Тут на одной странице у френдов развернули дискуссию на всякие оружейные темы, заодно, о «сленге спецназа». И ко мне оттуда пришли в личку, спросили, что думаю по этому поводу?
Да ничего не думаю. Кино надо меньше смотреть. Лично я – до сих пор не знаю, чем один патрон отличается от другого. Мне главное, чтобы стреляло. Не стреляет – берем следующее. Это не стреляет – бьем в лоб кулаком.
Команды подаем матом. Палец держим, где удобно. И помним – спецназ, это не понты, а тяжкий труд. Какая разница, что на тебе красиво намотано, если ты сдохнешь после километра бега по лесу с пулеметом на горбу?
У партизан Великой Отечественной учитесь. Вот это был – спецназ, не чета нынешним.
Там был – обобщенный боевой опыт столетий, переложенный на реальную картину войны. Сегодня же – Голливуд, бесконечный боезапас, десять дублей и кнопка F8 «сейв». Дойдет до дела, таких вылечат за раз, саперной лопаткой в темя.
Да ничего не думаю. Кино надо меньше смотреть. Лично я – до сих пор не знаю, чем один патрон отличается от другого. Мне главное, чтобы стреляло. Не стреляет – берем следующее. Это не стреляет – бьем в лоб кулаком.
Команды подаем матом. Палец держим, где удобно. И помним – спецназ, это не понты, а тяжкий труд. Какая разница, что на тебе красиво намотано, если ты сдохнешь после километра бега по лесу с пулеметом на горбу?
У партизан Великой Отечественной учитесь. Вот это был – спецназ, не чета нынешним.
Там был – обобщенный боевой опыт столетий, переложенный на реальную картину войны. Сегодня же – Голливуд, бесконечный боезапас, десять дублей и кнопка F8 «сейв». Дойдет до дела, таких вылечат за раз, саперной лопаткой в темя.
На той неделе узнал, что: «в Лазурном шум и песни...» реально существует! «И нет России без Твери»... Схожу на днях!
и фсьё!
«Это молодые еноты. Брать, не брать, – ваш выбор. Каждый сам решает, что делать с жизнью и судьбой, но на всё воля свыше. Храни вас бог…»
Такая записка сопровождала клетку со зверушками.
Верочка сунула бумажку в карман и улыбнулась двум енотикам. Подкидыши трогательно тянули из-за прутьев лапки-ручки. Картина беспризорного енотского отрочества надрывала сердце.
– Я вас приючу и накормлю. – пообещала Вера и приветливо подала палец. Еноты ласково заурчали, теребя палец и тычась в него носиками – здоровались. Умницы!
– У кого-то есть вера, но нет сердца… – вздохнула Верочка, смахнула слезинку и занесла клетку в квартиру.
– Покуда обвыкайте, а я за кормом. Вернусь, выпущу, – поиграем, лапусеньки. – подмигнула она притихшим зверькам. Проклиная бездушие владельца пушистых симпатяг, вышла из дому.
«Это молодые еноты…» – писала Вера. Дергающийся глаз и рука делали почерк скачущим, нервным. Оно понятно – квартира лежала в руинах. Поразительно, на что способны молодые еноты в ваше отсутствие…
«…молодые еноты. – писала Вера. – Они очень миролюбивы и дружелюбны. Уверена, вы их полюбите».
Она мрачно оглядела разруху – ковровая бомбардировка и ахтунг! Вся клокоча, продолжила: «Их зовут Ах и Тунг. К сожалению, мне негде теперь жить, иначе бы оставила их себе».
Взяла клетку с утомленными, но счастливыми енотами, коих заманила внутрь лакомством, села в машину и отвезла под дверь бывшему.
– Веселитесь, твари. – прошипела она, нажала звонок и сбежала.
– Рука несомненно законченной алкоголички. – оценил Володя почерк непьющей Веры. – А еноты конечно вьетнамские. Тунг и Ах… Хым.
Он поскреб в вороной бороде, думая как быть с забавными милахами. Вернусь с работы, решим. – рассудил он, положил в клетку съестного и проверил надежность запора…Ха-ха…
«Это молодые еноты Тунг и Ах. – писал вечером Володя. – Вьетнамской породы. Будьте с ними ласковы, они многое пережили. К сожалению, у меня нет средств на их содержание».
Володя не врал. Жилище подверглось нападению вандалов. Войдя вечером, парень сполз по стенке – квартира была обезображена. Привести в божеский вид – тьма денег.
Безответных же зверушек подонки перемазали вареньем, медом, сметаной, яйцами, вываляли в перьях из растерзанных подушек и вернули в клетку. Зато, извращенцы зачем-то простирнули его трусы – они мокли в ванной.
Жертвы вивисекции тянули из клети лапки к Володиной в одночасье поседевшей бороде. Заглядывали в глаза и сочувственно урчали. Зверь, а все понимает.
– Простите, – сказал им Володя, смахивая слезу. – Здесь вам будет лучше.
Поставил клетку под дверь своей старенькой доброй учительницы русского и литературы, надавил звонок и сбежал.
– Ах, какая прелесть! Будет Жучке с кем поиграть. – всплеснула руками сухонькая старушка и уволокла переходящий приз в жилище.
Еноты жадно тянули из-за прутьев лапки к собачонке, весело подмигивая глазами-маслинами…
Умиляясь дружелюбию трогательных созданий, старуха отправилась в кухню за лакомством.
Когда она вернулась, клетка оказалась настежь…
«Милостивый государь. – церемонно начала трясущаяся старушонка. – Соблаговолите принять в дар пару молодых особей енота мужеского полу...»
То, что мужеского, не даст соврать сука Жучка, которая жалобно поскуливала и едва шевелилась…
«…мужеского полу и редкой вьетнамской породы. Имена прелестных созданий: Ах и Тунг. Эти ненавязчивые, спокойные зверьки привнесут в жизнь уют и покой. А их игры с вашими собаками изрядно позабавят…».
– Надеюсь, вас пристрелят не раньше, чем обработаете его свору… – прошипела старуха разнузданным наебавшимся енотам. Нажала звонок на воротах, и живо ускакала во тьму.
Ворота огораживали коттедж главного по ЖКХ, охотника и собачника, вора и кандидата в мундепы.
– Ах и Тунг… Ах и Тунг! Откуда они пронюхали?! О-о! – стенал тот, ломая свои пухлые женские пальцы и грузно вышагивая по кабинету. – Надо срочно жениться…Жениться! Жениться…?!
– Пристрелю! – вдруг в бешенстве завизжал он, сорвав со стены двустволку и приставив стволы к клетке.
Еноты весело заверещали и сунули в смертоносные дырки носы и усы.
– Отвези их в дар какому-нибудь приюту.
«Это молодые еноты. Брать, не брать, – ваш выбор. Каждый сам решает, что делать с жизнью и судьбой, но на всё воля свыше. Храни вас бог…»
Такая записка сопровождала клетку со зверушками.
Верочка сунула бумажку в карман и улыбнулась двум енотикам. Подкидыши трогательно тянули из-за прутьев лапки-ручки. Картина беспризорного енотского отрочества надрывала сердце.
– Я вас приючу и накормлю. – пообещала Вера и приветливо подала палец. Еноты ласково заурчали, теребя палец и тычась в него носиками – здоровались. Умницы!
– У кого-то есть вера, но нет сердца… – вздохнула Верочка, смахнула слезинку и занесла клетку в квартиру.
– Покуда обвыкайте, а я за кормом. Вернусь, выпущу, – поиграем, лапусеньки. – подмигнула она притихшим зверькам. Проклиная бездушие владельца пушистых симпатяг, вышла из дому.
«Это молодые еноты…» – писала Вера. Дергающийся глаз и рука делали почерк скачущим, нервным. Оно понятно – квартира лежала в руинах. Поразительно, на что способны молодые еноты в ваше отсутствие…
«…молодые еноты. – писала Вера. – Они очень миролюбивы и дружелюбны. Уверена, вы их полюбите».
Она мрачно оглядела разруху – ковровая бомбардировка и ахтунг! Вся клокоча, продолжила: «Их зовут Ах и Тунг. К сожалению, мне негде теперь жить, иначе бы оставила их себе».
Взяла клетку с утомленными, но счастливыми енотами, коих заманила внутрь лакомством, села в машину и отвезла под дверь бывшему.
– Веселитесь, твари. – прошипела она, нажала звонок и сбежала.
– Рука несомненно законченной алкоголички. – оценил Володя почерк непьющей Веры. – А еноты конечно вьетнамские. Тунг и Ах… Хым.
Он поскреб в вороной бороде, думая как быть с забавными милахами. Вернусь с работы, решим. – рассудил он, положил в клетку съестного и проверил надежность запора…Ха-ха…
«Это молодые еноты Тунг и Ах. – писал вечером Володя. – Вьетнамской породы. Будьте с ними ласковы, они многое пережили. К сожалению, у меня нет средств на их содержание».
Володя не врал. Жилище подверглось нападению вандалов. Войдя вечером, парень сполз по стенке – квартира была обезображена. Привести в божеский вид – тьма денег.
Безответных же зверушек подонки перемазали вареньем, медом, сметаной, яйцами, вываляли в перьях из растерзанных подушек и вернули в клетку. Зато, извращенцы зачем-то простирнули его трусы – они мокли в ванной.
Жертвы вивисекции тянули из клети лапки к Володиной в одночасье поседевшей бороде. Заглядывали в глаза и сочувственно урчали. Зверь, а все понимает.
– Простите, – сказал им Володя, смахивая слезу. – Здесь вам будет лучше.
Поставил клетку под дверь своей старенькой доброй учительницы русского и литературы, надавил звонок и сбежал.
– Ах, какая прелесть! Будет Жучке с кем поиграть. – всплеснула руками сухонькая старушка и уволокла переходящий приз в жилище.
Еноты жадно тянули из-за прутьев лапки к собачонке, весело подмигивая глазами-маслинами…
Умиляясь дружелюбию трогательных созданий, старуха отправилась в кухню за лакомством.
Когда она вернулась, клетка оказалась настежь…
«Милостивый государь. – церемонно начала трясущаяся старушонка. – Соблаговолите принять в дар пару молодых особей енота мужеского полу...»
То, что мужеского, не даст соврать сука Жучка, которая жалобно поскуливала и едва шевелилась…
«…мужеского полу и редкой вьетнамской породы. Имена прелестных созданий: Ах и Тунг. Эти ненавязчивые, спокойные зверьки привнесут в жизнь уют и покой. А их игры с вашими собаками изрядно позабавят…».
– Надеюсь, вас пристрелят не раньше, чем обработаете его свору… – прошипела старуха разнузданным наебавшимся енотам. Нажала звонок на воротах, и живо ускакала во тьму.
Ворота огораживали коттедж главного по ЖКХ, охотника и собачника, вора и кандидата в мундепы.
– Ах и Тунг… Ах и Тунг! Откуда они пронюхали?! О-о! – стенал тот, ломая свои пухлые женские пальцы и грузно вышагивая по кабинету. – Надо срочно жениться…Жениться! Жениться…?!
– Пристрелю! – вдруг в бешенстве завизжал он, сорвав со стены двустволку и приставив стволы к клетке.
Еноты весело заверещали и сунули в смертоносные дырки носы и усы.
– Отвези их в дар какому-нибудь приюту.
– приказал водителю кандидат. Совершить резонансное убийство нерезидентов Аха и Тунга он не мог. На это и был расчет врагов.
– Ночью?
– От меня и ночью примут.
В приюте от исчадья вьетнамских джунглей отказались наотрез. Мы эту парочку знаем... – сказал сторож и глаза его страшно зажглись. Нихуя они не вьетнамские, – отечественные твари. И захлопнул дверь. Никакие угрозы не помогли.
Пришлось доставить енотов в отделении полиции. Дежурные от скуки очень обрадовались забавным зверькам и сами распахнули клетку.
Не отъехав и пятидесяти метров, водитель услыхал, что в участке открылась беспорядочная пальба… Судя по тому, как визжали люди – огонь вели еноты.
«Это молодые еноты…» – начиналась записка…
– Ночью?
– От меня и ночью примут.
В приюте от исчадья вьетнамских джунглей отказались наотрез. Мы эту парочку знаем... – сказал сторож и глаза его страшно зажглись. Нихуя они не вьетнамские, – отечественные твари. И захлопнул дверь. Никакие угрозы не помогли.
Пришлось доставить енотов в отделении полиции. Дежурные от скуки очень обрадовались забавным зверькам и сами распахнули клетку.
Не отъехав и пятидесяти метров, водитель услыхал, что в участке открылась беспорядочная пальба… Судя по тому, как визжали люди – огонь вели еноты.
«Это молодые еноты…» – начиналась записка…
Вот сейчас из всех утюгов про Белоруссию летит. Как человек, который много раз ее пересекал на личном авто и поезде Москва-Ницца официально заявляю, что реально они государственности не заслуживают. Стану царем московским обратно заберу. А если Владимир даст приказ, все ему простим!
У нас с Петровичем серьезный бизнес на пляжном отдыхе. И мы процветаем. Фотография с обезьянкой называется. Сфера бизнес интересов весьма широка. Вон от этой упавшей спасательской вышки, до того импровизированного туалета в можжевеловых кустах.
Главный я, Петрович только фотографирует. Ничего больше не умеет, поэтому ему только бабки, а мне основные сливки: бананы, орешки, желтый лед на палочке, девки в купальниках, восхищение, и конечно же страх. А она не кусается?! Кусается бля. Потому что страх надо поддерживать. И в грёбаных собаках и в тупых, ленивых Петровичах. Он так не считает, потому не главный и покусанный.
Давеча я зоозащитников перекусал. Всю их демонстрацию за права животных. Плакат отобрал, порвал впизду. Нефиг бизнес дискредитировать. Дура, ты глянь сюда! – у меня целый личный фотограф на поводке сидит. Я блядь хачапури хаваю, в море плаваю, баб обнимаю. Я в шоколаде Алёнка.
Короче, пиздуйте левее, где канализация живописно впадает в черное море, там доёбывайтесь до фотографии с крокодилом Геной. Урода кормят раз в квартал.
Чё это у вашей обезьянки волосы на макушке вытерты? Дура, ты за вытертого Ленина слыхала? Я мозг нашей корпорации. Чё это у обезьянки эрекция не спадает? Ей не хватает известного контакта. Ебал я контакты, девушка. Это меня от славы прет. Слава всё! Я Депп, я Шварценеггер этого пляжа!
Нет, я русский. А имя Казбек это сугубо для бизнеса. Я придумал. Закурил я как-то «Казбек», Петрович охуел и так повелось. Девушкам нравится.
Че зимой буду делать? То же самое, только на Красной Поляне и в полтора раза дороже. Хули, обезьянка на фуфайке и валенках. А сноуборд освою, вообще попрет. Я таковский. Что-то я отвлекся. Че молчим, Петрович? Кричи, фото с обезьянкой, фото с обезьянкой! Совсем обленился. Гляди, поменяю тебя на бабу с дойками!
Главный я, Петрович только фотографирует. Ничего больше не умеет, поэтому ему только бабки, а мне основные сливки: бананы, орешки, желтый лед на палочке, девки в купальниках, восхищение, и конечно же страх. А она не кусается?! Кусается бля. Потому что страх надо поддерживать. И в грёбаных собаках и в тупых, ленивых Петровичах. Он так не считает, потому не главный и покусанный.
Давеча я зоозащитников перекусал. Всю их демонстрацию за права животных. Плакат отобрал, порвал впизду. Нефиг бизнес дискредитировать. Дура, ты глянь сюда! – у меня целый личный фотограф на поводке сидит. Я блядь хачапури хаваю, в море плаваю, баб обнимаю. Я в шоколаде Алёнка.
Короче, пиздуйте левее, где канализация живописно впадает в черное море, там доёбывайтесь до фотографии с крокодилом Геной. Урода кормят раз в квартал.
Чё это у вашей обезьянки волосы на макушке вытерты? Дура, ты за вытертого Ленина слыхала? Я мозг нашей корпорации. Чё это у обезьянки эрекция не спадает? Ей не хватает известного контакта. Ебал я контакты, девушка. Это меня от славы прет. Слава всё! Я Депп, я Шварценеггер этого пляжа!
Нет, я русский. А имя Казбек это сугубо для бизнеса. Я придумал. Закурил я как-то «Казбек», Петрович охуел и так повелось. Девушкам нравится.
Че зимой буду делать? То же самое, только на Красной Поляне и в полтора раза дороже. Хули, обезьянка на фуфайке и валенках. А сноуборд освою, вообще попрет. Я таковский. Что-то я отвлекся. Че молчим, Петрович? Кричи, фото с обезьянкой, фото с обезьянкой! Совсем обленился. Гляди, поменяю тебя на бабу с дойками!
– Давно не виделись, Коля. Что нового, дружище?
В ответ Коля Сидоров кинулся горячо обниматься, словно я восстал из мертвых, а главным образом должен ему двести пятьдесят три рубля, и вот явился.
– Почему ты столь неприлично светишься на фоне инфляции, всеобщей пандемии и политической жопы? – недоумевал я.
А Сидоров с глуповатой улыбкой непреодолимого счастья и заявляет.
– Поздравь меня, Вася, я женился. Красавица необыкновенная! Вот её фотография, взгляни и завидуй мне радиоактивной завистью. Её зовут Вероника. Она сейчас на фитнессе.
– Ну-ка, ну-ка... – говорю без особого энтузиазма, потому что женщины мастаки разными уловками взогнать мужские чувства до степени потери несчастным ориентации в реальности. Приняв же карточку, я невольно промолвил: – Нихуя себе! Да она просто конфетка с коньяком! Какие глаза, грудь. Эффектная блондиночка.
На фото красовалась алёнушка из театра моды Славы Зайцева, периода увлечения кутюрье силуэтами из павловопосадских платков. Тонкие черты. Большие серые глаза. Пухлые губы. Прямой носик. Соболиные, удивлено вздернутые брови. Загляденье!
С трогательной детской ревностью Коля вырвал у меня фотокарточку: – Но-но! Полегче. Конфетка…
Но тут же, опять расплылся в улыбке и без слов протягивает еще фотоснимок. Глаза его явно ждут моей реакции.
– Мило, мило... – говорю я, вертя карточку так и сяк. – Похоже на космический снимок грозового фронта ёбнувшего над Алупкой. Угадал? Или это НЛО?
– УЗИ, идиот! У нас с Викой будет девочка. Вот головка, вот ножка. Уже сейчас видно – вылупиться красавица, как и её мама. Гены-то не обманешь, да. Чувак, я видел фотографию покойной тёщи, – Барби на пенсии. Жаль бедняжки уже нет на свете, я бы расцеловал ей руки. Она воспитала красивую и очень порядочную девушку. Мм!..
– Ну, не унывай. Хочешь, расцелуй руки мне, чтобы я ненароком не воспитал свою оторву порядочной оторвой? Короче, лучше покажи мне свою новую бибику. Я слыхал, ты приобрел неплохого фашистского скорохода.
А он: – К черту машину, приятель! Айда, я покажу тебе детскую.
Прощаясь, я пообещал заглянуть через месяц, дабы обмыть вселение в розовую «бонбоньерку» ответственного съемщика с беспокойными кривыми ножонками и трогательным чепчиком на головенке.
К сожалению, по ряду причин, явился я лишь почти год спустя.
– Здорово, Колян. Ну, как оно?.. – приветствую Сидорова и вручаю пакет с подарками.
– Привет. Ты представляешь, Вася, каких-то двадцать тысяч кэмэ, и потек ГУР. Убегает тосол. Полетели две стойки. Вот тебе и хваленое качество.
– Я вообще-то про жену, дочку.
– Жена?.. – Колины голос уловимо похолодел, как будто тачку собирала мадам Сидорова, а не давненько расслабившиеся колбасники.
– Жена в салоне красоты. А дочурка дома.
Тут, на нетвердых ножках, в гостиную вкатился некий годовалый мальчуган. Вылитый Гурвинек (тот лопоухий персонаж из детских журналов времен СССР), только глазки несколько этак монгольской конструкции, и черноволос.
– У вас гости из ближнего зарубежья, Колян? – предположил я.
– Цып-цып. У-тю-тю! – поманил Коля презабавного кадра. Вытянув шею как утка, и виляя как курица, карапуз устремился к Коле, был подхвачен и махом водружен на шею.
В благодарность он постарался с мясом вырвать гостеприимному хозяину уши, или хотя бы придать им обратную стреловидность по образу себя, Гурвинека и крыльев экспериментального истребителя СУ-47 «Беркут», отчего-то не пошедшего в серию.
Коля по пальчику отодрал от ушей цепкого, как осьминог башибузука, и разбойник немедля пытался скальпировать его, сопровождая яростные рывки за волосы воплями: – Пяпа, пяпа!
– Что он говорит? – спрашиваю, хотя догадываюсь «Смерть! Смерть!».
Со слезами избавившись от стальных клещей и изрядной части волос, Коля опустил бестию на землю, где он завертелся веселым подшипником, и пояснил мне:
– Она говорит «папа!». Это наша дочуренька Кларочка. И не надо ронять челюсть, ты пугаешь манерами и прикусом мою малышку.
– Это она на УЗИ?! Постой, постой! Ничего не понимаю. Девчушка же не похожа ни на Веронику, ни на тебя.
В ответ Коля Сидоров кинулся горячо обниматься, словно я восстал из мертвых, а главным образом должен ему двести пятьдесят три рубля, и вот явился.
– Почему ты столь неприлично светишься на фоне инфляции, всеобщей пандемии и политической жопы? – недоумевал я.
А Сидоров с глуповатой улыбкой непреодолимого счастья и заявляет.
– Поздравь меня, Вася, я женился. Красавица необыкновенная! Вот её фотография, взгляни и завидуй мне радиоактивной завистью. Её зовут Вероника. Она сейчас на фитнессе.
– Ну-ка, ну-ка... – говорю без особого энтузиазма, потому что женщины мастаки разными уловками взогнать мужские чувства до степени потери несчастным ориентации в реальности. Приняв же карточку, я невольно промолвил: – Нихуя себе! Да она просто конфетка с коньяком! Какие глаза, грудь. Эффектная блондиночка.
На фото красовалась алёнушка из театра моды Славы Зайцева, периода увлечения кутюрье силуэтами из павловопосадских платков. Тонкие черты. Большие серые глаза. Пухлые губы. Прямой носик. Соболиные, удивлено вздернутые брови. Загляденье!
С трогательной детской ревностью Коля вырвал у меня фотокарточку: – Но-но! Полегче. Конфетка…
Но тут же, опять расплылся в улыбке и без слов протягивает еще фотоснимок. Глаза его явно ждут моей реакции.
– Мило, мило... – говорю я, вертя карточку так и сяк. – Похоже на космический снимок грозового фронта ёбнувшего над Алупкой. Угадал? Или это НЛО?
– УЗИ, идиот! У нас с Викой будет девочка. Вот головка, вот ножка. Уже сейчас видно – вылупиться красавица, как и её мама. Гены-то не обманешь, да. Чувак, я видел фотографию покойной тёщи, – Барби на пенсии. Жаль бедняжки уже нет на свете, я бы расцеловал ей руки. Она воспитала красивую и очень порядочную девушку. Мм!..
– Ну, не унывай. Хочешь, расцелуй руки мне, чтобы я ненароком не воспитал свою оторву порядочной оторвой? Короче, лучше покажи мне свою новую бибику. Я слыхал, ты приобрел неплохого фашистского скорохода.
А он: – К черту машину, приятель! Айда, я покажу тебе детскую.
Прощаясь, я пообещал заглянуть через месяц, дабы обмыть вселение в розовую «бонбоньерку» ответственного съемщика с беспокойными кривыми ножонками и трогательным чепчиком на головенке.
К сожалению, по ряду причин, явился я лишь почти год спустя.
– Здорово, Колян. Ну, как оно?.. – приветствую Сидорова и вручаю пакет с подарками.
– Привет. Ты представляешь, Вася, каких-то двадцать тысяч кэмэ, и потек ГУР. Убегает тосол. Полетели две стойки. Вот тебе и хваленое качество.
– Я вообще-то про жену, дочку.
– Жена?.. – Колины голос уловимо похолодел, как будто тачку собирала мадам Сидорова, а не давненько расслабившиеся колбасники.
– Жена в салоне красоты. А дочурка дома.
Тут, на нетвердых ножках, в гостиную вкатился некий годовалый мальчуган. Вылитый Гурвинек (тот лопоухий персонаж из детских журналов времен СССР), только глазки несколько этак монгольской конструкции, и черноволос.
– У вас гости из ближнего зарубежья, Колян? – предположил я.
– Цып-цып. У-тю-тю! – поманил Коля презабавного кадра. Вытянув шею как утка, и виляя как курица, карапуз устремился к Коле, был подхвачен и махом водружен на шею.
В благодарность он постарался с мясом вырвать гостеприимному хозяину уши, или хотя бы придать им обратную стреловидность по образу себя, Гурвинека и крыльев экспериментального истребителя СУ-47 «Беркут», отчего-то не пошедшего в серию.
Коля по пальчику отодрал от ушей цепкого, как осьминог башибузука, и разбойник немедля пытался скальпировать его, сопровождая яростные рывки за волосы воплями: – Пяпа, пяпа!
– Что он говорит? – спрашиваю, хотя догадываюсь «Смерть! Смерть!».
Со слезами избавившись от стальных клещей и изрядной части волос, Коля опустил бестию на землю, где он завертелся веселым подшипником, и пояснил мне:
– Она говорит «папа!». Это наша дочуренька Кларочка. И не надо ронять челюсть, ты пугаешь манерами и прикусом мою малышку.
– Это она на УЗИ?! Постой, постой! Ничего не понимаю. Девчушка же не похожа ни на Веронику, ни на тебя.
Вас что, наебал роддом?
– Нет. Если приглядеться, девочка на меня где-то похожа. А так-то вылитая мать, конечно.
– Ничего общего.
Николай невесело усмехнулся: – Вася, ты ни пизды не представляешь возможностей современной пластической блядь хирургии!! Но гены-то не обманешь. Вот они и вылезли… Я когда заподозрил неладное, взял её за горло, и все прояснилось. Нос, губы, уши, скулы, грудь, жопа, глаза, волосы – всё тотально перекроено. Такие пироги бро. Плесни-ка мне коньячку, старый дружище… Графин на каминной полке.
Разливаю я коньяк и недоумеваю: – Что среди семейных фото на камине, делает синьор Уго Чавес?
– Это не Чавес, это покойная теща. Вместо неё, Вероника предъявляла мне фото какой-то смазливой кошелки из бабского журнала.
– Даа… Ну, что думаешь делать?
– Ничего. Она еще не знает, что я вовсе не состоятельный набоб, как представлялся. Дом давно заложен. Бизнес продан. Кредиты, проценты, – да ты сам знаешь. Брильянтовые серьги и кольцо, и те поддельные. Вот сюрприз-то будет, ха-ха! Квиты биты, короче…
– Нет. Если приглядеться, девочка на меня где-то похожа. А так-то вылитая мать, конечно.
– Ничего общего.
Николай невесело усмехнулся: – Вася, ты ни пизды не представляешь возможностей современной пластической блядь хирургии!! Но гены-то не обманешь. Вот они и вылезли… Я когда заподозрил неладное, взял её за горло, и все прояснилось. Нос, губы, уши, скулы, грудь, жопа, глаза, волосы – всё тотально перекроено. Такие пироги бро. Плесни-ка мне коньячку, старый дружище… Графин на каминной полке.
Разливаю я коньяк и недоумеваю: – Что среди семейных фото на камине, делает синьор Уго Чавес?
– Это не Чавес, это покойная теща. Вместо неё, Вероника предъявляла мне фото какой-то смазливой кошелки из бабского журнала.
– Даа… Ну, что думаешь делать?
– Ничего. Она еще не знает, что я вовсе не состоятельный набоб, как представлялся. Дом давно заложен. Бизнес продан. Кредиты, проценты, – да ты сам знаешь. Брильянтовые серьги и кольцо, и те поддельные. Вот сюрприз-то будет, ха-ха! Квиты биты, короче…
Как же Москва похорошела! Особенно когда наблюдаешь родной город набегами из провинции! Реально другой мир!