От аналогового к цифровому: путеводитель по процессу оцифровки коллекций в архивах, музеях и библиотеках

Современный мир захлестнула цифровизация, это касается и институций культурного наследия, массово переводящих свои коллекции в цифровой формат. «Зачем?» и «Как?» оцифровывают библиотеки, архивы, музеи — ответим на эти вопросы в обзорной статье об оцифровке культурного наследия.

Кратко: о чем статья?

Первые свидетельства использования компьютерных технологий применительно к коллекциям культурного наследия относятся к 60-м годам XX века, когда появилась система MCN (Museum Computer Network), но начало широкомасштабной оцифровки коллекций библиотек, архивов и музеев пришлось на конец 90–х.

Сегодня можно оцифровывать практически все объекты и материалы, но в отдельных случаях требуется особое внимание. Например, оцифровка ткани и дерева может быть затруднена из–за их плохой сохранности, так что в качестве объектов чаще выбирают документы и рукописи, карты, картины, аудио- и видеозаписи. При этом каждый объект требует особого оборудования и подхода. Чтобы не повредить аудиозаписи, используют проигрыватели магнитных лент, проекторы для пленки, археофоны, электрофоны, специализированные лазерные сканеры для пленки и специальное ПО.

Среди примеров оцифрованных коллекций: европейская цифровая библиотека, архив и музей Europeana и British Pathé — британский аудиовизуальный архив, содержащий огромное количество оцифрованных новостных репортажей, документальных фильмов, кинохроники и других видеоматериалов.

Посмотреть, как происходит цифровизация картин, фильмов и объемных объектов, а также узнать о разных способах оцифровки и специфике коллекций НЭБ и Neanderthal Museum, можно из полного текста статьи.

Время чтения: 10,5 минут.

«Немец», «чекист», «умереть», «убить»: как политический режим проникает в бессознательное

Может ли быть так, что гражданам двух разных государств снятся сны на схожие темы? Может, если режим в них тоталитарный. О том, как политический режим влиял на бессознательное граждан СССР и Германии во время правления Сталина и Гитлера, откуда берутся страхи, как они попадают во сны и что об этом думают психологи — читайте в материале «Системного Блока».

Кратко: о чем статья?

Поскольку страх — основа многих сновидений, а суть политики тоталитарного государства — в формировании у людей перманентного страха, сновидения могут быть ценным материалом для исследования тоталитарных режимов и политического террора. Мы провели анализ сновидений, извлеченных из дневников жителей СССР и Германии, с помощью технологии обработки естественного языка (NLP).

Для него мы собрали 457 русскоязычных текстов проекта Прожито за период с 1929 по 1956 годы и 100 немецких текстов из книги «Третий Рейх снов» Шарлотты Берадт. В большинстве из них — независимо от языка и государства — четко прослеживаются темы насилия и смерти и упоминаются слова, связанные с семьей («мама», «ребенок»), что можно объяснить переживаниями людей за безопасность своих близких. Однако у русскоязычного материала есть и отличительные особенности — темы религии («церковь») и водной стихии («тонуть», «вода»).

Впрочем, с психологической точки зрения интерпретации этих образов не всегда очевидны. Как отмечает клинический психолог Янина Лимонт, запрещенная в СССР тема религии могла вытесняться в сон, где психика искала спасительные образы и переживания, а, обращаясь к другим темам, необходимо учитывать контекст сна. В этом смысле часто встречающиеся «немец», «чекист» и «умереть» могут быть связаны как со страхом, так и с патриотическим подъемом.

Посмотреть, какие ещё слова и темы регулярно встречались во снах жителей СССР и Германии, узнать о специфике разных частей речи в интерпретации снов и о том, какие мотивы и образы оказались отличительными для немецких снов, можно в полном тексте материала на сайте.

Время чтения: 18,5 минут.

Научный журналист должен быть аутсайдером: Ольга Добровидова о научной коммуникации и научной журналистике

Мы поговорили с Ольгой Добровидовой о разнице между научными журналистами и научными коммуникаторами, о конфликте интересов между научным сообществом и общественным благом, а также о том, как вырос запрос на медицинскую журналистику. 

Ольга Добровидова — научный и экологический журналист, консультант по стратегической научной коммуникации, разработчик и ведущая учебных курсов по журналистике и коммуникации. В интервью «Системному Блоку» она рассказала о разнице между научными журналистами и научными коммуникаторами, о конфликте интересов между научным сообществом и общественным благом, а также о том, как вырос запрос на медицинскую журналистику. 

Кратко: о чем интервью?

Научная коммуникация — это коммуникация, которая выходит за рамки академического сообщества. Она адресована неспециалистам, которые обычно не могут, например, прочитать научную статью. Научную журналистику можно рассмотреть как часть научной коммуникации — она  делается в интересах читателей, слушателей и зрителей, в интересах аудитории журналиста. Поэтому научный журналист, в отличие от коммуникатора, не может отождествлять себя с частью науки — так он потеряет связь с той аудиторией, на интересы которой должен работать.

При этом, поскольку научные коммуникации — это про общественное благо, важно сразу учесть, что общественное благо не тождественно распространению научного знания и научно-техническому прогрессу. Когда журналисты рассказывают о каких-то проблемах в академической среде это вообще не про прогресс и распространение знания, но про некоторую подотчётность науки перед обществом.

Отдельный важный вопрос — какое слово из двух главное — «научная» или «журналистика». Если придерживаться первой идеи, то идеальный научный журналист — это такой человек, который просто решил не продолжать заниматься наукой, а пошёл в журналистику. Теперь у него есть предметная экспертиза, которая помогает ему оценивать достоверность тех или иных утверждений. Если склоняться ко второй, как Ольга Добровидова, то идеальному журналисту надо быть профессиональным скептиком, который критически подходит к той информации о науке, которую получает, а экспертность набирает в процессе.

И хотя благодаря научной журналистике люди стали, например, внимательнее к изменениям климата, отдельного внимания заслуживают социальные и гуманитарные науки. Триумф «Арзамаса» и успех проектов вроде «Страдающего Средневековья» связаны с рецептом, который когда-то опробовал ещё паблик ВК «Образовач». У них долгое время был слоган «Come for pictures, stay for science», когда ты приходишь ради несерьёзных мемов и картиночек, но постепенно втягиваешься и начинаешь пытаться разобраться.

О том, какими путями приходят в научную журналистику, какое влияние она оказала на эксперименты с животными и какую роль в ней играет государство — в полном тексте интервью.

Время чтения: 35,5 минут.

Тест: Постъядерная антиутопия или космические экспедиции — какое будущее (из русской фантастики) вам подходит?

Тревожный чемоданчик, путешествия и инопланетяне: писатели-фантасты представляли будущее по-разному. Мы уже рассказывали о том, как им удалось предвидеть современные информационные технологии от мессенджеров до генеративных нейросетей. Теперь пришла ваша очередь подобрать себе грядущее по душе. Тест подскажет, какое будущее из фантастических книг разных столетий подойдет вам лучше всего.

10 лет назад ушёл из жизни Илья Сегалович — сооснователь Яндекса, один из строителей российского IT, разработчик популярных инструментов автоматической обработки языка, а еще — создатель фонда для детей-сирот и неравнодушный человек с гражданской позицией и острым чувством справедливости. Для нас Сегалович важен ещё и как тот, кто поддержал со стороны Яндекса создание Национального корпуса русского языка. Ильи Сегаловича нет с нами уже 10 лет, но НКРЯ жив и развивается. В частности, там недавно появились:

— Корпус блогов
— Корпус детской литературы “от 2 до 15”
— Панхронический корпус (от средневековых до современных текстов)
— Корпус “Русская классика”
— Новые функции и инструменты визуализации (“портрет слова”, “портрет корпуса”, поиск коллокаций, частотные словари для корпусов и др.)

По ссылке наш подробный материал о том, как преобразился корпус силами ученых из Института русского языка им. Виноградова, ИППИ им. Харкевича и, конечно же, Яндекса. Мы думаем, что Илья Сегалович был бы этому рад

Восток, пираты и митрополит: что происходит на книжном рынке

Ковидный локдаун ударил по многим сферам экономики, книжный рынок не был исключением — типографии практически прекратили свою работу. Но пандемия закончилась, полиграфия активно наращивала темпы и показатели книжного рынка росли, приближаясь к доковидным значениям. Все изменилось с началом военных действий: новая волна кризиса накрыла издателей и книготорговцев. Мы постарались разобраться с основными проблемами книжного рынка и тенденциями его развития в сложные времена.

Кратко: о чем статья?

После пятого пакета санкций в августе 2022 года типографии остались без нового полиграфического оборудования и деталей для уже приобретенных машин, нужных материалов и химикатов. И хотя что-то теперь закупается в Азии, полностью уладить вопрос с необходимыми для работы материалами так и не удалось. Поскольку удорожание производства неминуемо приводит к росту себестоимости книги, типографии стали жертвовать качеством товара и сокращать тиражи.

Сократилась и доля книг (!) в книжных магазинах, которая теперь составляет от половины до четверти всего ассортимента. В попытках заполнить пустующее пространство книжные начинают продавать все больше канцелярии, мерча и сувениров.

Следующим ударом стал закон о пропаганде ЛГБТ — если раньше книга попадала на вычитку экспертов только в самых крайних случаях, то сейчас к юристам отправляется любой текст, связанный с секс-просветом или косвенно затрагивающий спорные аспекты. Некоторые фрагменты вырезаются, невзирая на потерю смысла, а уже изданная книга рискует и вовсе пропасть с полок. Не меньше проблем доставляет и закон об иноагентах — некоторые книжные снимают произведения авторов-иноагентов с продажи, а некоторые устраивают целые перфомансы, подчеркивая абсурдность принятых мер.

О том, как все возникшие сложности мотивируют книжное пиратство и интерес к «запрещенным» произведениям, как изменился средний чек в книжных и как книги «эвакуируются» за границу — в полном тексте статьи.

Время чтения: 9,5 минут.

Преодолевая тишину: что такое Sound Studies и как создаются карты звуков

«Любой обманчив звук», пел Александр Васильев. И как же он прав! Всё, что мы слышим каждый день – от надоедливых уведомлений до сигнала светофоров – содержит целый пласт коллективных и индивидуальных значений, редко совпадающих друг с другом. Воспринимаемый обычно как фон, звук на самом деле формирует отношение к месту и влияет на воспоминания о событиях. Изучением этого и занимаются Sound Studies.

Кратко: о чем статья?

Sound Studies – междисциплинарное поле, изучающее способы репрезентации, описания, производства и рецепции звука. Звук в этом направлении понимается максимально широко и не сводится только к музыке (музыковедение) или физическим свойствам аудиосигнала (акустика). Современных саунд-ученых интересует культурное значение слышимого и его восприятие разными сообществами: городскими, профессиональными, локальными.

В 1960-е, когда Sound Studies только появились, ученые хотели обратить внимание людей на звуковое измерение городских пространств и сделать город более комфортным с точки зрения окружающего звука. Правда, из-за слишком плотной связи исследований с экологической повесткой (акустической экологией), учёные упускали из виду, что город и шум не могут существовать друг без друга.

Более объемный взгляд на звук и sound studies стал формироваться в начале 2000-х, когда произошел постепенный разворот от урбанистических проблем к человеку и его сложному взаимодействию со звуком. А в 2010-х стали набирать популярность звуковые карты или sound maps. Формат может быть разным, но общее — это звуки, нанесенные на цифровую карту в виде меток. Среди наиболее интересных примеров таких карт — Aporee Soundmap и Sounds of the Forest.

Aporee Soundmap — самое большое собрание звуков: сейчас в нем более 64 000 записей из многих стран мира — от Норвегии до Южной Африки, от Канады до Новой Зеландии, а в Sounds of the Forest на первый план выходят леса и их обитатели. Здесь нет личных записей, но проект помогает сконцентрироваться на звуках природы и вслушаться, как по-разному и в то же время похоже звучат места на противоположных концах планеты.  

О других примерах звуковых карт в мире и в России и о том, как сделать их самостоятельно — читайте в полной версии статьи. Из неё же узнаете о главных исследованиях, проектах и экспериментах в области Sound Studies.

Время чтения: 16,5 минут.

Язык и точка невозврата: интервью с лингвистом Михаилом Даниэлем о сохранении языков и языковом разнообразии

За малые языки переживают, их пытаются сохранять, их считают бесполезными, их не замечают, в особо мрачные моменты с ними даже борются (не делайте так). Сегодня лингвисты и социолингвисты изучают не только сами малые языки, но и механизмы их взаимодействия, так называемое многоязычие в малом масштабе, собирают корпуса малых языков и атласы многоязычных территорий, чтобы сохранить сложные картины лингвистического взаимовлияния.

«Системный Блокъ» поговорил с лингвистом Михаилом Даниэлем о том, как можно (или нельзя) сохранять языки, как изучение многоязычных сообществ помогает изучению истории языка в целом и о том, можно ли вшестером сделать национальный корпус.

Кратко: о чем интервью?

Малый язык — это нечёткое, мутное понятие. Более осмыслен термин угрожаемый язык, или по-английски — endangered language. Такими языками интересуются одновременно государство, учёные и языковые активисты. Они могут восприниматься как способ самоидентификации, как социальный капитал или как пережиток прошлого. 

Задача сохранения языка гораздо сложнее, чем многие другие социальные задачи, которые стоят перед государством. Чтобы сохранить язык, необходимо построить такую языковую ситуацию или так повлиять на неё, чтобы количество носителей не сокращалось. А для этого необходимо, чтобы языки передавались детям. Основной симптом сохранности или угрожаемости языка — это именно степень его передачи детям от родителей.

А с точки зрения лингвиста, сохранение языка — это сохранение хотя бы информации о нём. В этом смысле сохранить язык точно возможно (и необходимо), и все носители вне зависимости от возраста могут такому сохранению поспособствовать. Есть, например, специальные приложения, ориентированные на то, чтобы помочь носителям в этом благородном деле. Другие варианты тоже подходят — носители одноаульного языка, языка одного села, с которыми работает Михаил Даниэль, устроили WhatsApp-группу, в которой они все вместе собирают лексические данные, записывают их.

Узнать о том, как ещё ученые влияют на сохранения языка, в чем особенность языкового многообразия в Дагестане и как в документировании языков помогают цифровые методы — можно из полного текста интервью.

Время чтения: 38 минут.

Машина управляет танцем: кибернетика в театре и музыке XX века

Может ли машина писать мелодии, разговаривать с музыкантом во время выступления и руководить групповым танцем? В середине прошлого столетия последователи кибернетики ответили на этот вопрос положительно. Разбираемся, что такое кибернетическое искусство и как идеи Норберта Винера повлияли на музыку и театр XX века.

Кратко: о чем статья?

В середине XX века, когда кибернетика только зародилась, она определялась как междисциплинарное знание, объединяющее неврологию, биологию, машиностроение и системы управления. Оказалось, что она действительно применима в разных контекстах, в том числе и в искусстве — появлялись алгоритмическая живопись, роботизированные скульптуры, компьютерные поэмы. Одни из самых показательных и интересных экспериментов были реализованы в музыке.

В 1955 году Лорен Хиллер и Леонард Айзексон при помощи компьютера сгенерировали последовательность нот в произведении струнного квартета, а в 1956 вышел фантастический фильм «Запретная планета» с первым полностью электронным саундтреком.

Основным мотивом включения компьютеров в музыкальный процесс было понимание музыки как количественной информации — она виделась как сочетание объективных структур звука и «рождалась из чисел». Эксперименты с кибернетической музыкой проводились и в СССР: например, в конце 50-х музыкант и математик Рудольф Зарипов сочинял мелодии при помощи машины «Урал». 

Не менее интересными оказались и эксперименты в театре. О них и о том, какое искусство пришло на смену кибернетическому сегодня, — в полном тексте статьи.

Время чтения: 10 минут.

Выставка или парк развлечений? Как технологии «работают» в Еврейском музее

Каким образом артефакты прошлого встраиваются в новое музейное пространство? В новом тексте блога Андрей Лихацкий отвечает на этот вопрос на примере новой интерактивной зоны «Кухня» в Еврейском музее и Центре Толерантности.

🤓 Edutainment и «музей опыта»: как устроен Еврейский музей

Экспозицию Еврейского музея в Москве можно охарактеризовать как «сплав» формата edutainment с мемориальным музеем или же «музеям опыта». Edutainment – позволяет человеку в развлекательной форме узнавать новую информацию посредством различных технологий. «Музей опыта» должен позволить посетителю «пережить» опыт прошлого и в этом ему помогают многочисленные мультимедиа и дисплеи с аудиовизуальным контентом. Предметы прошлого в таком случае играют второстепенную, но важную роль: они придают аутентичность контенту и гарантируют, что музей останется музеем.

👩🏻‍🍳«Кухня»

Подробнее это можно рассмотреть на примере экспозиции «Кухня», которая открылась в этом году. Основная задача этой экспозиции – рассказать о различных еврейских народностях, которые проживали на территории Российской Империи и СССР, и об их кулинарных традициях. Здесь можно обнаружить экраны с изображением и названием национальных блюд, а также картой с регионами проживания различных этнолингвистических групп, игровые видео и предметы быта и столовые принадлежности конца XIX – начала XX века. И поскольку для такой выставки важны эмоции, здесь выставлено приглушенное освещение, создающее ощущение домашнего уюта. 

🎞️ Декорации

Декорации эксподиции созданы на основе снимков известного советского этнографа Исая Менделевича Пульнера, сделанных в ходе экспедиций в 1930-х годах. Пульнер исследовал кулинарные традиции евреев-ашкеназов, написал книгу «Еврейские пословицы и поговорки о еде» и уделял особое внимание традиционному быту. Именно поэтому его фотографии легли в основу инсталляции.

Подробнее о том, как устроена эта выставка и что ещё способствует созданию правильного эмоционального фона, — читайте в полном тексте на сайте.

«Навизуализировал»: Лев Манович разгадывает фильмы Вертова

Во время учёбы в школе многие изучали графики и диаграммы и задавались вопросом: «Где это вообще может пригодиться?» Проект Льва Мановича «Визуализация Вертова» — наглядный пример того, как с помощью визуализации данных можно по-новому взглянуть на известные фильмы и найти в них интересные закономерности. 

Кратко: о чем статья?

Цель визуализации данных — «сделать невидимое видимым». Исследуя кино таким образом, отдельные кадры фильма или части кадров можно распределить в соответствии с метаданными (дата, место, автор), свойствами содержания (например, наличие лиц) или визуальными характеристиками (композиция, направленность линий, контраст, текстуры).

В своем проекте Лев Манович сравнил фильмы Дзиги Вертова «Одиннадцатый год» и «Человек с киноаппаратом». Выяснилось, что в «Человеке с киноаппаратом» кадры, как правило, короче. А вот длинные кадры фильма «Одиннадцатый год» опровергают паспространённую теорию о том, что русская монтажная школа, к которой принадлежал и Вертов, использовала только короткие кадры.

Благодаря визуализации данных Манович также обратил внимание на часто встречающиеся кадры, где люди смотрят вверх, «предположительно в сторону коммунистического будущего», и вправо. О том, почему важна постоянная смена направлений взглядов в фильме и о том, как чередуются в нем длинные и короткие кадры, — читайте в полном тексте статьи.

Время чтения: 6,5 минут.