Конечно, такой акт агрессии со стороны русских князей не мог остаться без ответа, тем более, что собственно военная сила Пургаса сломлена ими не была. Уже в апреле того же 1229 года эрзянский инязор напал на Нижний Новгород. Это было первое военное испытание для молодого города. Нижегородцы смогли отбиться, и тогда эрзя направила свою ярость на стоявший вне укреплений Богородицкий монастырь, который она разорила и сожгла.

После этого Пургас повернул назад в свою волость, но на пути был перехвачен мокшанским отрядом, которым предводительствовал «Пуришев сын». Наёмная половецкая конница быстро рассеяла эрзянских воинов и сам Пургас «едва в мале утече».

При описании этого эпизода в летописях упоминается некая Пургасова русь («изби мордву и всю русь Пургасову») – не то русские перебежчики или наёмники, не то христиане, выделенные этим именем из общей массы языческой мордвы, не то элитная часть дружины, окружавшей инязора (если вспомнить, что на Руси первое время собственно русью называли правящую верхушку).

Поздравляю и желаю как можно больше благодарных читателей (и русинов и чудинов)
https://yangx.top/rusichud/892

Когда русские князья воевали с инязором Пургасом, в Болгарской земле произошло из ряда вон выходящее событие. Некий купец по имени Авраамий начал проповедовать в городе Биляре («Великий город» русских летописей) христианство. Болгары пытались его образумить, просили прекратить проповедь и самому обратиться в мусульманство. Поскольку Авраамий упорствовал, болгары от увещаний перешли к угрозам, от угроз к пыткам, и 1 апреля 1229 года изнурённому и искалеченному Авраамию отрубили голову.

Казнь христианина потрясла других христиан, живших в Болгарской земле. Они забрали тело Авраамия и погребли на своём кладбище. Вскоре в Биляре произошёл сильный пожар, почти уничтоживший болгарскую столицу. Христиане восприняли это как кару городу за убийство праведника. Позднейшее житие уточняет, что Авраамий сам был болгарином и воспитывался в мусульманской вере, а крестился уже взрослым под впечатлением своих поездок по христианским землям. Этим отчасти объясняется нетерпимость его соплеменников и бывших единоверцев.

Скоро вести о новом мученике разнеслись по окрестным землям и дошли до Юрия Всеволодича. Когда в Володимерь прибыли болгарские послы для подтверждения мира и обмена пленными, великий князь потребовал от них выдать тело Авраамия. В марте 1230 года русские купцы привезли святые мощи в столицу Суздальской земли. За версту от города процессию встречали сам Юрий Всеволодич со своей княгиней и детьми, епископ Митрофан (сменивший умершего в 1226 году Симона) с городским клиром и игуменами, и множество жителей. Мощи были положены в храме Успения Богородицы в Княгинином монастыре. Авраамий стал почитаться преимущественно во Владимирской епархии, а позднее также и в Среднем Поволжье среди местных христиан (чувашей и крещёных татар). В дальнейшем образ святого болгарина, перешедшего из мусульманства в христианство, имел большое значение в межрелигиозном противостоянии в Среднем Поволжье.

Последней вспышкой войн в Поволжье незадолго до Батыева нашествия был поход 1232 года. Юрий Всеволодич отправил своего старшего сына девятнадцатилетнего Всеволода и ещё совсем юного племянника тринадцатилетнего Фёдора Ярославича (старшего брата Александра Невского). На дороге к их войску присоединились муромские и рязанские князья. Как и раньше их отцы, они «пожгоша сёла их, а мордвы избиша много». О Пургасе или о каких других эрзянских или мокшанских владетелях в связи с эти походом не упоминается.

Забегая вперёд, напомню, что сначала, в 1236 году татары разорили Болгарскую землю, в 1237 году – Рязанскую, в 1238 году – Суздальскую. Черёд Мордовской и Муромской земель пришёл только в 1239 году, когда все их соседи уже были повержены. Возможно, и тут сыграла свою роль мрачная глушь мордовских и муромских лесов, послуживших хоть и временной, но защитой от страшной орды.

Благодарю за упоминание!

Насколько я понимаю, речь идёт об одном из эпизодов междоусобной войны за великое княжение володимерское между разными князьями Северо-Восточной Руси в самые мрачные времена татарского ига. В конце XIII - начале XIV веков главными претендентами на володимерский стол были старшие сыновья Александа Невского - князь переславский Дмитрий и князь суздальский Андрей (поскольку фактическая столица Суздальского княжения находилась в Городце, его чаще называют Андреем Городецким). Дмитрия Переславского поддерживали тверские и московские князья, Андрея Городецкого - ростовские, ярославские и белозёрские. Новгород традиционно лавировал между разными княжескими кланами и коалициями. Параллельно русской междоусобице шла гражданская война в Орде, где талантливый темник Ногай, обосновавшийся на низовьях Дуная, боролся с ханами-Чингизидами, чья ставка располагалась на низовьях Волги. Разные коалиции русских князей ориентировались на разные центры власти в Орде, что значительно увеличивало масштаб противостояния до всей Восточно-Европейской равнины.

Для Переславля это было время наивысшего политического могущества. Он был столицей наследственного княжения старшей линии потомков Ярослава Всеволодича, и являлся фактической столицей всей Северо-Восточной Руси. Здесь проходили княжеские снемы (съезды) и церковные соборы. Обратной стороной этого престижа было то, что Переславль часто становился жертвой нападения враждебных великому князю Дмитрию Александровичу сил. Помимо двух татарских набегов город пережил разорение от войска ярославского князя Фёдора Чёрного в 1294 году. После смерти Дмитрия Александровича в том же 1294 году его брат Андрей Городецкий пытался отобрать переславский стол у его сына Ивана, но тот защитился солидарностью своих союзников, и на княжеском снеме отстоял свои права. Иван Дмитриевич в знак примирения двух коалиций женился на дочери врага своего отца - князя ростовского Дмитрия Борисовича (другая дочь этого князя была замужем за самим Андреем Городецким). Но уже в 1302 году Иван умер, не оставив детей. Его княжение как выморочное должно было возвратиться в состав великокняжеского домена (то есть в руки его дяди всё того же Андрея Городецкого, который был теперь великим князем). Но тут явился князь московский Данил Александрович, который стал доказывать, что князь Иван Дмитриевич передал Переславль ему по завещанию. Попытки Андрея оспорить завещение к успеху не привели, но вопрос о судьбе Переславля никуда не делся.

После смерти Андрея Александровича в 1304 году многие его бояре перешли на службу к новому великому князю Михаилу Ярославичу (из тверских князей). Среди них был и Акинф Великий (родоначальник таких известных аристократических фамилий как Челяднины и Бутурлины), который решил продолжить начатое его прежним господином дело и вернуть Переславль в состав великокяжеских владений. Его суздальско-тверское войско осадило город, в котором засел брат нового князя московского Юрия Даниловича совсем ещё молодой Иван Калита. Дело могло закончиться очень плохо и для города и для будущего "собирателя Руси", но из Москвы вовремя подоспела помощь. Москвичи разбили великокняжеское войско 8 июня 1304 года, причём боярин Акинф Великий в бою лишился головы. Поскольку битва произошла в день памяти великомученика Феодора Стратилата, в память о погибших был основан Фёдоровский монастырь к югу от города у дороги на Москву.
Строго говоря, конфликт на конечном этапе был уже между Тверью и Москвой, а не между Суздалем и Переславлем, но то была политика, а в битве умирали в первую очередь защитники города и великокняжеские воины родом из Суздальского княжения.

P.S.: про саму часовню и обстоятельства её появления постараюсь найти какую-нибудь информацию.

https://yangx.top/merjanin/2557

Канал отмечает сегодня первый год своего бытования на просторах Телеграма. Для меня это повод поблагодарить всех читателей, рассказать о том, как, зачем и почему я веду этот канал, и что я для себя понял за год публикаций:
https://telegra.ph/God-kanalu-tysyacha-vozmozhno-YAroslavlyu-03-04

Хорошая и короткая заметка на вечно задеваемые темы выписывания русских из славян. Это когда предлагают "поскребсти русского", и найти в нём не то татарина, не то мерянина, не то скифа с раскосыми жадными очами, не то вообще "прилагательное" или "состояние души". В данном случае речь идёт о теории Францишка Духинского о "туранском" происхождении русских. К посту приложены две обстоятельные статьи на эту тему. Конечно, эти завихрения общественной мысли XIX века ("века истории") можно было бы и не ворошить, но, судя по комментариям у себя и у близких тематически каналов типа "Встречи Руси и Чуди", подобные темы вовсе не устарели и реально волнуют большое количество людей. Причина, думаю, в том, что науки живут сами по себе, а общественные настроения, на которые науки якобы сильно влияют, - сами по себе. Мы можем обладать какими угодно знаниями или не обладать почти никакими, и смотреть на мир глазами других эпох. Одно дело наука как исследовательская деятельность, другое дело - свод научных знаний, который мы получаем через систему образования, и совсем уж третье дело - наше мировоззрение и ценности.
https://yangx.top/rusichud/909

Битва на Калке 1223 года стала для всей Руси эпохальным событием. Её яркое описание в летописях составляет самостоятельное произведение, известное в нескольких редакциях. Как и в разбиравшейся ранее повести о битве на Липице 1216 года, в повести о битве на Калке есть явный ростово-суздальский след, хотя сюжет, на первый взгляд, совсем далёкий от Залесской земли. Река Калка в настоящее время известна под названием Кальчик – это приток реки Кальмиуса, которая впадает в Азовское море. Три Мстислава, старших князя, которые командовали русско-половецкими войсками, представляли смоленский и черниговский княжеские кланы, и три главных княжеских стола южнорусских земель – Галич, Киев и Чернигов. Однако с Суздальской землёй и непосредственно с Ростовом этот сюжет связан напрямую.

Напомню, что в 1212 году князь Мстислав Мстиславич Удатный (из смоленского дома) вместе с новгородцами выгнал из Киева главу черниговских князей Всеволода Святославича Чёрмного, и посадил на его место своего двоюродного брата Мстислава Романовича. Все эти трое князей были кровно связаны с сыновьями умершего в тот же год Всеволода Большое Гнездо. Его старший сын Константин был женат на дочери Мстислава Романовича, второй сын Юрий – на дочери Всеволода Чёрмного, третий, Ярослав – на дочери Мстислава Удатного. Через четыре года Мстислав Удатный рассорился со своим зятем Ярославом из-за новгородских обид, начал с ним войну, в которую затем вмешались все сыновья Большого Гнезда, причём, старший, Константин – на стороне Мстислава Удатного и новгородцев. В битве на Липице новгородско-смоленско-ростовская коалиция одержала победу над основными силами Суздальской земли.

В литературной передаче этих событий фигурирует некий Александр Попович из Ростова – вероятный исторический прототип былинного богатыря Алёши Поповича. Он впервые появляется при описании встречи князя ростовского Константина с его союзниками в Гродище на реке Саре. Вместе с Александром упоминается его неизменный слуга Тороп и другой знатный воин – Тимоня Золотой Пояс, имя которого в отдельных редакциях заменено на Добрыню. Всего семьдесят «храбров» (видимо, более раннее понятие, означающее богатырей). Они также упоминаются в речи суздальского боярина Андрея Станиславича, который старается образумить суздальских князей накануне битвы с их старшим братом, в войске которого служат «храбры». В самой Липицкой битве Александр Попович проявляет завидное мужество и в пылу драки едва не убивает попавшегося под руку князя Мстислава Удатного. В ответ на упрёки Александр только снисходительно советует князю не лезть в гущу боя и беречь себя, как главного военачальника.

После победы Константин наконец занял великокняжеский стол, и положение ростовских «храбров» должно было возрасти. Однако Константин умер уже через два года после победы, и в Володимерь снова вернулся свергнутый прежде князь Юрий. Насчёт племянников (сыновей Константина) заранее были достигнуты определённые договорённости. Юрий заботился о них, как отец, и не отбирал у них наследного ростовского княжения. Выше я рассказывал, как эти племянники (Василько Ростовский и Всеволод Ярославский) активно участвовали в проводимой Юрием политике в отношении мордвы и болгар.

Однако то были князья и служившие им ростовские бояре. Сословный статус «храбров» не совсем ясен. При столь быстром возвращении князя Юрия на великокняжеский стол «храбры» опасались с его стороны мщения за свои подвиги в битве на Липице. Разъехаться в разные русские земли к разным князьям они тоже боялись, чтобы потом случайно не столкнуться в бою во время очередной междоусобицы. Поэтому Александр Попович убедил своих соратников поехать в Киев.

С одной стороны, тогдашний великий князь киевский Мстислав Романович приходился тестем их покойному господину князю Константину, и, соответственно, родным дедом – его детям. С другой стороны, Киев олицетворял, пусть и только номинальную, единую власть над фактически раздробленной страной, а его князь всё ещё считался «большаком» в разросшейся семье Рюриковичей.

Таким образом, позднейшая фольклорная традиция, или обработавший её книжник, представили ростовских «храбров» этакими «дворянами-патриотами», которые решили соединить свои силы и отдать их на служение пусть не самого лучшему и не самому сильному, и даже не своему князю, а князю, сидящему в Киеве, в древней общерусской столице, овеянной ратной славой и освящённой авторитетом церкви (значение Киева как центра митрополии сохранялось в полной силе, политическая раздробленность ещё не взяла верх над церковным единством).

Великому князю Мстиславу Романовичу шёл седьмой десяток. Его обычно так и называют – Мстислав Старый. Когда умер его зять Константин и в Киев прибыли ростовские «храбры», он уже шестой год сидел на киевском столе. Поддержка смоленских родственников, прежде всего, Мстислава Удатного, который к этому времени смог захватить власть в богатом, но безкняжьем Галиче, обеспечивала прочность его власти. С появлением целого войска богатырей из Залесья известная по былинам реальность, отсылающая ко временам Володимера Святого, когда богатыри-дружинники пировали во дворце ласкового князя Красна Солнышка и выезжали в поле, чтобы «тешиться» ратными подвигами, в летописях помещена в XIII век, когда прошла уже слава стольного Киева, а в чистом поле показалось такое «идолище», которое пожрало всех храбрых богатырей. Однако Мстислав Старый как будто был уверен, что славное прошлое оживает и гордо говорил: «Донележе аз есмь на Киеве, то по реку Яик (Урал) и по море Понтийское (Чёрное) и по реку Дунай не махивати сабли».