...нынешний Реком в сердце Кавказа отстроили в том же 1995 году из сибирской лиственницы. И это действительно уникальный памятник российского деревянного зодчества - не церковь, не мечеть и даже не дацан, но храм иной религии [аланского язычества, не столько даже возрождённого, сколько сохранившегося у осетин]. При взгляде на его архитектуру, тем более вписанную в совершенно норвежский пейзаж, невольно начинаешь верить, что Асгард - и правда страна асов[=алан], чьи вожди Один и Тор в годы Великого Переселения народов добрались до Скандинавии [реально есть такая теория, её исповедовал напр. Тур Хейердал].

Типичный облик таджикских женщин - в ярких длинных платьях да с покрытыми головами. На Севере так одета просто большая часть, в Центре, включая столицу - процентов 80, а в Хатлоне - почти все. По-русски здесь худо-бедно понимает дай бог если треть встречных. Самая запоминающая особенность таджиков - их религиозность и верность канонам ислама (например, здесь нормально вставать в 4:30 утра к первому намазу), особенно заметна именно в Хатлоне. В сущности, здесь - натуральный Ближний Восток, где об общем прошлом напоминает немногое.

за ИГИЛ (ОЗвРФ) отсюда ушло воевать около 8 тысяч человек, и таджиком одно время был тамошний военный министр. В каждом кишлаке, получается, здесь найдётся хоть одна семья, откуда сын или брат ушёл на джихад

Подобно своему духовному крестному отцу Карлу Марксу, сторонники 68-го года принимали либеральные ценности Модерна как нечто само собой разумеющиеся. Они разыграли перед телекамерами симулякр протеста, подав его как «освобождение» от всех ограничений, которых накладывает на индивида семья, церковь и традиции. Они утверждали, что именно этот вид свободы ведёт к полной самореализации индивида, а, следовательно, к счастью. Последовавшее за этим уничтожение всяческих табу вполне закономерно открыло дорогу самым необузданным из «прогрессивных» сил. Например, секс в дальнейшем был отделен от репродуктивной функции, стал открытым и превратился в объект коммерциализации, политизации и эксплуатации средствами массовой информации. Маркиз де Сад, которого невозможно было опубликовать до майских событий, в этой обстановки приобрел популярность и авторитет, а садовское состояние перманентного бунта либидо после 1968 года утвердилось как неотъемлемая часть миропорядка. Брак, семья и деторождение подверглись аналогичному «освобождению». Даже христианское духовенство начало отказываться от ссылок к трансцендентному или, по крайней мере, преуменьшать его значение для самореализации, само же христианское богословие стало заметно более светским и социально-направленным. Гей-прайд, феминизм, этномазохизм, гедонизм, мультикультурализм и анархо-капитализм — все эти великие «измы», проистекают из философии 68-го. Позже, когда высокая культура и уникальная идентичность Европы начнут слабеть и увядать, они пышно расцветут в этой тепличной атмосфере. <...>

В следующее десятилетие после восстания дети Маркса и Кока-Колы (франц. enfants de Marx et de Coca-Cola, Жан-Люк Годар) постепенно возвращались назад в лоно буржуазного общества. И тогда знамена Третьего мира, антиамериканизма и маоизма, которыми они размахивали на улицах, уступили место флагам с еще более коварной символикой. Как и их американские коллеги, бывшие повстанцы остались верными ценностям, побудившим их к бунту в шестидесятых. Особенно это касалось ценностей гедонистических, и прочих тесно связанных с индивидуализмом. Однако, отбросив революционную риторику и заключив мир с обществом потребления, они также сменили марксистские идеалы своей юности на американскую риторику прав человека и идеологию свободного рынка. Они обнаружили, что ложно ассоциировали традиционализм с либерализмом и капитализмом, и что именно ценности традиционализма, а не либерализм и капитализм были бессознательной целью их восстания. Потому вновь обретенный американизм лево-либералов столь же доктринален и пытлив, как и заброшенный ими марксизм. К 1980-м годам французский антиамериканизм (который традиционно служил защитой национальной идентичности от американского космополитизма) стал в значительной степени синонимом ксенофоба, ретрограда, марксиста, фашиста, лавочника, авторитариста и бессердечного человека, в то время как проамериканизм стал ассоциироваться со всем творческим, современным, открытым, универсальным и свободным. В 1960 году [Жан-Поль] Сартр [сказал], что антикоммунист — это собака; тридцать лет спустя собака [стал] антиамериканист.

С переходом из юношества к сознательному возрасту бывшие повстанцы сменили марксистские идеи на «социальный Рейганизм», или как называет это Режис Дебрэ перешли от «манихейства бедных» (коммунизм) к «манихейству богатых» (либерализм). При этом они оставались верны «партии иностранцев», всё отличие заключалось лишь в том, что теперь американец заменил русского. Когда эта буржуазная богема стала подрастать и занимать влиятельные должности в общественной и политической системе, особенно после победы «Социалистической партии» Франсуа Миттерана в 1981 году, она с готовностью приняла созданную Америкой глобализацию, включавшую: прием мигрантов из стран Третьего мира, мультикультурализм и многие другие «прогрессивные» веяния, уничтожающие остатки Старой Европы. Всё это было, конечно предсказуемо, учитывая корпоративные и транснациональные интересы элит, которые получали от этих процессов наибольшую выгоду. Индивидуализм и универсализм всегда шли рука об руку. Одно служит не противоположностью, а лишь оборотной стороной другого.