РЕФН

1.

Только свет неоновых звёзд
без ритмов и рифм.
Только выставить кадр,
как Николас Виндинг Рефн.
Только так умереть —
красивым и молодым.
И не выйти из мод,
как фэнтези или хаки.

Стать берёзовым соком
в венах провинциалки.
Кто глотнёт их разок —
того только бог простит.
Часовой визажист холокоста
не спит на страже.
Твоя бледная кожа —
холст для его ножа.
Но бежать от войны в Израиль —
конечно, лажа.
Всё равно в конце драйва
смерти не избежать.

2.

Мне давно уже тесно моё
двуспальное тело,
как нормальному лету
тесно любое дело,
минимальному техно
тесно любое соло.
Меня редко вывозят —
как девушку из села.

Моя нежность без спроса
запела и расцвела.

Моя мерзкая трезвость
сама от себя бежала.
Только если тут смерть,
то где же у неё жало?
И если тут ад,
то как он теперь красив.

Все девочки любят Пьера,
но не Ришара.
Все мальчики любят драться
и петь Максим.

3.

Это стиль, моя лю.
Будто чукча,
наружу вывернутый кишками,
я не вижу, о чём пою
над разбитыми кишлаками,
над Москвы бутиками,
красавицами с пэйпасса,
над горящими в сотый раз
степями Донбасса.

Мы — неспящая Газа.
Мы — залежь угля и газа.
Мы знаем, как ясно
пялится в оба глаза
настоящая бездна
незаживающего надреза,
печальных тузов
запрятав в хрустальные рукава.

Мы — кричащий песок
под танками «Меркава».

4.

Государство и грязь
начинаются с буквы г.
Здесь считает подтекст лишь тот,
кого власть лизнула.
Нас сажали играть за разные ОПГ.
Подстрекателей тех
в аду будут ждать два стула.

Человек — для любви.
Даже женщины — для любви.
Я за грех и за секс,
я за классы и церкви Спаса.
Только время —
— на вид нежнейший наш визави —
только время
нас всех заставит
кряхтеть и ссаться.

И пока данс макабр
пиздит плоды по чревам,
как чекист по амбарам,
о чистую грязь скребя,
мне бы выставить кадр,
как Николас Виндинг Рефн,
мне бы выставить кадр —
и всё это снять
с тебя.

(2025)
Любаве Штейнберг

#стихи

Из дома не выходить,
отступать
во внутреннюю Монголию.
Я — кухонный,
спальный барон фон Унгерн.
Найти бы на кафеле в ванной
тебя, голую,
протянуть к тебе жалости полные
горсти-руки.

Не выследить,
не найти уже в памяти нас прежних.
Ты была на синицу похожа,
а я — как февраль, неясен.
Вписывались
за битых и за отверженных.
Вымаливали для них
милости божьей
да выдирали с мясом.

(2024)
поэма «Мужская трагедия»

#стихи

ОБМЕН

Он говорит:
Азовское море — не море,
а кот наплакал.
Он не знает, что все моря
наплакали кошки.

Кстати, о кошках он говорит,
что эти пушистые черти непостоянны,
они часто меняют хозяев и имена,
и даже название —
будто недра (принадлежа всегда
кому-то другому).
Я говорю: что поделать,
кошки привязываются к дому.
А те, что бездомные,
только смотрят пристально в небо,
вылавливая в алмазах
созвездие рыб
или пялясь на птиц,
что над ними бритвенно пролетают.

Кстати, о птицах.
Он говорит, что их не хватает.

А я говорю: дружище мой,
я тебя отвезу в Карелию,
покажу тебе Рускеалу и Воттоваару,
покажу тебе озеро,
хлопающее глазами,
белые ночи, тонущие в бальзаме
бледным запястием волоокой девы.
Я говорю:
больше мёртвые не позвонят
и не спросят: где вы?
А если и спросят,
тогда я буду как рыба,
как бледная птица,
как драная кошка нем.

А он говорит:
вчера снова ездил в наряд,
отвёз в холодильник
двадцать два тела —
всё, что осталось от этих пидоров.
На обмен.

(2025)
#стихи

ЛИТПРОЦЕСС

Я птичка, я птичка —
что вижу, то и пою.
Я птичка, я птичка —
что вижу, то и бомблю.

Положил на поребрик зубы
(пардон, бордюр).
Смерть придёт за мной
только в футболочке от кутюр.
Ваша литература — дед,
что не шарит в лоре,
но мы будем везде,
как зумеры в триколоре.

За искусство быть настоящим
дерусь с собой и со всеми вами
на медузе или на ящике,
на окопе и в Ереване.
Ведь на деле я успокаиваюсь
только носом в её каре.
Как Пашенька Техник под ксанаксом
или Цой в ведре.

Потому что стихи — для бойцов,
у которых выжжено пол лица.
Стихи — для эскортниц,
выросших без отца.
Стихи — для принцесс
и для любящих дурачков.
А свой литпроцесс
засуньте себе в очко.

(2025)
#стихи

ЛЮТО

Люто время что ни станет —
то бывало и лютей.
Мой отец в Афганистане
убивал живых людей.

Что ни даль — то дальше дали.
Боже, выйти бы в проём.
Я кидал, меня кидали.
Что ж, простите, ё-моё.

К схожим нервам меня тянет,
рвёт неровно по струне.
Нож у первого в кармане,
у второго нож в спине.

Выплюнь приторную кашу,
режь, давай стране угля.
Повторится всё, как раньше:
треш, угар и сукабля.

Город, город над обрывом
триста лет в обед бухой.
Вторит, врёт, что так и было
чисто слепленной строкой.

Дело гиблое, но крепко
в шкуру вклеенный стою.
Береги от меня девку,
дуру бледную свою.

Защищай меня в начале
и подгадывай момент.
Я прощал, меня прощали.
Но бывало, что и нет.

Ноября синеет кожа,
прячусь — ищет по следам.
Завязал со всем, с чем можно
к двадцати восьми годам.

Он придёт, поймает в кадр,
как в кино — играй и ной.
Мой бескровный брат ноябрь,
страшный, злой, очередной.

Только что ни время люто,
что ни даль, что ни семья —
ничего не абсолютно,
всё закончится — и я

зная эту аксиому,
обучусь её ценить:
перетянет по живому
рану чувственная нить.

Шаг и шорох — скалься, осень.
Славься, стук сердечных бед.
Я большой, мне двадцать восемь —
я иду к тебе, к тебе.

(2019)
#стихи

ФЕНИКС

Легко и нежно —
первый способ поцелуя.
Ты — эта женщина в белье,
ни в чём, что кроме.
Ты путешествуешь по комнате,
танцуя.

На этаже,
куда приедут в чёрной форме
потом приедут в красной форме,
в синей форме,
и на этаж
укажут множественно пальцы —
где оголтелые, бессильные герои
вступают маршами в огонь —
и не боятся.

Ты знаешь как,
едва закончившись, начаться.
Бокал прозрачен.
В центре комнаты — секреты.
Ты — эта женщина.
Ты крошишься на части.
Ты засыпаешь с огоньком
от сигареты.

Теперь целуйся
с богом в брызжущее солнце.
Ты — эта женщина.
В постели, как на фреске.
Я не боюсь,
я только слышу, как смеётся
твоя душа, взбираясь вверх
по занавеске.

(2017)
#стихи

ВЫЖИВУТ ТОЛЬКО ЛЮБОВНИКИ

Я — это то,
что сейчас утыкается лбом
в твой тёплый живот.
А более ничего и не было мной.
Ясно, что только влюблённый переживёт
весь этот больной
неоновый век,
сумасшедший от скорости и войны.
Я — это только то,
на что человек похож со спины.

То ли выжженный саженец,
то ли вылизанный анфас,
сбежавшая тень.
Я вижу тебя —
значит вижу в последний раз.
Глаза в темноте.

Вызывает врождённую оторопь
вертикаль зрачка
с пещерных времён.
Я — это то,
чем звали людей ещё до имён.
От чего шарахалась нечисть,
как пятился зверь от горящей палки.
Ты — это то,
что было до женщины после самки.
То, что заставило
пораскинуть рёбрами,
заточить камень или придумать яд.
Потому что только влюблённые,
угодив в ад, перейдут ад.

(2024)
#стихи

ЯЗЫК МОЙ

В детстве я сам себе откусил язык,
ударившись подбородком
о подоконник.
Он повис неестественно,
удержавшись на нити тоненькой,
переполнил рот.

Язык мой — кляп мой.
Впервые (восторг) плеваться
кровью в ведро,
первобытными звуками, вдруг
не справившись со словами,
мычать и мяукать.

Хирург сказал, заживёт до свадьбы.

Но зáжило раньше —
до первой драки, до первой лжи,
задолго до первого поцелуя.
Рубец после операции проложил
через весь язык свою колею,
похожую на клеймо отступника,
поменял рельеф.

Язык мой — имба,
безупречно модифицированная
версия самого злого органа.
Доводил до оргазма,
разок-другой доводил до Киева,
доводил до слёз.

Запирал паучьей строкой
в слюнявые клети,
собирал шершавую подать,
русские сливки.

Язык мой — стыдный обмылок
немытой Родины.
Не расстраивать бабушку
в тройственном бабушкином трюмо.
Отца и сына,
святого духа степной флоу.
Толстóго космоса,
крепостного и комсомольца.
Язык мой — заноза,
без спроса вырванная из солнца.

А ты ещё смеешь
вот так лежать своим подбородком
на подоконнике моего плеча.
А ты ещё смеешь мне говорить
моим языком о своей любви.

Лучше побудь
моей сломанной зверью
на передержке.
Давай мяукать, давай плеваться
кровью в ведро.

(2025)
#стихи

КОШАЧИЙ БЛЮЗ

Шаг влево, шаг вправо —
а всё одно, ни валко, ни шатко.
Мы в суперпозиции,
как в обувной коробке кошатка.

Ни взвыть по ночам,
ни выпустить коготка,
ни зарыться в земелю за гаражами
на два смычка.

Лишь нелепо тошнить
комками словесной шерсти.
Говорили же ведь,
не ешьте после шести.

Не убей, не прелюбодействуй,
не нажести.
Да выдерживай тяжесть
руки кормящей,
руки скопящей, руки дающей.
У всех поэтов кошачьи души,
а все, кто в рай попадают — псы.
Мы презирали
всех, кто указывал нам: не ссы.
Надсадно требовали впустить,
и сейчас же выпустить.
И умоляли:
позволь гулять самим по себе.

Позволь гулять самим по себе —
и мы успокоим
всех этих бедных детей,
и мы перережем всех этих крыс.

Под господним окном
кошачий мартовский блюз.
Не живой и не мёртвый,
не дикий и не домашний.
Пускай и сами уж не свои,
но зато не ваши.

Дерёмся за хлам,
сношаемся по углам помойным,
друг друга на рваное крошево
передёргивая.
Не помним ни бога,
ни кореша его Шрёдингера.

Не взвыть по ночам,
не зарыться в земелю
на два смычка.
Лишь едва уловимый свет
пропускать, пропускать
через вертикаль зрачка
и клубочком сворачиваться
под боком у желтоглазой ночи.

Жить по-кошачьи
и подыхать по-кошачьи,
чтоб никогда не по-человечьи.
Диктаторы, партии, царь,
народное вече.
Лучше держи дистанцию, друг,
держи — или будь готов
с торжествующих рук
учиться слизывать кровь.

(2025)
#стихи

PICKME

Из двух зол я всегда выбирал
точёные пики,
пока девы тик-тока решали,
кто больше pickme,
пока парни крутили казик
под сенью ФАБа
и пропадали, как кринж и хайп
с появленьем вайба.

Меня влюбляли в себя поэтки
в бесстрашных позах
и русский снег перманентный
(даже когда был розов).
Я пил и пел, как больной,
мечтал на словах и деле
любить людей — на окопе,
в храме или в борделе.

Любить людей
через падаль, глянец и перламутр.
Пойти на берег,
стоять и плакать слезами внутрь.
Полжизни строить свой монастырь
из строки курсива,
чтобы за постригом подпалить его,
как Мисима.

Быть голым проводом,
бить без смысла или посыла.
Светодиодно во тьму хрущёвок
вливая красок.
Это болит во-вторых,
во-первых — это красиво.
Куда придём мы, там будет подвиг
и будет праздник.

(2025)
#стихи

АНИМЕ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ С ПЛОХИМ КОНЦОМ

В каждой тян должна быть тайна,
божья невидимая загадка, сноска
ребус в мельчайшем её скрипте.
У каждой тян должна быть катана,
чтобы рубить похотливые лапы монстрам
и резать бабочек в животе.

У каждого кун должна быть ходка,
а может цепка, а может
пачка налички,
метнуться куда кабанчиком,
порешать с двух ног.
У каждого кун должна быть фотка,
а может быть песенка,
от которой из черепа раз —
и вытечет
вся река Меконг.

(2025)
#стихи

ЛУЦИЛИЙ

(Нику Веденяпину, с любовью)

Мальчик путёвый.
Без цели и права, зато с идеей.
Я приветствую тебя правой,
поскольку только так и умею.
Выросший у меня на глазах
(как всегда,
семь нянек не доглядели) —
прокуратор Сицилии,
ну, хотя бы не Иудеи.

Я приветствую тебя так,
будто в старом сенате
не запрещали счастье.
Так, будто знаю,
когда тебя будут рвать на части.
Так, будто римские пригороды
не рабы построили.
Будто мир — это цитрус,
а мы стоим под деревом стои.

Любопыточными детьми,
то ли утром пташками на пороге.
Мы отлично пронюхали
то, куда ведут все дороги.
Нет конца и края империи,
нет гетéр, что с ней наравне.
Я приветствую тебя —
в премиуме на термах или в дерьме.

Всем своим легионом
сбыточных мечт, живых начинаний,
мёртвых долгов.
Если этот дебил Нерон
мне прикажет сдохнуть сегодня,
то я готов.
Ну, а ты — будь здоров
и не верь лихим новостям
из любого века.
Луцилий бессмертен,
поскольку это сказал Сенека.

Это не человека заперли
в клетке со зверем,
мой добрый мальчик.
Это зверя заперли
с человеком.

(2025)
#стихи

сквозь шёпот панелек бежать
на голос пятёрочки
где бледную молодость
ŷшло травили собачно

а после похмельной жатвы
тяжёлым облачком
в колени московских церквŷшек
щекой наждачной

всё падать и падать и падать
что выше некуда
не гони меня милая
бог же не гонит вроде

извиняй у меня дела
мне валяться некогда
эмбрионом наоборот
в земляной утробе

согревай меня жёстко
зубом на зуб до скрежета
расшатаем основы
жалостью к бедным бойням

не прощай ни за что
даже если как будто не за что
не прощайся со мной
пожалуйста не сегодня

(2025)
#стихи

ДЕНЬ ВЕТЕРАНА

Едет куда-то
в белёсый чужой туман.
Курят на выходе, хорохорятся,
матерятся.
Смеются, подшучивают, вдыхая
разбавленный в кислороде порох.

Едет куда-то,
целует крестик нательный.
Обострённое чувство слуха
степной лисицы.
Глядит перламутровыми
глазами на командира.

Ты знаешь, как выжить.
Дай мне команду выжить.
Расскажи, как не наступить
куда нам не надо.
Держать сектора,
закручивать фланги, биться,
затыкая все рты сердцам,
плывущим в рэд булле.
Сохрани меня
от семиглазой ревущей птицы.
Пригни мою прыть
от маленькой сучьей пули.

Облака под рукой,
чтобы точно всегда с собой.
Фотокарточка, дочка,
тающий позывной.

Едет куда-то,
весь перемотанный, перекрученный.
Дайте освободить руку,
курить хочется, затекла рука.
На койке лежит,
зацелованный богом
один невеликомученник
из полка.

Едет куда-то,
впитывает, как губка,
девичьи слёзы.
Впитывает, а обратно не отдаёт.
Блестящий стоит,
медали соприкасаются на груди
друг с другом.
Позвякивает,
как ложкой о стенки сердца.
Вот друг приходил,
да как ему рассказать,
что в комнате этой
слишком большие окна,
что в доме с такими окнами
некомфортно.

Не вздрагивать,
не оглядываться назад.

Слова застывают
в глубоких загрубных штольнях.
Не растворяются даже в самой
горькой воде.
Дурак один пел: если бога нет,
значит — всё дозволено.
Ну, и где он теперь, где?

И даже во время слепого,
ломкого сна,
когда вокруг дом,
а не располага, не хата,
и дома тепло,
и спит на плече жена —
он едет куда-то,
он всё равно едет куда-то.

(2024)
#стихи

ОКАЯННЫЙ ЦИКЛ

1.

Окаянные дни,
одинаковые, как фонк.
Как мимика писающих
на могилу мистера Хьюза фемок.

Не быть злым —
значит помнить о том,
как легко подавиться зубами,
одичать на квартире,
как нищий дальтоник,
не отличать июнь от Ивана,
вину от вина, зелёный от красного
доширак.

Быть кем угодно,
только ни в коем случае
не быть вами.

Ну, и дурак.

2.

Где ваши лезвия,
жала, пушки и пугала?
Бесполезное дело пугать пуганого,
ругать руганого,
бифовать строганова.

Потомки Степана Разина
не боятся кэнсела.
Здесь каждый хоть раз
бухал за великий пост,
донатил котятам
на броники или рации.

Поэзия по праву рождения
не умещается в ГОСТ,
Россия не умещается в федерацию.

3.

И нельзя победить,
как в резне на Ближнем Востоке
или в парковом дерби
собачники / бегуны .

Но нас станут любить за то,
что во время трезвое и жестокое
мы осмелились
обращаться к стране на мы.

Без расшаркиваний,
предлогов и экивоков —
дома может быть заперто,
но домой не ходят по паспорту.

Не стращай меня кровью,
настоянной на спирту.
Да встречай меня, Родина,
возвращающегося к тебе засветло
или засмертно,
как в бреду —

в мотыльковую
проблесковую красоту.

4.

Над постелью москвички —
икона Сильвии Плат.
В постели москвички —
клоун или магнат.

Выбирай, выбирай.
А может быть, лучше нá руки
прыгай рáкушкой,
как невежливый Крым:
не наш и не ваш — а мой.

Заходи за мной погулять
святой ебанашкой,
окаянной, больной
любовницей и войной.

Переливайся в ладонях
всеми цветами радужки,
не замечая, как смерть
играет со мною в ладушки —
не запрещает нам ни инста,
ни двойной сплошной.

А только дразнит,
всего лишь ставит
в блокноте галочки,
всего лишь гасит в прихожей
яндексовские лампочки
по одной.

(2025)
#стихи

КАК Я ПРОВЁЛ ЭТО ЛЕТО

кроме тебя у меня
так случилось что никого и нет
и это есть повод прощаться
на век и взрыд

там где божья коровка
садится на бронежилет
и бездомные кошки
следят за созвездием рыб

ты останешься на ночь
а парни будут шуметь
и соседи опять побегут
оголяя фланг

чья-то пьяная ярость
отправленная в цветмет
чья-то бледная юность
утро да грязный флаг

развевается где-то
и до конца в этот сюр не верится
ты вырвал язык
у чёрной пропасти ада
и не сказал апчхи

а я этим летом
поцеловал какую-то дéвицу
и целый мир как дурак
опять расписал в стихи

(2025)
#стихи

ТАК ГОРИТ СТЕПЬ

заметался пожар голубой
позабылись родимые дали

Погляди, как в степи твоей
летом искрится рассвет.
Подпалили весь мир,
а он тлел и тупил в интернет.
Не вали, не вини меня,
мне как четырнадцать лет —
я ваниль, и винил, и вельвет,
и козырный валет.

Ты черства, как прогресс,
как расстрел и как чёрная ферзь.
И внутри тебя — начат апостол
и кончена мразь.
И война, от которой не деться,
хоть нá стену лезь,
и стихи о которые
сточится каждый из нас.

Так смотри, как горят эти степи —
как спичечный ад,
как продажная нефть
в карфагенной, багдадной резне.
И пройди со мной целую жизнь,
как шагает солдат —
а-ты ба-ты на свет,
шаганэ ты моя, шаганэ.

Будь со мною везде,
как печаль, колыбельную пой.
Я почти не почувствую лезвия —
словно джиллет
к воспалённой щеке
примурчался нетленной землёй.
Словно ангел баючный
уселся на бронежилет.

(2025)
#стихи
#НашЕсенин130

СЕМЬ ЯЗЫКОВ

Снилось, как будто
знаю семь языков,
повсюду кошмар
и Юстинианов мор.
Захлёбываясь мокротой,
перевожу
с небóли на боль,
с тишины на нетишину,

с никакого на никакой
язык.

И во рту моём — семь,
как семь ядовитых жал.
И во рту твоём — все,
и нет, мне тебя не жаль.
Я Кирилл и Мефодий,
сшивая белиберду.
За тысячу лет до Марии Кюри,
я — радий (я подожду).

По буковкам возвожу
последнюю Византию.
Вселенная — против,
вселенной бы только тишь.

Семь языков,
и все — такие красивые.
Вот на всех и заверещишь.

(2023)
#стихи

SPB 10’S

А с утра из-за стопок и строек
выглядывал стройный
и Смольный собор.
Из-за кружек кофейных
и крошек багетных, и кружев —
бледнела девица.

И так странно похожи,
шагали с работы в кроссовочках
дворник и вор.
И так дружно по фене,
похожей на сленг петербуржца
могли объясниться.

Поищи меня в рюмочной,
булочной, пышечной, пыточной,
в камере кунст.
Нет житья со мной:
юность отчалила, дура, не плачь,
как не плачет пластмасса.

Поищи меня в Мурино, в Купчино,
меж этих книжек, и ляжек, и чувств.
Может, я, как Союз декабрят,
коммуналкой на студии
взял и распался.

Может, ты не окуклилась в женщину,
в запахи пота, в молочную смесь.
Нет житья с тобой, если
не ладится песня
и руки не ищут связать их.

Может, ты, моя грусть подвенечная,
радость животная, всё ещё здесь,
в непроглядной весне,
в Петербурге две тыщи десятых.

(2025)
#стихи

Илюха звонил —
сказал, что погиб Володька.
У нас четверг.

(2025)
#стихи