***

С берёз неслышно, невесомо
опять слетает жёлтый лист.
Как эта осень мне знакома,
как неизменен эпикриз.

В полях раскисшие дороги
и шорох трав, как шёпот душ.
Небес свинцовые отроги
текут на дно бездонных луж.

И в этой глуби потаённой
одно я вижу всякий раз:
на запад наши батальоны
идут, вымешивая грязь.

И мимо высохшей полыни
я, как пацан военных лет,
всю жизнь свою бегу за ними
сквозь неживой осенний свет...

За облетевшими ветвями
осколки солнца всё бледней.
О сколько лет и расстояний...
Но эхо тех далёких дней

звучало болью и набатом
во мне все эти времена.
Не оттого ль, что в сорок пятом
так и не кончилась война?


© Полина Орынянская, 2023

Пятачок

Из замкнутого круга никуда.
Ты собираешь в лодку невода,
крючки и блёсны, удочки, садок,
и думаешь – ты рыбий царь и бог.

А всё нелепо, как в кошмарном сне.
Ты сам висишь на солнечной блесне,
пока рука другого рыбака
не подсечёт тебя, как судака.

И скосишь глаз, и глянешь сверху вниз,
рассматривая прожитую жизнь,
припоминая, как ты покорял
и даль, и ширь, и тридевятый вал...

И вдруг увидишь, жалкий дурачок,
что море-то – размером с пятачок.


© Полина Орынянская, 2020

Вера. Надежда. Любовь

* * *

Пока нам не роют окопов с траншеями,
пока среди ночи не газует под окнами воронок,
ты можешь спокойно бросаться на шею мне.
Всё ОК.

Пока я не кинусь назад в атаке
(мы, новобранцы, такая шушера),
а ты не пристрелишь меня, как собаку,
пойдём, в кафе покушаем.

И ты не парься, радуйся солнечным временам.
Пусть беды идут лесом, полем и лугом.
Пока не последнюю корку делим, а пиво напополам,
не тревожь врага, пусть побудет другом.

* * *

А у нас не падают самолёты.
Я живу в обычной, как все, глуши.
Я спешу по утрам на свою работу,
как у нас любой по утрам спешит.

А потом читаю, ипона мама,
что погибла сотня живых людей:
самолёт взлетел и на взлёте прямо
превратился в сотню людских смертей.

И ни слова. Кроме /хрипато/: боже.
Потому что горе – немая тьма.
И я падаю, падаю, падаю тоже
и сто раз предсмертное слышу «ма...»

И вот так же я до конца, до края,
сколько выйдет финишной той прямой,
буду жить, беспомощно повторяя:
ерунда, с кем угодно, но не со мной...

* * *

Ну не будь вообще, что тебе стоит, просто не будь вообще.
Для чего ты, зачем ты есть только наполовину?
Я же выживу, если ты понимаешь ужас таких вещей –
начиная с тяжёлой сумки из ближайшего магазина.

Начиная с тяжёлой сумки и завершая под Новый год
нарочитым весельем и глазами – такими сухими, что, кажется, треснут.
А тебя вот настолько кто-то где-то не ждёт?
Только честно.

А тебе вот настолько хочется – ночь, не ночь –
провалиться в сон и вынырнуть прошлым летом?
Чтобы лето было с прежнюю жизнь длиной...
Не об этом надо бы, господи, не об этом...


© Полина Орынянская, 2017

Такое время года

Нет в ноябре ни музыки, ни муз...
Вороны на деревьях, как наросты.
Автобус, полусонный сухогруз,
пыхтит по пробкам. Наворчится вдосталь,
свою начинку вытряхнет в метро,
возьмёт на сдачу парочку старушек
и, напустив бензиновых ветров,
покатит в область – древний край домушек,
построенных пленённой немчурой
для трудовых людей Страны Советов...

А я, вдохнув прокуренный сырой
холодный чад, протиснусь в турникеты.
Под запах осетинских пирогов
в коробке у разносчика-таджика
вздремну. Проснусь. По лесенке бегом...

Скажи-ка,
зачем нужна вся эта круговерть,
особенно в такое время года?
Залечь на дно, не двигаться и тлеть.
Смотреть в окно на мутные разводы
соседних крыш, небес и тополей,
лелеять мизантропию и скуку
да изредка на ощупь, близоруко
с собакой выползать в туман аллей.

И спать...

Тогда, быть может, погодя
вздохну об этих днях как об утрате,
и станет жалко музыки дождя,
затихшей в тёмных лужах на асфальте...


© Полина Орынянская, 2018

Фасады

Фасады этих старых городков
(От Праги – через Краков – Рига – Таллин,
Где Старый Томас стар и не брутален,
Хоть пять веков назад и был таков) –

Так вот фасады чудо хороши,
И окна беззащитно-близоруки.
Мы, им поверив, рвёмся в переулки
И входим в раж, считая виражи.

Как пряничные домики свежи!
Послушай, Гензель (громкость поубавь-ка!):
У этой старой дамы за прилавком
Вставная челюсть – хищная, скажи?

Здесь древность наряжается во мхи,
Булыжниками щерится щербато...
Европа, ты красива и богата,
Но я домой, в деревню, в лопухи.


© Полина Орынянская, 2015

Женщина под сорок

Не сон, не явь, а так, какой-то морок.
Мерещится? Спросить бы у кого...
Ко мне приходит женщина под сорок
в лиловом платье с длинным рукавом.

Серебряно бренчат её браслеты,
и тонким пальцам тяжко от колец.
Вдыхает сладко горечь сигареты.
Бледна, прозрачна, будто не жилец.

Гадает мне на картах, не спросивши,
опять пустые хлопоты сулит.
Глядит в окно на сгорбленные крыши
и шепчет что-то. Может, из молитв.

Холодный день бесцветен и аморфен —
она всегда в такой приходит день.
И я варю ей скверный чёрный кофе,
замешанный на утреннем дожде.

Она давно отчаялась согреться,
и кожи перламутровая стынь
испорчена следами от инъекций
сезонной дряни под названьем сплин.

В туманной взвеси спрятан целый город.
Бессмысленны и долги вечера...
Ко мне приходит женщина под сорок —
обычная предзимняя хандра.


© Полина Орынянская, 2014

Письмо на юга

Ж.

Надеюсь, ваши крымские рассветы
не так жемчужно-бледно холодны.
Гуляю с псом. Он лает вам приветы.
Я сдуру одеваюсь, словно летом,
а время утеплённые штаны
сыскать на запылённой антресоли.
Собаке проще, у неё меха.
Траву побило инеем, как молью,
и лета золотая шелуха
скукожилась, обмякла и раскисла.

Поверишь, я такая же сама.
И в поисках какого-нибудь смысла
брожу в лесах. Но проблески ума
редки, как и просветы в этой хмари.
А впрочем, дураком сейчас милей:
блаженному и дождик за елей,
ходи себе, беспамятство лелей,
перебирай бесхитростный гербарий
увядших стебельков своей души,
подслушивай, о чём синичий свист…
Я превращаюсь в чистый белый лист.

А ты на нём про море напиши.


© Полина Орынянская, 2021

Призрак

Время думать – и время не думать вообще ни о чём.
Что я? – оборванный лист и вырванный лист.
Ночь упакует в постель и зальёт сургучом.
Не шевелись.

Просто побудь один на один с собой.
Это трасса бессонно шумит или памяти гул?
Ночь на меня глядит одноглазой совой
и говорит: угу.

Время не делит на мёртвых и на живых.
Каждый из нас – призрак своих миров.
Что я? – клочок тумана среди травы
на перекрёстке ветров...

Мы же выходим в осень, подняв воротник.
В зиму уходим, как бы там ни мело.
Будет и там всё так же, как ты привык, –
свет впереди и лето. Любовь. Тепло.


© Полина Орынянская, 2021

***

За Лихой рекой под Аксаем
в деревнях огни угасают.
Горько мыкнет скот, разорётся кот
да зайдутся Жучка с Кусаем.

Где ржавеют падуб да ясень
и уходит бес восвояси,
хлопот крыл — и вот молит Бога кто-т
у резных церковных балясин.

Разольётся марево-морок,
из травы поднимаясь сорной...
Даже дом пустой — не пускай, постой,
на постой паломницу в чёрном.

Будет вещий сон несчастливым.
Скрипнет дверь и качнётся слива...
От крыльца в кусты — птичьих лап кресты
да вороний грай над обрывом.

А Господь один-то и знает,
что за души кружатся в стае...
По домам нишкни. Не горят огни
за Лихой рекой под Аксаем.


© Полина Орынянская, 2016
https://youtu.be/1qujvZ4Nbeo?si=YuTxRGHZUaivphc9

Собачье

Мохнатый ангел мой, седая борода.
Нет крыльев, но зато четыре лапы.
Уходит осень по твоим следам
в сухой траве заснеженной, патлатой.

А мне куда? В кильватере бреду.
Кому ещё довериться на свете,
на этом белом полузимнем свете,
что тает в леденеющем пруду? –

Тропе, знакомой с детства наизусть,
скрипучему терпенью старых сосен...
Вороний крик тревожен и несносен,
но возвращает в давешнюю грусть –

негорькую, привычную, родную,
где жизнь права течением своим,
а мы на берегу её стоим
и думаем: авось перезимуем,
всего делов – полгода темноты.
Какие были милые несчастья...

А первый снег идёт тебе, и ты
смеёшься мне своей косматой пастью.


© Полина Орынянская, 2023

149.200

Смерть не стоит на месте.
Пашет поля помалу.
149.200
или экспресс в Вальхаллу.

Ты за кого на мины?
Клоуну много чести.
Клоун стреляет в спину.
149.200

149.200
Кладбища жёлто-сини.
Помнишь начало в Бресте?
Помнишь финал в Берлине?

Сыну скажи и бате:
149.200
Ради чего, приятель,
лезешь ты в перекрестье?

149.200
Нет ни земли, ни дома:
внукам арийских бестий
проданы чернозёмы.

Слышишь, как плачут дети?
Кто вас вослед покрестит?
Ради всего на свете
149.200

Русские чужды мести.
Что умирать без толку?
149.200
и вызывай «Волгу».

© Полина Орынянская, 2023

Мой белый свет

Мой белый день и белый снег.
Мой белый свет.
Я забываюсь в полусне.
Я забиваюсь в полусне
под плед.

И городская тишина
шумит в окне.
И тянет стужей от окна,
и стужа тянется, бледна,
ко мне.

Запрячу руки в рукава,
а между век
дрожит июльская трава...
Вот так живёшь и день, и два.
И век.

Проходит белый свет насквозь.
За ним темно.
Отшепчешь мутный сон – авось?..
Но всё уже сбылось, сбылось
давно.

Из длинных нитей суеты
и паутин
свяжу чехол для пустоты.
На подоконнике цветы.
И снег на крыши и мосты
летит...


© Полина Орынянская, 2016

Квадраты света

Мне бы хотелось песен, как пела мама.
Волосы пыхали искрами в рыжем свете.
Под утюгом расцветала моя пижама –
маки, ромашки...

В память об этом лете
запах остался – чистой горячей ткани,
яблок неспелых в садике под балконом,
скрип половицы – мерный, красивый, сонный,
и утюга жаркое придыханье.

Так босиком сладко ходить по полу...
Господи, ну обещай, что однажды где-то
всё повторится – эти слова и голос,
детство, тепло, покой и квадраты света...


© Полина Орынянская, 2018

В такие ночи снятся поезда

Мой мир покрылся инеем и тьмой,
в нём стало пусто, холодно и тихо.
И зябнет пустоглазая луниха,
беременная будущей луной.

И всё, что было, кажется пустышкой,
дорогой ниоткуда в никуда.
В такие ночи снятся поезда,
вокзалы в двухэтажных городишках,

где намертво застряло века три,
черны старухи и темны иконы,
синеют на верёвках панталоны…
И сон, и тлен, куда ни посмотри.

Протяжно, по-сиротски тянет клирос
в соборе на извилистой реке…
Но в этом пообтрёпанном лубке
тепло из окон не дают на вынос.

Его хранят, сплетясь в паучью сеть,
и трещины на старой штукатурке,
и улочки-проулки-переулки,
откуда мне на поезд не успеть…


© Полина Орынянская, 2016

Автобус

Вечерние огни, гирлянды светофоров...
Так в детстве из гостей мы ехали домой.
Кондукторша спала. В окне тянулся город.
Автобус дребезжал разболтанной кормой,

рычал и наддавал в мучительном экстазе,
и фарами гонял густые тени прочь.
Так полно, как тогда, в бензиновом лиазе,
я больше никогда не чувствовала ночь.

Оттуда, из нутра, подсвеченного рыже,
наполненного вкрай усталостью людской,
я видела луну, висящую недвижно,
следящую за мной с рассеянной тоской.

И гнули фонари послушливые выи
под тяжестью небес, а может, бытия.
И, кажется, тогда я поняла впервые,
как неизменен мир, как в нём случайна я...


© Полина Орынянская, 2019

***

Довериться зиме, нести её, как крест –
не на Голгофу, а легко, нательно.
Принять её, как принимает лес
на лапы елей долгие метели.
Пустить в себя до самого нутра,
до ледяного наста между рёбер...

Потом однажды вынырнуть с утра
на белый свет младенцем из утробы
прожитых дней – без горечи утрат,
теней, толпой стоявших за спиною...
Ожить и жить. Не зря же снегопад
стирает грань меж небом и землёю.


© Полина Орынянская, 2023

Деревня

Зима живётся нараспев,
дрожит на верхних нотах.
Как бабка, валенки надев,
вздыхая сквозь зевоту,
шугая тени по углам
и сонного барбоса,
ползу из чайного тепла
во двор – дышать морозом.

Давай в деревне жить вдвоём?
Корову заведём!

Протоптан к бане узкий ход.
Над домом дым прозрачен.
Синичка песенки поёт
и скачет-скачет-скачет.
И я (коленки-то голы)
топчу снега со скрипом.
И солнце капелькой смолы
течёт в ладонь... А ты бы

сажал картошку и горох.
Я знаю, ты бы смог!

Под вечер белая луна
застрянет по-над речкой,
и я усядусь у окна,
перебирая гречку.
Дрова поют, гудят, трещат,
скребётся где-то мышка.
Налью тарелочку борща,
да с водочкою, слышь-ка!

...а я пекла б тебе в печи
на Пасху куличи!

Дорожка по полю бежит.
Кряхтит автобус местный.
Я знаю, эти миражи
тебе не интересны.
Ты любишь замки и мосты,
чтоб всё средневеково.
А я люблю, чтоб рядом ты,
и куры, и корова.

Портки твои порвались. Жаль!
Зашила. Приезжай.


© Полина Орынянская, 2018

Я здесь была недавно

А. А.

Не виделись бог знает сколько зим.
Кругом бело, да чуть не по колено...
Снег не идёт, а в воздухе висит –
лохматый, непроглядный, тяжеленный.

Уюта окна рыжие полны.
Темнеет глубь безжизненного сада...
Я здесь была недавно – до войны.
Я здесь была давно – с тех пор год за два.

Чудно не узнавать. Смотреть, смотреть,
искать родное прошлое в деталях...
Тут шастал кот, облезлый, словно смерть,
и прежний пёс совсем иначе лаял.

Мы обсуждали тыщу мелочей,
и каждая была проблемой века.
Мы были парой тёртых калачей,
видавших виды. Пенилось просекко,

опавшей сливой пахло от земли,
под вечер холодало – август, значит.
И бабочки над астрами цвели...

Ну, что ты плачешь?..


© Полина Орынянская, 2023

Заполночь

Время заполночь. Тени сбиваются в угол.
Прорастает и вьётся беззвучья лоза.
Рот у ночи надорван, и пенится вьюга,
так что двери от ветра гуляют в пазах.

Но, пока в темноте я дыхание прячу,
вспоминается странное, сладкое вдруг...
Ни души. Вечереющий август на даче,
и тяжёлого паданца шорох и стук.

Рыба плещет лениво хвостом на закате,
вышивают стрижи по небесной канве...
Тишина – это россыпи солнечных пятен
под закрытыми наглухо створками век.

Вспышки-промельки-блики – листвы позолота,
то у самого берега стая мальков,
то кораблик на тоненьком шве горизонта...
Вспоминается пёстро, бессвязно, легко.

Так с ленивой травы мотыльков поднимает,
трепыхнувшись в истоме, полуденный жар...

Тишина, эта девочка глухонемая,
пляшет, пляшет по памяти, глупо кружа...


© Полина Орынянская, 2019

Испарина

...А по утрам она рассказывала сны
о тесных улочках, знакомых еле-еле,
о пыльных двориках, где мыкается сныть
и кукла спит на ржавой карусели;

о силуэте и бесформенном плаще,
щербатой лестнице, ведущей по спирали.
(Во сне бежать не получается вообще,
смешно... – а сердце будто оторвали.)

И хриплым шёпотом, сбиваясь и смеясь
над глупым страхом и отсутствием сюжета,
она плела свою бессмысленную вязь,
цепляя звук за краешки рассвета.

Она спешила всё ему пересказать.
Какая чушь, так никогда не будет с нами!..
А он жалел и целовал её в глаза,
и собирал испарину губами...

И были дни прозрачны и ясны.
А по утрам она рассказывала сны.


© Полина Орынянская, 2015

Страна лгунов

Где тропинка срывалась со скал,
на лужайке среди валунов
он почти в поднебесье сыскал
государство отпетых лгунов.

Говорили: у нас хорошо, –
а в глазах набухала тоска.
Молодец, что нашёл и пришёл, –
и крутили себе у виска.

Там у вас никудышная жизнь,
всё бессмыслица, тлен и печаль, –
а в глазах: расскажи, расскажи
про любовь – как она горяча...

Говорили: без тела душа,
словно птица. Но чувствовал он,
как к нему прикасались, дрожа,
издавая мучительный стон.

Он остался у них на ночлег
и услышал, как плачут во сне
все лгуны, что отпеты навек
в этой странной обманной стране.

И тогда ему стало невмочь.
Отвернулся, ругнул сгоряча
и услышал, направившись прочь:
– Он выходит из комы. Врача!..




© Полина Орынянская, 2014