Пока идёт второй день флотского фестиваля, вспоминаю, что вчера читали дети со сцены.
«Клеветникам России». «Бородино».
И Роберта Рождественского.
Баллада о зенитчицах
Как разглядеть за днями
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее
были сплошь —
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая чёлка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.
И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
— Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! —
И —
залп!
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась.
Кружилось небо —
снежное,
рябое.
Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов,
этот плач!
Ему —
протяжному —
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
— Ой, мамочка!..
— Ой, страшно мне!..
— Ой, мама!.. —
И снова:
— Батарея-а-а! —
И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре чёрных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя — навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины…
…Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.
1973
#русскиестихи
«Клеветникам России». «Бородино».
И Роберта Рождественского.
Баллада о зенитчицах
Как разглядеть за днями
след нечёткий?
Хочу приблизить к сердцу
этот след…
На батарее
были сплошь —
девчонки.
А старшей было
восемнадцать лет.
Лихая чёлка
над прищуром хитрым,
бравурное презрение к войне…
В то утро
танки вышли
прямо к Химкам.
Те самые.
С крестами на броне.
И старшая,
действительно старея,
как от кошмара заслонясь рукой,
скомандовала тонко:
— Батарея-а-а!
(Ой мамочка!..
Ой родная!..)
Огонь! —
И —
залп!
И тут они
заголосили,
девчоночки.
Запричитали всласть.
Как будто бы
вся бабья боль
России
в девчонках этих
вдруг отозвалась.
Кружилось небо —
снежное,
рябое.
Был ветер
обжигающе горяч.
Былинный плач
висел над полем боя,
он был слышней разрывов,
этот плач!
Ему —
протяжному —
земля внимала,
остановясь на смертном рубеже.
— Ой, мамочка!..
— Ой, страшно мне!..
— Ой, мама!.. —
И снова:
— Батарея-а-а! —
И уже
пред ними,
посреди земного шара,
левее безымянного бугра
горели
неправдоподобно жарко
четыре чёрных
танковых костра.
Раскатывалось эхо над полями,
бой медленною кровью истекал…
Зенитчицы кричали
и стреляли,
размазывая слёзы по щекам.
И падали.
И поднимались снова.
Впервые защищая наяву
и честь свою
(в буквальном смысле слова!).
И Родину.
И маму.
И Москву.
Весенние пружинящие ветки.
Торжественность
венчального стола.
Неслышанное:
«Ты моя — навеки!..»
Несказанное:
«Я тебя ждала…»
И губы мужа.
И его ладони.
Смешное бормотание
во сне.
И то, чтоб закричать
в родильном
доме:
«Ой, мамочка!
Ой, мама, страшно мне!!»
И ласточку.
И дождик над Арбатом.
И ощущенье
полной тишины…
…Пришло к ним это после.
В сорок пятом.
Конечно, к тем,
кто сам пришёл
с войны.
1973
#русскиестихи
Еду на встречу с читателями. Вышла из Дома офицеров флота, иду к аллее городов-героев на площади Нахимова, а на здании городского правительства во весь фасад. Видно издалека.
Почему так в Севастополе, понятно. В Доме офицеров вместе с героями двух оборон смотрят теперь со стен портреты парней и девушек, мужчин и женщин, отдавших жизни с февраля этого года. Не дают отвести взгляд.
Но почему в Москве, например, не так?
Почему так в Севастополе, понятно. В Доме офицеров вместе с героями двух оборон смотрят теперь со стен портреты парней и девушек, мужчин и женщин, отдавших жизни с февраля этого года. Не дают отвести взгляд.
Но почему в Москве, например, не так?
Немного отойду от событий последних двух дней, которые оказались для моего пенсионного темпа плотноватыми, и о фестивале искусств, который Черноморский флот приурочил к 220-летию Нахимова, расскажу подробнее.
А пока представьте, что вы вместе со мной входите в фойе ДОФа. А там — письма нашим ребятам можно отправить, чтобы их поддержать.
Мы с поэтами-писателями ещё весной видеопослания им записывали. Но полевую почту ждут всегда.
А пока представьте, что вы вместе со мной входите в фойе ДОФа. А там — письма нашим ребятам можно отправить, чтобы их поддержать.
Мы с поэтами-писателями ещё весной видеопослания им записывали. Но полевую почту ждут всегда.
А по поводу дискуссий под постами вчера-сегодня вспомнила (надеюсь, понятно, по отношению к кому) старый лозунг, который так и не использовала:
Write дальше!
Write дальше!
Пусть будет и сегодня.
Далёк путь от киевского престола и коростеньского пепла до Порфировой палаты в Царьграде
Далёк путь от киевского престола и коростеньского пепла до Порфировой палаты в Царьграде
Forwarded from Солоно. Стихи. Ольга Старушко
Он воспылал ко мне страстью на переправе.
Княже тогда не обидел меня, не ранил,
а что горяч был — так я не держала зла.
И заструилась вода с моего весла,
блики костра отразив на далёком плёсе.
И утекло столько лет, столько зим и вёсен.
Там, где утратила я его, полыхает осень.
Доля вдовья черна:
разом вспыхнула — и дотла.
Если ступишь в ладью, перевозчику даришь душу.
Кузнецам передайте: пусть горны пока не тушат,
наготовят углей дубовых к рассвету дня.
Вижу, кто там приехал сватать меня.
Я же отвечу со всем пылом,
со всей искренностью,
если бояр высылает за мной Искоростень.
Почести в Киеве княжеские воздаю:
гости, ложитесь-ка почивать в ладью.
Вас пронесут на руках до вырытой за ночь ямы,
да и бросят в неё, заполненную углями.
Буду стоять над нею, пока не выгорела,
чтобы убийцам смерть была горше Игоревой.
А передам, что не глянулись те.
Отряди, мол, новых.
Жарко в натопленной мыльне, крепки засовы,
стены возьмутся — куда там углям дубовым:
пышет из-под венца, разлетаются искры.
Что те сваты? Сама приду.
Жди, Искоростень.
Где закрывают небо листвою кроны,
валят древляне ствол для ладьи долблёной —
целой дружине достанет — одним комлем.
Хаживал муж мой на лодьях, несли их реки
прямо до моря, а там повстречали греков.
И корабли их плевались огнём диковинным
так, что горело не дерево, но вода.
Думали, что за мужа вам не воздам?
Вы, привязав его к молодым стволам,
жизнь мою разорвали напополам.
Пусть же не брага, а кровь, закипая, брызнет
возле кургана, где я сотворю тризну
и заберу в отместку тысячи жизней
за одного-единственного.
Вьётся река ужом возле Искоростеня.
Город в осаде.
Повытоптаны поля.
Мне ни мехов, ни мёда не надобно от древлян.
Ночью осенней гонец вернулся из-за морей:
вынь из-за пазухи снадобье посмотреть,
да не просыпь ни крошки.
Селитра.
Сера.
Я соберу с вас дань, но особой мерой.
Лёгкого легче расплата за волю Мала:
с каждого дома дайте по птахе малой,
голубя дайте с зажиточного двора.
Пламя во мне достаточно полыхало,
пусть же на трут перекидывается искра,
брызнувши из-под кресала.
И от горючих моих непролитых слёз
пламя над кронами занялось.
То, что вчера ещё было Искоростенем,
к небу взовьётся и пеплом потом выстынет.
Я ничего не чувствую там, где жгло твоим именем,
Игорь:
искра потухла.
И душу вынула.
Княже тогда не обидел меня, не ранил,
а что горяч был — так я не держала зла.
И заструилась вода с моего весла,
блики костра отразив на далёком плёсе.
И утекло столько лет, столько зим и вёсен.
Там, где утратила я его, полыхает осень.
Доля вдовья черна:
разом вспыхнула — и дотла.
Если ступишь в ладью, перевозчику даришь душу.
Кузнецам передайте: пусть горны пока не тушат,
наготовят углей дубовых к рассвету дня.
Вижу, кто там приехал сватать меня.
Я же отвечу со всем пылом,
со всей искренностью,
если бояр высылает за мной Искоростень.
Почести в Киеве княжеские воздаю:
гости, ложитесь-ка почивать в ладью.
Вас пронесут на руках до вырытой за ночь ямы,
да и бросят в неё, заполненную углями.
Буду стоять над нею, пока не выгорела,
чтобы убийцам смерть была горше Игоревой.
А передам, что не глянулись те.
Отряди, мол, новых.
Жарко в натопленной мыльне, крепки засовы,
стены возьмутся — куда там углям дубовым:
пышет из-под венца, разлетаются искры.
Что те сваты? Сама приду.
Жди, Искоростень.
Где закрывают небо листвою кроны,
валят древляне ствол для ладьи долблёной —
целой дружине достанет — одним комлем.
Хаживал муж мой на лодьях, несли их реки
прямо до моря, а там повстречали греков.
И корабли их плевались огнём диковинным
так, что горело не дерево, но вода.
Думали, что за мужа вам не воздам?
Вы, привязав его к молодым стволам,
жизнь мою разорвали напополам.
Пусть же не брага, а кровь, закипая, брызнет
возле кургана, где я сотворю тризну
и заберу в отместку тысячи жизней
за одного-единственного.
Вьётся река ужом возле Искоростеня.
Город в осаде.
Повытоптаны поля.
Мне ни мехов, ни мёда не надобно от древлян.
Ночью осенней гонец вернулся из-за морей:
вынь из-за пазухи снадобье посмотреть,
да не просыпь ни крошки.
Селитра.
Сера.
Я соберу с вас дань, но особой мерой.
Лёгкого легче расплата за волю Мала:
с каждого дома дайте по птахе малой,
голубя дайте с зажиточного двора.
Пламя во мне достаточно полыхало,
пусть же на трут перекидывается искра,
брызнувши из-под кресала.
И от горючих моих непролитых слёз
пламя над кронами занялось.
То, что вчера ещё было Искоростенем,
к небу взовьётся и пеплом потом выстынет.
Я ничего не чувствую там, где жгло твоим именем,
Игорь:
искра потухла.
И душу вынула.
Севастопольцы, что вы делаете сегодня, воскресным вечером?
Я знаю, что вам стоит сделать: в 17:00 прийти в ДОФ на заключительный концерт первого фестиваля искусств Черноморского флота "Корабельная сторона" и поддержать наших кадетов-нахимовцев.
Они уже чистят форму до блеска.
Там будет на что посмотреть!
Я знаю, что вам стоит сделать: в 17:00 прийти в ДОФ на заключительный концерт первого фестиваля искусств Черноморского флота "Корабельная сторона" и поддержать наших кадетов-нахимовцев.
Они уже чистят форму до блеска.
Там будет на что посмотреть!
Лох серебристый (или узколистный) растёт и в Крыму, и на Донбассе.
Но к июлю он уже отцветает.
Шмелям приходится добывать мёд из самых неожиданных растений, включая артишоки.
Спасибо Лене Заславской, что напомнила.
Трава уже поредела,
шуршит, серебрится лох.
Летят шмели на родео,
седлают чертополох.
Им колко даже в попонах
полосками.
Но припав
к венцам лиловых помпонов
негостеприимных трав,
они питают надежду,
что время не отберёт
их солнечные одежды
и тайный шмелиный мёд.
Но к июлю он уже отцветает.
Шмелям приходится добывать мёд из самых неожиданных растений, включая артишоки.
Спасибо Лене Заславской, что напомнила.
Трава уже поредела,
шуршит, серебрится лох.
Летят шмели на родео,
седлают чертополох.
Им колко даже в попонах
полосками.
Но припав
к венцам лиловых помпонов
негостеприимных трав,
они питают надежду,
что время не отберёт
их солнечные одежды
и тайный шмелиный мёд.
Telegram
Поэтесса Zаславская
Говорю сердцем.
Жизнь поэта в стихах и прозе.
А также новости, фото, впечатления, ссылки на книги.
Мой официальный сайт: https://zaslavskaja.com/
НОВОРОССИЯ: https://www.1tv.ru/shows/koncerty/koncerty/novorossiya-literaturno-muzykalnyy-spektakl
Жизнь поэта в стихах и прозе.
А также новости, фото, впечатления, ссылки на книги.
Мой официальный сайт: https://zaslavskaja.com/
НОВОРОССИЯ: https://www.1tv.ru/shows/koncerty/koncerty/novorossiya-literaturno-muzykalnyy-spektakl
После окончания гала-концерта фестиваля искусств Черноморского флота «Корабельная сторона» можно кричать троекратное раскатистое ура: ансамбль «Гардемарины» Севастопольского президентского кадетского училища,филиала петербургского НВМУ — завоевал Гран-при.
Нахимовцы — лучшие!
Вот они на фестивальной сцене, как сами поют в «Нахимовском вальсе» — не просто ребята, идущие строем.
И их руководитель Юлия Петровна Иванова.
Во втором ряду, в очках — один из солистов ансамля, Володя, который не только участвовал в вокальных номерах, но и читал моё стихотворение.
Нахимовцы — лучшие!
Вот они на фестивальной сцене, как сами поют в «Нахимовском вальсе» — не просто ребята, идущие строем.
И их руководитель Юлия Петровна Иванова.
Во втором ряду, в очках — один из солистов ансамля, Володя, который не только участвовал в вокальных номерах, но и читал моё стихотворение.
Клип ансамбля «Гардемарины» с песней, которая сегодня звучала на заключительном гала-концерте фестиваля «Корабельная сторона», между прочим, стал финалистом Всероссийского конкурса телеканала "РОССИЯ 1"
⚓⚓⚓
Открывайте Вк, это надо увидеть и услышать. Я слышала их вживую. И да, в кадре они сами.
https://vk.com/video2986266_456239639
⚓⚓⚓
Открывайте Вк, это надо увидеть и услышать. Я слышала их вживую. И да, в кадре они сами.
https://vk.com/video2986266_456239639
А завтра — ой, уже сегодня — в Севастополе открывается «Книжный бульвар», которого мы были лишены в прошлом году из-за пандемии.
Подробности — по мере сил
Подробности — по мере сил
…За окном библиотеки, раскрытым навстречу южаку, тёплому ветру, внизу, за железной дорогой перед её поворотом к последнему тоннелю на въезде в город, под главной своей проходной внимательно, молча слушал Севморзавод, забыв о том, что день нерабочий, суббота.
Слушал — через скверик с гледичиями — заводской клуб, теперь культурный комплекс "Корабел", в народном коллективе которого я танцевала до окончания школы.
Слушали окрестные пролетарские улицы: Корабельная, Рабочая, Розы Люксембург, Горького и Дзержинского, слушал сквер Папанина и давно уже не работающая вторая заводская проходная с эскалаторами, а за ней — за ней чуть поодаль папин бывший цех, станочный, построенный на том месте, где при Фоме Мекензи заложили кузню Адмиралтейства, одно из четырёх первых зданий в городе.
И я их услышала.
Как в детстве.
Слушал — через скверик с гледичиями — заводской клуб, теперь культурный комплекс "Корабел", в народном коллективе которого я танцевала до окончания школы.
Слушали окрестные пролетарские улицы: Корабельная, Рабочая, Розы Люксембург, Горького и Дзержинского, слушал сквер Папанина и давно уже не работающая вторая заводская проходная с эскалаторами, а за ней — за ней чуть поодаль папин бывший цех, станочный, построенный на том месте, где при Фоме Мекензи заложили кузню Адмиралтейства, одно из четырёх первых зданий в городе.
И я их услышала.
Как в детстве.
Севастополь, мне снова ехать.
Прости.
Ты вернулся.
Вернусь и я.
Сколько можно на птичьих правах гостить
там, где родина и семья?
Там, где бухта кормит чаек с руки,
где командовал флотом Шмидт,
там, где накрепко держат створ маяки —
лейкоцит и эритроцит,
там, где почву едва ножом поскобли —
ту, что вечно не досыта пьёт —
и проступит белая кость земли,
эта самая соль её...
И чем дальше ты, тем яснее цель:
сохранить всё то, что обрёл.
… А вагон уже, лязгнув, входит в тоннель.
Так патрон досылают в ствол.
Прости.
Ты вернулся.
Вернусь и я.
Сколько можно на птичьих правах гостить
там, где родина и семья?
Там, где бухта кормит чаек с руки,
где командовал флотом Шмидт,
там, где накрепко держат створ маяки —
лейкоцит и эритроцит,
там, где почву едва ножом поскобли —
ту, что вечно не досыта пьёт —
и проступит белая кость земли,
эта самая соль её...
И чем дальше ты, тем яснее цель:
сохранить всё то, что обрёл.
… А вагон уже, лязгнув, входит в тоннель.
Так патрон досылают в ствол.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
В субботу минувшую, накануне дня ангела (совпало так) встретились с читателями в библиотеке имени Станюковича на Корабельной стороне.
Очень тепло, по-родному, по-домашнему встретились.
Спасибо всем, кто был и слушал меня.
Теперь можете послушать и вы, если выдержите больше часа видеозаписи от коллег из Литературного ТВ Севастопольского отделения Союза писателей России.
Простите сбивчивость при чтении (волновалась) и некоторые склейки (закашлялась от волнения).
Очень тепло, по-родному, по-домашнему встретились.
Спасибо всем, кто был и слушал меня.
Теперь можете послушать и вы, если выдержите больше часа видеозаписи от коллег из Литературного ТВ Севастопольского отделения Союза писателей России.
Простите сбивчивость при чтении (волновалась) и некоторые склейки (закашлялась от волнения).
Ностальгическое.
Для тех, кто застал верстак и шило (и умеющих с ними обращаться верстальщиков), шпации в коробке и травление металлических матриц для оттисков фотографий.
Для тех, кому на факультете журналистики добросовестно рассказывали, чем отличается глубокая печать от офсетной.
Для тех, кто помнит стрёкот строкоотливных машин и умеет пользоваться строкомером, металлическим, производства ушедшего в небытие завода «Манометр», вместо которого теперь на набережной Яузы что-то там дизайнерско-лофтовое, или круче того — строкомером картонным, из редакции, где ответсек подписывал их «Украдено у Метревели».
Для тех, кому техреды предпенсионного возраста, принимая в работу бумажные (!) макеты полос вместе с машинописными рукописями текстов, задавали вопрос по разметке: это у вас шапка или заголовок?
Для тех, кому вылизанный особняк за кованой решёткой на Чистых прудах до сих пор вспоминается, как типография «Московского рабочего» и «Московской правды».
Для тех, кто только потом узнавал, что такое барабанный сканер и стохастический растр.
Для любителей свинца, который по воздействию даже круче оружейного, ибо несёт заряженное верной энергией Слово.
Для тех, кто застал верстак и шило (и умеющих с ними обращаться верстальщиков), шпации в коробке и травление металлических матриц для оттисков фотографий.
Для тех, кому на факультете журналистики добросовестно рассказывали, чем отличается глубокая печать от офсетной.
Для тех, кто помнит стрёкот строкоотливных машин и умеет пользоваться строкомером, металлическим, производства ушедшего в небытие завода «Манометр», вместо которого теперь на набережной Яузы что-то там дизайнерско-лофтовое, или круче того — строкомером картонным, из редакции, где ответсек подписывал их «Украдено у Метревели».
Для тех, кому техреды предпенсионного возраста, принимая в работу бумажные (!) макеты полос вместе с машинописными рукописями текстов, задавали вопрос по разметке: это у вас шапка или заголовок?
Для тех, кому вылизанный особняк за кованой решёткой на Чистых прудах до сих пор вспоминается, как типография «Московского рабочего» и «Московской правды».
Для тех, кто только потом узнавал, что такое барабанный сканер и стохастический растр.
Для любителей свинца, который по воздействию даже круче оружейного, ибо несёт заряженное верной энергией Слово.
Forwarded from Бложик и русский дизайн
А-а-а-а, афигенно! Александра Королькова показывает фотонаборные шрифты компании Бертгольда — той самой.
https://youtu.be/2vs_7IPw288
Словолитня родом из Берлина, так что советская власть смогла уничтожить только ее отделение в России. Сама компания просуществовала до 1993 года. Видимо, не была готова перепрофилироваться на цифру.
Фотонаборная машина, каталог с которой Александра демонстрирует в начале — тоже производства Бертгольда. Одним словом она называется «диатайп». Совсем подробно технологию на примере именно этого устройства объясняют здесь: https://youtu.be/76qwCF6ThLs
На шестой минуте появляется книга 1992 года, изданная методом высокой печати (нашел ее в продаже). Я лично наблюдал такую печать аж в 2010 году в Кугесьской типографии. Заскочил в нее случайно, между делом. Женщина за стеклом витрины с изданиями на желтоватой бумаге ответила на мой удивленно-восхищенный тон, что: «Да, печатаем академической и школьной». Не помню, были ли названы другие гарнитуры.
Не могу сейчас сказать, до какого года проработала та типография. Судя по фото, с 2013 в здании уже появились офисы. Наверняка не осталось ни станков, ни касс. К сожалению, металлические шрифты активно скупают и переплавляют в слитки, потому что гарт ценится, как я понял из объявлений. Если у вас появляется возможность что-нибудь купить — купите и сохраните. Или передайте тем, кто сохранит.
https://youtu.be/2vs_7IPw288
Словолитня родом из Берлина, так что советская власть смогла уничтожить только ее отделение в России. Сама компания просуществовала до 1993 года. Видимо, не была готова перепрофилироваться на цифру.
Фотонаборная машина, каталог с которой Александра демонстрирует в начале — тоже производства Бертгольда. Одним словом она называется «диатайп». Совсем подробно технологию на примере именно этого устройства объясняют здесь: https://youtu.be/76qwCF6ThLs
На шестой минуте появляется книга 1992 года, изданная методом высокой печати (нашел ее в продаже). Я лично наблюдал такую печать аж в 2010 году в Кугесьской типографии. Заскочил в нее случайно, между делом. Женщина за стеклом витрины с изданиями на желтоватой бумаге ответила на мой удивленно-восхищенный тон, что: «Да, печатаем академической и школьной». Не помню, были ли названы другие гарнитуры.
Не могу сейчас сказать, до какого года проработала та типография. Судя по фото, с 2013 в здании уже появились офисы. Наверняка не осталось ни станков, ни касс. К сожалению, металлические шрифты активно скупают и переплавляют в слитки, потому что гарт ценится, как я понял из объявлений. Если у вас появляется возможность что-нибудь купить — купите и сохраните. Или передайте тем, кто сохранит.
YouTube
Назад в будущее! Шрифты для фотонабора
Можно ли купить шрифт на Авито? Как люди пользовались шрифтами незадолго до появления персональных компьютеров? Что нельзя было сделать с металлическим шрифтом, но можно с фотонаборным?
Владимир Ефимов о разработке шрифта Pragmatica: https://www.youtube…
Владимир Ефимов о разработке шрифта Pragmatica: https://www.youtube…
Очень старое. Вошло в первую книгу «Корабельная сторона»
Библиофилия
Склад заветов.
Запалов.
Семян.
Генофонд
обладавших пожизненно речью. Вербарий
ожидающих часа гамет и зигот:
створки тайны творения — парные твари.
Нас оплодотворит концентрация слов.
Алгоритм to be откровенно бинарен.
От заюзанных байблов дуальных эпплов
до корней языков наших, кельтов и арий,
от эдемовых кущ до терновых кустов
тесен строй корешков и беснуется эхо.
И марают пеленки хлопчатых листов
наши чада, зачатые в библиотеках.
Библиофилия
Склад заветов.
Запалов.
Семян.
Генофонд
обладавших пожизненно речью. Вербарий
ожидающих часа гамет и зигот:
створки тайны творения — парные твари.
Нас оплодотворит концентрация слов.
Алгоритм to be откровенно бинарен.
От заюзанных байблов дуальных эпплов
до корней языков наших, кельтов и арий,
от эдемовых кущ до терновых кустов
тесен строй корешков и беснуется эхо.
И марают пеленки хлопчатых листов
наши чада, зачатые в библиотеках.