У нас с Петровичем серьезный бизнес на пляжном отдыхе. И мы процветаем. Фотография с обезьянкой называется. Сфера бизнес интересов весьма широка. Вон от этой упавшей спасательской вышки, до того импровизированного туалета в можжевеловых кустах.
Главный я, Петрович только фотографирует. Ничего больше не умеет, поэтому ему только бабки, а мне основные сливки: бананы, орешки, желтый лед на палочке, девки в купальниках, восхищение, и конечно же страх. А она не кусается?! Кусается бля. Потому что страх надо поддерживать. И в грёбаных собаках и в тупых, ленивых Петровичах. Он так не считает, потому не главный и покусанный.
Давеча я зоозащитников перекусал. Всю их демонстрацию за права животных. Плакат отобрал, порвал впизду. Нефиг бизнес дискредитировать. Дура, ты глянь сюда! – у меня целый личный фотограф на поводке сидит. Я блядь хачапури хаваю, в море плаваю, баб обнимаю. Я в шоколаде Алёнка.
Короче, пиздуйте левее, где канализация живописно впадает в черное море, там доёбывайтесь до фотографии с крокодилом Геной. Урода кормят раз в квартал.
Чё это у вашей обезьянки волосы на макушке вытерты? Дура, ты за вытертого Ленина слыхала? Я мозг нашей корпорации. Чё это у обезьянки эрекция не спадает? Ей не хватает известного контакта. Ебал я контакты, девушка. Это меня от славы прет. Слава всё! Я Депп, я Шварценеггер этого пляжа!
Нет, я русский. А имя Казбек это сугубо для бизнеса. Я придумал. Закурил я как-то «Казбек», Петрович охуел и так повелось. Девушкам нравится.
Че зимой буду делать? То же самое, только на Красной Поляне и в полтора раза дороже. Хули, обезьянка на фуфайке и валенках. А сноуборд освою, вообще попрет. Я таковский. Что-то я отвлекся. Че молчим, Петрович? Кричи, фото с обезьянкой, фото с обезьянкой! Совсем обленился. Гляди, поменяю тебя на бабу с дойками!
Главный я, Петрович только фотографирует. Ничего больше не умеет, поэтому ему только бабки, а мне основные сливки: бананы, орешки, желтый лед на палочке, девки в купальниках, восхищение, и конечно же страх. А она не кусается?! Кусается бля. Потому что страх надо поддерживать. И в грёбаных собаках и в тупых, ленивых Петровичах. Он так не считает, потому не главный и покусанный.
Давеча я зоозащитников перекусал. Всю их демонстрацию за права животных. Плакат отобрал, порвал впизду. Нефиг бизнес дискредитировать. Дура, ты глянь сюда! – у меня целый личный фотограф на поводке сидит. Я блядь хачапури хаваю, в море плаваю, баб обнимаю. Я в шоколаде Алёнка.
Короче, пиздуйте левее, где канализация живописно впадает в черное море, там доёбывайтесь до фотографии с крокодилом Геной. Урода кормят раз в квартал.
Чё это у вашей обезьянки волосы на макушке вытерты? Дура, ты за вытертого Ленина слыхала? Я мозг нашей корпорации. Чё это у обезьянки эрекция не спадает? Ей не хватает известного контакта. Ебал я контакты, девушка. Это меня от славы прет. Слава всё! Я Депп, я Шварценеггер этого пляжа!
Нет, я русский. А имя Казбек это сугубо для бизнеса. Я придумал. Закурил я как-то «Казбек», Петрович охуел и так повелось. Девушкам нравится.
Че зимой буду делать? То же самое, только на Красной Поляне и в полтора раза дороже. Хули, обезьянка на фуфайке и валенках. А сноуборд освою, вообще попрет. Я таковский. Что-то я отвлекся. Че молчим, Петрович? Кричи, фото с обезьянкой, фото с обезьянкой! Совсем обленился. Гляди, поменяю тебя на бабу с дойками!
– Давно не виделись, Коля. Что нового, дружище?
В ответ Коля Сидоров кинулся горячо обниматься, словно я восстал из мертвых, а главным образом должен ему двести пятьдесят три рубля, и вот явился.
– Почему ты столь неприлично светишься на фоне инфляции, всеобщей пандемии и политической жопы? – недоумевал я.
А Сидоров с глуповатой улыбкой непреодолимого счастья и заявляет.
– Поздравь меня, Вася, я женился. Красавица необыкновенная! Вот её фотография, взгляни и завидуй мне радиоактивной завистью. Её зовут Вероника. Она сейчас на фитнессе.
– Ну-ка, ну-ка... – говорю без особого энтузиазма, потому что женщины мастаки разными уловками взогнать мужские чувства до степени потери несчастным ориентации в реальности. Приняв же карточку, я невольно промолвил: – Нихуя себе! Да она просто конфетка с коньяком! Какие глаза, грудь. Эффектная блондиночка.
На фото красовалась алёнушка из театра моды Славы Зайцева, периода увлечения кутюрье силуэтами из павловопосадских платков. Тонкие черты. Большие серые глаза. Пухлые губы. Прямой носик. Соболиные, удивлено вздернутые брови. Загляденье!
С трогательной детской ревностью Коля вырвал у меня фотокарточку: – Но-но! Полегче. Конфетка…
Но тут же, опять расплылся в улыбке и без слов протягивает еще фотоснимок. Глаза его явно ждут моей реакции.
– Мило, мило... – говорю я, вертя карточку так и сяк. – Похоже на космический снимок грозового фронта ёбнувшего над Алупкой. Угадал? Или это НЛО?
– УЗИ, идиот! У нас с Викой будет девочка. Вот головка, вот ножка. Уже сейчас видно – вылупиться красавица, как и её мама. Гены-то не обманешь, да. Чувак, я видел фотографию покойной тёщи, – Барби на пенсии. Жаль бедняжки уже нет на свете, я бы расцеловал ей руки. Она воспитала красивую и очень порядочную девушку. Мм!..
– Ну, не унывай. Хочешь, расцелуй руки мне, чтобы я ненароком не воспитал свою оторву порядочной оторвой? Короче, лучше покажи мне свою новую бибику. Я слыхал, ты приобрел неплохого фашистского скорохода.
А он: – К черту машину, приятель! Айда, я покажу тебе детскую.
Прощаясь, я пообещал заглянуть через месяц, дабы обмыть вселение в розовую «бонбоньерку» ответственного съемщика с беспокойными кривыми ножонками и трогательным чепчиком на головенке.
К сожалению, по ряду причин, явился я лишь почти год спустя.
– Здорово, Колян. Ну, как оно?.. – приветствую Сидорова и вручаю пакет с подарками.
– Привет. Ты представляешь, Вася, каких-то двадцать тысяч кэмэ, и потек ГУР. Убегает тосол. Полетели две стойки. Вот тебе и хваленое качество.
– Я вообще-то про жену, дочку.
– Жена?.. – Колины голос уловимо похолодел, как будто тачку собирала мадам Сидорова, а не давненько расслабившиеся колбасники.
– Жена в салоне красоты. А дочурка дома.
Тут, на нетвердых ножках, в гостиную вкатился некий годовалый мальчуган. Вылитый Гурвинек (тот лопоухий персонаж из детских журналов времен СССР), только глазки несколько этак монгольской конструкции, и черноволос.
– У вас гости из ближнего зарубежья, Колян? – предположил я.
– Цып-цып. У-тю-тю! – поманил Коля презабавного кадра. Вытянув шею как утка, и виляя как курица, карапуз устремился к Коле, был подхвачен и махом водружен на шею.
В благодарность он постарался с мясом вырвать гостеприимному хозяину уши, или хотя бы придать им обратную стреловидность по образу себя, Гурвинека и крыльев экспериментального истребителя СУ-47 «Беркут», отчего-то не пошедшего в серию.
Коля по пальчику отодрал от ушей цепкого, как осьминог башибузука, и разбойник немедля пытался скальпировать его, сопровождая яростные рывки за волосы воплями: – Пяпа, пяпа!
– Что он говорит? – спрашиваю, хотя догадываюсь «Смерть! Смерть!».
Со слезами избавившись от стальных клещей и изрядной части волос, Коля опустил бестию на землю, где он завертелся веселым подшипником, и пояснил мне:
– Она говорит «папа!». Это наша дочуренька Кларочка. И не надо ронять челюсть, ты пугаешь манерами и прикусом мою малышку.
– Это она на УЗИ?! Постой, постой! Ничего не понимаю. Девчушка же не похожа ни на Веронику, ни на тебя.
В ответ Коля Сидоров кинулся горячо обниматься, словно я восстал из мертвых, а главным образом должен ему двести пятьдесят три рубля, и вот явился.
– Почему ты столь неприлично светишься на фоне инфляции, всеобщей пандемии и политической жопы? – недоумевал я.
А Сидоров с глуповатой улыбкой непреодолимого счастья и заявляет.
– Поздравь меня, Вася, я женился. Красавица необыкновенная! Вот её фотография, взгляни и завидуй мне радиоактивной завистью. Её зовут Вероника. Она сейчас на фитнессе.
– Ну-ка, ну-ка... – говорю без особого энтузиазма, потому что женщины мастаки разными уловками взогнать мужские чувства до степени потери несчастным ориентации в реальности. Приняв же карточку, я невольно промолвил: – Нихуя себе! Да она просто конфетка с коньяком! Какие глаза, грудь. Эффектная блондиночка.
На фото красовалась алёнушка из театра моды Славы Зайцева, периода увлечения кутюрье силуэтами из павловопосадских платков. Тонкие черты. Большие серые глаза. Пухлые губы. Прямой носик. Соболиные, удивлено вздернутые брови. Загляденье!
С трогательной детской ревностью Коля вырвал у меня фотокарточку: – Но-но! Полегче. Конфетка…
Но тут же, опять расплылся в улыбке и без слов протягивает еще фотоснимок. Глаза его явно ждут моей реакции.
– Мило, мило... – говорю я, вертя карточку так и сяк. – Похоже на космический снимок грозового фронта ёбнувшего над Алупкой. Угадал? Или это НЛО?
– УЗИ, идиот! У нас с Викой будет девочка. Вот головка, вот ножка. Уже сейчас видно – вылупиться красавица, как и её мама. Гены-то не обманешь, да. Чувак, я видел фотографию покойной тёщи, – Барби на пенсии. Жаль бедняжки уже нет на свете, я бы расцеловал ей руки. Она воспитала красивую и очень порядочную девушку. Мм!..
– Ну, не унывай. Хочешь, расцелуй руки мне, чтобы я ненароком не воспитал свою оторву порядочной оторвой? Короче, лучше покажи мне свою новую бибику. Я слыхал, ты приобрел неплохого фашистского скорохода.
А он: – К черту машину, приятель! Айда, я покажу тебе детскую.
Прощаясь, я пообещал заглянуть через месяц, дабы обмыть вселение в розовую «бонбоньерку» ответственного съемщика с беспокойными кривыми ножонками и трогательным чепчиком на головенке.
К сожалению, по ряду причин, явился я лишь почти год спустя.
– Здорово, Колян. Ну, как оно?.. – приветствую Сидорова и вручаю пакет с подарками.
– Привет. Ты представляешь, Вася, каких-то двадцать тысяч кэмэ, и потек ГУР. Убегает тосол. Полетели две стойки. Вот тебе и хваленое качество.
– Я вообще-то про жену, дочку.
– Жена?.. – Колины голос уловимо похолодел, как будто тачку собирала мадам Сидорова, а не давненько расслабившиеся колбасники.
– Жена в салоне красоты. А дочурка дома.
Тут, на нетвердых ножках, в гостиную вкатился некий годовалый мальчуган. Вылитый Гурвинек (тот лопоухий персонаж из детских журналов времен СССР), только глазки несколько этак монгольской конструкции, и черноволос.
– У вас гости из ближнего зарубежья, Колян? – предположил я.
– Цып-цып. У-тю-тю! – поманил Коля презабавного кадра. Вытянув шею как утка, и виляя как курица, карапуз устремился к Коле, был подхвачен и махом водружен на шею.
В благодарность он постарался с мясом вырвать гостеприимному хозяину уши, или хотя бы придать им обратную стреловидность по образу себя, Гурвинека и крыльев экспериментального истребителя СУ-47 «Беркут», отчего-то не пошедшего в серию.
Коля по пальчику отодрал от ушей цепкого, как осьминог башибузука, и разбойник немедля пытался скальпировать его, сопровождая яростные рывки за волосы воплями: – Пяпа, пяпа!
– Что он говорит? – спрашиваю, хотя догадываюсь «Смерть! Смерть!».
Со слезами избавившись от стальных клещей и изрядной части волос, Коля опустил бестию на землю, где он завертелся веселым подшипником, и пояснил мне:
– Она говорит «папа!». Это наша дочуренька Кларочка. И не надо ронять челюсть, ты пугаешь манерами и прикусом мою малышку.
– Это она на УЗИ?! Постой, постой! Ничего не понимаю. Девчушка же не похожа ни на Веронику, ни на тебя.
Вас что, наебал роддом?
– Нет. Если приглядеться, девочка на меня где-то похожа. А так-то вылитая мать, конечно.
– Ничего общего.
Николай невесело усмехнулся: – Вася, ты ни пизды не представляешь возможностей современной пластической блядь хирургии!! Но гены-то не обманешь. Вот они и вылезли… Я когда заподозрил неладное, взял её за горло, и все прояснилось. Нос, губы, уши, скулы, грудь, жопа, глаза, волосы – всё тотально перекроено. Такие пироги бро. Плесни-ка мне коньячку, старый дружище… Графин на каминной полке.
Разливаю я коньяк и недоумеваю: – Что среди семейных фото на камине, делает синьор Уго Чавес?
– Это не Чавес, это покойная теща. Вместо неё, Вероника предъявляла мне фото какой-то смазливой кошелки из бабского журнала.
– Даа… Ну, что думаешь делать?
– Ничего. Она еще не знает, что я вовсе не состоятельный набоб, как представлялся. Дом давно заложен. Бизнес продан. Кредиты, проценты, – да ты сам знаешь. Брильянтовые серьги и кольцо, и те поддельные. Вот сюрприз-то будет, ха-ха! Квиты биты, короче…
– Нет. Если приглядеться, девочка на меня где-то похожа. А так-то вылитая мать, конечно.
– Ничего общего.
Николай невесело усмехнулся: – Вася, ты ни пизды не представляешь возможностей современной пластической блядь хирургии!! Но гены-то не обманешь. Вот они и вылезли… Я когда заподозрил неладное, взял её за горло, и все прояснилось. Нос, губы, уши, скулы, грудь, жопа, глаза, волосы – всё тотально перекроено. Такие пироги бро. Плесни-ка мне коньячку, старый дружище… Графин на каминной полке.
Разливаю я коньяк и недоумеваю: – Что среди семейных фото на камине, делает синьор Уго Чавес?
– Это не Чавес, это покойная теща. Вместо неё, Вероника предъявляла мне фото какой-то смазливой кошелки из бабского журнала.
– Даа… Ну, что думаешь делать?
– Ничего. Она еще не знает, что я вовсе не состоятельный набоб, как представлялся. Дом давно заложен. Бизнес продан. Кредиты, проценты, – да ты сам знаешь. Брильянтовые серьги и кольцо, и те поддельные. Вот сюрприз-то будет, ха-ха! Квиты биты, короче…
Как же Москва похорошела! Особенно когда наблюдаешь родной город набегами из провинции! Реально другой мир!