США, как и любая страна, очень разные. Благодаря рекламе, телевидению и Голливуду мы чаще всего видим Америку богатую и самодовольную, и, кажется, другой и быть не может. Конечно, все намного сложнее и противоречивее, и, как и везде, в США достаток соседствует с бедностью, порядок с полным бардаком. Но есть такие регионы, где о достатке и порядке можно только мечтать, причем чаще всего, это промышленные регионы Северной Америки.
«Миссисипская безнадёга» - так назвал свой документальный фильм Денис, один из наших бывших сограждан, уже давно живущий в США. У Дениса много фильмов о разных штатах и городах США, и Америку он показывает разную. Но этот фильм выделяется. Поглядите, фильм, конечно, длинноват, однако стоит нашего внимания:
https://youtu.be/1i_AHii-y6c
А будет желание, поделитесь впечатлениями

«Никола Можайский»
С древности главным городским храмом подмосковного Можайска был собор, посвященный святителю Николаю Чудотворцу, а сам Николай Чудотворец считался небесным покровителем города. Жители Можайска из уст в уста передавали предание о том, как святитель Николай явился в небесах перед монголо-татарами, осадившими город: одной рукой он поднял сверкавший меч, готовый опуститься на головы врагов, в другой держал град Можайск в знак охранения его. Устрашенные грозным знамением, враги в ужасе бежали.
В Никольском храме Можайска находилась деревянная скульптура Николая Чудотворца, причем выполненная в неожиданном иконографическом типе: святитель изображен с мечом в правой руке, а в левой руке он держит условное изображение охраняемого города, окруженного зубчатой крепостной стеной с храмом внутри. Резная скульптура святителя со временем стала объектом отдельного поклонения. С конца XV в. к ней совершались специальные паломничества, в XVI–XVII вв. скульптуру украсили драгоценными камнями, жемчугом и золотом.
Когда, как и кем было создано резное изображение святителя Николая, и когда оно оказалось в Можайске неизвестно. Время создания скульптуры определяют и концом XIII в., и серединой XIV в. и даже началом XV в. По преданиям, изображение этой скульптуры находилось на монетах, выпущенных при князе Андрее, сыне Дмитрия Донского. Предполагают также, что первоначально эта скульптура была размещена на городских Никольских воротах, а уже позднее ее перенесли в Никольскую церковь.
Это древнее и нестандартное изображение святителя Николая стало очень популярно на Руси и послужило основой для рождения нового иконографического типа, который так и назвали — «Никола Можайский». И с той поры в разных русских городах появилось множество икон, на которых святитель держал в правой руке меч, а в левой — храм.
Ныне сама древняя скульптура Николы Можайского находится в Государственной Третьяковской галерее. К сожалению, резное изображение храма, которое вставлялось в изображение города было утеряно еще в древности.

А это для повеселиться... Я уже сообщал, что вышла в свет третья часть нашего учебного пособия для 10-11 классов. В этой части идет рассказ о событиях отечественной истории в период с 1945 по 1985 г., Как раз на вторую половину этого период выпала моя и моих ровесников пора детства и юности, потом студенчества... Ну как же я мог такую возможность упустить? В общем, в паре мест этого учебника я немного "пошутковал", как на фото, так и в тексте. Не в том смысле "пошутковал", что допустил какие-то фактические или оценочные неточности, а в том, что ввел несколько сюжетов и фотографий на те темы, которые нас, детей и юношей 70-80-х гг. прошлого века, интересовали на самом деле. Ну, и "себя любимого" не забыл... Оставил, так сказать, своеобразный автограф... Вот, к примеру, один из разворотов параграфа, посвященного культуре того времени. Интересно, можно определить здесь "личный вклад" автора?

Я уже писал в своем канале, что личное отношения автора к историческим событиям - это одно из условия того, что дети будут читать учебник и изучать историю с интересом, главное, чтобы само отношение было проникнуто искренним чувством. В этом учебнике, есть немало мест, очень близких нам, выросшим в 60-80-е гг. по фактажу, оценкам и личному отношению, потому что писался этот (да и все другие наши учебники) для наших детей и внуков, чтобы они понимали, как мы жили, и как нам было здорово тогда, в чем-то очень свободно, и что нас мучило, что мешало, и что, сохранившееся от того времени, мешает нам до сих пор. Приведу только один кусочек про продовольственный дефицит в 70-80-е гг. - вроде все плохо, а народ продолжал жить, воспринимая все трудности с большим юмором: "В 1970-е гг. в стране вновь начались серьёзные перебои с продовольственным снабжением. Такая ситуация вынудила руководство страны привлекать к сельскохозяйственному труду городское население. Подобная «помощь города деревне» со временем стала обязательной, к ней привлекалось всё городское население поголовно, включая детей. В Узбекистане, партийное руководство которого брало на себя невыполнимые обязательства, практически всё население республики участвовало в сборе хлопка. И всё равно выполнить повышенные обязательства не удавалось. Тогда использовались «приписки» — реальные цифры сборов значительно завышались, а чтобы приписки не были выявлены, вышестоящим руководителям платили взятки.
В центральных областях РСФСР работу горожан на колхозных и совхозных полях стали называть выездом «на картошку». При этом на уборке осеннего урожая использовался труд школьников, начиная с 13–14 лет, обязательными такие выезды были для студентов всех вузов. Впрочем, нужно отметить: большинство школьников и студентов рассматривали своё пребывание «на картошке» как большое и занимательное приключение, поэтому воспринимали «помощь города деревне» вполне спокойно и даже с радостью.
Несмотря на все усилия, преодолеть продовольственный дефицит не удавалось. Во второй половине 1970-х гг. в провинциальных городах с прилавков магазинов исчезло мясо и мясные изделия, масло, сыр и многие другие молочные продукты, кондитерские изделия. Руководство страны пыталось решить эту проблему путём расширения системы продовольственных заказов, которые граждане могли приобрести по месту работы, но продуктов питания всё равно не хватало. Поэтому жителям провинциальных городов приходилось ездить за продуктами в крупные областные центры. Но самой желанной целью таких поездок была Москва, ведь столица государства почти не испытывала дефицита продуктов и других товаров. Из близлежащих и даже из отдалённых от Москвы городов организовывались целые «продуктовые экспедиции» в столицу, причём местные предприятия выделяли для этих целей автотранспорт. Именно в этот период в СССР появился анекдот. «Вопрос: Что это такое — длинное, зелёное, пахнет колбасой? Ответ: Электричка “Москва–Рязань”». Впрочем, «Рязань» в название электрички менялась на имя любого другого города, в зависимости от того, где анекдот рассказывался — Тула, Владимир, Ярославль, Смоленск, Калуга…"

23-24 сентября 2022 г. в г. Белозерске (Вологодская область) прошел Международный научный форум «1160 лет летописному Белоозеру», посвященный истории древнейшего города нашей страны и его основателю – князю Синеусу, а также варяго-русскому вопросу, разоблачению фальсификаций современных норманистов, важнейшим проблемам прошлого и современности. Главными вдохновителями, идеологами и организаторами этого форума стали мой давний друг, доктор исторических наук, профессор Липецкого государственного педагогического университета Вячеслав Васильевич Фомин и санк-петербургский предприниматель, большой знаток русской истории и руководитель проекта «Легенда» Андрей Николаевич Боричев. За что им нижайший поклон!
Сейчас вышел в свет сборник материалов той конференции: Белоозеру Синеуса – 1160 лет: материалы Международного научного форума / Белозерск, 23-24 сентября 2022 года. – Липецк: ЛГПУ имени П.П. Семенова-Тян-Шанского, 2022. – 211 с.
Предлагаю познакомить с отдельными фрагментами моего выступления на «круглом столе» этого замечательного форума.
На фото: участники форума в Кирилло-Белозерском монастыре.

С.В. Перевезенцев. Из выступления на «круглом столе» Международного научного форума «1160 лет летописному Белоозеру»
С 24 февраля 2022 г. у нас в стране активно усилился поиск идейных основ, на которые нужно опираться при осуществлении того, что сейчас свершается на Украине и в России. Да, именно в России, потому как только что луганские, донецкие, херсонские и запорожские жители проголосовали за вхождение в состав Российской Федерации, то это уже российская территория и военные действия теперь будут идти на нашей территории, а не на территории другого государства. Совершенно иная ситуация возникает, теперь боевые действия идут на западных границах России.
Мне тоже, наряду со многими другими специалистами, задавали этот вопрос: на какие идейные, духовные и исторические основы опираться? И я всегда говорил одно и тоже – эти основы давно известны, это те самые основы, которые во все времена спасали наш народ и нашу страну в самые страшные и тяжелые времена: православие, любовь к Отечеству, традиционные ценности. И чем дальше развиваются события на западных границах нашей страны, тем больше становится понятно, что другого в общем-то ничего нет, опираться больше не на что. Надеюсь, что это поймут и, так сказать «наверху». Посмотрим, как пойдёт дальше. Но к чему я это всё сказал. К тому, что, казалось бы, небольшой город – Белозерск, небольшая группа учёных, небольшая группа жителей этого города, которые здесь собрались, чтобы поговорить на темы, не имеющие никакого отношения к тому, что сейчас происходит теперь уже на наших западных границах.
А на самом деле это, собственно, и есть – Откуда пошла Русская земля и что есть такое Русская земля. И каково распространение этой Русской земли. И что такой Русский мир? В 2014 г., когда мы разрабатывали концепцию Русского мира, нам тогда просто запретили это делать, сказали, мол, «заканчивайте, с Русским миром ничего не получилось». Однако ныне все вернулось на круги своя… в Белозерск. Ведь Русский мир начинался и здесь, на Белом озере, в том самом IX в., а мы сейчас находимся у истоков Русского мира. И оттого, какими мы осознаем свои истоки, таким и получится Русский мир сегодня. Если это были шведские, норвежские или датские истоки – это уже, конечно, не наш Русский мир, это мир, который нам кто-то откуда-то занес и заставил нас жить в нем, заставил плясать под свою дудку. Или же мы сами согласились под чужую дудку антраша выплясывать…
И потому наши доклады и дискуссии вчера и сегодня – это, конечно, не только научный разговор. Это обеспокоенный разговор о нашем прошлом и о нашем будущем, о том, в какой стране мы хотим жить. Разговор об истории – это же всегда разговор о будущем. Какова наша история и как мы её понимаем, так мы понимаем и своё будущее. Это было во все времена и у всех народов. Вот, казалось бы, маленький вопрос о памятнике Синеусу в рамках вселенской борьбы Добра со Злом. Но всегда всё с малого начинается: здесь памятник поставили, там дату вернули, здесь что-то важное для сохранения памяти сделали… В результате чего вдруг начинается настоящее осознание истории России. Ко мне студенты приходят на второй курс, и я им объясняю, что русская история – это не просто события, но смыслы. И они мне в конце семестра всегда говорят: наша история совсем другая, чем та, которой нас учили. Вот потому я и считаю, что с этих белозерских встреч может начаться наше национальное осознание своей истории, как истории огромных смыслов, предназначений, и наши дети будут себя осознавать в нашем Русском мире никак гости, а как те, кто этот Русский мир укрепляет и созидает.

Русский лад печальности. Часть 1. Феномен сквозной темы русской литературно-философской традиции
Когда-то Фридрих Ницше сказал: «Я обменял бы счастье всего Запада на русский лад быть печальным». И возник вопрос — а что такое «русский лад быть печальным»? Есть ли, в самом деле, феномен, который можно было бы обозначить как «русская печаль»? И вот, что оказалось, когда было прочитано или заново просмотрено некоторое количество сочинений отечественных писателей и любомудров: начиная с самых давних времен, чувство печали пронизывает собой всю отечественную литературно-философскую традицию!
Сколь горьки слова, написанные в XII в. Даниилом Заточником:
«Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое;
кому Бело озеро, а мне чернеи смолы;
кому Лаче озеро, а мне на нем седя, плачь горкии;
и кому ти есть Новъгород, а мне и углы опадали,
зане не процвите часть моя».
Серапион Владимирский в XIII веке так начинал одно из своих поучений: «Многу печаль в сердци своемь вижю вас ради, чада… Не тако скорбить мати, видящи чада своя боляща, яко же аз, грешныи отець вашь, видя вы боляща беззаконными делы».
Неизвестный поэт в конце XV века писал с глубокой скорбью:
«Горе тебе, убогая душе,
Солнеце ти есть на заходе,
А дене при вечере,
И секира при корени.
Душе, душе, почто тлеющими печешыся?»
А как продолжение — состояние, описанное спустя четыреста с лишним лет (!) Василием Васильевичем Розановым:
«Расцветали розы.
И увяли розы.
Что же ты плачешь, смертный человек?
Скажи «здравствуй» одним
И «прощай» другим».
В скобках же, в качестве комментария к этим строкам Розанов, фиксируя собственное состояние в данный момент, отметил — «весь в слезах…».
Или образы русской литературы. Не печальны ли, в сущности, гончаровский Обломов и лесковский Левша? Разве можно представить себе «беспечальными» строчки Бунина, Есенина, Блока? А старухи из «Прощания с Матерой» Валентина Распутина, Африканыч из «Привычного дела» Василия Белова, шукшинские чудики? И, может быть, самым ярким по своей трагичности восприятия жизни стал нежданный вскрик Сонечки Мармеладовой из «Преступления и наказания»: «Этакую-то муку нести! Да ведь целую жизнь, целую жизнь!». Вся отечественная литература, вся русская мысль насквозь печальна.

Вот такой он, Русский мир!😜

Русский лад печальности. Часть 2. Почему рождается русская печаль»?
Но почему вся отечественная литература, вся русская мысль насквозь печальна, откуда это берется? Сразу же нужно оставить в стороне множество поводов для возникновения «печального» состояния — отсутствие денег, ссора с любимым человеком, неприятности на службе, неудачная любовь… Это именно поводы, а не причины, ибо причины должны лежать в гораздо более глубинных пластах психологического и мировоззренческого самоощущения человека, а в нашем случае — и целого народа. Нащупать ниточку, которая помогает размотать загадочный клубок под названием «русская печаль», помогает стихотворение юного тогда еще совсем поэта М.Ю. Лермонтова «Чаша жизни», написанное в 1831 г.:
1
Мы пьем из чаши бытия
С закрытыми очами,
Златые омочив края
Своими же слезами;
2
Когда же перед смертью с глаз
Завязка упадает,
И все, что обольщало нас,
С завязкой исчезает;
3
Тогда мы видим, что пуста
Была златая чаша,
Что в ней напиток был — мечта,
И что она — не наша!

И вторит семнадцатилетнему поэту шестидесятилетний В.В. Розанов спустя почти целый век:
Умирают, умирают, умирают…
Умирают, умирают, умирают…
Умирают…
Как страшно.
В столь, почти дословном совпадении направленности размышлений русского юноши-поэта и русского старца-философа, разделенных к тому же чуть ли не целым веком, не может быть случайности. И ее нет — этой случайности. Дело в том, что, по признанию многих исследователей, проблема смерти — это главная проблема русской философской и духовной мысли, отечественной литературы. А ведь и вправду, многие русские писатели пытались в своих произведениях разгадать величайшую тайну человечества, каковой и является смерть, и найти ту тончайшую грань, разделяющую бытие и небытие. Вспомним, что называется, навскидку, — «Призраки» И.С. Тургенева, «Записки сумасшедшего» и «Смерть Ивана Ильича» Л.Н. Толстого, «Сон смешного человека» и «Бобок» Ф.М. Достоевского, «Между жизнью и смертью» А. Апухтина, «Черный монах» А.П. Чехова… Да разве все перечислишь!
Вот и получается, что «русская печаль» — это постоянное присутствие в душе, в сознании русского человека ощущения бренности, конечности земного бытия, временности, а потому до некоторой степени и бессмысленности посюстороннего существования. И думается, это проблема не только русской философии и литературы. Постоянное, неотвратимое чувство, некое видение конечности земной жизни — как ни странно, нормальное, можно даже сказать, обыденное русское мироощущение. При этом речь идет не только о конечности отдельного индивидуума, но о конечности, о смертности всего человечества.
Интересно, что и чувство «печали» в русском мироощущении имеет непосредственное отношение к смерти. Слово «печаль» в русском языке этимологически связано со словом «печь» (общий древний корень — «печа»). Однако связь эта не только этимологическая, но и религиозно-мифологическая. Печь — это наиболее мифологизированный и символически значимый символ в русском народном обиходе, один из сакральных центров дома. Печь играет символическую роль во множестве народных обрядов, в том числе и в похоронном, в котором означает дорогу в загробный мир. В печь заглядывали, вернувшись с похорон, желая избавиться от страха перед покойником и тоски-печали по нему. В некоторых обрядах печь — это и могила, и сама смерть, и даже царство смерти. Печная труба — специфический выход из дома, предназначенный для контактов со сверхъестественными явлениями. Из нее, например, вылетают наружу души умерших. Зафиксированы рассказы о матери, которая позвала через печную трубу сына, служившего в армии, после чего на того напала смертельная тоска. Поэтому, можно сказать, что, когда русский человек «печалится» — он думает, вспоминает о смерти.
Но не только…

Русский лад печальности. Часть 3. Что рождает «русская печаль»?
Когда русский человек «печалится» — он думает, вспоминает о смерти. При подобном отношении к проблеме смерти в русском сознании возникает некоторая раздвоенность мироощущения вообще. Раздвоенность не в психологическом (и уж тем более не в психопатическом) смысле, а в смысле нравственном. В чем она, «эта двойственность», проявляется именно в русском человеке? С одной стороны, знание о неизбежном конце, порождает страстное желание, жажду создания еще в земной жизни идеального общества. Л. П. Карсавин как-то заметил: «И русскому народу, и русскому обществу, и русскому человеку… в высокой степени свойственна абсолютность заданий, по существу своему религиозная, хотя не всегда и не всеми признаваемая за таковую». Более того, русский человек мечтает о построении на земле именно Царства Небесного. Поэт Александр Блок вполне справедливо писал: «Мистики мы особого рода: на русский лад. Мы действительно люди земли, ибо веруем, что Тысячелетнее Царствие наше будет не за гробом, не на небе, а на земле…» И в самом деле, разве не к высшим идеалам стремился русский люд в своей тысячелетней истории — к Небесному Иерусалиму, да к Святой Руси. А если идеалы в реальности не воплощались, то уходили наши предки в северные леса в поисках опять же мифического (идеального!) града Китежа. Даже коммунизм (общество окончательной справедливости!), так или иначе, вписывается в этот религиозно-мифологический и мистический ряд основополагающих русских идеалов. Однако, с другой стороны, знание итога жизни вызывало и достаточно реалистическое понимание того, что в земном бытии осуществление столь ожидаемого русской душой идеала невозможно, несбыточно. Вот и рождалась в душе печаль, как следствие осознаваемого или неосознанного разрыва между действительностью и идеалом.
Выражается «русская печаль» в разных, так сказать, формах. Напомню лишь о двух, своего рода, «крайних». Прежде всего, знаменитый «русский разгул» — бесшабашный и безудержный, когда, как говорится, пускаются во все тяжкие. Но за этим стоит — тоска, печаль, попытка уйти от тяжких дум и чувств. Конечно, сам по себе «разгул» неприятен, некрасив, а то и крайне мерзок. Однако явились бы миру, в случае его отсутствия, «Венгерская цыганочка» Аполлона Григорьева и цикл «Москва кабацкая» Сергея Есенина? А «Игрок» Ф.М. Достоевского? Ведь эти и другие произведения — в той или иной степени стали результатом глубокого нравственного переживания той пропасти, в которую пал человек. И результатом стремления понять — можно ли из этой пропасти выбраться. Но ведь для того, чтобы ощутить всю мерзость дна пропасти, нужно к этому дну приблизиться… Не менее, нежели «русский разгул», знаменита и «русская лень». Л.П. Карсавин продолжая свои рассуждения об «абсолютности заданий», писал: «Если русский человек верит в абсолютное значение своего труда, он не щадит себя и границ не знает, обнаруживая энергию сверхчеловеческую, «до смерти работает». Если такого значения в деятельности своей он не усматривает, он поражает своею ленью и недвижностью, считает волю бездельем, работу рабством и “до полусмерти пьет”…» Иначе говоря, русская лень рождается из осознания бессмысленности поступка, из ощущения бессмысленности земной суеты. Ведь зачастую в основе русской лености находится задаваемый самому себе русским человеком вопрос — «а зачем?» Зачем суетиться, зачем бегать, зачем зарабатывать миллионы и миллиарды, зачем ходить в шелковой пижаме? ЗАЧЕМ? Так что, видимо, не случайно в повести «Дворянское гнездо» И.С. Тургенев вложил в уста Лаврецкого слова о сути русской жизни: «Здесь только тому и удача, кто прокладывает свою тропинку не торопясь, как пахарь борозду плугом». Но вот что интересно. По сути своей «русская лень» может быть на редкость созидательной...

Корочки и горбушки (Рассказ)
Смутное, затененное временем и отдаленное малостью возраста детское впечатление: мы с бабушкой покупаем хлеб. Небольшой поселковый магазинчик, почти ларек. Деревянный, искромсанный ножом, которым разрезался хлеб, прилавок. Несколько деревянных же, стоящих друг над другом лотков с батонами «белого» и буханками «черного». Но больше всего помнится хлебный дух… Это не был запах только хлеба, но именно — хлебного ларька. Сладковатый и смешанный, когда размашистый и мягкий аромат «белого» перебивается кисловатым и горьким привкусом «черного». А какую-то небывалую густоту и домашность хлебному духу придавало дерево прилавка, годами впитавшее в себя многообразное хлебное разновкусие…
Хлеб в наш поселок привозили горячий, только-только выпеченный. Бабушка обычно брала «один белый» и «половинку черного», чтобы хлеб не успевал зачерстветь. И всегда, еще у прилавка, бабушка отламывала мне горячую духовитую корочку «белого», и на ходу, пока мы шли домой, я ее съедал. Помню, у меня сложился целый ритуал. Сначала я подносил корочку к носу и какое-то время вдыхал в себя свежесть хлебного духа. Потом, не торопясь, выскабливал пальцами белую, немного липкую и парную мякоть. Я не спешил и не запихивал в рот большие куски, потому знал — бабушка научила — горячий хлеб вреден для желудка. Но все же моя неторопливость объяснялась другим: я хотел растянуть удовольствие ожидания самого главного лакомства — корочки. И вот, когда выскабливать уже было нечего, я с затаенным восторгом, опять же без спешки и торопливости, погружал (именно погружал!) зубы в хрустящую бесконечность корочки… Бабушка еще выговаривала мне: «Ну что ты мусолишь этот кусок!» А я не «мусолил», я наслаждался…
Корочки «черного» хлеба у нас звались «горбушками» и за эти горбушки мы с братом вели настоящую войну. Две полные горбушки нам доставались только в том случае, когда собирались гости — тогда покупали целую буханку и сразу же ее разрезали. Но у «половинки черного» ведь всего одна горбушка. Вот мы и воевали — кто первый схватит. Но бабушка, как всегда, нашла мудрое решение — она делила эту горбушку пополам.
Дома, вернувшись из магазина, бабушка вынимала хлеб из матерчатой сумки, «белый» завертывала в целлофановый пакет, а «черный» укладывала на разделочную доску. Она доставала из стола большой нож и несколько раз проводила им по точилу — тупой нож мог только испортить, проломить округло-кубическую красоту твердой хлебной горбушки. Зато отточенное лезвие после небольшого усилия входило в хлебное нутро легко, быстро и с каким-то вздохом — мне казалось, что это было горячее дыхание самого хлеба, раскрывающего перед нами свое естество. Горбушка у бабушки получалась ровненькой и в меру толстой. А мы ревностно следили, чтобы и половинки горбушки были одинаковыми — ни больше, ни меньше одна другой.
Бабушка, зная нашу страсть к горбушкам, поливала их подсолнечным маслом и посыпала солью. Мы с братом стояли возле бабушки и в радостном предвкушении смотрели, как масло, пузырясь, впитывается в черную хлебную мякоть, а соль — темнеет и растворяется в масле маленькими горочками. Бабушка протягивала нам заветные горбушки и говорила: «Не запачкайтесь!» Мы осторожно брали намасленные и посоленные горбушки и, глядя друг на друга — кто дольше растянет удовольствие! — начинали их грызть. Наши губы и пальцы вскоре уже блестели от масла, на зубах похрустывали не успевшие растаять крупинки соли. А ноздреватая хлебная корка была настолько тугой, что не откусывалась, а отламывалась…

Детская любовь к хлебным корочкам и горбушкам сохранилась надолго. Став постарше, я полюбил черный хлеб с молоком. Молоко продавалось в разлив, и за ним я ходил уже сам, с большим трехлитровым алюминиевым бидоном. В молочном магазине меня знали, и потому продавщица наливала мне всегда чуть больше молока, чем положено — под самую крышку. Поэтому полный молоком бидон я нес осторожно, стараясь не расплескать. Деревянная ручка бидона поскрипывала об алюминиевую дужку… А дома я наливал молоко в большую, почти литровую чашку, отрезал себе горбушку хлеба, купленного по дороге, садился за стол и… Густое, тягучее, сладкое и холодное молоко… Пахучая, упругая горбушка…
В студенческие годы пришлось жить в общежитии, и черный хлеб в иные моменты был единственной пищей. На два рубля в день особо не разгуляешься, а они приходились и «на попить», и «на погулять», и «на книжки». Потому экономия творилась на еде. И вот тогда спасением становился хлеб, простой черный хлеб со сладким, а нередко и с пустым, без сахара, чаем. И было уже не до свежести и хлебного духа — слава Богу, хоть какой-то кусок находился в нашей комнате. До сих пор памятен этот кисловатый вкус черного хлеба, разбавленный чайной крепостью…
Хлеб сопровождает меня всю жизнь. В разные годы и он был разным. Были и пышные булки, и сдобы, и кренделя с бубликами… И тяжелые, большие, с запеченной надорванностью верхней блестящей корочки оковалки «московского круглого», и продолговатые, волглые, пряные полешки «рижского», и укороченные, неровные кирпичики крымского «серого»… Но и горбатые, слипшиеся и заветренные корки тоже бывали. Однако хлеб всегда был хорош, всегда был нужен, всегда оказывался необходим и любой кусок приходился к месту.
И в этом есть удивительная и глубинная тайна хлеба, к которой я прикоснулся еще в детстве. Казалось бы, что проще и доступнее — хлеб. Он был, есть и будет всегда. Но со временем я понял, что в этом «всегда» и кроется хлебная тайна. «Всегда» — это вечность и бесконечность жизни. И как без хлеба немыслима никакая русская трапеза, так без хлеба невозможна и сама русская жизнь. А хлебные корочки и горбушки — это тот остов, та крепь, та мощнейшая твердыня, которая держит нас всех на земле. «Жито» — называли наши пращуры хлеб в древности. «Жито» — от «жизни».

Первая прививка
Из нашего учебного пособия для 8 класса
Одной из самых тяжёлых болезней, которая на протяжении многих веков мучила человечество, была оспа, высокозаразная вирусная инфекция. Каждый второй из заболевших оспой умирал, а на коже выживших, в том числе на лицах, оставались «оспины» — многочисленные рубцы от язв.
Ещё в древности в странах Востока научились бороться с оспой, прививая её от больных здоровым людям. В Западной Европе прививать оспу стали в начале XVIII века. Но дело это было тогда опасное — некоторые из привитых людей умирали.
В России, также, как и в других странах оспа не щадила никого — ни императоров, ни простолюдинов. В народе эту болезнь прозвали «моровой язвой». И вот в начале правления императрицы Екатерины II стало известно, что английский врач Т. Димсдейл изобрёл новое средство от оспы. Императрица решила пригласить его в Россию. Несмотря на противоречивые результаты прививок и опасения придворных, Екатерина Алексеевна решилась на этот смелый шаг — привиться от оспы самой и сделать прививку своему сыну Павлу Петровичу.
В октябре 1768 года Т. Димсдейл прибыл в Санкт-Петербург. Материал для прививки он взял у болеющего оспой мальчика Александра Маркова. Через шесть дней после прививки у Екатерины II проявились признаки оспы, но уже через неделю императрица выздоровела. После этого привились придворные и цесаревич Павел.
Английскому врачу Екатерина Алексеевна пожаловала титул баронета и пожизненную пенсию. Не остался без награды и Александр Марков: императрица пожаловала ему и его потомкам дворянское достоинство и повелела называться Оспенным, а не Марковым. А в честь первой в России прививки от болезни была выпущена медаль с надписью «Собою подала пример» и даже поставлен балет «Побеждённое предрассуждение».
Иллюстрация: Медаль «Собою подала пример». 1768 г. Лицевая и оборотная стороны. На оборотной стороне изображена императрица Екатерина II, которая держит за руку сына, цесаревича Павла Петровича. Перед ними женская фигура с детьми — олицетворение России.