Ах, захотелось – и ворвался в Городок. Который в Звенигороде да на высоком валу, на месте деревянного кремля. Стен его нет, но любая прогулка по городу сюда наверняка приведет. Ради одного свидетеля древней эпохи. Напеваю про себя "ах, как..." и иду посмотреть, как там поживает нынче главное достояние Городка – Успенский собор. Один из четырех сохранившихся на московской земле белокаменных храмов с конца XIV века. #геопозиция –
Реставрируют. И уже очень давно. Сколько приезжал сюда, все стоит в лесах. Но – терпение. Это по форме издалека Успенский собор может показаться довольно простым сооружением. Восстановить многочисленные детали – закомары, барабаны, капители, резные пояса – большая научная работа. И она заканчивается. Пятнадцатилетний труд оценим снаружи без строительных лесов весной следующего года.
Тогда и снова "ворвемся в Городок" за образцом раннемосковского зодчества, где творил сам Андрей Рублев, а его современники оставляли прямо на стенах нравоучительные послания-граффити. Дошли же до нас, потомков: "Лучше жить с тремя в пустыне со зверями, нежели с тьмою тысяч, не имеющих страха Божия в сердце".
55.733105, 36.840294.Реставрируют. И уже очень давно. Сколько приезжал сюда, все стоит в лесах. Но – терпение. Это по форме издалека Успенский собор может показаться довольно простым сооружением. Восстановить многочисленные детали – закомары, барабаны, капители, резные пояса – большая научная работа. И она заканчивается. Пятнадцатилетний труд оценим снаружи без строительных лесов весной следующего года.
Тогда и снова "ворвемся в Городок" за образцом раннемосковского зодчества, где творил сам Андрей Рублев, а его современники оставляли прямо на стенах нравоучительные послания-граффити. Дошли же до нас, потомков: "Лучше жить с тремя в пустыне со зверями, нежели с тьмою тысяч, не имеющих страха Божия в сердце".
Чехов в Звенигороде со временем "размножается". Как деликатно отмечено на стенде в обновленном сквере "Липа Чехова", город гордится "участием в биографии" знаменитого писателя. Антон Палыч провел тут не так много времени. Несколько раз приезжал в местную земскую больницу работать, заменяя друга на время отпуска. Заводил много знакомств и в целом отзывался душевно о милом городке.
И сегодня Чехов – один из звенигородских "брендов". От его любимой липы рядом с больницей остался пень. Да не беда – недавно рядом высадили новую и поставили скамейку: #геопозиция –
В доме, где Чехов работал, музея нет. На частном ныне здании висит мемориальная табличка: #геопозиция –
Может, со временем в городе появится больше отсылок к творчеству, чем нынешние цитаты под ногами. Чехов в местной больнице только начинал врачебную карьеру , поэтому успел быстро пройти в письмах путь от "мечтаю о поносах" через "надоели больные" до "душа моя утомлена". И кто знает, сколько эмоций из Звенигорода потом переселились на страницы рассказов на самом деле под скрытые N-ские названия.
Это влияние хорошо чувствуется в творчестве Чехова. Как у него судьи на совещании буднично-аппетитно сравнивают индейку с нимфой вместо вершения судеб. Или как следователь с врачом едут на вскрытие, как в соседний магазин. Как понятые рядом с мертвецом спокойно беседы беседуют. Почитаю вечерком, пожалуй.
И сегодня Чехов – один из звенигородских "брендов". От его любимой липы рядом с больницей остался пень. Да не беда – недавно рядом высадили новую и поставили скамейку: #геопозиция –
55.735338, 36.845289. Мне, конечно, до Чехова далеко – хотя бы общий день рождения, и то здорово 😀 – но посидеть среди зелени всегда за милую душу.В доме, где Чехов работал, музея нет. На частном ныне здании висит мемориальная табличка: #геопозиция –
55.735173, 36.846941. Через Малиновый овраг (и тоже сильно обновленный) спускаетесь в центр – там памятник Антону Палычу. В здании, где в чеховские времена находилась аптека, работает кафе-кондитерская "Здесь был Чехов". Секрет простой: добавляешь к названиям морковных вафель или блинчиков слово "по-чеховски" – и посетителям уже очень интересно попробовать. Да и вкусно, вопросов нет. Может, со временем в городе появится больше отсылок к творчеству, чем нынешние цитаты под ногами. Чехов в местной больнице только начинал врачебную карьеру , поэтому успел быстро пройти в письмах путь от "мечтаю о поносах" через "надоели больные" до "душа моя утомлена". И кто знает, сколько эмоций из Звенигорода потом переселились на страницы рассказов на самом деле под скрытые N-ские названия.
Это влияние хорошо чувствуется в творчестве Чехова. Как у него судьи на совещании буднично-аппетитно сравнивают индейку с нимфой вместо вершения судеб. Или как следователь с врачом едут на вскрытие, как в соседний магазин. Как понятые рядом с мертвецом спокойно беседы беседуют. Почитаю вечерком, пожалуй.
Творческое и писательское в Звенигороде не ограничивается чеховским следом. Недалеко от города, в Дунине, в "деревне недобитых интеллигентов", как о ней с горькой ухмылкой отзывались, после войны поселился Пришвин. Человек, с литературным наследием которого каждый из нас познакомился очень рано.
Писательский дом-музей стоит на высоком берегу Москвы-реки: #геопозиция –
Полуторачасовая экскурсия дает ясную картину о Пришвине-человеке. Не "ботаник", фанатично описывающий встречу с ежом, а разносторонний, увлекающийся человек с богатым опытом. И интересной судьбой: убегал из гимназии в дальнее плавание – и "какое было отчаяние, что Америки нет!" А до писательства "добежал" довольно поздно – после 30.
Писать, фотографировать, водить автомобиль, часами гулять на природе – в Дунине я как будто посмотрел на собственные увлечения со стороны. Для путешествий Пришвин приспособил знаменитую "полуторку" как дом на колесах. Автомобилей было немало! Еще на даче обустроил фотолабораторию, чтобы соединять авторский взгляд словесный со зрительным. И много думал. Например, проверял, правду ли писал Некрасов, что в половодье можно зайцев спасти.
Будь Пришвин нашим современником, думаю, завел бы увлекательный телеграм-канал. Я бы точно подписался 😀
P.S. Важный момент для тех, кто соберется в гости к Пришвину. От Звенигорода сквозного проезда через бывшую территорию санатория "Поречье" нет. Можно пройти пешком, а машину оставить здесь: #геопозиция –
Писательский дом-музей стоит на высоком берегу Москвы-реки: #геопозиция –
55.722002, 36.936503. И в год 150-летия Пришвина, похоже, пользуется большей популярностью, чем обычно. Дача симпатичная, летняя. Напоминала Михал Михалычу усадьбу. Ту далекую, из детских воспоминаний, из дореволюционного прошлого. За что в советское время, да сразу после войны, писатель, конечно, зацепился, как только увидел. Полуторачасовая экскурсия дает ясную картину о Пришвине-человеке. Не "ботаник", фанатично описывающий встречу с ежом, а разносторонний, увлекающийся человек с богатым опытом. И интересной судьбой: убегал из гимназии в дальнее плавание – и "какое было отчаяние, что Америки нет!" А до писательства "добежал" довольно поздно – после 30.
Писать, фотографировать, водить автомобиль, часами гулять на природе – в Дунине я как будто посмотрел на собственные увлечения со стороны. Для путешествий Пришвин приспособил знаменитую "полуторку" как дом на колесах. Автомобилей было немало! Еще на даче обустроил фотолабораторию, чтобы соединять авторский взгляд словесный со зрительным. И много думал. Например, проверял, правду ли писал Некрасов, что в половодье можно зайцев спасти.
Будь Пришвин нашим современником, думаю, завел бы увлекательный телеграм-канал. Я бы точно подписался 😀
P.S. Важный момент для тех, кто соберется в гости к Пришвину. От Звенигорода сквозного проезда через бывшую территорию санатория "Поречье" нет. Можно пройти пешком, а машину оставить здесь: #геопозиция –
55.718433, 36.923722. Или поехать прямо к дому, но в объезд через Рублево-Успенское шоссе.Что приходит на ум, когда мы слышим о Пришвине? Что-то вроде такого текста из начальной школы, да? "Когда стемнело, я зажёг лампу, и – здравствуйте! – ёжик выбежал из-под кровати. Он, конечно, подумал на лампу, что это луна взошла в лесу: при луне ежи любят бегать по лесным полянкам".
А ведь самая объемная работа всей его жизни – это дневники. Занимают четверть всего собрания сочинений, и то не в полном объеме. В пришвинском доме-музее я взял необычное издание – "Любовь и война" 📚, которое составлено из дневников 1940-1943 годов мужа и жены, Михаила и Валерии Пришвиных. Завершаю короткую звенигородскую серию воскресной рубрикой #туркультура.
В эти три года уместилось столько всего: от истории знакомства до самых светлых чувств и самых тягостных моментов. Но меньше всего я ожидал под авторством Пришвина прочитать слова "блудница", "интимный", "Эрос". Ну, нет, ладно 😀 Они там есть, но это я скорее для понимания открытости писателя в дневниках. Такое издание при жизни, думаю, мы не увидели бы точно – слишком интимно получилось. И тем любопытнее читать!
Перед глазами не просто соединение "писательского" и "человеческого". За 500 страниц Пришвин с женой как будто стали старыми знакомыми. В советское время такую откровенность и невозможно было напечатать. Поди объяви во всеуслышание, как "в условиях высших форм коммунизма люди русские воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не бывало". Или, при всей поддержке идеологии коммунизма, сокрушения Пришвина о том, что он "за время революции потерял форму воспитанного человека".
И о боге тут, конечно, тоже хватает. В историю любви регулярно вклиниваются разговоры о вере, бытовые вопросы перетекают в интимные. А потом меж строк неожиданно рождается готовый афоризм. Точнее, по-пришвински, "мысли в окошко".
Иногда в дневниках происходят умилительные убеждения самого себя. В духе: самовлюбленный ли Михал Михалыч? Говорят, да. Ну неееет, не такой. Точно нет. Да нет же.
Голос Валерии Дмитриевны для восприятия очень важен. Она же все это расшифровывала. Поэтому "животворный обмен двух личностей", как писал Пришвин, продолжился и после его смерти. Это издание дневников выстроено не хронологически, а тематически. И писательские образы оттого звучат точнее. А их тут – масса. И в деталях – вот венецианская люстра как "символ соблазняющего благополучия". И в общем – об искусстве как форме любви.
Это максимально личный дневник, поэтому Пришвин предстает самим собой. Люблю такое! Раскритиковал вот личную жизнь Толстого. Льва Николаича, да-да.
Потом война, конечно. На контрасте. "Писатель – это стрелочник времени", - пишет Пришвин 31 декабря 1942 года. Отказавшись от эвакуации в Алма-Ату, он остается под Москвой, чтобы ощущать пульс событий. Но продолжал писать. Чтобы "рассеять мрак светом" своего слова.
А ведь самая объемная работа всей его жизни – это дневники. Занимают четверть всего собрания сочинений, и то не в полном объеме. В пришвинском доме-музее я взял необычное издание – "Любовь и война" 📚, которое составлено из дневников 1940-1943 годов мужа и жены, Михаила и Валерии Пришвиных. Завершаю короткую звенигородскую серию воскресной рубрикой #туркультура.
В эти три года уместилось столько всего: от истории знакомства до самых светлых чувств и самых тягостных моментов. Но меньше всего я ожидал под авторством Пришвина прочитать слова "блудница", "интимный", "Эрос". Ну, нет, ладно 😀 Они там есть, но это я скорее для понимания открытости писателя в дневниках. Такое издание при жизни, думаю, мы не увидели бы точно – слишком интимно получилось. И тем любопытнее читать!
Перед глазами не просто соединение "писательского" и "человеческого". За 500 страниц Пришвин с женой как будто стали старыми знакомыми. В советское время такую откровенность и невозможно было напечатать. Поди объяви во всеуслышание, как "в условиях высших форм коммунизма люди русские воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не бывало". Или, при всей поддержке идеологии коммунизма, сокрушения Пришвина о том, что он "за время революции потерял форму воспитанного человека".
И о боге тут, конечно, тоже хватает. В историю любви регулярно вклиниваются разговоры о вере, бытовые вопросы перетекают в интимные. А потом меж строк неожиданно рождается готовый афоризм. Точнее, по-пришвински, "мысли в окошко".
Иногда в дневниках происходят умилительные убеждения самого себя. В духе: самовлюбленный ли Михал Михалыч? Говорят, да. Ну неееет, не такой. Точно нет. Да нет же.
Голос Валерии Дмитриевны для восприятия очень важен. Она же все это расшифровывала. Поэтому "животворный обмен двух личностей", как писал Пришвин, продолжился и после его смерти. Это издание дневников выстроено не хронологически, а тематически. И писательские образы оттого звучат точнее. А их тут – масса. И в деталях – вот венецианская люстра как "символ соблазняющего благополучия". И в общем – об искусстве как форме любви.
Это максимально личный дневник, поэтому Пришвин предстает самим собой. Люблю такое! Раскритиковал вот личную жизнь Толстого. Льва Николаича, да-да.
Потом война, конечно. На контрасте. "Писатель – это стрелочник времени", - пишет Пришвин 31 декабря 1942 года. Отказавшись от эвакуации в Алма-Ату, он остается под Москвой, чтобы ощущать пульс событий. Но продолжал писать. Чтобы "рассеять мрак светом" своего слова.
