TBCC Реновация

#прямая_речь часть 2
Где-то через год мы добрались до антресолей. И оказалось, что продавец поленился и ничего не выкинул. Мы нашли: обрезки кожи, деревянные молды, ножи и штуку, похожую на магический посох. “Здесь жил сапожник”, - заключил Денис. Чемоданы. В одном их чемоданов за свернутыми тряпками мы нашли кучу советских облигаций - уже бесполезное богатство. В другом чемодане оказались квитанции на починку обуви. На обороте одной из квитанций был черновик заявления.

Мужчина пишет - я сапожник артели номер, так меня зовут. Моя жена домохозяйка, так ее зовут. У нас есть дети, дочь и сын. Сына мы отдали в детдом, на милость Советского государства - потому что не могли его прокормить. Мы просим выделить место в яслях для дочери - иначе мы будем вынуждены отдать и ее.

Дочь звали Тамара.

Очевидно, они получили место в яслях - потому что Тамара выросла и стала хозяйкой квартиры. Она была нелюдимой, говорят соседи. Работала на “Москвиче”. Жила одна. Никогда не вышла замуж. Болела почками, ослепла. Никогда не родила ребенка. Никогда не увидела своего брата, исчезнувшего в детдоме, когда ей было три.

“Вот теперь у призрака есть история”, - сказал Денис и успокоился. Я успокоилась тоже. Денис иногда говорил с Тамарой вполголоса, требовал вернуть любимую кисть.

Однажды ремонт закончился. (а война - нет). Денис подговорил своего друга-узбека и он принес казан душистого плова. Я позвала своих любимых. Мы ели плов и еще еду, много смеялись. Я должна была чувствовать счастье, и я его чувствовала, но какими-то урывками, кусками, и его затапливала тревога. Я не понимала, откуда тревога. Я оглядывалась на свои два года - с передовыми, неслучившейся любовью, смертью близкого человека, и думала, что она просто пропитала меня, и надо время, чтобы тревога вышла, а на ее место зашло счастье.

Через полгода мое государство решило, что пошатнувшуюся экономику надо поправить. Началась реновация. Мой дом оказался в списке.

Конечно, я боролась. Я боролась почти два года. Мои соседи сразу сказали, что я сумасшедшая засекаться с государством. “Да мы хоть на Марс поедем, если скажут, - орали на собраниях. - Раз наше государство так решило, так и лучше, ты-то блядь кто?” Тем не менее, мы не набрали достаточного процента на “голосовании”. Но нас включили все равно. Я судилась. Я проиграла все суды.

Я повесила объявление о капитуляции на дверь своей квартиры. Заперлась среди “красивых стен”. Плакала. Много спала. Гуляла по маршруту кухня-комната, лежала на полу. Под окнами смеялись, дети шли в школу, куда не пойдет моя дочь. Я думала. Про настоящее и будущее думать было невыносимо. Я думала про прошлое.

Я думала про свою семью. Какие мы везучие. За весь 20-й век мы не потеряли ни одного человека. Ни в революцию, ни в гражданскую, ни в репрессиях. Первая мировая пожевала моего прадеда и отпустила. Вторая мировая не съела никого из моих, хотя держала всех во рту. Афганистан, две Чечни, Грузия, Украина, Сирия - все прошло мимо, ничего не убило.

Я думала про свою бабушку. Какая она была сильная, неулыбчивая. Крестьянка, работала на заводе. Похоронила мужа и занималась пасекой, чтоб поднять маму и брата. Всю жизнь она трудилась и тихо откладывала деньги, а потом положила их на вклад на мое имя. “Твоя дочь не будет ни в чем нуждаться”, - сказала она маме. - Захочет, выучится в Москве, захочет, будет там жить, захочет, никогда не пойдет замуж”. Это деньги обесценились через месяц после ее смерти. Когда я выросла, я сняла их с книжки. Тысяча рублей. Много. Я купила носки и трусы.

Я думала про маму - девочку из ярославских бараков, первую в нашей семье с полным школьным, а затем и высшим образованием. Она тоже хотела на завод, но в итоге изобретала краски - всю жизнь, пока страна не рухнула. После многих лет уборщицей она оказалась в школе. Ее мечтой был деревенский дом - и она уже накопила денег, но деньги рухнули вместе с ее страной. Она успела купить холодильник. Этот холодильник стоит у нас до сих пор - материальный итог ее жизни, она не может его выкинуть.
@tbcc_renovation

444 views11:30