Прошу прощения за долгое молчание. Спасибо, что остались с каналом. Постараюсь писать регулярно.

В связи с завершением (первого этапа?) мобилизации.

Война в природе государства. В раннем христианстве никакой единой точки зрения на возможность применения насилия не было. Ранние христиане и не могли, и не служили в армии. Но по мере роста христианства появляются прецеденты. С христианизацией же государства с неизбежностью освящается и воинская служба. Появляется концепция “справедливой войны”, а потом и «превентивной войны». Но средневековье не знало мобилизации. Война принадлежала одному из сословий, которое и было наделено властью. В античном государстве полноправный гражданин был воином; в средневековье воином был тот, кто принадлежал к правящей элите. Новое время внесло в эту систему несправедливость, через рекрутские наборы и мобилизацию бесправных и эксплуатируемых слоев. Если мы говорим о государстве социальной справедливости, то в первую очередь она должна распространяться на тех, кто служит, кто был мобилизован и ушёл добровольцем. Именно из них должна будет формироваться элита будущей России. Это наш самый ценный ресурс. Ну а вот если он будет использоваться как «пушечное мясо», то мы вполне на выходе можем получить новую революционную армию.

Лично у меня в историософской речи президента ряд пунктов вызывают вопросы.
1. Что такое многополярность в мировой капиталистической системе? Многополярность – это перманентная война до тех пор, пока вновь не определиться гегемон или не будет достигнута биполярность. Может ли многополярный мир быть стабильным в той глобальной экономической системе, в которой мы уже живём? Впрочем, нам обещали интересное десятилетие.
2. Была помянута «цветущая сложность», пусть и без прямого цитирования К.Н. Леонтьева. Но этой цветущей сложности у нас уже нет, в двадцатом веке всё было растоптано. Нам нечего сохранять, потому как для того, чтобы что-то сохранить, надо этим обладать. А вот можно ли эту самую сложность возродить, при том, что у нас фактически уничтожена народная культура? Современную отечественную культуру «цветуще сложной» уж никак не назовёшь.
3. Ну и главный вопрос. Когда мы говорим о борьбе с мировым колониализмом, с эксплуатацией униженных и оскорбленных, с ЛГБТ-движением и прочими антихристианскими вещами, то означает ли это, что мы сами уже находимся по ту сторону этого кошмара? Всё-таки надо всегда помнить слова: «Врачу исцелися сам». То есть вся эта риторика может быть воспринята всерьёз только тогда, когда она будет исходить от общества, все эти недуги преодолевшего, ну или хотя бы что-то сделавшего для своего исцеления (кстати, интересно ведь и то, что обществом, наиболее близко приблизившимся к преодолению всех этих безобразий, был Советский Союз). Но пафос президентской речи о построении социально справедливого общества без засилия педерастов во всех смыслах этого слова я, конечно, разделяю. Но означает ли это, что вместе с «радужной» культурой неолиберализма мы отвергает и его экономические принципы в том числе и в нашей стране?

По поводу миротворчества. Одна из главных трагедий наших последних тридцати лет заключается в том, что православие не сыграло той миротворческой роли, которая заповедана Церкви её Основателем. И проблема здесь не только в том, что она оказалась в полной политической зависимости от политики (ну как в чём-то справедливо замечает Кураев, епископат поддерживает тех, чей портрет висит у них в кабинете), а в том, что у современной Церкви и нет никаких механизмов влияния на власть. В средневековье власть в определенной степени получала легитимность от Церкви, сейчас она никак этими узами не связана, при том, что церковные иерархи зависят и от политиков, и от капитала. Если Церковь и может воздействовать на власть, то только через общество, которому она и должна прививать те самые традиционные, а вернее христианские ценности. Только став социальной силой голос Церкви может стать значимым. А патриотичное и гражданское общество, в свою очередь, должно регулировать секулярное государство, которое в наше глобалистское капиталистическое время всегда норовит превратиться в Левиафана. И именно сейчас такое окно возможностей открывается. Как бы не хотелось государству манипулировать обществом, оно, в эпоху кризиса, должно с ним считаться. То, что сейчас православные, причащающиеся от одной Чаши, убивают другу друга – величайшая трагедия. Но трагедия эта во многом и стала возможно через вовлечение церковных структур в политические игры. Судьба православия на Украине, печальная и подлая роль во всем этом Константинополя, бессилие и молчание нашей РПЦ – все это звенья одной цепи, которая во многом и привела к тому положению, в котором мы находимся. Нам не хватает подлинного богословия, аскетики, евангельской духовности, нам не хватает памяти о вечном, которая необходима для определения верного пути в трагическом настоящем. Нам не хватает голоса Церкви, отрешенной от следования интересам политических элит и единой с своей паствой.

И о вечной памяти. И в связи с 100-летием Азы Алибековны, пусть и с небольшим опозданием. Очень мне нравятся эти слова из «Диалектики мифа».
«В чуде есть веяние вечного прошлого, поруганного и растленного, и вот возникающего вновь чистым и светлым видением. Уничтоженное и опозоренное, оно незримо таится в душе, и вот – просыпается как непорочная юность, как чистое утро бытия. Прошедшее – не погибло. Оно стоит незабываемой вечностью и родиной. В глубине памяти веков кроются корни настоящего и питаются ими. Вечное и родное, оно, это прошедшее, стоит где-то в груди и в сердце; и мы не в силах припомнить его, как будто какая-то мелодия или какая-то картина, виденная в детстве, которая вот-вот вспомнится, но никак не вспоминается. В чуде вдруг возникает это воспоминание, возрождается память веков и обнажается вечность прошедшего, неизбывная и всегдашняя. Умной тишиной и покоем вечности веет от чуда. Это – возвращение из далеких странствий и водворение на родину. То, чем жила душа, этот шум и гам бытия, эта пустая пестрота жизни, эта порочность и гнусность самого принципа существования, – все это слетает пушинкой; и улыбаешься наивности такого бытия и жизни. И уже дается прощение, и забывается грех. И образуется как бы некая блаженная усталость плоти, и надвигается светлое утро непорочно-юного духа».

Ну и два евразийских взгляда на Лосева. Слева и справа
https://yangx.top/redeurasia/1275
https://yangx.top/zapiskitrad/292

Какова мотивация труда в коммунистических общинах, если там нет принуждения и/или денежной мотивации? Леонтьев пишет:
«В обыкновенное время многолюдная, хорошо управляемая киновия производит на посетителя успокаивающее и скорее даже веселое впечатление. В киновии унынию мало места. Взаимные примеры, обоюдное возбуждение; довольные, спокойные лица; каждый знает свое дело, у всякого свое разумно выбранное назначение. Самый вещественный из трудов облагорожен своим духовным смыслом. […] Итак, если я служу лишь одним телесным или практическим трудом на вещественные нужды киновии, я косвенно служу всей Церкви, которая есть не что иное, как земное, реализированное в общественной жизни Слово Самого Христа. Копая виноградник, я служу Христу; управляя имением, которое дает пшеницу и хлеб насущный братии монастырской, я служу Христу; еду я через моря на острова греческие покупать масло или машину для выделки того же масла дома из наших афонских олив, — переношу я бури и непогоды, торгуюсь с купцами, знакомлюсь поневоле и дружусь с мирскими людьми, волей-неволей иногда живу их жизнью, ем иногда и сплю не по-афонски, говорю иное, чем на Афоне, вижу вещи, которые меня борят и оскорбляют… Во мне теперь как будто и следа аскетизма не осталось… Я в ужасе, я каюсь, я утомлен; но воспоминание о том, что меня послал начальник, избранный братнею, ободряет и утешает меня. Вспоминая о словах игумена и о нуждах братии, я и в шумном городе, где рядом с моей комнатой играет музыка и слышны песни и пьяные крики из дома терпимости, могу, помолясь, успокоиться мыслью, что служу обители, одной из неподвижных звезд, рассеянных по миру Православному и озаряющих его».
Таким образом, Леонтьев выделяет две мотивации в демократически-социалистических обществах: солидарность, братство и сознание высокой цели. Но эти последние невозможны в рамках материализма, и поэтому демократически-социалистическое общество из недр своих, из своего «базиса» по необходимости порождает религию в «надстройке»vi. «Самый вещественный из трудов облагорожен своим духовным смыслом», что препятствует «унынию», и дарует веселие, радость, осмысленность даже при самом неприятном труде.
Итак, по Леонтьеву, внутренняя динамика капитализма ведет его к перепаду в глобальный социализм монастырского типа. И таким образом наш текст завершил переход от «рынка» к «монастырю» и в следующий раз мы уже будем заниматься монастырем напрямую. А пока завершим тематику, связанную с Леонтьевым.
Свт. Иоанн Златоуст мечтал, чтобы мир стал огромным монастырем — общиной братьев, скрепленных любовью («Я часто молил, чтоб миновалась нужда в монастырях, и настал и в городах такой добрый порядок, чтобы никому никогда не нужно было убегать в пустыню. […] То именно и извратило всю вселенную, что мы думаем, будто только монашествующим нужна большая строгость жизни, а прочим можно жить беспечно»). Понятно, что монастырь, вопреки тому, как думают многие в наш сексоцентричный век, не связан железно с обетом безбрачия (в приведенной цитате это очевидно): речь именно о монашеском социализме, который Златоуст хотел сделать нормой всего христианского общества. Как мы не раз аргументировали, месторождение церковности как таковой, месторождение Писания и Предания есть первохристианские и монашеские общины, то есть общины общности собственности, то есть общины, где первопринцип христианства — любовь — воплотился социально-экономически, то есть не на словах, а на деле. Об этом, как мы показали, и ведет речь Леонтьев.
https://blog.predanie.ru/article/rynok-i-monastyr-8-monastyrskij-sotsializm-kak-paradigma-postkapitalizma/

Слова Путина о том, что "у нас четыре традиционных религии, все настроены исключительно патриотически", и про то, что России "не нужна пятая религия", глупо рассматривать с позиции религиоведения. Так как высказывание - не научное, а политическое.

Переводим. "Наши религии" - это руководство крупнейших религиозных организаций РФ. "Настроены" - это элемент НЛП, то есть установка: "ДОЛЖНЫ быть настроены". Пастор Брауэр и раввин Гольдшмидт, очевидно, в рассчёт уже не принимаются. Речь о действующих руководителях рел.организаций на территории РФ. У фраз есть конкретная целевая аудитория, довольно узкая.

"Невмешательство государства в дела конфессий" - это невмешательство во ВНУТРЕННИЕ дела религиозных общин. То есть, в вероучение, устав, кадровую политику. Это, если принимать за аксиому принцип do ut des, - практическое предложение. То есть, в обмен на лояльность лидеров власть не лезет в упомянутые внутренние дела.

Это, кстати, проясняет перевыполнение патриархом плана по патриотизму на прошедшем только что Всемирном Русском Народном Соборе.

Защита русских Донбасса может быть поводом или причиной, но не целью войны. Пусть мы начали СВО ради защиты русских жителей Донбасса. Но что для этого надо сделать? Какова та граница, дойдя до которой, мы можем сказать, что всё - цель достигнута и русские Донбасса в безопасности? Именно эта изначальная неопределённость и порождает сомнения в победе.
Например, цель Великой отечественной войны была понятна всем. Уничтожение нацистского режима Германии и взятие Берлина. И об этом говорили с самого начала, и цель эта не менялась. Именно этой цели надо было достичь для защиты советского народа.
Какова цель СВО сейчас? Взятие Киева? Свержение режима Зеленского? Взятие Львова? Взятие Вашингтона? Эта цель четко не сформулирована. В народном сознании нет горизонта войны, в силу чего она и не является народной. Онтология, конвенциональность смыслов и прочее — это конечно хорошо. Но цель войны должна быть понятна каждому солдату и человеку в тылу. Что вот до этого предела мы должны дойти, и тогда будет мир. А пока складывается впечатление, что наша власть сама не знает этих границ и действует по обстоятельствам и в каких-то своих целях.
https://yangx.top/hungryphil/1692

Всех с Праздником! И Дмитрий Анатольевич нас поздравил ярким спичем в стиле "космической войны добра со злом". А что делать? Идём вперёд. Другой дороги просто нет. https://yangx.top/komissarischezaet/227

Шмеман вообще очень много брюзжал на русских философов, и в этом был наследником Флоровского, с его «Путями русского богословия», в которых отец Георгий с высоты своего «неопатристического православия» раздал люлей буквально всем русским мыслителям. А чего такого уж великого написали сами Шмеман и Флоровский? Не был ли их уход в богословие бегством от мира во всей его сложности? В результате они создали в своих статьях некий идеальный образ Церкви, которого в реальности то и не найти, а всё остальное посчитали лишним. При этом Флоровский и его последователи были уверены, или делали вид, что православное богословие еще в эпоху святых отцов уже решило все проблемы, которые на Западе были только поставлены. Ну, в частности, проблему личности.

И потом люди, начитавшиеся их книжек, благодаря искажению, которое выдавали неопатристические «розовые очки», разбивали себе лбы о реальную Церковь. Я знаю нескольких православных читателей «Дневников» Шмемана (проповедей Антония Сурожского, книжек Флоровского и пр., всё это шло «джентльменским набором» в либеральном православии нулевых), которые стали атеистами, именно потому, что сформированный по книжкам образ церковности не соответствовал суровым реалиям. Среди читателей Флоренского и Булгакова такой процент явно меньше. Я сам давно не такой уж ортодокс, и у меня нет никакого желания обличать кого-то в ереси. Но Шмеман, разочаровавшийся если не во всём, то в очень многом, позиционировавший полное неприятие национального начала в Церкви, считавший, что в православии идолопоклонство перед Византией и Русью, мракобесие, триумфализм и прочее вытеснили истинную веру в Христа, - не может быть богословским ориентиром. Он критик, но не созидатель. Фактически то, что он проповедовал, это - радикальное реформаторство от выгоревшего и уставшего священника. Понять его я очень даже понимаю. Но чему можно научиться у Шмемана? Ругая православную культуру за формализм, он сам стал поклонником секулярной американской культуры. Но масштабы его личности, как религиозного мыслителя, и личности отца Сергия просто несопоставимы.

Ну и потом. Как раз софийность позволяют Флоренскому и Булгакову выстроить свою теодицею. И их богословие оно не только богословие, но и икономия, то есть богословие, которое пытается дать ответы не только на богословские, но и на секулярные вопросы. Вот сейчас мы оказались в трагической и сложной ситуации. Может ли нам чем-то помочь в ней чтение книжек Шмемана? А вот Булгаков на эти темы писал, и именно благодаря софийности у него есть, что нам сказать и по поводу войны, и по поводу мира. Тот же Флоровский в результате разрыва с евразийством спрятался от истории, провозгласив её алогичность. Вопросы политической теологии, истории, экономики, культуры не могут быть поставлены в рамках «неопатристического синтеза». Спрятавшись в домике из святых отцов, эта традиция оставляет эти вопросы просто без ответа. Поэтому и в современном западном богословии особый интерес вызывает именно Соловьев, Достоевский, Булгаков, Флоренский, Бердяев со всей их «лишней» сложностью и противоречивостью. Сторонники «неопатристического синтеза» поторопились похоронить софиологию.
https://yangx.top/hungryphil/1699

Почитал комментарии. Спасибо всем, кто вы сказался. Хотел бы ряд моментов прояснить. 1. У меня нет никакой ненависти к Шмеману или Флоровскому. Просто их метод несёт в себе черты интеллектуального снобизма. Я, как историк философии, считаю, что любая традиция сложна, испытывает разные влияния, трансформирует и трансформируется, при этом сохраняя своё ядро, которое, однако, нельзя просто взять и выделить, очистив это ядро от «исторической шелухи». И ритуалы, и обряды, и любое материальное проявление традиции с этим ядром связаны. Если тот же Дионисий Ареопагит стал одним из главных авторов средневековья и оказал огромное влияние на византийскую литургическую традицию, это означает, что он этой традиции соответствовал, что она опознала его богословие как своё. Нельзя отбросить византийский литургический символизм, богословие Вселенских соборов, исихазм или синодальное богословие и ожидать, что в результате мы получим некое «сферическое православие в вакууме».
2. Чтобы не быть голословным приведу конкретную цитату из Шмемана: «Как объяснить самому себе, прежде всего, что я люблю Православие и все больше и больше убежден в его истине и все больше и больше не люблю Византии, Древней Руси, Афона, то есть всего того, что для всех – синоним Православия. Я бы умер со скуки на «конгрессе византинистов». Только самому себе я могу признаться в том, что мой интерес к Православию обратно пропорционален тому, что интересует – и так страстно! – православных». Ясно, что это личное признание, которое вряд ли Шмеман бы опубликовал. Но оно раскрывает его подход. Правда у меня вызывает вопрос, а что такое православие без Византии, Древней Руси, Афона? Не получаем ли мы в результате очень спорный образ некоего «идеального христианства» для того, чтобы богословствовать молотом? Ну всё это уже было в эпоху Реформации и результат вышел так себе. И вот это противопоставление веры и религии, истины и церковности – оно ведь красной нитью через «Дневники» проходит. Все это, в сущности, протестантский подход, который приводит к отвержению истории и культурных форм.

3. Я совершенно не против христоцентричности или евангельской чистоты веры. Но разве эта христоцентричность не присутствует и у тех же Дионисия или Николая Кавасилы? По мне так интереснее узнать, как и почему евангельская традиция в православии перетекала в разные формы, воспринимала языческую культуру, неоплатонизм или европейскую философию. Возьмём того же Флоровского и его христианский эллинизм, с позиций которого он громит всю русскую религиозную мысль. При этом не идеализирует ли он сам некое христианство отцов 4-5 веков как некий образец, создавая искусственный конструкт consensus patrum? Ну да, скажем на славянофилов повлиял немецкий идеализм, под влиянием которого они и ввели категорию «соборности». И чего в этом плохого? А на византийских отцов влиял тот же неоплатонизм, и они воцерковили аристотелевские категории. И что? Почему воцерковить мысль Шеллинга плохо, а мысль Аристотеля хорошо?
4. При этом сам Флоровский протаскивает в византийское богословие персонализм, унаследованный им и от французской философии, а преимущественно от Герцена. И вообще «неопатристический синтез» - это как раз усвоение многих тем русской религиозной философии через их соотнесение с византийской традицией. При этом, однако, делается вид, что отцы на самом деле уже всё решили и дали ответа на все главные вопросы: личности, свободы, смысла истории и т.д. Не есть ли тот же паламизм – воцерковление софиологии? Покойный Гаврюшин именно так и считал и громил паламизм, в чём на мой взгляд был неправ. Ну и сейчас почитайте книжки того же Ларше (безусловно выдающегося исследователя), который используя метод Флоровского громит христианский персонализм (сторонником которого тот же Флоровский и был), указывая на то, что византийская категория ипостась – это не европейская категория личности. И в этом он формально прав. Но почему мы вечно должны мыслить в категориях 4 века? Тогда богословие превращается в филологию, что в принципе и произошло в протестантизме.

5. Шмеман при этом в «Дневниках» крайне категоричен. Ему не нравятся акафисты, исповеди, византийское богословие, русский патриотизм и много чего ещё. Он не любит церковность. И имеет на это полное право, т.к. это – дневники, и да, он честен сам с собой. Но это не признак духовного здоровья, а признак как раз трагичности, разорванности сознания, которое не принимает материальных форм той традиции, в которой живёт, а хочет прорваться к некоему ядру. И в такие редкие моменты о. Александр счастлив. То есть его диалог с Христом идет не благодаря, а вопреки культурным и материальным формам православной религиозности. Я это считаю не нормальным. Да. Эти формы очень часто становятся самодовлеющими. Они воспринимаются многими прихожанами как нечто самодостаточное. Но задача богословия не выкинуть эти формы, а вернуть им их подлинное содержание. И здесь символизм, так нелюбимый Шмеманом, неизбежен.
6. Именно поэтом у я считаю, что «Дневники» — это очень ценный документ, который однако больше говорит о кризисе современного православного сознания, но не даёт пути его преодоления. Для тех, кто изучает русскую религиозную мысль или историю современного православия mast reed, как говорится. Но давать эти «Дневники» для чтения семинаристам, рекомендовать их как своего рода главную книгу наших дней, называть её глотком свежего воздуха – на мой взгляд ошибочно. Это путь не в православную традицию, а выход из неё. Да, сам Шмеман в православии удержался, но не всем так повезло.

В дополнение к нашей дискуссии о Шмемане. Показалось интересным, что многие начали предлагать канонизировать тех или иных важных для них религиозных мыслителей. Но нуждаются ли философы или писатели в канонизации? И в философии и литературе всегда важен элемент игры. Не становится ли канонизация неким цементом, сковывающим живую мысль? Это может что-то личное, но моё отношение к тем же святым менялось именно тогда, когда через золотой фасад церковной канонизации проступали живые люди. Что такое канонизированный Флоренский или Достоевский? Превращение из живого мыслителя в источник цитат для побивания еретиков. Именно так многими православными и читаются святоотеческие тексты. Иоанн Златоуст сказал и точка! Впрочем, и критерии канонизации и отношение к святым менялось на протяжении веков. Но это - отдельная большая тема. Но, коль скоро есть такое желание, кого канонизировать будем? Вспомнили о Хомякове, Флоровском и Флоренском. Какие еще предложения?

Мне тут все пишут, что Нижегородская семинария получила аккредитацию, видимо ожидая от меня какой-то реакции на этот счёт. Но у меня на сей счёт не возникает каких-либо эмоций. Митрополит Георгий умеет добиваться поставленных целей любой ценой, вот он и добился. Семинарию я поздравляю! Особенно поздравляю её измученный всеми этими преобразованиями коллектив! И желаю главного, чего сейчас не хватает семинарии, - большого количества абитуриентов.

И вдогонку. Почитываю тут канал бывшего семинариста, его воспоминания о дежпомах. Скажу честно, не всегда даже понимаю, о ком речь. Видимо разница в восприятии. И несколько слов о семинарии как системе от человека, которой частью этой системы был. Я не могу сказать, что любил семинарию. Когда я был семинаристом, то скорее был антисистемщиком и несколько раз порывался из семинарии отчислиться. Много мы с друзьями хулиганили, при том, что учебный процесс не был для меня хоть сколь-нибудь сложным после классического университета. Много было времени на самообразование, что пусть не в полной мере, но было мною использовано. Что странно, я не могу вспомнить хотел ли я вообще хоть когда-то рукополагаться (другое дело, что меня чуть не уговорили, когда я был уже преподавателем). Мне просто нравилось в православии, мне хотелось изучать богословие, у меня был внутренний интеллектуальный запал, который, кстати, семинарские преподаватели не могли удовлетворить. При том, что сама система, равно как и быт современного православия, были мне всегда чужды. И все эти лозунги про смирение и послушание звучали для меня фальшиво. Но как-то так получилось, что ни преподаватели, ни дежпомы меня особо не прессовали. Было, конечно, несколько интересных случаев, но какой-то вражды или ненависти у меня ни с кем не было. Потом, когда я стал преподавателем, я влился в педагогический коллектив под руководством о. Александра Мякинина, и этот коллектив для меня был дорог. Мне нравилось преподавать и работать в той семинарии, какой она была до того, как её окончательно поглотила епархия (вот уж действительно бесовская система). Главное, что у меня осталось от семинарии – люди. Моё братство с однокурсниками-семинаристами, дружба с коллегами и учениками. Я это к тому, что личность и любая социальная система связаны диалектически. И то, что нас не убивает, делает нас сильнее.

https://yangx.top/seminariya1/19

Читаю о соборности в Церкви, а именно о славянофильской соборности как «единстве в многообразии», «общении в свободе и любви». И вспоминается сцена из фильма «ДМБ»: «Ты видишь суслика? И я не вижу. А он есть!»

Подумалось о Розанове и традиционных ценностях. Насколько он тогда всех шокировал темами совокупления, зачатия и рождения. А ведь он был бы сейчас в тренде именно как православный проповедник с своим культом семьи, традиционного секса и многодетности. Сейчас-то в храмах неуклонно проповедуют именно то, о чем Розанов мечтал. Причем больше всех проповедуют именно те «бородатые Венеры», которых он так нещадно бранил за византийский аскетизм.

Сам себе обещал больше не писать на темы СВО. Но тут не смог удержаться.
Случай с Навином - экстраординарный. Ханаанское население было посвящено Богу, оно стало «херем» - заклятым, божественной частью. Бог действительно имеет право дать и отнять жизнь, и тут именно Бог дает повеление Навину отнять жизни у обитателей Ханаана. Поэтому это и не нарушение заповеди «не убий», т.к. убийство – результат воли человека, а тут рука Бога. Но если убрать из этой схемы Бога, то то, что делает Навин – это именно геноцид.
И о чем говорят эти два православных человека? О том, что Путин – пророк и вождь, напрямую общающийся с Богом? Бог велел ему уничтожить украинский народ, поэтому всякий сомневающийся в необходимости убийства украинцев нарушает Божию заповедь? Или они просто призывают к геноциду украинского народа? Вы ребят натягиваете сову не на тот глобус. Надо же понимать, что это просто подарок для украинской пропаганды. Хотя, мы щедры на подобные подарки.

Ну и я уж не говорю о том, что даже талмудический иудаизм и средневековое христианство вся эта история смущала, и они искали всякие интересные и смягчающие истолкования. Также и не вспоминаю о том, что именно Иисус Навин был популярен у бодрых протестантских колонизаторов Америки, истреблявших индейцев (говорят Гитлер очень любил Майн Рида). Ну и уж совсем неуместно упоминать о том, что у нас с Богом во Христе Новый Завет, который был заключен с некогда единым нашим народом в Киеве более 1000 лет назад.