Александра Пахмутова. Мелодия
Ты моя мелодия,
Я твой преданный Орфей…
Дни, что нами пройдены,
Помнят свет нежности твоей.
Всё, как дым, растаяло,
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Забыть мелодию любви?
Ты моё сомнение,
Тайна долгого пути…
Сквозь дожди осенние
Слышу я горькое «прости».
Зорь прощальных зарево.
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Предать мелодию любви?
Ты моё призвание,
Песня, ставшая судьбой…
Боль забвенья раннего
Знал Орфей, преданный тобой.
Стань моей Вселенною,
Смолкнувшие струны оживи.
Сердцу вдохновенному
Верни мелодию любви!
Ты моя мелодия,
Я твой преданный Орфей…
Дни, что нами пройдены,
Помнят свет нежности твоей.
Всё, как дым, растаяло,
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Забыть мелодию любви?
Ты моё сомнение,
Тайна долгого пути…
Сквозь дожди осенние
Слышу я горькое «прости».
Зорь прощальных зарево.
Голос твой теряется вдали…
Что тебя заставило
Предать мелодию любви?
Ты моё призвание,
Песня, ставшая судьбой…
Боль забвенья раннего
Знал Орфей, преданный тобой.
Стань моей Вселенною,
Смолкнувшие струны оживи.
Сердцу вдохновенному
Верни мелодию любви!
Щербаков, Once: https://youtu.be/NZdv3ewfpQ4
Purcell's music:
Сюита: https://youtu.be/4nW23vFwjyM
Ария Дидоны: https://youtu.be/Ae1IUPHxFzs
.
Purcell's music:
Сюита: https://youtu.be/4nW23vFwjyM
Ария Дидоны: https://youtu.be/Ae1IUPHxFzs
.
YouTube
Михаил Щербаков - Once In Our Lives (1995)
кассета 8
(H.Purcell) значит, я полагаю, что музыка - Генри Пёрселла.
(H.Purcell) значит, я полагаю, что музыка - Генри Пёрселла.
Дерево. Автор неизвестен
В моем дворе растет дерево
Оно давно уже там пытается жить
Каждый год его очередной школьник ломает
Но это дерево мне все равно не забыть.
Оно мне всегда сообщает
Как сильно дует ветер
Оно всегда беду предвещает
Но не понимают этого дети.
Дерево уже выросло немного
В этом году его никто не ломал
Просто старый дед
Это деревце хорошо защищал.
Как благодарен я ему
И готов дать награду
Но кто же знает что надо
Было этому гаду.
В моем дворе растет дерево
Оно давно уже там пытается жить
Каждый год его очередной школьник ломает
Но это дерево мне все равно не забыть.
Оно мне всегда сообщает
Как сильно дует ветер
Оно всегда беду предвещает
Но не понимают этого дети.
Дерево уже выросло немного
В этом году его никто не ломал
Просто старый дед
Это деревце хорошо защищал.
Как благодарен я ему
И готов дать награду
Но кто же знает что надо
Было этому гаду.
Александр Вертинский. О моей собаке
Это неважно, что Вы — собака.
Важно то, что Вы человек.
Вы не любите сцены, не носите фрака,
Мы как будто различны, а друзья навек.
Вы женщин не любите — а я обожаю.
Вы любите запахи — а я нет.
Я ненужные песни упрямо слагаю,
А Вы уверены, что я настоящий поэт.
И когда я домой прихожу на рассвете,
Иногда пьяный, или грустный, иль злой.
Вы меня встречаете нежно-приветливо,
А хвост Ваш как сердце — дает перебой.
Улыбаетесь Вы — как сама Джиоконда,
И если бы было собачье кино,
Вы были б «ведеттой», «звездой синемонда»
И Вы б Грету Гарбо забили давно.
Только в эту мечту мы утратили веру,
Нужны деньги и деньги, кроме побед,
И я не могу Вам сделать карьеру.
Не могу. Понимаете? Средств нет.
Вот так и живем мы. Бедно, но гордо.
А главное — держим высоко всегда
Я свою голову, а Вы свою морду, —
Вы, конечно, безгрешны, ну а я без стыда.
И хотя Вам порой приходилось кусаться,
Побеждая врагов и «врагинь» гоня,
Все же я, к сожалению, должен сознаться —
Вы намного честней и благородней меня.
И когда мы устанем бежать за веком
И уйдем от жизни в другие края,
Все поймут: это ты была человеком,
А собакой был я.
Это неважно, что Вы — собака.
Важно то, что Вы человек.
Вы не любите сцены, не носите фрака,
Мы как будто различны, а друзья навек.
Вы женщин не любите — а я обожаю.
Вы любите запахи — а я нет.
Я ненужные песни упрямо слагаю,
А Вы уверены, что я настоящий поэт.
И когда я домой прихожу на рассвете,
Иногда пьяный, или грустный, иль злой.
Вы меня встречаете нежно-приветливо,
А хвост Ваш как сердце — дает перебой.
Улыбаетесь Вы — как сама Джиоконда,
И если бы было собачье кино,
Вы были б «ведеттой», «звездой синемонда»
И Вы б Грету Гарбо забили давно.
Только в эту мечту мы утратили веру,
Нужны деньги и деньги, кроме побед,
И я не могу Вам сделать карьеру.
Не могу. Понимаете? Средств нет.
Вот так и живем мы. Бедно, но гордо.
А главное — держим высоко всегда
Я свою голову, а Вы свою морду, —
Вы, конечно, безгрешны, ну а я без стыда.
И хотя Вам порой приходилось кусаться,
Побеждая врагов и «врагинь» гоня,
Все же я, к сожалению, должен сознаться —
Вы намного честней и благородней меня.
И когда мы устанем бежать за веком
И уйдем от жизни в другие края,
Все поймут: это ты была человеком,
А собакой был я.
Константин Помренин. Песчаная башня
Песчаная башня –
Пророчество.
Бери меня,
Одиночество.
Я нищий, как старец в пустыне,
И ничего не значу.
Чувства мои застыли.
Я не трачусь.
Леплю высокую башню
Из сухого песка.
Мне не страшно,
Рука легка.
Занятие это продолжу
Миллион лет.
Я ни кому не должен,
Могу терпеть.
Созидаю и разрушаю,
И вновь леплю.
Я не страдаю
И не люблю.
Как учил меня Хайдеггер,
В бытие – просвет.
Качается маятник
Времени вслед.
Я – Аристотель,
Я терпелив.
То, что построил
Пока жив
И не жалею,
И не люблю.
Я лелею
Мост королю.
Я творю
Из света и тьмы
Ту зарю,
Что не видим мы.
Там где я проволховал
Не растёт ещё трава,
Там и леший не бывал,
Там и дух не пролетал.
Из пустоты – плоть.
Из мечты – вселенная.
Кровь и пот,
Любовь нетленная.
Песчаная башня –
Пророчество.
Бери меня,
Одиночество.
Я нищий, как старец в пустыне,
И ничего не значу.
Чувства мои застыли.
Я не трачусь.
Леплю высокую башню
Из сухого песка.
Мне не страшно,
Рука легка.
Занятие это продолжу
Миллион лет.
Я ни кому не должен,
Могу терпеть.
Созидаю и разрушаю,
И вновь леплю.
Я не страдаю
И не люблю.
Как учил меня Хайдеггер,
В бытие – просвет.
Качается маятник
Времени вслед.
Я – Аристотель,
Я терпелив.
То, что построил
Пока жив
И не жалею,
И не люблю.
Я лелею
Мост королю.
Я творю
Из света и тьмы
Ту зарю,
Что не видим мы.
Там где я проволховал
Не растёт ещё трава,
Там и леший не бывал,
Там и дух не пролетал.
Из пустоты – плоть.
Из мечты – вселенная.
Кровь и пот,
Любовь нетленная.
Александр Рудт. Югорские стихи
* * *
Напротив церкви в скверике в Югорске
на сквозняке сентябрьском – благодать.
И за полвека радостей-то с горстку,
Но сладко поглазеть и подремать.
И тройки фонарей – декор, безделка,
А не желают взгляда отпускать,
И в космос обращенная тарелка
Неутолимо продолжает ждать.
Ах, бабье, ах, пронзительное лето,
Останься в сердце, в тихом уголке.
И вздох листвы, и промельк птицы этой
Пускай не будут замком на песке.
О чем твердишь, дрожащая космея?
Коснись скамейки, облачная тень.
О чем вздыхать, о чем молиться смею,
Когда от счастья даже думать лень.
* * *
Твердея,
Воздух сентября
В гортани
Всю слизистую пробует содрать.
А парк сквозит до лип на заднем плане.
Нет, легче умереть, чем рассказать.
И задымляя, зачумляя вечер,
уже листву пытаются сжигать.
Не жаль, что одинок, что те – далече.
Нет, легче умереть, чем рассказать.
Дела, воспоминания – водица.
Нет утоленья жажды, видит Бог.
И ничего с Вселенной не случится.
Плевать, что сердца выболел кусок.
А лужиц хруст, а голубей налеты,
А скрипка из раскрытого окна?
И все тетради выбросить охота,
И оттолкнуться в омуте от дна.
А в ящике почтовом – пыль в полпальца,
А под балконом вопли малышни.
И распирая горизонта пяльцы,
Кристальнее в е ч е р н и е о г н и.
Дрожи, осина, серебрясь в потемках,
пол-Млечного Пути собой закрой.
Всё зная наперед, не стлал соломки.
Сентябрь, сентябрь, что делать мне с тобой?
* * *
Дождь в городе чужом –
Двойная бесприютность.
Нет чуда за углом.
И в мыслях – сор, минутность.
Зачем фонтан шумит? –
И так от влаги тошно.
И взлетный крик томит
Сороки заполошной.
Под тентом – шашлыки.
На лужах рябь такая,
что приступы тоски
идут не затихая.
Согрей –ка, коньячок.
Мне тыщу верст до дома.
И утомленный Бог
Скучает, как Обломов.
Но жизни духа – всклень.
И вспомнится как счастье –
Югорск, сентябрьский день.
Мир у дождя во власти.
Крутой полет листа.
Жизнь влагой заметает
и каплею с зонта
Судьба моя слетает.
* * *
..Последний раз напротив самолёта,
что с постамента пробует взлететь…
В квартире бродят эхо, блики, ноты,
и холодна чеканки старой медь.
Хозяйка улыбается привычно.
ей – год? полгода? – здесь дышать, ходить?
Но поминать о раке неприлично,
приходится трепаться и шутить.
Мы поедим ещё печеной рыбы,
на даче сядем в тень четы берёз,
и многое ещё чего могли бы -
но все «возможно» час уже унёс.
Югорские черёмухи вздыхают,
последний майский день – постой, продлись,
и ничего – то все вокруг не знают,
и безоглядно пробегает жизнь.
* * *
Отпусти меня, север колючий,
не держи в скально-мшистой горсти,
отпусти не за долею лучшей,
отдохнуть от себя отпусти.
Вместо клюквы – черешня и груши,
не брусника – хурма, абрикос.
Не держи меня больше, послушай,
ты и так прямо в сердце пророс.
Поброжу, загорю, отогреюсь,
заряжусь, затоскую, сбегу.
Распахнешь свои горы, надеюсь?
на засов не закроешь тайгу?
Отпусти меня, север контрастный,
пусть потешит вдоль моря ходьба,
чтобы сердцу увиделось ясно,
где навек прописалась судьба.
Отпусти меня, север нелгущий,
чтобы веру и вкус обрести,
и душа снова стала поющей,
чтобы крепче связать, отпусти.
* * *
Напротив церкви в скверике в Югорске
на сквозняке сентябрьском – благодать.
И за полвека радостей-то с горстку,
Но сладко поглазеть и подремать.
И тройки фонарей – декор, безделка,
А не желают взгляда отпускать,
И в космос обращенная тарелка
Неутолимо продолжает ждать.
Ах, бабье, ах, пронзительное лето,
Останься в сердце, в тихом уголке.
И вздох листвы, и промельк птицы этой
Пускай не будут замком на песке.
О чем твердишь, дрожащая космея?
Коснись скамейки, облачная тень.
О чем вздыхать, о чем молиться смею,
Когда от счастья даже думать лень.
* * *
Твердея,
Воздух сентября
В гортани
Всю слизистую пробует содрать.
А парк сквозит до лип на заднем плане.
Нет, легче умереть, чем рассказать.
И задымляя, зачумляя вечер,
уже листву пытаются сжигать.
Не жаль, что одинок, что те – далече.
Нет, легче умереть, чем рассказать.
Дела, воспоминания – водица.
Нет утоленья жажды, видит Бог.
И ничего с Вселенной не случится.
Плевать, что сердца выболел кусок.
А лужиц хруст, а голубей налеты,
А скрипка из раскрытого окна?
И все тетради выбросить охота,
И оттолкнуться в омуте от дна.
А в ящике почтовом – пыль в полпальца,
А под балконом вопли малышни.
И распирая горизонта пяльцы,
Кристальнее в е ч е р н и е о г н и.
Дрожи, осина, серебрясь в потемках,
пол-Млечного Пути собой закрой.
Всё зная наперед, не стлал соломки.
Сентябрь, сентябрь, что делать мне с тобой?
* * *
Дождь в городе чужом –
Двойная бесприютность.
Нет чуда за углом.
И в мыслях – сор, минутность.
Зачем фонтан шумит? –
И так от влаги тошно.
И взлетный крик томит
Сороки заполошной.
Под тентом – шашлыки.
На лужах рябь такая,
что приступы тоски
идут не затихая.
Согрей –ка, коньячок.
Мне тыщу верст до дома.
И утомленный Бог
Скучает, как Обломов.
Но жизни духа – всклень.
И вспомнится как счастье –
Югорск, сентябрьский день.
Мир у дождя во власти.
Крутой полет листа.
Жизнь влагой заметает
и каплею с зонта
Судьба моя слетает.
* * *
..Последний раз напротив самолёта,
что с постамента пробует взлететь…
В квартире бродят эхо, блики, ноты,
и холодна чеканки старой медь.
Хозяйка улыбается привычно.
ей – год? полгода? – здесь дышать, ходить?
Но поминать о раке неприлично,
приходится трепаться и шутить.
Мы поедим ещё печеной рыбы,
на даче сядем в тень четы берёз,
и многое ещё чего могли бы -
но все «возможно» час уже унёс.
Югорские черёмухи вздыхают,
последний майский день – постой, продлись,
и ничего – то все вокруг не знают,
и безоглядно пробегает жизнь.
* * *
Отпусти меня, север колючий,
не держи в скально-мшистой горсти,
отпусти не за долею лучшей,
отдохнуть от себя отпусти.
Вместо клюквы – черешня и груши,
не брусника – хурма, абрикос.
Не держи меня больше, послушай,
ты и так прямо в сердце пророс.
Поброжу, загорю, отогреюсь,
заряжусь, затоскую, сбегу.
Распахнешь свои горы, надеюсь?
на засов не закроешь тайгу?
Отпусти меня, север контрастный,
пусть потешит вдоль моря ходьба,
чтобы сердцу увиделось ясно,
где навек прописалась судьба.
Отпусти меня, север нелгущий,
чтобы веру и вкус обрести,
и душа снова стала поющей,
чтобы крепче связать, отпусти.
Александр Рудт. Наслаждается ястреб потоком крутым
Наслаждается ястреб потоком крутым,
шумно мелкие птахи уносятся с поля,
тень скользит по ботве и по грядкам пустым,
по осенней росе на изрытом подзоле.
По плечу моему пробегает она –
уж не мягкие ль перья травинку смахнули?
под мешком ли картошки заныла спина
или крылья, что срезали в детстве, вздохнули?
Наслаждается ястреб потоком крутым,
шумно мелкие птахи уносятся с поля,
тень скользит по ботве и по грядкам пустым,
по осенней росе на изрытом подзоле.
По плечу моему пробегает она –
уж не мягкие ль перья травинку смахнули?
под мешком ли картошки заныла спина
или крылья, что срезали в детстве, вздохнули?
Игорь Гуревич. Какие белые скрижали
Какие белые скрижали
легли на чёрные дела!
Зима, как водится, в начале
белым-бела, белым-бела…
Белым-белы воспоминанья –
обидам чёрным места нет:
сгорают тёмные названья,
летя на белый чистый свет.
Белым-бела любовь былая –
в ней только радость и полёт
щебечущей весёлой стаи
дней, уходящих в новый год.
Белым-бела тропинка в завтра –
без метящих пространство псов...
Вот белое яйцо на завтрак,
привычность белых потолков,
и рамы белые, и шторы,
и белый лист без чёрных слов –
всё вторит мирным разговорам
в снега укутанных дворов.
В рассветной розовеет дымке
восток над снежной белизной.
И кажется – договоримся
мы с новоявленной зимой.
Какие белые скрижали
легли на чёрные дела!
Зима, как водится, в начале
белым-бела, белым-бела…
Белым-белы воспоминанья –
обидам чёрным места нет:
сгорают тёмные названья,
летя на белый чистый свет.
Белым-бела любовь былая –
в ней только радость и полёт
щебечущей весёлой стаи
дней, уходящих в новый год.
Белым-бела тропинка в завтра –
без метящих пространство псов...
Вот белое яйцо на завтрак,
привычность белых потолков,
и рамы белые, и шторы,
и белый лист без чёрных слов –
всё вторит мирным разговорам
в снега укутанных дворов.
В рассветной розовеет дымке
восток над снежной белизной.
И кажется – договоримся
мы с новоявленной зимой.
Сергей Каратов. Метеорный дождь
Дождём любуюсь метеорным,
Легко искрящимся, проворным…
Светло вокруг на много вёрст
От быстро падающих звёзд!
То по касательной скользящих,
То прямиком к Земле летящих.
Вкруг нас немало их сгорало,
Иль, прожигая покрывало,
Страшило взрывами землян,
Раскачивая Инь и Ян.
Как хорошо в ночную пору
Мечту доверить метеору;
Что сбыться все должно у нас
Хотя бы
В стодесятый раз…
Дождём любуюсь метеорным,
Легко искрящимся, проворным…
Светло вокруг на много вёрст
От быстро падающих звёзд!
То по касательной скользящих,
То прямиком к Земле летящих.
Вкруг нас немало их сгорало,
Иль, прожигая покрывало,
Страшило взрывами землян,
Раскачивая Инь и Ян.
Как хорошо в ночную пору
Мечту доверить метеору;
Что сбыться все должно у нас
Хотя бы
В стодесятый раз…
Александр Розенбаум. Вальс Бостон
На ковре из желтых листьев в платьице простом
Из подаренного ветром крепдешина
Танцевала в подворотне осень вальс-бостон.
Отлетал теплый день, и хрипло пел саксофон.
И со всей округи люди приходили к нам,
И со всех окрестных крыш слетались птицы,
Танцовщице золотой захлопав крыльями...
Как давно, как давно звучала музыка там.
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Там листья падают вниз, пластинки крутится диск:
"Не уходи, побудь со мной, ты - мой каприз".
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Опьянев от наслажденья, о годах забыв,
Старый дом, давно влюбленный в свою юность,
Всеми стенами качался, окна отворив,
И всем тем, кто в нем жил, он это чудо дарил.
А когда затихли звуки в сумраке ночном -
Все имеет свой конец, свое начало,
Загрустив, всплакнула осень маленьким дождем...
Ах, как жаль этот вальс, как хорошо было в нем!
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Там листья падают вниз, пластинки крутится диск:
"Не уходи, побудь со мной, ты - мой каприз".
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
На ковре из желтых листьев в платьице простом
Из подаренного ветром крепдешина
Танцевала в подворотне осень вальс-бостон.
Отлетал теплый день, и хрипло пел саксофон.
И со всей округи люди приходили к нам,
И со всех окрестных крыш слетались птицы,
Танцовщице золотой захлопав крыльями...
Как давно, как давно звучала музыка там.
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Там листья падают вниз, пластинки крутится диск:
"Не уходи, побудь со мной, ты - мой каприз".
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Опьянев от наслажденья, о годах забыв,
Старый дом, давно влюбленный в свою юность,
Всеми стенами качался, окна отворив,
И всем тем, кто в нем жил, он это чудо дарил.
А когда затихли звуки в сумраке ночном -
Все имеет свой конец, свое начало,
Загрустив, всплакнула осень маленьким дождем...
Ах, как жаль этот вальс, как хорошо было в нем!
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Там листья падают вниз, пластинки крутится диск:
"Не уходи, побудь со мной, ты - мой каприз".
Как часто вижу я сон, мой удивительный сон,
В котором осень нам танцует вальс-бостон.
Александр Розенбаум. Полем
Заплутал - не знаю,где,чудо чудное глядел:
По холодной по воде в грязном рубище.
Через реку через миг брел как по суху старик,
То ли в прошлом его лик,а то ли в будущем.
А замерзшая межа,а метели все кружат,
Я глазами провожал-слышал сердца стук.
Одинока и горба не моя ли шла судьба,
Эх спросить бы да, губа онемела вдруг.
Полем,полем,полем,белым белым полем дым.
Волос был чернее смоли,стал седым.
Полем,полем,полем,белым белым полем дым.
Волос был чернее смоли,стал седым.
А старик все шел ,как сон по пороше босиком
То ли вдаль за горизонт,а то ли вглубь земли.
И чернела высота и снежинки петь устав
На его ложились стан да не таяли.
Вдруг в звенящей тишине обернулся он ко мне
И мурашки по спине ледяной волной.
На меня смотрел и спал."Старче,кто ты?"-закричал,
А старик захохотал,сгинув с глаз долой.
Не поверил бы глазам,отписал бы все слезам,
Видно все,что было там померещилось.
Но вот в зеркале,друзья, вдруг его увидел я.
Видно встреча та моя все же вещая.
Заплутал - не знаю,где,чудо чудное глядел:
По холодной по воде в грязном рубище.
Через реку через миг брел как по суху старик,
То ли в прошлом его лик,а то ли в будущем.
А замерзшая межа,а метели все кружат,
Я глазами провожал-слышал сердца стук.
Одинока и горба не моя ли шла судьба,
Эх спросить бы да, губа онемела вдруг.
Полем,полем,полем,белым белым полем дым.
Волос был чернее смоли,стал седым.
Полем,полем,полем,белым белым полем дым.
Волос был чернее смоли,стал седым.
А старик все шел ,как сон по пороше босиком
То ли вдаль за горизонт,а то ли вглубь земли.
И чернела высота и снежинки петь устав
На его ложились стан да не таяли.
Вдруг в звенящей тишине обернулся он ко мне
И мурашки по спине ледяной волной.
На меня смотрел и спал."Старче,кто ты?"-закричал,
А старик захохотал,сгинув с глаз долой.
Не поверил бы глазам,отписал бы все слезам,
Видно все,что было там померещилось.
Но вот в зеркале,друзья, вдруг его увидел я.
Видно встреча та моя все же вещая.
Марина Николаева-Бурак. Безвременье
Наступило безвременье –
Не зима и не осень,
Ветер мечется в темени,
Но снегов не приносит.
И приходит сумятица –
Да на всём белом свете:
Время словно бы пятится –
Далеко, на столетья.
Пандемии с потопами
И крушение мира –
Что там каркают толпами
Сетевые вампиры.
Наблюдая за хаосом,
Надо мысли стреножить –
И прикинуться страусом,
И друзей не тревожить.
Сердце сотнями войлоков
Запечатано, скрыто –
От голодных психологов,
А тем более – сытых.
Сердце тенькает струнами,
Потихоньку стучится,
И любуется лунами,
И стенает волчицей.
Или мчится по местности,
Разорваться рискует,
В западне неизвестности
О любимых тоскует.
И вино одиночества
Так смиренно глотает.
А любить всё же хочется,
А Любви – не хватает!
Маскарад продолжается,
И глаза стекленеют.
Сердце бьётся-сражается –
Жизнь намного длиннее.
Сердцу трудно в безвременье,
Но мерещится, будто
В нём из горького семени
Проросла незабудка …
Наступило безвременье –
Не зима и не осень,
Ветер мечется в темени,
Но снегов не приносит.
И приходит сумятица –
Да на всём белом свете:
Время словно бы пятится –
Далеко, на столетья.
Пандемии с потопами
И крушение мира –
Что там каркают толпами
Сетевые вампиры.
Наблюдая за хаосом,
Надо мысли стреножить –
И прикинуться страусом,
И друзей не тревожить.
Сердце сотнями войлоков
Запечатано, скрыто –
От голодных психологов,
А тем более – сытых.
Сердце тенькает струнами,
Потихоньку стучится,
И любуется лунами,
И стенает волчицей.
Или мчится по местности,
Разорваться рискует,
В западне неизвестности
О любимых тоскует.
И вино одиночества
Так смиренно глотает.
А любить всё же хочется,
А Любви – не хватает!
Маскарад продолжается,
И глаза стекленеют.
Сердце бьётся-сражается –
Жизнь намного длиннее.
Сердцу трудно в безвременье,
Но мерещится, будто
В нём из горького семени
Проросла незабудка …