвал обычной хрущевки, стоящей в сотне метров от передовой. Здесь как ни в чем не бывало на костре кипятили чайник…
Миновав под прикрытием БМД еще три квартала, мы пришли к ничем не примечательному входу в подвал обычной хрущевки, стоящей в сотне метров от передовой. Здесь как ни в чем не бывало на костре кипятили чайник…
Очерки с фронта: человек из мрамора (2/2) Часть 1
Миновав под прикрытием БМД еще три квартала, мы пришли к ничем не примечательному входу в подвал обычной хрущевки, стоящей в сотне метров от передовой. Здесь как ни в чем не бывало на костре кипятили чайник и варили яйца трое мужчин. В соседнем с подвалом подъезде уже дежурили трое бойцов ДНР, по-видимому, это они сообщили Мрамору, что в подвале прячутся люди. Наша группа нырнула в подвал и обнаружила порядка пятидесяти человек, судя по внешнему виду и измождению, многие провели в этом подвале не одну неделю. Мрамор тут же принялся организовывать эвакуацию, он объяснил, что все, кто могут ходить, смогут выйти за ним, но нужно будет идти быстро по пересеченной местности, так что взять много вещей с собой не получится. Тех, кто не может ходить или ходит плохо — в подвале оказалось около десяти совсем пожилых бабушек, которые и пары шагов не могли сделать без риска упасть — вывезут на БМП, в два захода, по пять человек за раз. На сборы выделено 10 минут.
Как решить, что из накопленных за всю жизнь вещей тебе дороже всего? Сначала мир этих людей сократился от квартиры до уголка в подвале, теперь им предстояло уместить жизнь в чемодан. Сколько мы ни уговаривали, что тележки не пройдут по битому кирпичу, их всё равно брали, сколько ни убеждали, что велосипеды будет не погрузить на машину в пункте сбора, люди брали и их — на велосипед можно навьючить больше сумок.
Наконец группа, напоминающая теперь больше не цепь, а толпу, двинулась тем же путем, которым мы пришли полчаса назад. Все до единого, кроме солдат с оружием, до отказа загружены багажом. Примерно половина — пожилые и обессилевшие люди. Об ускоренном передвижении, перебежках речи быть не могло. Бахало где-то близко. Мрамор и остальные военные напряженно впивались глазами в городской ландшафт, прикрывая группу, перетекавшую из двора во двор, мучительно медленно пересекавшую хорошо простреливаемые улицы. Все дошли в целости. Это были очень долгие 22 минуты и очень длинный километр пути. «Я был удивлен, что по нам не работали» — сказал через несколько минут Мрамор. Не «хорошо что», не «повезло что», а именно «я удивлен, что не».
Убедившись, что у всех всё хорошо, и скромно попрощавшись, Мрамор, только что спасший практически с передовой полсотни мирных жителей, ушел куда-то к своим, назад в больницу. Я остался стоять с опытным офицером, помнящим еще Первую чеченскую кампанию. «Здорово, что именно таким, как он, ставят задачи по эвакуации гражданских», — наивно сказал я. «А у него сейчас и нет такой задачи. Задачи у него свои, боевые, а это — что вчера из больницы, что сегодня — это всё просто его инициатива».
Мне улыбнулась удача. В свой первый день в зоне боевых действий я увидел не ужасы и уродство человеческих душ, а настоящий, скромный, совсем не киношный героизм. Героизм человека из мрамора, который выполняет гуманитарные задачи в перерывах между выполнением задач боевых. Пока есть такие воины, как Мрамор, не увянет и слава русского воинства.
https://regnum.ru/news/polit/3559903.html
Миновав под прикрытием БМД еще три квартала, мы пришли к ничем не примечательному входу в подвал обычной хрущевки, стоящей в сотне метров от передовой. Здесь как ни в чем не бывало на костре кипятили чайник и варили яйца трое мужчин. В соседнем с подвалом подъезде уже дежурили трое бойцов ДНР, по-видимому, это они сообщили Мрамору, что в подвале прячутся люди. Наша группа нырнула в подвал и обнаружила порядка пятидесяти человек, судя по внешнему виду и измождению, многие провели в этом подвале не одну неделю. Мрамор тут же принялся организовывать эвакуацию, он объяснил, что все, кто могут ходить, смогут выйти за ним, но нужно будет идти быстро по пересеченной местности, так что взять много вещей с собой не получится. Тех, кто не может ходить или ходит плохо — в подвале оказалось около десяти совсем пожилых бабушек, которые и пары шагов не могли сделать без риска упасть — вывезут на БМП, в два захода, по пять человек за раз. На сборы выделено 10 минут.
Как решить, что из накопленных за всю жизнь вещей тебе дороже всего? Сначала мир этих людей сократился от квартиры до уголка в подвале, теперь им предстояло уместить жизнь в чемодан. Сколько мы ни уговаривали, что тележки не пройдут по битому кирпичу, их всё равно брали, сколько ни убеждали, что велосипеды будет не погрузить на машину в пункте сбора, люди брали и их — на велосипед можно навьючить больше сумок.
Наконец группа, напоминающая теперь больше не цепь, а толпу, двинулась тем же путем, которым мы пришли полчаса назад. Все до единого, кроме солдат с оружием, до отказа загружены багажом. Примерно половина — пожилые и обессилевшие люди. Об ускоренном передвижении, перебежках речи быть не могло. Бахало где-то близко. Мрамор и остальные военные напряженно впивались глазами в городской ландшафт, прикрывая группу, перетекавшую из двора во двор, мучительно медленно пересекавшую хорошо простреливаемые улицы. Все дошли в целости. Это были очень долгие 22 минуты и очень длинный километр пути. «Я был удивлен, что по нам не работали» — сказал через несколько минут Мрамор. Не «хорошо что», не «повезло что», а именно «я удивлен, что не».
Убедившись, что у всех всё хорошо, и скромно попрощавшись, Мрамор, только что спасший практически с передовой полсотни мирных жителей, ушел куда-то к своим, назад в больницу. Я остался стоять с опытным офицером, помнящим еще Первую чеченскую кампанию. «Здорово, что именно таким, как он, ставят задачи по эвакуации гражданских», — наивно сказал я. «А у него сейчас и нет такой задачи. Задачи у него свои, боевые, а это — что вчера из больницы, что сегодня — это всё просто его инициатива».
Мне улыбнулась удача. В свой первый день в зоне боевых действий я увидел не ужасы и уродство человеческих душ, а настоящий, скромный, совсем не киношный героизм. Героизм человека из мрамора, который выполняет гуманитарные задачи в перерывах между выполнением задач боевых. Пока есть такие воины, как Мрамор, не увянет и слава русского воинства.
https://regnum.ru/news/polit/3559903.html
Telegram
Никита Третьяков
Очерки с фронта: человек из мрамора (1/2)
В мой первый день в ДНР мне посчастливилось увидеть реальный, не киношный, героизм. Пока есть такие воины, не увянет и слава русского воинства.
Путь из Донецка в Мариуполь — это плавный переход от мира к войне.…
В мой первый день в ДНР мне посчастливилось увидеть реальный, не киношный, героизм. Пока есть такие воины, не увянет и слава русского воинства.
Путь из Донецка в Мариуполь — это плавный переход от мира к войне.…
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Трофейный украинский «Пион» наши везут на базу. Королевский цветок.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Лица войны. Танкист Кузнецов Александр Александрович.
Никита Третьяков
По дороге в Донецк встретили нашу технику, идущую в Мариуполь. Через две минуты после этого фото около колонны наших войск взовьется чёрный дым мощного «прилета». Надеюсь никто не пострадал.
Видел сегодня место, куда вчера прилетела эта мина, нацеленная в колонну техники ВС РФ. Недолёт, чёрная воронка на земле, метров в 15 от дороги. Скорее всего никто не пострадал.
Война с несправедливостью
Танкист ДНР рассказывает:
«Что значит когда вернулся на войну? Война с 2014 года так и не закончилась! И я все эти годы воюю. А вообще-то я шахтёр. Знаешь, когда с шахты ушёл? Когда два месяца подряд прихожу за зарплатой, а мне говорят: «Вот вам на полторы тысячи гривен меньше, ваши полторы тысячи мы перевели на нужды Майдана». То есть я там в шахте, а мои деньги на «нужды» Майдана, понимаешь?»
Танкист ДНР рассказывает:
«Что значит когда вернулся на войну? Война с 2014 года так и не закончилась! И я все эти годы воюю. А вообще-то я шахтёр. Знаешь, когда с шахты ушёл? Когда два месяца подряд прихожу за зарплатой, а мне говорят: «Вот вам на полторы тысячи гривен меньше, ваши полторы тысячи мы перевели на нужды Майдана». То есть я там в шахте, а мои деньги на «нужды» Майдана, понимаешь?»
Forwarded from Maps&Data: Карты и инфографика 🗺
🇨🇳 Все дороги ведут в Китай: Основной торговый партнер по импорту
Так, Россия в 2020 году больше всего импортировала товаров из Китая (23%), на втором месте шла Германия (11,9%) и далее Беларусь (5,8%).
Для Казахстана на первом месте была Россия (33,9%), на втором Китай (25,3%), а на третьем Южная Корея (5,7%).
Если интересны другие страны и предметы импорта, смотрите тут: oec.world
@mapsanddata
Так, Россия в 2020 году больше всего импортировала товаров из Китая (23%), на втором месте шла Германия (11,9%) и далее Беларусь (5,8%).
Для Казахстана на первом месте была Россия (33,9%), на втором Китай (25,3%), а на третьем Южная Корея (5,7%).
Если интересны другие страны и предметы импорта, смотрите тут: oec.world
@mapsanddata