НемножкОкнижка

Собственно, в опере меня зацепила сцена в корчме: в этот момент, если не плыть по течению неотразимо очаровательного сюжета, беглый Отрепьев, очевидно, ещё не должен бы внушать государственным институтам такого ужаса, чтоб ловить его в истерике: он же ещё ничего такого публично иностранным властям не заявлял?? Так почему они всполошились? Логически ведь это бы объяснялось, если б он был носителем некой тайны, или некой крови, а не жалким придурочным прожектером?
Вот мне и стало интересно, что там историческая наука говорит про личность самозванца.

Наука, как водится, умеет удивить и развлечь, а потому предлагает несколько версий:
- беглый монах Гришка Отрепьев, вон Годунов про это писал;
- беглый монах, но не Гришка Отрепьев - нет, что вы, итальянец, а что ошибки в латыни делает, так с кем не бывает;
- беглый монах, но настоящий Димитрий - малютку в своё время спасли и укрыли в монастыре, поэтому он так уверен в своих правах на престол и так спокойно ведёт себя с теми, кто знал царевича, включая царицу - ему нечего бояться разоблачения;
- то ли беглый монах, то ли не монах, но, главное, не Димитрий, а побочный сын Ивана Грозного - вот почему он уверен в своих правах на престол и бу-бу-бу см. выше, а царица приняла его, как и в большинстве версий, из смеси страха и лютой ненависти к Годунову;
- да, побочный сын, но не Ивана, а Стефана Батория, воспитанный то ли в Польше, то ли не в Польше, к которому Отрепьев прибыл с готовым предложением и всеми нужными деталями, чтобы подтвердить легенду... И так далее, и так далее.

Какая прелесть)

Мало того, что у Акунина совершенно очевидно первый Самозванец как государственный деятель вызывает симпатию и олицетворяет неиспользованный билетик на поезд, который повёз бы страну по совершенно другому маршруту, - у него и бойкая и неунывающая Марина Мнишек выглядит вполне себе королевой (а её неразборчивость в средствах трудно осуждать тем, кому контекстная реклама всё время подсовывает чтение про интриги в офисе). Лжедмитрий, кстати, Акунину до того симпатичен, что даже и историю надругательства над несчастной царевной Ксенией Годуновой он трактует как позднейший миф.

Историей Лжедмитрия чудесный акунинский томик не ограничивается, там ещё безумно увлекательно (всё таки, да простит меня многоуважаемый Григорий Шалвович, романист в нём побеждает историка) про:

- восстание Богдана Хмельницкого и про сложные отношения русских, украинцев и поляков, которые привлекали к взаимным разборкам то шведов, то крымских ханов, причём причудливо тасовавшийся расклад делал их сторонниками то одной, то другой стороны. Самое страшное в этой части - про еврейские погромы;

- восстание Стеньки Разина, на прижизненном портрете больше всего смахивающего на Александра Цекало, что теперь в принципе не даст мне возможности смотреть на знаменитого атамана прежними глазами. Тут самое страшное - даже не история его казни и доблести, - и это после общей стратегической бестолковости, - а женка Алёна, которая уже после смерти Разина возглавляла одно из формирований восставших, была схвачена, приговорена к сожжению, перекрестилась, "спокойно легла на костёр и обратилась в пепел";

- раскол и Никона, которому, по мнению Б.А., нужно было провести реформы без ажитации, нудно и постепенно, - и никакого раскола в этой альтернативной действительности бы не случилось;

- офигический характер царя Алексея Михайловича, который то спокойненько разговаривает с крыльца с бунтовщиками, то неизменно счастливо женится по любви (на второй жене, слегка всплакнув по первой, да), то устраивает себе прекрасный режим дня, то воюет и казнит, не терпя кровопролития, - короче, как кажется, находит внутри себя какую-то точку равновесия и не даёт себя с неё сбить;

👍1

74 viewsMilena Kushka, edited 10:59