Дорогой дневник, не буду краткой: очень быстрое всё. Время ускорилось будто подсело на фен, струится по пальчикам, убегает в песок. И я ему такая эй, секундочку, а в ответ сорри, так получилось, ты хороший человек, дело во мне. И я осоловело стою в середине октября, кручусь бестолковой вороной, не понимаю как, подожди, куда.

Москва хороша, но где мои парки?

Каждую осень хожу в золотые шуршащие парки под дубы и клёны, но тут не успеваю. Хожу в Камергерский пить какао и дуть на ручки напротив МХТ, но тут - не успеваю. Обстукиваю подошвы на крыльце 'Современника', угадываю за деревьями дом с лепниной, но тут - что? Пат умирает на рассвете, Шервинский врёт, Васса травит мужа, я слышу через полгорода третий звонок, но - не успеваю.

И музейный квиточек исчезнет в другом кармане, и скамейку на Патриарших оботрёт чужое пальто, и на Тверском от ветров спрячется в шарф другая Даша Булавина (меня назвали в честь Даши Булавиной), не я.

Дела всё те же: брат толстеет, город горит, Тузенбах гибнет, полк уходит. А сестры никак не возьмут в толк, зачем живут, зачем существуют.

Привет всем покрытым.

Русская значит покрытая.

Сделала милую сердцу игрушку про нашу прекрасную страну.

Нежно люблю а) все, что связано с историей малых коренных народов б) очень разную природу России.

Ещё это отличный способ подтянуть географию, а это просто
о б о ж а ю

puzzle.mash.ru

Грабил дилижансы?

Вся моя жизнь укладывается в ровные ряды песен — полюбившихся, заученных, упущенных из виду, и, разумеется, никогда не способных забыться по-настоящему. Она ложится в них как змея в круглую коробку: заполняя все свободное место, сворачиваясь кольцами, склоняя голову, засыпая. В моей памяти таких коробок сотни. Какие-то потяжелее, какие-то погромче, какие-то на замках, какие-то на лентах, какие-то без всего — небольшие, пустяковые.

Храмовая куфия, цейлонская бойга, аризонский апсид, желтогубый ботропс, домовой волкозуб, техасский гремучник, андаманская кобра, тигровый питон, болотный полоз. Собакогодовый удав. Арабская эфа. Бесчисленные песчаные змейки. Ужики.

Самые опасные коробки я не трогаю, разве что совсем редко. Потому что в них свернулись кольцами не только песни; под блестящей чёрной, красной, зелёной, сизой, жёлтой и голубой чешуёй схоронены запахи, настроения, времена года, рассветы, закаты, люди, города.

Спит зелёное небо с красными облаками лета 2006-го. Спит грохот фейерверка за чёрными окнами моего упущенного дома зимой 2000-го. Спит дорога на озеро в безвестном июле — в большой красивой машине с большим и сильным отцом. Спит хмельной розовый вечер на бесконечных полях с дикой клубникой — в конце 90х, нечетко написан год. Спит муромская березовая роща и молодая (самая красивая и добрая в мире) мама в огромной куртке со страшной рыжей собакой на поводке. Спит мята, заваренная на огороде в Александровке дедом. Спит дискотека в «Озерном», где моя сестра с короткими чёрными волосами танцует такие танцы, что к лагерю стоило бы заранее стянуть все окрестные батальоны МЧС. Сплю я, идущая с плеером по Ковровской на остановку маршрута 7А, который отвезёт меня к шестой школе. Спит — не спит — мой двор, танцующий в летних сумерках у подъезда под магнитофон, выставленный в окно на втором этаже. Спит комната в бабушкиной квартире, где она сидит напротив телевизора и крутит в воздухе ладонями под «Катюшу». Спит изрисованная стена в спальне мальчиков: второй корпус, лагерь «Белый городок». Спит высокая чёрная лампа дневного света, превращавшая мою комнату в королевство безопасности. Спят домашние качели, которые мне внезапно подарил на шестой (?) день рождения отец, потому что я сказала, что хочу в подарок только их. Спит Париж, куда мы въезжаем на большом экскурсионном автобусе с мамой — осенние каникулы, 2002 год.

Это песня о бананово-лимонном Сингапуре, сопках Маньчжурии и китайчонке Ли.
Это песня о двух красивых автомобилях и бабьем лете.
Это милая моя, солнышко лесное.
Это тополиный пух, июль и жара.
Это — о, мое трагикомичное детство — вся дискография Михаила Круга, можно ли выделить что-то одно?
Это «Метеора» — вся от первой и до последней песни.
Это антология русской поп-музыки от 80х до 00х, а может и позже.
Это жара больших городов, наши дни, Москва, и 569-я школа, конечно (как ты там?)
Это песенники на разворотах «Угадайки» и автоматически заученные тексты Чижа, Сплина, Пилота, Аnimal Джаза, Арии, КиШ, Шевчука, Гребенщикова. Блондинки Ксю. Сакуры.

Запах бабушкиной кофты. Первого дня каникул. Разбитых в казаках-разбойниках коленок. Творожной запеканки в школьной столовой. Сдвоенного урока труда. Сырой земли в Полтиннике. Ещё неузнанной Москвы. Ещё не ставшего обычным метро. Морозной ночи. Костра в середине смены. Выглаженной белой рубашки. Первых духов. Сорванной травы. Маминого хлеба

Всей моей любви.

Завтра мне 30 лет.

Мне сегодня 30 лет.

Дорогие русские, кавказские и азиатские девочки, дорогие татарочки и удинки, якутяночки и чувашки, саамки и аварки, кумадинки и поморки, цыганки и казачки. Носите любую одежду, любые аксессуары, любые причёски, никого не слушайте. Красота наших культур стоит того.

Пусть пуховые оренбургские шали греют покатые плечи смуглых лачек, пусть румяные рязанские девушки опоясываются марийскими монетками, пусть эвенки крутят крупные локоны и вплетают в них летние одуванчики.

Совершенно убеждена, что рождена быть хозяйкой дома у соснового леса: с высокими окнами, резным крыльцом, деревянными панелями на стенах кабинета. Халаты шёлковые, ковры персидские, вода с лимоном в хрустале. Летом самовар под яблоней, или вишней, или липой. Зимой скрипеть снежком под ногами. Весной пусть цветёт сирень, осенью шумят дожди и стоят на крыльце грибные корзинки.

Буду ходить в своём шелковом халате по своим персидским коврам, поливать свои высоченные пальмы в кадках у окон, смотреть на непогоду.

Наше горло отпустит молчание,
Наша слабость растает, как тень.
И наградой за ночи отчаянья
Будет вечный полярный день.