Михаил Щербаков. Вечное слово
Из руин и забвенья, из пепла и крови,
Законам любым вопреки,
Возникает лицо, появляются брови,
Из тьмы проступают зрачки.
И не нужно движений, достаточно взгляда,
Как всё начинается вновь:
Из бессонного бреда, из слёз и разлада
На свет происходит любовь.
О, как страстно бунтует и мечется глухо невнятная гордость моя!
Но когда настаёт вожделение духа, не волен противиться я.
И напротив, когда вдохновение плоти волнует и застит глаза, -
Я нисколько не против, не только не против, напротив, я полностью за!
Спотыкается разум, не в силах расчислить конца и начала узнать.
И всё чаще бывает, что страшно помыслить, хотя и возможно понять.
И всё чаще выходит, что смерть наготове, а тайна Земли заперта.
И опять остаётся спасение в слове, а прочее всё - суета.
Полагаюсь на слово, на вечное Слово, и кроме него - ничего.
Обращаюсь к нему, как к началу земного всего и иного всего.
Возвращаюсь, качаясь, как судно к причалу, к высокому Слову Творца.
И чем более я подвигаюсь к Началу, тем далее мне до конца.
Из руин и забвенья, из пепла и крови,
Законам любым вопреки,
Возникает лицо, появляются брови,
Из тьмы проступают зрачки.
И не нужно движений, достаточно взгляда,
Как всё начинается вновь:
Из бессонного бреда, из слёз и разлада
На свет происходит любовь.
О, как страстно бунтует и мечется глухо невнятная гордость моя!
Но когда настаёт вожделение духа, не волен противиться я.
И напротив, когда вдохновение плоти волнует и застит глаза, -
Я нисколько не против, не только не против, напротив, я полностью за!
Спотыкается разум, не в силах расчислить конца и начала узнать.
И всё чаще бывает, что страшно помыслить, хотя и возможно понять.
И всё чаще выходит, что смерть наготове, а тайна Земли заперта.
И опять остаётся спасение в слове, а прочее всё - суета.
Полагаюсь на слово, на вечное Слово, и кроме него - ничего.
Обращаюсь к нему, как к началу земного всего и иного всего.
Возвращаюсь, качаясь, как судно к причалу, к высокому Слову Творца.
И чем более я подвигаюсь к Началу, тем далее мне до конца.
Юрий Визбор. Я вернулся
Здравствуй, здравствуй, я вернулся,
Я к разлуке прикоснулся,
Я покинул край, в котором
Лишь одни большие горы,
Меж горами перевалы,-
В том краю ты не бывала,
Там звезда есть голубая,
В ней угадывал тебя я.
Здравствуй, здравствуй, друг мой вечный,
Вот и кофе, вот и свечи,
Вот созвездье голубое,
Вот и мы вдвоем с тобою,
Наши дни идут к закату,
Мы, как малые ребята,
Взявшись за руки клянемся,-
То ли плачем, то ль смеемся.
Здравствуй, здравствуй, милый случай,
Здравствуй, храбрый мой попутчик,
Разреши идти с тобою
За звездою голубою,
И на рынок за хлебами,
И с корзинкой за грибами,
И нести вдвоем в корзинке
Наших жизней половинки.
Здравствуй, здравствуй, я вернулся ...
Здравствуй, здравствуй, я вернулся,
Я к разлуке прикоснулся,
Я покинул край, в котором
Лишь одни большие горы,
Меж горами перевалы,-
В том краю ты не бывала,
Там звезда есть голубая,
В ней угадывал тебя я.
Здравствуй, здравствуй, друг мой вечный,
Вот и кофе, вот и свечи,
Вот созвездье голубое,
Вот и мы вдвоем с тобою,
Наши дни идут к закату,
Мы, как малые ребята,
Взявшись за руки клянемся,-
То ли плачем, то ль смеемся.
Здравствуй, здравствуй, милый случай,
Здравствуй, храбрый мой попутчик,
Разреши идти с тобою
За звездою голубою,
И на рынок за хлебами,
И с корзинкой за грибами,
И нести вдвоем в корзинке
Наших жизней половинки.
Здравствуй, здравствуй, я вернулся ...
Евгений Цветков. Жене после ссоры
Создатель, вечно сущий в небесах,
Нам подарил красивую планету,
Живущую благодаря Божественному свету,
В лучах зари и в птичьих голосах.
В улыбке солнца и в морщинах рек,
В пустынь сухих, убийственных просторах
И в милых сердцу голубых озёрах,
В горах, где никогда не тает снег.
Она водой жива, она жива огнём,
И тонким стебельком, и острой сталью,
И смехом озорным, и тихою печалью…
Всё это я увидел в образе твоём.
В потоке по плечам рассыпанных волос,
В наклоне головы и рук движеньях,
В уверенных словах и в внутренних сомненьях,
И в драгоценном блеске тихих слёз.
Что сделать мне? Что я могу сказать?
Что подарить тебе, коль нет у мирозданья
Достойного тебя и твоего вниманья
Сокровища, и стоит ли искать?!
Что я могу для радости твоей?
Прикажешь умереть, - умру без сожаленья,
Но чтобы подарить тебе счастливое мгновенье,
Принадлежащей мне, не хватит жизни всей.
Могу уйти, не опуская глаз.
Моя судьба – сквозь слёзы улыбаться,
Но, гордость позабыв, я буду возвращаться,
Чтоб твой любой каприз исполнить всякий раз.
Но если вдруг, обидам всем назло,
Ты сделаешь короткий шаг навстречу,
Всё позабыв, я этим же отвечу,
Губами ощутив руки твоей тепло.
Создатель, вечно сущий в небесах,
Нам подарил красивую планету,
Живущую благодаря Божественному свету,
В лучах зари и в птичьих голосах.
В улыбке солнца и в морщинах рек,
В пустынь сухих, убийственных просторах
И в милых сердцу голубых озёрах,
В горах, где никогда не тает снег.
Она водой жива, она жива огнём,
И тонким стебельком, и острой сталью,
И смехом озорным, и тихою печалью…
Всё это я увидел в образе твоём.
В потоке по плечам рассыпанных волос,
В наклоне головы и рук движеньях,
В уверенных словах и в внутренних сомненьях,
И в драгоценном блеске тихих слёз.
Что сделать мне? Что я могу сказать?
Что подарить тебе, коль нет у мирозданья
Достойного тебя и твоего вниманья
Сокровища, и стоит ли искать?!
Что я могу для радости твоей?
Прикажешь умереть, - умру без сожаленья,
Но чтобы подарить тебе счастливое мгновенье,
Принадлежащей мне, не хватит жизни всей.
Могу уйти, не опуская глаз.
Моя судьба – сквозь слёзы улыбаться,
Но, гордость позабыв, я буду возвращаться,
Чтоб твой любой каприз исполнить всякий раз.
Но если вдруг, обидам всем назло,
Ты сделаешь короткий шаг навстречу,
Всё позабыв, я этим же отвечу,
Губами ощутив руки твоей тепло.
Юрий Визбор. Вересковый куст
Вот хорошо, и тихо, и просторно,
Ни городов, ни шума, ни звонков.
Ветру открыты все четыре стороны,
Мачта сосны и парус облаков.
Вересковый куст, словно лодка,
И далеко-далеко земля.
Вересковый куст, словно лодка,
А в лодке ни весел, ни руля.
Из под сырой травы желтеет осень,
Вешнее солнце щиплет щеки нам.
Ты говоришь: "Куда это нас сносит?
Я несказанно так удивлена..."
И торопливых слов не понимая,
Руки раскинув в небе пустом,
Вся ты плывешь в синей воде мая
Брошенным в реку белым крестом.
Версты любви, их вдоволь было, вдоволь,
За горизонт ушли, за облака,
Только вот жалко - вереск тот медовый,
Да и, пожалуй, тех мест не разыскать.
Вот хорошо, и тихо, и просторно,
Ни городов, ни шума, ни звонков.
Ветру открыты все четыре стороны,
Мачта сосны и парус облаков.
Вересковый куст, словно лодка,
И далеко-далеко земля.
Вересковый куст, словно лодка,
А в лодке ни весел, ни руля.
Из под сырой травы желтеет осень,
Вешнее солнце щиплет щеки нам.
Ты говоришь: "Куда это нас сносит?
Я несказанно так удивлена..."
И торопливых слов не понимая,
Руки раскинув в небе пустом,
Вся ты плывешь в синей воде мая
Брошенным в реку белым крестом.
Версты любви, их вдоволь было, вдоволь,
За горизонт ушли, за облака,
Только вот жалко - вереск тот медовый,
Да и, пожалуй, тех мест не разыскать.
Евгений Бачурин. Дерева
Дерева вы мои, дерева,
Что вам головы гнуть, горевать?
До беды, до поры
Шумны ваши шатры...
Терема, терема, терема...
Я волнуем и вечно томим
Колыханьем, дыханьем земным.
Что ни день - то весна,
Что ни ночь - то без сна...
Зелено, зелено, зелены
Мне бы броситься в ваши леса,
Убежать от судьбы колеса,
Где внутри ваших крон
Всё малиновый звон -
Голоса, голоса, голоса...
Говорят, как под ветром трава,
Не поникнет моя голова.
Я и верить бы рад
В то, о чем говорят,
Да слова - всё слова, всё слова...
За резным, за дубовым столом
Помянут нас недобрым вином,
А как станут качать
Да начнут величать
Топором, топором, топором...
Ах вы, рощи мои, дерева!
Не рубили бы вас на дрова.
Не чернели бы пни,
Как прошедшие дни, -
Дерева вы мои, дерева...
Дерева вы мои, дерева,
Что вам головы гнуть, горевать?
До беды, до поры
Шумны ваши шатры...
Терема, терема, терема...
Я волнуем и вечно томим
Колыханьем, дыханьем земным.
Что ни день - то весна,
Что ни ночь - то без сна...
Зелено, зелено, зелены
Мне бы броситься в ваши леса,
Убежать от судьбы колеса,
Где внутри ваших крон
Всё малиновый звон -
Голоса, голоса, голоса...
Говорят, как под ветром трава,
Не поникнет моя голова.
Я и верить бы рад
В то, о чем говорят,
Да слова - всё слова, всё слова...
За резным, за дубовым столом
Помянут нас недобрым вином,
А как станут качать
Да начнут величать
Топором, топором, топором...
Ах вы, рощи мои, дерева!
Не рубили бы вас на дрова.
Не чернели бы пни,
Как прошедшие дни, -
Дерева вы мои, дерева...
Сергей Есенин. Береза
Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит берёза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
Белая берёза
Под моим окном
Принакрылась снегом,
Точно серебром.
На пушистых ветках
Снежною каймой
Распустились кисти
Белой бахромой.
И стоит берёза
В сонной тишине,
И горят снежинки
В золотом огне.
А заря, лениво
Обходя кругом,
Обсыпает ветки
Новым серебром.
Какой из восточных языков имеет лучшее поэтическое звучание?
Anonymous Poll
10%
Китайский
12%
Японский
27%
Арабский
44%
Фарси (персидский)
27%
Тюркский
... тут в чате еще про любовь просят...
Edgar Allan Poe. «Annabel Lee»
Перевод А. Оленича-Гнененко
С тех пор пролетели года и года;
У моря, где край земли,
Вы, может быть, девушку знали тогда
По имени Аннабель Ли,
Друг другу сердца отдав навсегда,
Мы расстаться на миг не могли.
Мы были как дети, она и я,
У моря, где край земли,
В то давнее, давнее время, когда
Жила здесь Аннабель Ли,
И ангелы неба смотреть на нас
Без зависти не могли.
И вот почему из тучи тогда,
У моря, где край земли,
Ветер холодный смертью дохнул
На прекрасную Аннабель Ли.
И богатый сородич пришел за ней,
И ее схоронили вдали,
В пышной гробнице ее схоронил,
У моря, где край земли.
Да! Ангелы неба смотреть на нас
Без зависти не могли —
И вот (все это знали тогда
У моря, где край земли),
Ветер дунул из туч ночных,
Сгубил и убил Аннабель Ли.
Но самые мудрые никогда
Любить так, как мы, не могли,
Сильнее любить не могли.
И ангелы неба не смели тогда
И демоны недр земли
Разделить, разлучить душу мою
И душу Аннабель Ли.
И сиянье луны навевает мне сны
О прекрасной Аннабель Ли.
Если всходит звезда, в ней мерцает всегда
Взор прекрасной Аннабель Ли.
Бьет ночной прибой — и я рядом с тобой,
С моею душой и женой дорогой, —
Там, в гробнице, где край земли,
Там, у моря, где край земли!
Edgar Allan Poe. «Annabel Lee»
Перевод А. Оленича-Гнененко
С тех пор пролетели года и года;
У моря, где край земли,
Вы, может быть, девушку знали тогда
По имени Аннабель Ли,
Друг другу сердца отдав навсегда,
Мы расстаться на миг не могли.
Мы были как дети, она и я,
У моря, где край земли,
В то давнее, давнее время, когда
Жила здесь Аннабель Ли,
И ангелы неба смотреть на нас
Без зависти не могли.
И вот почему из тучи тогда,
У моря, где край земли,
Ветер холодный смертью дохнул
На прекрасную Аннабель Ли.
И богатый сородич пришел за ней,
И ее схоронили вдали,
В пышной гробнице ее схоронил,
У моря, где край земли.
Да! Ангелы неба смотреть на нас
Без зависти не могли —
И вот (все это знали тогда
У моря, где край земли),
Ветер дунул из туч ночных,
Сгубил и убил Аннабель Ли.
Но самые мудрые никогда
Любить так, как мы, не могли,
Сильнее любить не могли.
И ангелы неба не смели тогда
И демоны недр земли
Разделить, разлучить душу мою
И душу Аннабель Ли.
И сиянье луны навевает мне сны
О прекрасной Аннабель Ли.
Если всходит звезда, в ней мерцает всегда
Взор прекрасной Аннабель Ли.
Бьет ночной прибой — и я рядом с тобой,
С моею душой и женой дорогой, —
Там, в гробнице, где край земли,
Там, у моря, где край земли!
Илья Калинников. Лучшая песня о любви
Так вот теперь сиди и слушай -
Он не желал ей зла,
Он не хотел запасть ей в душу-
И тем лишить ее сна...
Он привозил по выходным ей сладости,
Читал в ее ладонях линии,
И он не знал на свете большей радости -
Чем называть ее по имени.
Ей было где-то 36,
Когда он очень тихо помер,
Ей даже не пришлось успеть.
В последний раз набрать его несложный номер...
Но - в первый раз - несла она ему цветы -
Две ярко-белых лилии,
В знак, что более никто, кроме него,
ТАК не называл ее по имени...
И было ей 76,
Когда ее самой не стало.
Нет - не страшила ее смерть,
Скорей - она о ней мечтала!
Бывало, знаете ли, сядет у окна,
И смотрит, смотрит, смотрит в небо синее:
Дескать, когда умру - я встречу его там,
И вновь тогда он назовет меня по имени!
Какая, в сущности, смешная вышла жизнь,
Хотя, что может быть красивее,
Чем сидеть на облаке - и, свесив ножки вниз,
Друг друга называть по имени!
Так вот теперь сиди и слушай -
Он не желал ей зла,
Он не хотел запасть ей в душу-
И тем лишить ее сна...
Он привозил по выходным ей сладости,
Читал в ее ладонях линии,
И он не знал на свете большей радости -
Чем называть ее по имени.
Ей было где-то 36,
Когда он очень тихо помер,
Ей даже не пришлось успеть.
В последний раз набрать его несложный номер...
Но - в первый раз - несла она ему цветы -
Две ярко-белых лилии,
В знак, что более никто, кроме него,
ТАК не называл ее по имени...
И было ей 76,
Когда ее самой не стало.
Нет - не страшила ее смерть,
Скорей - она о ней мечтала!
Бывало, знаете ли, сядет у окна,
И смотрит, смотрит, смотрит в небо синее:
Дескать, когда умру - я встречу его там,
И вновь тогда он назовет меня по имени!
Какая, в сущности, смешная вышла жизнь,
Хотя, что может быть красивее,
Чем сидеть на облаке - и, свесив ножки вниз,
Друг друга называть по имени!