Forwarded from Дуэлист
Русский добровольческий авангард на советских осколках. Антиюнгер.
Вместе с бесспорными трагедиями территориального распада Империи и утраты национального достоинства, лучшее, что произошло при развале СССР - это реставрация частной собственности, эмансипация личности с её амбициями.
В эссе "О потомственности и потомстве в России" [1] я уже обращался к исчерпавшемуся и теперь вырождающемуся идеологическому наследию Эпохи просвещения. Тогда речь шла об образовании и демографии. Сейчас речь пойдёт о войне.
Позволю себе процитировать отрывок.
"Французская революция боролась с сословными привилегиями. Я бы сказал, что если извлечь это из конкретно-исторического контекста, то это борьба с родом как институтом, с преемственностью.
Октябрьская революция не остановилась на борьбе с сословной преемственностью. Она отменила частную собственность, частное предпринимательство, предполагалась дальнейшая ликвидация семьи как реакционного института.
В итоге частная собственность выдержала все революции и социальные утопии. Её наследование общепризнано на формально правовом уровне. Поэтому я бы сказал, что это тот старый, родовой элемент в рамках постмодернистского (или постреволюционного) общества. Также как и частный случай - предпринимательство. Бизнес вообще до некоторой степени комплементарен семейной культуре. Не зря многие известнейшие компании названы по фамилиям их основателей, такой бизнес часто бывает потомственным."
Несмотря на масштабы реформ и вообще событий, идеологической контрреволюции в 1991 году не произошло. Случился отказ от радикального утопизма в марскистско-ленинском варианте. Но без содержательного пересмотра вещей. Можно сказать, что радикализм был преодолён простым скептицизмом и цинизмом.
И вот Страна вступила в войну.
В РФ нет серьёзного онтологического обоснования себя. Невозможно ныне написать нетривиальный официальный текст с действительными основаниями Российской государственности.
Конституция РФ - советско-либеральная. Первое в ней - по инерции, второе - в силу специфических исторических обстоятельств её появления. Этот документ не зиждется ни на героической мифологии отцов-основателей, ни на многовековой традиции, ни на религиозной или идеологической вере. Он вообще как будто не сильнее нас. И он не почитается. Поправки в конституцию РФ можно вносить волюнтаристски и безответственно.
Теперь вновь к войне. Из конституции РФ нельзя никак понять, вывести, почему государство решилось вести войну, куда и зачем наступают его войска. Вполне закономерно, что и цели СВО интерпретируются волюнтаристски, почти произвольно. На официальном уровне их произносят, а тем более пишут без энтузиазма. Они слабее, менее серьёзны, чем каждый шаг и выстрел на линии фронта, - элементарным образом попросту потому что последние - объективная реальность, неигнорируемая.
В этих обстоятельствах своё значение явственно проявило то лучшее в переменах 1985-1991, с которого мы начали наши рассуждения - реставрация частной собственности, эмансипация личности с её амбициями.
Государство даёт деньги добровольцам на войну. Возможно, нет более несоветского образа, чем наёмник на службе у государства.
Вообще, для всех левых и правых модернистских учений в данном образе есть нечто дурное. Фашиста не устроит здесь излишний частный интерес и инициатива, либертарианца - напротив, этатизм и милитаризм. Марксизм и всё от него производное, левый либерализм - категорически несовместимы с очевидным капиталистическим и империалистическим духом явления.
Мы видим, что всё это люди скучные и несовременные.
Вагнер в таком контексте был как раз очень в духе времени. Вплоть до того, что у нас война не объявлена - и Вагнер тоже был не объявлен.
Полный текст эссе можно прочитать в Телеграфе:
https://telegra.ph/Russkij-dobrovolcheskij-avangard-na-sovetskih-oskolkah-Antiyunger-01-09
Вместе с бесспорными трагедиями территориального распада Империи и утраты национального достоинства, лучшее, что произошло при развале СССР - это реставрация частной собственности, эмансипация личности с её амбициями.
В эссе "О потомственности и потомстве в России" [1] я уже обращался к исчерпавшемуся и теперь вырождающемуся идеологическому наследию Эпохи просвещения. Тогда речь шла об образовании и демографии. Сейчас речь пойдёт о войне.
Позволю себе процитировать отрывок.
"Французская революция боролась с сословными привилегиями. Я бы сказал, что если извлечь это из конкретно-исторического контекста, то это борьба с родом как институтом, с преемственностью.
Октябрьская революция не остановилась на борьбе с сословной преемственностью. Она отменила частную собственность, частное предпринимательство, предполагалась дальнейшая ликвидация семьи как реакционного института.
В итоге частная собственность выдержала все революции и социальные утопии. Её наследование общепризнано на формально правовом уровне. Поэтому я бы сказал, что это тот старый, родовой элемент в рамках постмодернистского (или постреволюционного) общества. Также как и частный случай - предпринимательство. Бизнес вообще до некоторой степени комплементарен семейной культуре. Не зря многие известнейшие компании названы по фамилиям их основателей, такой бизнес часто бывает потомственным."
Несмотря на масштабы реформ и вообще событий, идеологической контрреволюции в 1991 году не произошло. Случился отказ от радикального утопизма в марскистско-ленинском варианте. Но без содержательного пересмотра вещей. Можно сказать, что радикализм был преодолён простым скептицизмом и цинизмом.
И вот Страна вступила в войну.
В РФ нет серьёзного онтологического обоснования себя. Невозможно ныне написать нетривиальный официальный текст с действительными основаниями Российской государственности.
Конституция РФ - советско-либеральная. Первое в ней - по инерции, второе - в силу специфических исторических обстоятельств её появления. Этот документ не зиждется ни на героической мифологии отцов-основателей, ни на многовековой традиции, ни на религиозной или идеологической вере. Он вообще как будто не сильнее нас. И он не почитается. Поправки в конституцию РФ можно вносить волюнтаристски и безответственно.
Теперь вновь к войне. Из конституции РФ нельзя никак понять, вывести, почему государство решилось вести войну, куда и зачем наступают его войска. Вполне закономерно, что и цели СВО интерпретируются волюнтаристски, почти произвольно. На официальном уровне их произносят, а тем более пишут без энтузиазма. Они слабее, менее серьёзны, чем каждый шаг и выстрел на линии фронта, - элементарным образом попросту потому что последние - объективная реальность, неигнорируемая.
В этих обстоятельствах своё значение явственно проявило то лучшее в переменах 1985-1991, с которого мы начали наши рассуждения - реставрация частной собственности, эмансипация личности с её амбициями.
Государство даёт деньги добровольцам на войну. Возможно, нет более несоветского образа, чем наёмник на службе у государства.
Вообще, для всех левых и правых модернистских учений в данном образе есть нечто дурное. Фашиста не устроит здесь излишний частный интерес и инициатива, либертарианца - напротив, этатизм и милитаризм. Марксизм и всё от него производное, левый либерализм - категорически несовместимы с очевидным капиталистическим и империалистическим духом явления.
Мы видим, что всё это люди скучные и несовременные.
Вагнер в таком контексте был как раз очень в духе времени. Вплоть до того, что у нас война не объявлена - и Вагнер тоже был не объявлен.
Полный текст эссе можно прочитать в Телеграфе:
https://telegra.ph/Russkij-dobrovolcheskij-avangard-na-sovetskih-oskolkah-Antiyunger-01-09
Telegraph
Русский добровольческий авангард на советских осколках. Антиюнгер.
Русский добровольческий авангард на советских осколках. Антиюнгер. Вместе с бесспорными трагедиями территориального распада Империи и утраты национального достоинства, лучшее, что произошло при развале СССР - это реставрация частной собственности, эмансипация…
В последнее время все больше заметна озабоченность проблемой «демографической катастрофы» (требуют каких-то новых преференций многодетным, строительства индивидуальных домов вместо муравейников и др.). Ну да, это проблема всего «белого мира» (и берущих с него пример некоторых дальневосточных обществ), и проблема в принципе нерешаемая. Потому что единственной причиной депопуляции сколько-то «развитых» стран является сама эта «развитость» - повышение жизненного уровня сверх определенного предела «достаточности» и установка на жизненный комфорт как главную цель индивида.
В XIX в. технический прогресс и развитие медицины обеспечили – в условиях прежней психологии - демографический взрыв, но по достижении определенного уровня комфорта естественным образом изменилась и психология (если можно жить так, то почему не – еще лучше), и началась депопуляция, потому что дети на уровень благосостояния и комфорта влияют отрицательно. Инстинкт «продолжения рода», конечно, исчезнуть не мог, но был минимизирован (для его удовлетворения одного-двух детей вполне достаточно).
Обычному человеку ведь до соображений типа «интересов безопасности государства» или каких-то «идейных» установок дела нет, а до собственной частной жизни очень даже есть. Оказалось, что легче послать его на войну (в молодости он еще не так благоустроен и более авантюристичен, тем более, что риск не превышает опасности автогонок в пьяном виде или неосмотрительности с наркотиками), чем заставить рожать «лишних» детей, когда он уже «устроился» и обрел некоторый комфорт и достаток. Собственно, в условиях универсальной установки «на благо человека» какие-то действия по принуждению к деторождению даже и представить трудно. Так что любые разговоры тут бессмысленны.
О депопуляции (10.01.2024)
В XIX в. технический прогресс и развитие медицины обеспечили – в условиях прежней психологии - демографический взрыв, но по достижении определенного уровня комфорта естественным образом изменилась и психология (если можно жить так, то почему не – еще лучше), и началась депопуляция, потому что дети на уровень благосостояния и комфорта влияют отрицательно. Инстинкт «продолжения рода», конечно, исчезнуть не мог, но был минимизирован (для его удовлетворения одного-двух детей вполне достаточно).
Обычному человеку ведь до соображений типа «интересов безопасности государства» или каких-то «идейных» установок дела нет, а до собственной частной жизни очень даже есть. Оказалось, что легче послать его на войну (в молодости он еще не так благоустроен и более авантюристичен, тем более, что риск не превышает опасности автогонок в пьяном виде или неосмотрительности с наркотиками), чем заставить рожать «лишних» детей, когда он уже «устроился» и обрел некоторый комфорт и достаток. Собственно, в условиях универсальной установки «на благо человека» какие-то действия по принуждению к деторождению даже и представить трудно. Так что любые разговоры тут бессмысленны.
О депопуляции (10.01.2024)
Forwarded from Эллиниcтика
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
Для «белого мира» проблема, однако, осложняется тем обстоятельством, что здесь депопуляция коренного населения сопровождается его замещением абсолютно чуждым ему и его культуре и весьма агрессивным в этом плане элементом, что грозит ликвидацией самой «белой» культуры как таковой (в Ю.Корее и Японии этой проблемы нет, т.к. выходцы из ЮВА такой опасности не представляют). В РФ с этим несколько лучше, но только в том плане, что тут население принимает этот процесс с существенно меньшей готовностью.
Впрочем, в отличие от депопуляции, проблема сохранения культурной идентичности теоретически решаема. Хотя неизбежный некоторый недостаток людских ресурсов действительно требует привлечения их извне, это могло бы делаться в гораздо меньших масштабах и за счет только той части мигрантов, которая готова полностью ассимилироваться, либо путем «вахтового метода». Однако это предполагает специальную озабоченность власти и интересами коренного населения, и самой проблемой национально-культурной идентичности.
Но и на Западе, и в РФ установки на этот счет диаметрально противоположны. На Западе замещению населения придается принципиально положительное значение в рамках «культуры отмены» (сознательного отказа от «белой» истории и культуры), отчего инокультурные и не желающие ассимилироваться мигранты становятся «самоценны». В РФ - такие мигранты служат «краеугольной» для ее власти идее «многонационалии», от которой она не может отказаться, не отбросив советского наследия (сердцевиной коего является «ленинская национальная политика»). И в этом плане тем более ценны, чем неуместней говорить о «многонационалии» при 80%-й доле «государствообразующего» населения. Поэтому на практике эта проблема тоже нерешаемая, и остается только наблюдать за прогрессом процесса.
О депопуляции (10.01.2024)
Впрочем, в отличие от депопуляции, проблема сохранения культурной идентичности теоретически решаема. Хотя неизбежный некоторый недостаток людских ресурсов действительно требует привлечения их извне, это могло бы делаться в гораздо меньших масштабах и за счет только той части мигрантов, которая готова полностью ассимилироваться, либо путем «вахтового метода». Однако это предполагает специальную озабоченность власти и интересами коренного населения, и самой проблемой национально-культурной идентичности.
Но и на Западе, и в РФ установки на этот счет диаметрально противоположны. На Западе замещению населения придается принципиально положительное значение в рамках «культуры отмены» (сознательного отказа от «белой» истории и культуры), отчего инокультурные и не желающие ассимилироваться мигранты становятся «самоценны». В РФ - такие мигранты служат «краеугольной» для ее власти идее «многонационалии», от которой она не может отказаться, не отбросив советского наследия (сердцевиной коего является «ленинская национальная политика»). И в этом плане тем более ценны, чем неуместней говорить о «многонационалии» при 80%-й доле «государствообразующего» населения. Поэтому на практике эта проблема тоже нерешаемая, и остается только наблюдать за прогрессом процесса.
О депопуляции (10.01.2024)
Утверждение чего-то противоестественного и человеку как виду в целом не свойственного, чего никогда не бывало, неизбежно предполагает и "единственно верное учение" и массовые расстрелы. Потому и утверждение коммунизма нигде без этого не происходило. Тут существенно не то, сколько именно было убито или посажено (это дело науки), а то, что этого не могло не быть.
Надо понимать, с КЕМ имеешь дело. С уголовниками полемизировать бессмысленно. Попробуйте убедить урку, приставившего вам нож к горлу, в неправильности его поведения. Ваши доводы (деньги заработаны честным трудом, семья незаслуженно пострадает, его поведение не соответствует ни закону, ни принятым нормам морали и т.д.) могут быть совершенно безупречны, но если вы их выскажите, он, пожалуй, не ограничившись кошельком, еще и ножиком пырнет. И будет, по-своему, совершенно прав, потому что делает СВОЕ ДЕЛО.
Нет ничего вреднее, чем создавать впечатление, что с советскими павианами вообще можно о чем-то дискутировать. Если по обстоятельствам момента говорить нельзя - лучше просто молчать. Тем более, что люди, чье политическое происхождение основано на идеологическом маразме, дискутировать вовсе не расположены.
Даже вполне "вегетарианский" нынешний режим (но и по сути, и юридически прямое продолжение советского), полемизировать с вами тоже не будет. Если даже не притянет по 282-й или не науськает каких-нибудь "наших", то просто "слова не даст" - сделает вид, что вас не существует.
Не играйте с шулерами (28 ноября 2009)
Надо понимать, с КЕМ имеешь дело. С уголовниками полемизировать бессмысленно. Попробуйте убедить урку, приставившего вам нож к горлу, в неправильности его поведения. Ваши доводы (деньги заработаны честным трудом, семья незаслуженно пострадает, его поведение не соответствует ни закону, ни принятым нормам морали и т.д.) могут быть совершенно безупречны, но если вы их выскажите, он, пожалуй, не ограничившись кошельком, еще и ножиком пырнет. И будет, по-своему, совершенно прав, потому что делает СВОЕ ДЕЛО.
Нет ничего вреднее, чем создавать впечатление, что с советскими павианами вообще можно о чем-то дискутировать. Если по обстоятельствам момента говорить нельзя - лучше просто молчать. Тем более, что люди, чье политическое происхождение основано на идеологическом маразме, дискутировать вовсе не расположены.
Даже вполне "вегетарианский" нынешний режим (но и по сути, и юридически прямое продолжение советского), полемизировать с вами тоже не будет. Если даже не притянет по 282-й или не науськает каких-нибудь "наших", то просто "слова не даст" - сделает вид, что вас не существует.
Не играйте с шулерами (28 ноября 2009)
Среди страшилок, которые время от времени появляются в СМИ, мое внимание привлекла идея о том, что со временем слишком большое количество информации, самого важного актива в мире, будет сконцентрировано в руках маленькой кучки избранных. Это может привести к тому, что человечество разделится уже не на классы, а на различные виды, поскольку это позволит мировым элитам сделать нечто еще более радикальное, чем цифровая диктатура: заменить эволюцию с помощью естественного отбора эволюцией с помощью разумного замысла и определять будущее жизни на Земле. Исходила мысль, кажется, от некоего Ноя Харари (имя, видимо, довольно известное, но мне ничего не говорящее), который выразил пожелание начать дискуссию на тему, кому должна принадлежать информация, с участием ученых, философов, юристов и поэтов.
Ну, рассуждения о том, что если раньше, когда главной ценностью была земля, власть принадлежала «феодалам», когда такой ценностью стало промышленное оборудование – «буржуазии», то «теперь, в эпоху информационного общества», когда ею стали знания, власть будет принадлежать ученым, имели место уже лет 30 назад. Однако с этим как-то не задалось. Может быть, потому, что ученые не такая публика, чтобы властвовать, может, потому, что эта пахнущая марксизмом схема вообще не в ладах с жизнью.
Информация действительно имеет очень большое значение, но - информация не столько научная, сколько о том, «кто есть кто», «что есть что», какими возможностями на самом деле располагают и в каких отношениях друг с другом находятся основные субъекты и т.п. А информация такого рода и всегда была уделом немногих (которые «в этом живут»). Речь же в страшилке идет именно о научной информации, распространение которой трудно предотвратить, да и «мировые элиты» - среда слишком конкурентная, чтобы быть в состоянии заправлять подобными делами. Меня лично и вообще все эти модные фантастические «страшные» прогнозы не впечатляют, но это, пожалуй, нечто выдающееся. Людям, впрочем, нравится.
(без темы) (12 сентября 2018)
Ну, рассуждения о том, что если раньше, когда главной ценностью была земля, власть принадлежала «феодалам», когда такой ценностью стало промышленное оборудование – «буржуазии», то «теперь, в эпоху информационного общества», когда ею стали знания, власть будет принадлежать ученым, имели место уже лет 30 назад. Однако с этим как-то не задалось. Может быть, потому, что ученые не такая публика, чтобы властвовать, может, потому, что эта пахнущая марксизмом схема вообще не в ладах с жизнью.
Информация действительно имеет очень большое значение, но - информация не столько научная, сколько о том, «кто есть кто», «что есть что», какими возможностями на самом деле располагают и в каких отношениях друг с другом находятся основные субъекты и т.п. А информация такого рода и всегда была уделом немногих (которые «в этом живут»). Речь же в страшилке идет именно о научной информации, распространение которой трудно предотвратить, да и «мировые элиты» - среда слишком конкурентная, чтобы быть в состоянии заправлять подобными делами. Меня лично и вообще все эти модные фантастические «страшные» прогнозы не впечатляют, но это, пожалуй, нечто выдающееся. Людям, впрочем, нравится.
(без темы) (12 сентября 2018)
Forwarded from Эллиниcтика
ЗАЧЕМ В XIX В. БЫЛ ВЫДУМАН ДРЕВНИЙ МАТРИАРХАТ И КАК УСТАНОВИЛСЯ СОВРЕМЕННЫЙ
Любой советский труд, посвящённый истории древних обществ, в обязательном порядке упоминал период т.н. «матриархата», когда в семье и даже обществе в целом якобы главенствовала женщина (а кроме того, мужские боги были почти неизвестны, а поклонялись люди некоей Великой Богине-Матери — единой во множестве лиц покровительнице плодородия и материнства).
Ещё того ранее люди будто бы существовали по принципу «первобытного стада» (точнее, «промискуитетной орды»: promiscuous horde), и практиковали беспорядочные связи, отчего у них бытовали «групповой брак» и общность детей. Сомневаться в этой схеме историку, антропологу, да и любому иному исследователю тогда было попросту запрещено, речь идёт об обязаловке.
Наибольший вклад в создание этих построений принадлежит некоей английской «Кембриджской школы», деятельность которой современные исследователи характеризуют как «опасную», а отношение её к «мифу о матриархате» сравнивают с религиозной догмой, — которую британцы затем передали своим питомцам: марксистам и феминисткам, и здесь уже трудно не вспомнить Галковского.
На первый взгляд концепция вроде как обещала женщинам возвращение к временам, когда они якобы правили, и тем поднимала на восстание против угнетателей, в итоге, впрочем, предсказуемо обманув, а кабалу только усилив: никогда ещё не была женщина так нагружена обязанностями, как в СССР, от каждой там требовалось быть трудящейся, домохозяйкой и матерью одновременно, при этом ей доказывалось, что это-то и есть эмансипация, и вот так-то мол, и надо жить.
Изначально матриархат был теорией, основанной в основном на этнографических данных, оставленных Геродотом и другими древними, удивительным образом совпадавших с тем, что много позднее колонисты, миссионеры и исследователи обнаружили у разных племён Нового света. Из этих сопоставлений немедленно были сделаны выводы, которые как будто подтверждала и археология, например, раскопки минойского Крита.
Оказалось, однако, что древние в своих сочинениях попросту были не совсем искренни, играясь со смыслами и сюжетами для своего удовольствия, и то же верно для археологов и прочих интерпретаторов, оказавшихся крайне недобросовестными, не брезгующими откровенными подделками (то же касается и концепции «Великой Матери», только там всё ещё хуже).
Сегодня концепция настолько дискредитирована, что даже такой поклонник советских нарративов как к.б.н. С.В. Дробышевский не посмеет заявить, что является её сторонником. Во всём остальном мире поняли и того раньше, и только в СССР продолжали учить по прежним лекалам вплоть до 80-ых годов прошлого века, и отнюдь неспроста: там никому не было дела до того, действительно ли бытовал ли матриархат в прошлом, однако очень желали, чтобы он воплотился в настоящем, а ещё лучше — сразу «групповой брак».
Действительно, как пишет д.и.н. С.В. Волков, «в сущности вся история Совдепии есть история отказа от наиболее одиозных положений породившей её идеологии», в первую очередь — «от попыток введения коммунизма по Манифесту … вплоть до поползновений к обобществлению жен». В итоге, впрочем, советским пришлось ограничиться лишь планами превращения традиционно устроенной семьи, если не в матриархальную, то хотя бы в матрилокальную, но и этого хватило, чтобы оказать самый разрушительный эффект на общество, чего они, собственно, и добивались.
Подробнее обо всём этом и многом другом читайте💳 в свежей статье «Эллинистики»!
Любой советский труд, посвящённый истории древних обществ, в обязательном порядке упоминал период т.н. «матриархата», когда в семье и даже обществе в целом якобы главенствовала женщина (а кроме того, мужские боги были почти неизвестны, а поклонялись люди некоей Великой Богине-Матери — единой во множестве лиц покровительнице плодородия и материнства).
Ещё того ранее люди будто бы существовали по принципу «первобытного стада» (точнее, «промискуитетной орды»: promiscuous horde), и практиковали беспорядочные связи, отчего у них бытовали «групповой брак» и общность детей. Сомневаться в этой схеме историку, антропологу, да и любому иному исследователю тогда было попросту запрещено, речь идёт об обязаловке.
Наибольший вклад в создание этих построений принадлежит некоей английской «Кембриджской школы», деятельность которой современные исследователи характеризуют как «опасную», а отношение её к «мифу о матриархате» сравнивают с религиозной догмой, — которую британцы затем передали своим питомцам: марксистам и феминисткам, и здесь уже трудно не вспомнить Галковского.
На первый взгляд концепция вроде как обещала женщинам возвращение к временам, когда они якобы правили, и тем поднимала на восстание против угнетателей, в итоге, впрочем, предсказуемо обманув, а кабалу только усилив: никогда ещё не была женщина так нагружена обязанностями, как в СССР, от каждой там требовалось быть трудящейся, домохозяйкой и матерью одновременно, при этом ей доказывалось, что это-то и есть эмансипация, и вот так-то мол, и надо жить.
Изначально матриархат был теорией, основанной в основном на этнографических данных, оставленных Геродотом и другими древними, удивительным образом совпадавших с тем, что много позднее колонисты, миссионеры и исследователи обнаружили у разных племён Нового света. Из этих сопоставлений немедленно были сделаны выводы, которые как будто подтверждала и археология, например, раскопки минойского Крита.
Оказалось, однако, что древние в своих сочинениях попросту были не совсем искренни, играясь со смыслами и сюжетами для своего удовольствия, и то же верно для археологов и прочих интерпретаторов, оказавшихся крайне недобросовестными, не брезгующими откровенными подделками (то же касается и концепции «Великой Матери», только там всё ещё хуже).
Сегодня концепция настолько дискредитирована, что даже такой поклонник советских нарративов как к.б.н. С.В. Дробышевский не посмеет заявить, что является её сторонником. Во всём остальном мире поняли и того раньше, и только в СССР продолжали учить по прежним лекалам вплоть до 80-ых годов прошлого века, и отнюдь неспроста: там никому не было дела до того, действительно ли бытовал ли матриархат в прошлом, однако очень желали, чтобы он воплотился в настоящем, а ещё лучше — сразу «групповой брак».
Действительно, как пишет д.и.н. С.В. Волков, «в сущности вся история Совдепии есть история отказа от наиболее одиозных положений породившей её идеологии», в первую очередь — «от попыток введения коммунизма по Манифесту … вплоть до поползновений к обобществлению жен». В итоге, впрочем, советским пришлось ограничиться лишь планами превращения традиционно устроенной семьи, если не в матриархальную, то хотя бы в матрилокальную, но и этого хватило, чтобы оказать самый разрушительный эффект на общество, чего они, собственно, и добивались.
Подробнее обо всём этом и многом другом читайте
Please open Telegram to view this post
VIEW IN TELEGRAM
boosty.to
«Зачем в XIX в. был выдуман древний матриархат и как установился современный» - Павел Боборыкин, «Эллинистика»
Многие знают о том, что первобытный матриархат — это миф, но лишь единицы — с какой зловещей целью он был сочинён, и какие она дала всходы…
Forwarded from Дуэлист
Пояснение к критике пацифизма.
... Здесь нужно понимать, что я оспариваю пацифизм вовсе не с позиций, напротив, "милитаризма".
Я просто смотрю на политические процессы не догматически, а объективно, - в сущности как на часть природы.
Пацифисты - это не "очень добрые люди", а люди, в общем отрицающие само существование геополитических факторов. Отрицающие нетривиальность государственной границы как явления (тривиальная сущность не может быть предметом споров). В конце-концов тривиализуется уже государственность.
Заместо этого предлагаются разные варианты левых утопий, в соответствии с которыми все люди живут едином храме. Таким образом, пацифисты - это религиозные фанатики (обычно в рамках более общего учения). Мы помним, сколько миллионов людей в 20 веке стали жертвами такого рода левых учений в ходе гражданских войн и чисток.
... Здесь нужно понимать, что я оспариваю пацифизм вовсе не с позиций, напротив, "милитаризма".
Я просто смотрю на политические процессы не догматически, а объективно, - в сущности как на часть природы.
Пацифисты - это не "очень добрые люди", а люди, в общем отрицающие само существование геополитических факторов. Отрицающие нетривиальность государственной границы как явления (тривиальная сущность не может быть предметом споров). В конце-концов тривиализуется уже государственность.
Заместо этого предлагаются разные варианты левых утопий, в соответствии с которыми все люди живут едином храме. Таким образом, пацифисты - это религиозные фанатики (обычно в рамках более общего учения). Мы помним, сколько миллионов людей в 20 веке стали жертвами такого рода левых учений в ходе гражданских войн и чисток.
Где-то с месяц-полтора, кажется, назад, сообщали, что на большей части территории Мали образовалось новое государство, созданное исламистами и туарегами. Какими-либо эмоциями это не сопровождалось: образовалось себе и образовалось. Никакого возмущения «нарушением территориальной целостности» со стороны соседей (которые ранее при известии о госперевороте в том же Мали, собирались предпринять чуть ли не коллективную интервенцию) либо «мирового сообщества» не последовало. Так же незаметно разделился Судан (то ли есть этот Южный Судан, то ли нет, лишь изредка сообщают о боях между ним и Северным). Нигерийский Север фактически тоже самостоятелен.
Но мне эти незаметные события кажутся гораздо интереснее каких-нибудь сирийских дел, о коих информации – на три порядка больше. Речь идет о размывании того довольно противоестественного порядка, который сложился в послевоенном мире, и о движении к порядку более натуральному (суть происходящего в Сирии, впрочем, та же). С середины прошлого века было образовано до сотни искусственных государств (начисто лишенных историческо-государственной традиции), границы и состав которых в лучшем случае случайны, а в худшем – противоестественны. И вот теперь тенденция к замене этого положения чем-то более реальным (будь то национальная, конфессиональная основа или отголоски исторической традиции) начинает пробивать себе дорогу.
Почему, скажем, должны вообще существовать такие государства как Ирак, Сирия или Ливия, не говоря о бесчисленных Нигерах-Нигериях? Каким-то из них логичнее распасться, каким-то, напротив, слиться. Почему вместо более естественного для афро-азиатских стран правления там должны править остатки чуждых их природе «соцориентированных» или вестернизированных режимов? Они могли существовать в условиях идеологического противостояния «холодной войны», а вне его - обречены.
В той же Сирии я (по неприязни к исламу, а особенно «крутому» саудовскому) скорее сочувствую Асаду, но объективно-то однажды «случившееся» правление иноверного меньшинства едва ли логично. Как бы ни была мне по той же причине неприятна «теократизация» Северной Африки, но она для этой территории более естественна, чем самодельные оригинальничающие царьки или обезьянья «демократия». Даже в Турции, где реформы Ататюрка были выдающимися по глубине и значению, их оказалось недостаточно, и страж их, турецкая армия в конце-концов оказалась незаметно разгромлена в собственной стране, а Турция проявляет тенденцию быть вождем стран своей бывшей империи именно на религиозной основе.
В условиях ослабления традиционных центров силы «переделу» дан, в общем-то зеленый свет, и желание кого-то из больших игроков вооруженно вступаться за «правильность» порядка жестко ограничено калькуляцией расходов и выгод. Пока еще случается, но только в порядке ликвидации чего-то очень «неправильного», а на устроение «правильного» пороху уже не хватает, и хаос на месте «диктатур» кажется вполне терпимым (он, конечно, со временем будет заполнен чем-то для данногого региона натуральным).
(без темы) (7 июля 2012)
Но мне эти незаметные события кажутся гораздо интереснее каких-нибудь сирийских дел, о коих информации – на три порядка больше. Речь идет о размывании того довольно противоестественного порядка, который сложился в послевоенном мире, и о движении к порядку более натуральному (суть происходящего в Сирии, впрочем, та же). С середины прошлого века было образовано до сотни искусственных государств (начисто лишенных историческо-государственной традиции), границы и состав которых в лучшем случае случайны, а в худшем – противоестественны. И вот теперь тенденция к замене этого положения чем-то более реальным (будь то национальная, конфессиональная основа или отголоски исторической традиции) начинает пробивать себе дорогу.
Почему, скажем, должны вообще существовать такие государства как Ирак, Сирия или Ливия, не говоря о бесчисленных Нигерах-Нигериях? Каким-то из них логичнее распасться, каким-то, напротив, слиться. Почему вместо более естественного для афро-азиатских стран правления там должны править остатки чуждых их природе «соцориентированных» или вестернизированных режимов? Они могли существовать в условиях идеологического противостояния «холодной войны», а вне его - обречены.
В той же Сирии я (по неприязни к исламу, а особенно «крутому» саудовскому) скорее сочувствую Асаду, но объективно-то однажды «случившееся» правление иноверного меньшинства едва ли логично. Как бы ни была мне по той же причине неприятна «теократизация» Северной Африки, но она для этой территории более естественна, чем самодельные оригинальничающие царьки или обезьянья «демократия». Даже в Турции, где реформы Ататюрка были выдающимися по глубине и значению, их оказалось недостаточно, и страж их, турецкая армия в конце-концов оказалась незаметно разгромлена в собственной стране, а Турция проявляет тенденцию быть вождем стран своей бывшей империи именно на религиозной основе.
В условиях ослабления традиционных центров силы «переделу» дан, в общем-то зеленый свет, и желание кого-то из больших игроков вооруженно вступаться за «правильность» порядка жестко ограничено калькуляцией расходов и выгод. Пока еще случается, но только в порядке ликвидации чего-то очень «неправильного», а на устроение «правильного» пороху уже не хватает, и хаос на месте «диктатур» кажется вполне терпимым (он, конечно, со временем будет заполнен чем-то для данногого региона натуральным).
(без темы) (7 июля 2012)
В связи с поступившими в личном порядке от некоторых юзеров вопросами, почему я не выступаю с опровержениями той или иной идиотской теории, хотел бы пояснить свою позицию по некоторым принципиальным вопросам общения, тем более что она затрагивает весьма важный с моей точки зрения вопрос о «границах». Проведение виртуальных границ – между людьми, явлениями, позициями, различными сторонами деятельности одного и того же человека и даже разными составляющими его натуры, я вообще считаю самым важным. На неумении (а тем более нежелании) их проводить замешано большинство неприятностей и недоразумений.
Я всегда полагал, что сделать очевидной общность, к которой принадлежит человек, очертить его позицию, гораздо важнее, чем спорить с ним, ибо последнее в большинстве случаев именно по причине этой принадлежности абсолютно бессмысленно. Бесперспективен, напр., спор между сторонами, исходящими из взаимоисключающих позиций (типа гея с натуралом). По этой причине я всегда не одобрял споры единомышленных мне людей с советскими. Мне возражали: «нас слушают неангажированные люди, которых надо убедить». Но для этого достаточно просто изложить свое видение, отнюдь не вступая в спор с заведомо недоговороспособным оппонентом.
Самый же факт дискуссии (самой ее возможности) неизбежно равняет позиции в глазах «третьих лиц», стирает границу. Вот, скажем, постановка вопроса «правильно ли было истребить 6 млн. евреев» в качестве дискуссионного - для антисемита уже была бы несомненным успехом, ибо предполагает «варианты», а то и поиск «золотой середины» (м.б. надо было только 2 млн., или «только попугать»). Но я бы посмотрел на еврея, согласившегося в такой дискуссии участвовать.
Бессмыслен и спор между людьми, не разделенных непримиримыми противоречиями, но с разно устроенной психикой и представлениями о мироустройстве. «Сторонние слушатели», кстати, тоже различны. Есть те, для которых аргументы того рода, которые вы способны приводить, действенны, и те, для которых – в принципе нет. Человек, заглотивший теорию прежде совокупности данных и «уверовавший», для фактов уже недосягаем (фрейдист любые сведет к либидо и т.д.)
Представления человека о возможном и невозможном уже достаточно его характеризуют. Я не имею в виду частности: для того, чтобы представлять, как может или не может себя вести граф, или какие слова уместны в устах трактирщика той или иной страны или эпохи, нужно очень хорошо знать именно ее (я бы наделал ляпов, возьмись писать историческую повесть из жизни юкатанских майя).
Но если некто полагает принципиально возможным, что мировая политика творится главным образом усилиями шпионов, что положение, когда первые лица г-ва являются агентами иностранных держав – в порядке вещей, что существуют заговоры длиной в десятилетия и столетия, что миллионы артефактов можно «подделать» и т.д. – перед нами определенный тип личности. Для такой естественно, что башни-близнецы взорвало ЦРУ, а дома в Москве – Путин, что если А 15 лет назад учился вместе с Б, а теща В, двоюродного брата Б, была замечена выходящей из посольства Брунея, то А – несомненно брунейский агент влияния.
Учет и использования этого обстоятельства определенным типом государственной власти нормален. Когда Хрущев с Маленковым расстреляли Берию как иностранного шпиона, эти простые люди хорошо понимали, что это единственное возможное объяснение: в правильной власти не может быть неправильных по своим взглядам высших лиц, а только шпионы (иное позволяло бы задуматься об их собственной правильности). Но заниматься просвещением представителей этого типа личности (тем более будучи частным лицом) совершенно неуместно.
(18.11.2011)
Я всегда полагал, что сделать очевидной общность, к которой принадлежит человек, очертить его позицию, гораздо важнее, чем спорить с ним, ибо последнее в большинстве случаев именно по причине этой принадлежности абсолютно бессмысленно. Бесперспективен, напр., спор между сторонами, исходящими из взаимоисключающих позиций (типа гея с натуралом). По этой причине я всегда не одобрял споры единомышленных мне людей с советскими. Мне возражали: «нас слушают неангажированные люди, которых надо убедить». Но для этого достаточно просто изложить свое видение, отнюдь не вступая в спор с заведомо недоговороспособным оппонентом.
Самый же факт дискуссии (самой ее возможности) неизбежно равняет позиции в глазах «третьих лиц», стирает границу. Вот, скажем, постановка вопроса «правильно ли было истребить 6 млн. евреев» в качестве дискуссионного - для антисемита уже была бы несомненным успехом, ибо предполагает «варианты», а то и поиск «золотой середины» (м.б. надо было только 2 млн., или «только попугать»). Но я бы посмотрел на еврея, согласившегося в такой дискуссии участвовать.
Бессмыслен и спор между людьми, не разделенных непримиримыми противоречиями, но с разно устроенной психикой и представлениями о мироустройстве. «Сторонние слушатели», кстати, тоже различны. Есть те, для которых аргументы того рода, которые вы способны приводить, действенны, и те, для которых – в принципе нет. Человек, заглотивший теорию прежде совокупности данных и «уверовавший», для фактов уже недосягаем (фрейдист любые сведет к либидо и т.д.)
Представления человека о возможном и невозможном уже достаточно его характеризуют. Я не имею в виду частности: для того, чтобы представлять, как может или не может себя вести граф, или какие слова уместны в устах трактирщика той или иной страны или эпохи, нужно очень хорошо знать именно ее (я бы наделал ляпов, возьмись писать историческую повесть из жизни юкатанских майя).
Но если некто полагает принципиально возможным, что мировая политика творится главным образом усилиями шпионов, что положение, когда первые лица г-ва являются агентами иностранных держав – в порядке вещей, что существуют заговоры длиной в десятилетия и столетия, что миллионы артефактов можно «подделать» и т.д. – перед нами определенный тип личности. Для такой естественно, что башни-близнецы взорвало ЦРУ, а дома в Москве – Путин, что если А 15 лет назад учился вместе с Б, а теща В, двоюродного брата Б, была замечена выходящей из посольства Брунея, то А – несомненно брунейский агент влияния.
Учет и использования этого обстоятельства определенным типом государственной власти нормален. Когда Хрущев с Маленковым расстреляли Берию как иностранного шпиона, эти простые люди хорошо понимали, что это единственное возможное объяснение: в правильной власти не может быть неправильных по своим взглядам высших лиц, а только шпионы (иное позволяло бы задуматься об их собственной правильности). Но заниматься просвещением представителей этого типа личности (тем более будучи частным лицом) совершенно неуместно.
(18.11.2011)
Распространенный недостаток, служащий причиной слишком многих шагов и решений - непонимание, что в основе всего лежит индивидуальная человеческая инициатива. Люди делятся на две категории: тех, кому «интересно», кто занимается чем-либо «из любви к искусству», т.е. к самому этому занятию (будь то наука, предпринимательство, управление и т.д., да хоть криминал), и тех, кто делает что-то только потому, что «так сложилось» (не представляет себе иной жизни, ради пропитания, кто-то заставляет и т.д.).
Хотя первых относительно немного (едва ли сильно больше 10%), но абсолютно все значимое, что происходит в любой сфере, делается ими. Это они основывают государства, совершают перевороты и революции, создают произведения искусства и литературы, осуществляют завоевания, совершают научные открытия, обеспечивают технологический прогресс, наконец, организовывают жизнь тех, кому «не интересно» (давая возможность или заставляя работать). Разумеется, среди всех лиц этого склада лишь немногим доводится совершать что-то значимое, но важно, чтобы у возможно большего их числа были на это шансы. Поэтому теоретически в более выгодном положении оказываются всегда те общества, в которых обеспечен режим наибольшего благоприятствования именно таким людям.
Однако в силу самых разных причин, наверху достаточно часто оказываются не они, а даже в том случае, если у власти находятся именно такие люди, они бывают склонны опасаться себе подобных, отчего впадают в соблазн окружать себя и продвигать лиц иной категории. С другой стороны, они как никто понимают, что без себе подобных тоже не обойтись. И вот поиски баланса между теми и другими составляют очень характерную черту кадровой политики авторитарных режимов.
(без темы) (1 апреля 2018)
Хотя первых относительно немного (едва ли сильно больше 10%), но абсолютно все значимое, что происходит в любой сфере, делается ими. Это они основывают государства, совершают перевороты и революции, создают произведения искусства и литературы, осуществляют завоевания, совершают научные открытия, обеспечивают технологический прогресс, наконец, организовывают жизнь тех, кому «не интересно» (давая возможность или заставляя работать). Разумеется, среди всех лиц этого склада лишь немногим доводится совершать что-то значимое, но важно, чтобы у возможно большего их числа были на это шансы. Поэтому теоретически в более выгодном положении оказываются всегда те общества, в которых обеспечен режим наибольшего благоприятствования именно таким людям.
Однако в силу самых разных причин, наверху достаточно часто оказываются не они, а даже в том случае, если у власти находятся именно такие люди, они бывают склонны опасаться себе подобных, отчего впадают в соблазн окружать себя и продвигать лиц иной категории. С другой стороны, они как никто понимают, что без себе подобных тоже не обойтись. И вот поиски баланса между теми и другими составляют очень характерную черту кадровой политики авторитарных режимов.
(без темы) (1 апреля 2018)
Сегодня прочитал у ivanov_petrov размышления о смене форм организации науки. Хотел было ответить, но увидел, что philtrius только что почти дословно уже выразил мои мысли: «Я уже сейчасъ совѣтую тѣмъ, у кого есть научное любопытство, не связываться съ гніющими трупами казенныхъ вѣдомствъ по научной части и зарабатывать инымъ способомъ, а наукѣ отдавать досугъ. Если появятся такіе одиночки и если они станутъ объединяться — возникнетъ, можетъ быть, новая наука.»
Собственно, я и всегда считал, что только виртуальное «сообщество» способно дать адекватную оценку исследованию, а существующая практика «защит» казалась мне сущим идиотизмом. Сейчас не XVIII век, и наука достаточно «специализирована», а тут сидит «ученый совет» из 20-30 человек, из коих хорошо если двое-трое имеют хоть приблизительное отношение к теме (а часто и вообще никто; недавно вот степень д.ф.н. по корейской литературе была присуждена советом, ни один член которого, не был связан ни с какой вообще восточной литературой). Между тем в стране обычно имеется 20-30 лиц, с данной тематикой сколько-то связанных. Им бы и рассылать текст, и если ЭТИ люди проголосуют – то так тому и быть.
Но это должны быть именно независимые исследователи из разных мест, а не тусовка той или иной «конторы». По той же причине мне не нравится понятие "научная школа". Как-то я приводил замечательное впечатление человека, наблюдавшего сценку в одной из азиатских стран. «Впереди идет с пустыми руками профессор, его портфель тащит позади кандидат наук. Портфель кандидата сзади тащит аспирант. А в конце процессии плетется студент с двумя портфелями – своим и аспирантским. Это идет научная школа». Очень точный образ.
Ну, в азиатских странах и поныне наука носит квазирелигиозный характер; мнение авторитета безусловно важнее факта, и смысл существования "научной школы" состоит в пропаганде учения основателя. (Как-то я спросил коллегу, слившегося с изучаемой страной до полного отождествления, зачем он пишет вещи, в сущности, домыслы, известными нам обоим источниками не подтверждаемые, на что он ответил – ну как же, это основополагающее мнение NN.) Конечно, в "белом" мире это не так сильно выражено, но все равно присутствует, а в рамках конкретного учреждения может достигать и азиатских форм.
Безусловно прав philtrius и в том, что воцарившаяся сейчас «наукометрия» (а я бы сюда добавил и идиотские требования к форме публикаций) не дает возможности «официально» заниматься интересными, но непопулярными темами, тогда как настоящая наука есть порождение именно индивидуального интереса исследователя. Поэтому я лично очень рад, что давным-давно не имею отношения к «казенной» науке, а общение поддерживаю только с «такими одиночками», о которых пишет philtrius.
К вопросу о формах организации науки (25 декабря 2021)
Собственно, я и всегда считал, что только виртуальное «сообщество» способно дать адекватную оценку исследованию, а существующая практика «защит» казалась мне сущим идиотизмом. Сейчас не XVIII век, и наука достаточно «специализирована», а тут сидит «ученый совет» из 20-30 человек, из коих хорошо если двое-трое имеют хоть приблизительное отношение к теме (а часто и вообще никто; недавно вот степень д.ф.н. по корейской литературе была присуждена советом, ни один член которого, не был связан ни с какой вообще восточной литературой). Между тем в стране обычно имеется 20-30 лиц, с данной тематикой сколько-то связанных. Им бы и рассылать текст, и если ЭТИ люди проголосуют – то так тому и быть.
Но это должны быть именно независимые исследователи из разных мест, а не тусовка той или иной «конторы». По той же причине мне не нравится понятие "научная школа". Как-то я приводил замечательное впечатление человека, наблюдавшего сценку в одной из азиатских стран. «Впереди идет с пустыми руками профессор, его портфель тащит позади кандидат наук. Портфель кандидата сзади тащит аспирант. А в конце процессии плетется студент с двумя портфелями – своим и аспирантским. Это идет научная школа». Очень точный образ.
Ну, в азиатских странах и поныне наука носит квазирелигиозный характер; мнение авторитета безусловно важнее факта, и смысл существования "научной школы" состоит в пропаганде учения основателя. (Как-то я спросил коллегу, слившегося с изучаемой страной до полного отождествления, зачем он пишет вещи, в сущности, домыслы, известными нам обоим источниками не подтверждаемые, на что он ответил – ну как же, это основополагающее мнение NN.) Конечно, в "белом" мире это не так сильно выражено, но все равно присутствует, а в рамках конкретного учреждения может достигать и азиатских форм.
Безусловно прав philtrius и в том, что воцарившаяся сейчас «наукометрия» (а я бы сюда добавил и идиотские требования к форме публикаций) не дает возможности «официально» заниматься интересными, но непопулярными темами, тогда как настоящая наука есть порождение именно индивидуального интереса исследователя. Поэтому я лично очень рад, что давным-давно не имею отношения к «казенной» науке, а общение поддерживаю только с «такими одиночками», о которых пишет philtrius.
К вопросу о формах организации науки (25 декабря 2021)
Forwarded from Эллиниcтика
ДОЛОНИЯ АЛЕКСАНДРА
Уже довольно давно кое-кто из ув. публики просил написать пост, который был бы посвящён связи кинематографа и Античности. И представить нельзя для этого ничего лучше, чем kino Clockwork Orange (1971), ведь герой его, Алекс ДеЛардж, идеально воплощает собой то, что компаративисты называют *kóryos: речь идёт об индоевропейских юношеских отрядах, отличавшихся склонностью точно к тому же, к чему испытывал слабость и сам юный Алекс — ultra-violence, rape and Beethoven. Занимались они в основном грабежами, а к сексуальному насилию относились как мы к чистке зубов, и, что характерно, для них обязательной была склонность к музыке: собственно, сам бог-покровитель таких юношей в Греции, имел прямое отношение ко всем искусствам, но к музыкальному в особенности — речь идёт не о ком ином, но Аполлоне.
Их наклонности, бывшие столь естественными занятиями для проходящего становление, осуществлявшего свой Путь во все времена героя, в наши дни, разумеется, уже не в чести: как замечает д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006), теперь подобные «„статусные“ стратегии заказаны … по определению»: они, «связанные с самореализацией в „зоне судьбы“, с обретением высокого маргинального статуса „городским“ сообществом чаще всего не приветствуются … вплоть до прямого подавления … в порядке уголовного преследования», что с Алексом впоследствии и приключилось.
Его пытаются подавить, изменить, одомашнить, сделать таким же, как и все, иссушить его первобытную силу, лишить самой сути, буквально оскопив: уже Ницше предупреждал, что «нравственные чудища старых времен сходятся в том, что „если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“», а общество «устраивает против страсти во всех смыслах резню: её практика, её „лечение“ есть кастрация».
Согласно этому философу, «[преступник] — это сильный человек, которого сделали больным. Ему недостает джунглей, более свободной и опасной природы и формы бытия … Его добродетели преследуются обществом; его живейшие инстинкты, которые он приносит с собою, срастаются тотчас же с угнетающими аффектами, с подозрением, страхом, бесчестьем … принужден делать втайне, с постоянным напряжением, осторожностью, хитростью … то, что он лучше всего может и больше всего любит … постоянно пожинает от своих инстинктов лишь опасность, преследование, роковые последствия».
Однако Алекс, как и положено герою, с успехом преодолевает все испытания, и не позволяет навязать себе иную модель поведения, он остаётся таким, как и был, прекрасным в своей обворожительной наготе нравов, первобытный и примордиальный. Подробнее о его путешествии можно прочесть в новом тексте «Эллинистики».
Уже довольно давно кое-кто из ув. публики просил написать пост, который был бы посвящён связи кинематографа и Античности. И представить нельзя для этого ничего лучше, чем kino Clockwork Orange (1971), ведь герой его, Алекс ДеЛардж, идеально воплощает собой то, что компаративисты называют *kóryos: речь идёт об индоевропейских юношеских отрядах, отличавшихся склонностью точно к тому же, к чему испытывал слабость и сам юный Алекс — ultra-violence, rape and Beethoven. Занимались они в основном грабежами, а к сексуальному насилию относились как мы к чистке зубов, и, что характерно, для них обязательной была склонность к музыке: собственно, сам бог-покровитель таких юношей в Греции, имел прямое отношение ко всем искусствам, но к музыкальному в особенности — речь идёт не о ком ином, но Аполлоне.
Их наклонности, бывшие столь естественными занятиями для проходящего становление, осуществлявшего свой Путь во все времена героя, в наши дни, разумеется, уже не в чести: как замечает д.ф.н. В.Ю. Михайлин (2006), теперь подобные «„статусные“ стратегии заказаны … по определению»: они, «связанные с самореализацией в „зоне судьбы“, с обретением высокого маргинального статуса „городским“ сообществом чаще всего не приветствуются … вплоть до прямого подавления … в порядке уголовного преследования», что с Алексом впоследствии и приключилось.
Его пытаются подавить, изменить, одомашнить, сделать таким же, как и все, иссушить его первобытную силу, лишить самой сути, буквально оскопив: уже Ницше предупреждал, что «нравственные чудища старых времен сходятся в том, что „если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“», а общество «устраивает против страсти во всех смыслах резню: её практика, её „лечение“ есть кастрация».
Согласно этому философу, «[преступник] — это сильный человек, которого сделали больным. Ему недостает джунглей, более свободной и опасной природы и формы бытия … Его добродетели преследуются обществом; его живейшие инстинкты, которые он приносит с собою, срастаются тотчас же с угнетающими аффектами, с подозрением, страхом, бесчестьем … принужден делать втайне, с постоянным напряжением, осторожностью, хитростью … то, что он лучше всего может и больше всего любит … постоянно пожинает от своих инстинктов лишь опасность, преследование, роковые последствия».
Однако Алекс, как и положено герою, с успехом преодолевает все испытания, и не позволяет навязать себе иную модель поведения, он остаётся таким, как и был, прекрасным в своей обворожительной наготе нравов, первобытный и примордиальный. Подробнее о его путешествии можно прочесть в новом тексте «Эллинистики».
boosty.to
Павел Боборыкин, «Эллинистика» - Философия, история, культура Античности
«Имя эллинов перестало относиться только к народу, а означает дух эллинский, и уже теперь эллинами скорее называют тех, кто посвящен в нашу образованность, а не тех, кто с нами одной крови»
~ Исократ Проект «Эллинистика» посвящён в основном истории и…
~ Исократ Проект «Эллинистика» посвящён в основном истории и…
Каков ключевой изъян нашей политической системы на протяжении последних 100 лет?
Уничтоженная и выродившаяся элита. Цвет русской нации подвергся жесточайшим репрессиям после 1917 г. Советская номенклатура и современная российская бюрократия не справилась и не справляется с вызовами, которые стоят перед Россией и русским народом в конце XX - начале XXI века.
Единственный путь спасения нации - возрождение настоящей русской национальной элиты. Таков путь Братства Академистов - сетевого сообщества русских студентов, связавших свою судьбу с судьбой русского народа и его интересами. Нам не нужны запасные аэродромы и снисходительное отношение Запада, нам нужна Великая Россия - процветающая Империя, находящаяся на острие технологического прогресса и стоящая на страже традиционных христианских ценностей.
Чтобы воссоздать русскую национальную элиту и интеллигенцию - нужно пройти большой и сложный путь и мы начали его три года назад. Сегодня под эгидой Братства Академистов действует уже тридцать региональных отделений, объединяющих больше тысячи молодых русских лидеров, интеллектуалов, воинов, добровольцев, волонтеров - лучших представителей поколения.
Мы ждем Вас, братья и сестры - присоединяйтесь к Братству.
Российская Империя сама себя не построит, ей нужны Вы!
Братство Академистов | Подписаться
Уничтоженная и выродившаяся элита. Цвет русской нации подвергся жесточайшим репрессиям после 1917 г. Советская номенклатура и современная российская бюрократия не справилась и не справляется с вызовами, которые стоят перед Россией и русским народом в конце XX - начале XXI века.
Единственный путь спасения нации - возрождение настоящей русской национальной элиты. Таков путь Братства Академистов - сетевого сообщества русских студентов, связавших свою судьбу с судьбой русского народа и его интересами. Нам не нужны запасные аэродромы и снисходительное отношение Запада, нам нужна Великая Россия - процветающая Империя, находящаяся на острие технологического прогресса и стоящая на страже традиционных христианских ценностей.
Чтобы воссоздать русскую национальную элиту и интеллигенцию - нужно пройти большой и сложный путь и мы начали его три года назад. Сегодня под эгидой Братства Академистов действует уже тридцать региональных отделений, объединяющих больше тысячи молодых русских лидеров, интеллектуалов, воинов, добровольцев, волонтеров - лучших представителей поколения.
Мы ждем Вас, братья и сестры - присоединяйтесь к Братству.
Российская Империя сама себя не построит, ей нужны Вы!
Братство Академистов | Подписаться
В любой науке есть борьба течений, школ, теорий, в т.ч. и довольно экзотических, но они происходят в ГРАНИЦАХ данной науки. При допущении, что при А=В, а С=В, не факт, что А=С, разговор с математиком теряет смысл, физики не станут обсуждать в своей среде проект вечного двигателя, биологи - оспаривать человека, полагающего, что если кормить тигра травой, у него вырастут рога и копыта. Точно так же историки не могут обсуждать по существу какую-нибудь фоменковщину (т.к. для любого профессионала в этой области мысль о том, что можно швыряться столетиями и тасовать эпохи, лежит за пределами здравого смысла). Иное поведение – разрушение границ данной науки означало бы разрушение ее самой как именно науки.
Нормальный человек соблюдает границы и внутри себя. Есть серьезные предприниматели и менеджеры, без ущерба для этой их деятельности подвизающиеся на ниве фантастики (если я вздумаю написать роман про эльфов, на достоверности изучения элитных групп это тоже никак не скажется). Имеющий представление о границах даже в не очень удобных для себя обстоятельствах избегает их нарушать (что хорошо видно по статусным публицистам: если их вдруг переходит, напр., М.Соколов – это верный индикатор особливой озабоченности власти каким-то вопросом).
Разоблачать же различного рода фантастические идеи в сфере «человек-общество-история» я лично не считаю нужным как минимум по следующим соображениям:
1. Они лежат вне сферы моих забот и адекватны своей аудитории - массовому сознанию. Чтобы привлечь сколько-нибудь значительное число людей, идея должна быть одновременно и проста, и достаточно безумна. Народное сознание таково, что самые экзотические объяснения кажутся ему наиболее вероятными, а очевидные вещи, да еще в подробностях, скучны и неинтересны. Будь я озабочен воздействием на массовое сознание, я непременно выдумал бы что-нибудь «такое». Но единственной целью общения в ЖЖ я вижу донесение до однопорядковых себе людей некоторых частных соображений (о которых они могут не задумываться) или деталей фактуры (которых они могут не знать).
2. В ряде случаев они бывают полезны, поскольку, будучи безумны по существу, формируют у адептов негативное (или позитивное) отношение к тому, что такого отношения действительно заслуживает, но в силу особенностей массового сознания рациональными доводами сформировано быть не может.
3. Делать это в кругу нормальных людей просто неприлично. Генерировать безумные теории – и верить в них (в т.ч. и собственного изобретения) – вещи совершенно разные (и для этого надо быть разными людьми). Разбирать эти теории всерьез столь же непристойно, как непринужденно с шумом портить воздух в хорошем обществе (те, кто считает иначе, в нем не приняты).
Поэтому не следует побуждать меня вступать в публичные объяснения со всякого рода конспирологами и т.п. (в редчайших досадных случаях, если вижу тенденцию к «загибу» у человека, в остальном безупречного, делаю это в частном порядке). А случайных читателей такого рода прошу помнить, что я человек скучный (зачем-то коллекционирующий и систематизирующий сотни тысяч «микрофактов»), им совсем не интересный, и своим вниманием меня по возможности обходить.
Еще раз о «параллельном мире» (18 ноября 2011)
Нормальный человек соблюдает границы и внутри себя. Есть серьезные предприниматели и менеджеры, без ущерба для этой их деятельности подвизающиеся на ниве фантастики (если я вздумаю написать роман про эльфов, на достоверности изучения элитных групп это тоже никак не скажется). Имеющий представление о границах даже в не очень удобных для себя обстоятельствах избегает их нарушать (что хорошо видно по статусным публицистам: если их вдруг переходит, напр., М.Соколов – это верный индикатор особливой озабоченности власти каким-то вопросом).
Разоблачать же различного рода фантастические идеи в сфере «человек-общество-история» я лично не считаю нужным как минимум по следующим соображениям:
1. Они лежат вне сферы моих забот и адекватны своей аудитории - массовому сознанию. Чтобы привлечь сколько-нибудь значительное число людей, идея должна быть одновременно и проста, и достаточно безумна. Народное сознание таково, что самые экзотические объяснения кажутся ему наиболее вероятными, а очевидные вещи, да еще в подробностях, скучны и неинтересны. Будь я озабочен воздействием на массовое сознание, я непременно выдумал бы что-нибудь «такое». Но единственной целью общения в ЖЖ я вижу донесение до однопорядковых себе людей некоторых частных соображений (о которых они могут не задумываться) или деталей фактуры (которых они могут не знать).
2. В ряде случаев они бывают полезны, поскольку, будучи безумны по существу, формируют у адептов негативное (или позитивное) отношение к тому, что такого отношения действительно заслуживает, но в силу особенностей массового сознания рациональными доводами сформировано быть не может.
3. Делать это в кругу нормальных людей просто неприлично. Генерировать безумные теории – и верить в них (в т.ч. и собственного изобретения) – вещи совершенно разные (и для этого надо быть разными людьми). Разбирать эти теории всерьез столь же непристойно, как непринужденно с шумом портить воздух в хорошем обществе (те, кто считает иначе, в нем не приняты).
Поэтому не следует побуждать меня вступать в публичные объяснения со всякого рода конспирологами и т.п. (в редчайших досадных случаях, если вижу тенденцию к «загибу» у человека, в остальном безупречного, делаю это в частном порядке). А случайных читателей такого рода прошу помнить, что я человек скучный (зачем-то коллекционирующий и систематизирующий сотни тысяч «микрофактов»), им совсем не интересный, и своим вниманием меня по возможности обходить.
Еще раз о «параллельном мире» (18 ноября 2011)
О смысле «полной средней школы»
В чем, собственно, состоял в свое время социальный и культурный смысл т.н. «полной средней школы» (далее – ПСШ; в РИ - это гимназии, реальные училища, кадетские корпуса и семинарии), охватывавшей накануне ПМВ везде в Европе 2-3% соответствующей возрастной когорты? Главным образом – в создании в стране некоторой культурной среды, качественно отличавшейся от массы населения.
Некоторая часть (от трети до половины) продолжала учебу, другие могли сразу же поступать на службу или заниматься интеллектуальным трудом среднего уровня. Но уровень общей культуры тех и других существенно уже не отличался, поскольку если на этапе ПСШ естественный отбор имел место (отсев мог составлять до половины поступивших), то в дальнейшем его (в виде, например, вузовского конкурса) уже не было: гимназисты просто «записывались» в университеты, реалисты – в технические вузы и т.д.
В 20-30-х годах ПСШ в лице т.н. «школы 2-й ступени» (9, позже 10 классов), хотя по содержательному уровню (как показано у philtrius’а и других) соответствовала лишь «высшей начальной» дореволюционной, но в социальном плане на подобную функцию претендовала (к концу 30-х, превратившись в массовую, она эту функцию, естественно, утратила). Она охватывала очень небольшую часть «своей» возрастной когорты, рассматривалась как нечто безусловно «продвинутое», и в нее по общему правилу не допускались выходцы из «бывших» и вообще интеллигентских семей (кроме «особо заслуженных специалистов»).
Однако же соввласть, не нуждаясь в той функции, которую несла прежде ПСШ (создание культурной среды, поставляющей управленческую элиту), легко и просто в этом плане ухитрялась вообще обходиться без ПСШ. При взгляде на биографии советских функционеров обращает на себя внимание, что (если не брать тех немногих, что хотя бы сколько-то учились в заведениях ПСШ до 1917) почти никто из партийно-политического, военного и административно-хозяйственного руководства, родившихся в 1890-х, 1900-х и 1910-х годах не учился даже в советской школе 2-й ступени.
После 2-4 лет начальной школы (или даже без них) их пропускали через какие-нибудь годичные или менее того профессиональные и военные курсы, училища, годичные совпартшколы, «курсы марксизма-ленинизма» и т.п., в самом лучшем случае – после неполной средней школы – техникум. Даже те, которые потом поступали в вузы, делали это не после школы 2-й ступени, а после ФЗУ, рабфака, курсов, техникума и т.д., т.е. без ПСШ.
В настоящее время об изначальном смысле ПСШ говорить, разумеется, неуместно. С 30-40-х годов ХХ в. в условиях массового формального охвата им почти всего населения он повсеместно исчез, в ряде случаев на время передав эту функцию вузам (или ряду наиболее продвинутых из них), но с движением к «всеобщему высшему образованию», утратили ее и они. Пожалуй, если где этот смысл и сохранился (должен же был где-то), то разве на уровне некоторых семей и отдельных известных «продвинутых» школ (что почти одно и то же). Потому что та «качественно отличающаяся» среда, о которой шла речь в начале, путь и в скромном масштабе и без прежней востребованности все-таки еще существует.
(29.01.2024)
В чем, собственно, состоял в свое время социальный и культурный смысл т.н. «полной средней школы» (далее – ПСШ; в РИ - это гимназии, реальные училища, кадетские корпуса и семинарии), охватывавшей накануне ПМВ везде в Европе 2-3% соответствующей возрастной когорты? Главным образом – в создании в стране некоторой культурной среды, качественно отличавшейся от массы населения.
Некоторая часть (от трети до половины) продолжала учебу, другие могли сразу же поступать на службу или заниматься интеллектуальным трудом среднего уровня. Но уровень общей культуры тех и других существенно уже не отличался, поскольку если на этапе ПСШ естественный отбор имел место (отсев мог составлять до половины поступивших), то в дальнейшем его (в виде, например, вузовского конкурса) уже не было: гимназисты просто «записывались» в университеты, реалисты – в технические вузы и т.д.
В 20-30-х годах ПСШ в лице т.н. «школы 2-й ступени» (9, позже 10 классов), хотя по содержательному уровню (как показано у philtrius’а и других) соответствовала лишь «высшей начальной» дореволюционной, но в социальном плане на подобную функцию претендовала (к концу 30-х, превратившись в массовую, она эту функцию, естественно, утратила). Она охватывала очень небольшую часть «своей» возрастной когорты, рассматривалась как нечто безусловно «продвинутое», и в нее по общему правилу не допускались выходцы из «бывших» и вообще интеллигентских семей (кроме «особо заслуженных специалистов»).
Однако же соввласть, не нуждаясь в той функции, которую несла прежде ПСШ (создание культурной среды, поставляющей управленческую элиту), легко и просто в этом плане ухитрялась вообще обходиться без ПСШ. При взгляде на биографии советских функционеров обращает на себя внимание, что (если не брать тех немногих, что хотя бы сколько-то учились в заведениях ПСШ до 1917) почти никто из партийно-политического, военного и административно-хозяйственного руководства, родившихся в 1890-х, 1900-х и 1910-х годах не учился даже в советской школе 2-й ступени.
После 2-4 лет начальной школы (или даже без них) их пропускали через какие-нибудь годичные или менее того профессиональные и военные курсы, училища, годичные совпартшколы, «курсы марксизма-ленинизма» и т.п., в самом лучшем случае – после неполной средней школы – техникум. Даже те, которые потом поступали в вузы, делали это не после школы 2-й ступени, а после ФЗУ, рабфака, курсов, техникума и т.д., т.е. без ПСШ.
В настоящее время об изначальном смысле ПСШ говорить, разумеется, неуместно. С 30-40-х годов ХХ в. в условиях массового формального охвата им почти всего населения он повсеместно исчез, в ряде случаев на время передав эту функцию вузам (или ряду наиболее продвинутых из них), но с движением к «всеобщему высшему образованию», утратили ее и они. Пожалуй, если где этот смысл и сохранился (должен же был где-то), то разве на уровне некоторых семей и отдельных известных «продвинутых» школ (что почти одно и то же). Потому что та «качественно отличающаяся» среда, о которой шла речь в начале, путь и в скромном масштабе и без прежней востребованности все-таки еще существует.
(29.01.2024)
К сожалению, я вылезаю в ЖЖ в среднем раз в неделю, и потому своевременно реагировать не могу. Вообще-то я имею некоторый эгоистический интерес, «обкатывая» некоторые темы, которыми занимаюсь: проверяю, что понятно, а что нуждается в более доходчивом изложении (в этом году время от времени буду помещать в адаптированном виде кусочки одной будущей книжки). В полемику с людьми, имеющими иное представление о добре и зле, я как известно, не вступаю, а вот замечаниям такого рода всегда рад.
В посл.раз был несколько удивлен придиркой к слову «нормально» (похоже, некоторые вкладывают в него значение «положительной оценки») и противопоставлением ему слова «естественно». С моей-то точки зрения это практически синонимы. Нормально – это то, что «обычно», т.е. то, как бывает в большинстве случаев. А бывает оно так потому, что естественно. Именно естественное для человека и чел.о-ва в конечном счете пробивает себе дорогу, как бы временами не пытались его искажать (потому лучше и не трудиться).
Свернуть
В свое время один из симпатичных мне философов (люблю тех, что избавляют меня от необходимости искать хорошие формулировки, в чем я не силен) сказал по этому поводу: «То, что «должно быть», сводится к тому, что быть МОЖЕТ, а последнее отвечает условиям реально существующего. Всякое истинное суждение о чем бы то ни было зиждется на предварительном коленопреклоненном созерцании действительности. Вместо того чтобы говорить о том, что должно быть (а так поступают моралисты и правоведы), нужно вникнуть в то, что уже есть».
Вот и мне всегда казалось интересным выяснить, как оно бывает на самом деле: что есть правило, а что исключение, что норма, а что ее искажение. Оценка «хорошо» – «плохо» тут если и уместна, то вполне бессмысленна. Хорошо ли, что температура тела человека 36,6? Что он живет не более 100 лет? Что женщин и мужчин рождается примерно поровну? Что человеку свойственно избегать страданий и стремиться к удовольствиям? Но в жизни и истории о-ва есть множество гораздо более частных аспектов, которые, однако, в той же мере есть проявления естественности человеческого бытия. Всякое общество, напр., неизбежно структурируется иерархически, и за массой разнообразящих этот процесс деталей мне интересно разглядывать общие закономерности.
В посл.раз был несколько удивлен придиркой к слову «нормально» (похоже, некоторые вкладывают в него значение «положительной оценки») и противопоставлением ему слова «естественно». С моей-то точки зрения это практически синонимы. Нормально – это то, что «обычно», т.е. то, как бывает в большинстве случаев. А бывает оно так потому, что естественно. Именно естественное для человека и чел.о-ва в конечном счете пробивает себе дорогу, как бы временами не пытались его искажать (потому лучше и не трудиться).
Свернуть
В свое время один из симпатичных мне философов (люблю тех, что избавляют меня от необходимости искать хорошие формулировки, в чем я не силен) сказал по этому поводу: «То, что «должно быть», сводится к тому, что быть МОЖЕТ, а последнее отвечает условиям реально существующего. Всякое истинное суждение о чем бы то ни было зиждется на предварительном коленопреклоненном созерцании действительности. Вместо того чтобы говорить о том, что должно быть (а так поступают моралисты и правоведы), нужно вникнуть в то, что уже есть».
Вот и мне всегда казалось интересным выяснить, как оно бывает на самом деле: что есть правило, а что исключение, что норма, а что ее искажение. Оценка «хорошо» – «плохо» тут если и уместна, то вполне бессмысленна. Хорошо ли, что температура тела человека 36,6? Что он живет не более 100 лет? Что женщин и мужчин рождается примерно поровну? Что человеку свойственно избегать страданий и стремиться к удовольствиям? Но в жизни и истории о-ва есть множество гораздо более частных аспектов, которые, однако, в той же мере есть проявления естественности человеческого бытия. Всякое общество, напр., неизбежно структурируется иерархически, и за массой разнообразящих этот процесс деталей мне интересно разглядывать общие закономерности.
Если брать то, о чем шла речь в пред.реплике, для меня очевидно, что существует некоторый предел «перевариваемости» элитой новичков, за которым следует ее деградация (в смысле утраты некоторых присущих конкретно данной элите черт и свойств). Тут, конечно, важно не только процентное соотношение «человеческого материала», велико и значение традиции – фактор озабоченности гос-ва или самой среды поддержанием соотв. понятий, норм поведения и т.д.
Когда в среду со сложившимися традициями, понятиями и этикетом (допустим, класс учебного заведения), в б-ве состоящую из лиц, для которых все это знакомо с детства (по семье), приходят неск. человек, к этому изначально непривычных, но имеющих об этом представление и стремящихся все это воспринять, то они довольно быстро это и усваивают, и сливаются с этой средой (если вы возьмете коллективную фотографию дорев.лет – напр., группу преподавателей гимназии или офицеров какого-то полка, то, не зная, кто есть кто, вы никогда не отличите неофитов от «потомственных»).
Но если в тот же класс, где осталось 6-7 учеников, приходят 30 человек, которые начинают сморкаться в занавески и перемежать речь матерными связками, то нормой становится именно такое поведение (даже если начальство старается сохранить правила и б-во преподавателей остались прежними).
Если же отбрасывается или исчезает сама традиция, то меняется все, и даже генетика не спасает (для послерев. времени достаточно обычно, когда, оказавшись вне традиции и лишенные соотв.воспитания, потомки даже самых лучших семей уже во 2-м поколении становятся совершенно советскими людьми). И, подобно тому, как что-то общее есть в портретах «бывших» (как минимум, непринужденность, спокойствие и чувство собственного достоинства), так общее (но другое) есть в портретах советских. Сравнение взятых подряд неск.десятков фото дорев. и советских деятелей производит потрясающий эффект и не нуждается в комментариях – разница, что называется, налицо.
Я, впрочем, рассуждал лишь о фактах и закономерностях развития и смены элит. Понятно, что нарушение неких норм их комплектования может быть «плохо» только для самой конкретной элиты или для тех, кто данному режиму симпатизирует. А тем, кому он не нравится, будут воспринимать их с одобрением как предпосылку крушения самого режима. Что же касается вопросов типа «ну и помогло это Франции?», то замечу, что, хотя качеств.харкаткеристики элиты вещь для судьбы страны гораздо более важная, чем обычно принято думать, но все-таки лишь один из факторов, на нее влиящих (я пишу об этом много потому, что это область моей проф.деятельности), не говоря о том, что решающими часто бывают и вовсе случайные обстоятельства, поэтому такие вопросы не вполне корректны.
О нормальном и естественном (20 января 2008)
Когда в среду со сложившимися традициями, понятиями и этикетом (допустим, класс учебного заведения), в б-ве состоящую из лиц, для которых все это знакомо с детства (по семье), приходят неск. человек, к этому изначально непривычных, но имеющих об этом представление и стремящихся все это воспринять, то они довольно быстро это и усваивают, и сливаются с этой средой (если вы возьмете коллективную фотографию дорев.лет – напр., группу преподавателей гимназии или офицеров какого-то полка, то, не зная, кто есть кто, вы никогда не отличите неофитов от «потомственных»).
Но если в тот же класс, где осталось 6-7 учеников, приходят 30 человек, которые начинают сморкаться в занавески и перемежать речь матерными связками, то нормой становится именно такое поведение (даже если начальство старается сохранить правила и б-во преподавателей остались прежними).
Если же отбрасывается или исчезает сама традиция, то меняется все, и даже генетика не спасает (для послерев. времени достаточно обычно, когда, оказавшись вне традиции и лишенные соотв.воспитания, потомки даже самых лучших семей уже во 2-м поколении становятся совершенно советскими людьми). И, подобно тому, как что-то общее есть в портретах «бывших» (как минимум, непринужденность, спокойствие и чувство собственного достоинства), так общее (но другое) есть в портретах советских. Сравнение взятых подряд неск.десятков фото дорев. и советских деятелей производит потрясающий эффект и не нуждается в комментариях – разница, что называется, налицо.
Я, впрочем, рассуждал лишь о фактах и закономерностях развития и смены элит. Понятно, что нарушение неких норм их комплектования может быть «плохо» только для самой конкретной элиты или для тех, кто данному режиму симпатизирует. А тем, кому он не нравится, будут воспринимать их с одобрением как предпосылку крушения самого режима. Что же касается вопросов типа «ну и помогло это Франции?», то замечу, что, хотя качеств.харкаткеристики элиты вещь для судьбы страны гораздо более важная, чем обычно принято думать, но все-таки лишь один из факторов, на нее влиящих (я пишу об этом много потому, что это область моей проф.деятельности), не говоря о том, что решающими часто бывают и вовсе случайные обстоятельства, поэтому такие вопросы не вполне корректны.
О нормальном и естественном (20 января 2008)
В отзывах на предпоследнее выступление на меня сильно обиделись за Троцкого, так что даже отозвались обо мне в третьем лице множественного числа, найдя в моем собственном закоренелого «анти» (он-де, бедняга, так старался натурализоваться, а «эти» ему все равно хари простить не могут). Я-то искренне полагаю, что по этой части вполне безгрешен, но есть некоторый нацобусловленный взгляд на вещи, который мне глубоко не симпатичен. Есть, положим, реально-исторический феномен «жидов-комиссаров». Можно гордиться: «Недаром слово «жид» всегда синоним с великим гордым словом «коммунист»!», можно не очень: «Мы дали миру много комиссаров, но, слава Богу, больше скрипачей». Это с одной стороны. С другой - можно не любить евреев за то, что они комиссары, и можно не любить комиссаров потому что они евреи. По здравому рассуждению именно и только второй подход следует считать антисемитским. Но для носителя упомянутого взгляда это все равно - «наших бьют». Взгляд этот постоянно сквозит и в оценках явлений и событий.
Рассуждения о «национальном гнете» в России представляют собой прежде всего неправомерное перенесение современных представлений на общество иного типа, для которого понятие национальности не имело принципиального значения и, как известно, даже не фиксировалось. Национализм вообще явление довольно позднее, одного порядка с демократизмом и социализмом, проявившееся к концу Х1Х в., но в государственный обиход еще не вошедшее. Подданство или исповедание определяли образ мысли и поступки в гораздо большей степени. Человека привозят в начале века из Германии ребенком, он русский подданный лишь в первом или втором поколении, оканчивает гимназию, становится прапорщиком запаса, к 14-му году учится где-то в Дрездене, когда дело идет к войне, возвращается в Россию, чтобы поступить в армию и гибнет в первых же боях – явление совершенно нормальное, и в некрологах об этом пишется без малейшего «надо же!», как о вещах само собой разумеющихся.
Важно, с какой общностью человек себя отождествлял. Рускому командованию не приходилось опасаться, что мусульмане из частей на Кавказе перебегут к туркам. Во время польского мятежа 1863-64 гг. из многих тысяч офицеров-поляков (они составляли тогда до четверти офиц.корпуса) изменили присяге лишь несколько десятков. Но даже после событий, когда власти впервые озаботились вопросами интеграции поляков и последовали меры в отношении языка обучения и т.п. (о «руссификации», кстати, не говорили бы, стань она фактом – Депардье, небось, о «бретонской мове» не вспоминает), ограничения были весьма эфемерные и имели, опять же, конфессионально-территориальный характер: речь шла не о поляках или католиках вообще, а о «католиках, уроженцах Ц-ва Польского и западных губерний» (ограничивалась их служба в Варшавском ВО и в пех.полках они не должны были превышать 20%).
Польский вопрос стоял довольно остро, но это был вопрос конфессиональный (имеющий столетние традиции притеснений православия в независимой Польше и т.п.) и политический (связанный со стремлением к отделению), а не национальный. Говорить о нац.гнете вообще неуместно, коль скоро доля представителей «угнетенных наций» в составе высшего сословия даже в конце Х1Х в. составляла половину, а в первой половине столетия превышала ее. Кое-кто вот склонен даже говорить о засилье инородцев; один автор в качестве примера приводил Салтычиху, «истреблявшую русских крестьян» (он был очень разочарован, узнав, что она была простой русской женщиной, не татаркой и даже не дворянкой по рождению (женой ротм.Салтыкова), свихнувшейся после смерти мужа на сексуальной почве (она истязала исключительно женщин).
Рассуждения о «национальном гнете» в России представляют собой прежде всего неправомерное перенесение современных представлений на общество иного типа, для которого понятие национальности не имело принципиального значения и, как известно, даже не фиксировалось. Национализм вообще явление довольно позднее, одного порядка с демократизмом и социализмом, проявившееся к концу Х1Х в., но в государственный обиход еще не вошедшее. Подданство или исповедание определяли образ мысли и поступки в гораздо большей степени. Человека привозят в начале века из Германии ребенком, он русский подданный лишь в первом или втором поколении, оканчивает гимназию, становится прапорщиком запаса, к 14-му году учится где-то в Дрездене, когда дело идет к войне, возвращается в Россию, чтобы поступить в армию и гибнет в первых же боях – явление совершенно нормальное, и в некрологах об этом пишется без малейшего «надо же!», как о вещах само собой разумеющихся.
Важно, с какой общностью человек себя отождествлял. Рускому командованию не приходилось опасаться, что мусульмане из частей на Кавказе перебегут к туркам. Во время польского мятежа 1863-64 гг. из многих тысяч офицеров-поляков (они составляли тогда до четверти офиц.корпуса) изменили присяге лишь несколько десятков. Но даже после событий, когда власти впервые озаботились вопросами интеграции поляков и последовали меры в отношении языка обучения и т.п. (о «руссификации», кстати, не говорили бы, стань она фактом – Депардье, небось, о «бретонской мове» не вспоминает), ограничения были весьма эфемерные и имели, опять же, конфессионально-территориальный характер: речь шла не о поляках или католиках вообще, а о «католиках, уроженцах Ц-ва Польского и западных губерний» (ограничивалась их служба в Варшавском ВО и в пех.полках они не должны были превышать 20%).
Польский вопрос стоял довольно остро, но это был вопрос конфессиональный (имеющий столетние традиции притеснений православия в независимой Польше и т.п.) и политический (связанный со стремлением к отделению), а не национальный. Говорить о нац.гнете вообще неуместно, коль скоро доля представителей «угнетенных наций» в составе высшего сословия даже в конце Х1Х в. составляла половину, а в первой половине столетия превышала ее. Кое-кто вот склонен даже говорить о засилье инородцев; один автор в качестве примера приводил Салтычиху, «истреблявшую русских крестьян» (он был очень разочарован, узнав, что она была простой русской женщиной, не татаркой и даже не дворянкой по рождению (женой ротм.Салтыкова), свихнувшейся после смерти мужа на сексуальной почве (она истязала исключительно женщин).
Никаких ограничений по национальному признаку императорская Россия не знала, да и по конфессиональному фактически тоже (в отдельные периоды иноверцы составляли до трети высших чинов), за единственным исключением - «евреев», которые занимали в религиозной традиции совершенно особое место (елизаветинское «не желаю прибыли от врагов Христовых» исчерпывающе его определяет). Но понятие «еврей» носило, опять же, не национальный, а религиозный характер. Таковым считался человек, исповедующий иудаизм (евреи-христиане, равно как, например, и караимы никаким ограничениям не подвергались). Когда в документах встречаешь, напр., запрос вышестоящей инстанции «не происходит ли такой-то из евреев» имеется в виду не этническое происхождение (в таких случаях очевидное), а недостающие бумаги о вероисповедании.
Надо представлять себе, чем были тогда в стране евреи – не столько изолируемой, сколько изолирующейся, религиозно замкнутой общностью с особым строем жизни, своеобразным «самоуправлением» и т.п. Вопрос о «полноправии» сводился по существу к готовности добровольно перейти из одной общности в другую. Тогда это было серьезно, и, не знаю, как уж Троцкий (в его таких намерениях я что-то сомневаюсь), а те, кто действительно хотел это сделать - делали, и в немалом числе. Тут вот напрасно иронизировали: «какой бы царь решился повесить аксельбанты» - из этнических евреев вышли тысячи чиновников и офицеров, в т.ч. и генеральских чинов (м.п., в порядке исключения иным гражданским «превосходительствам» случалось даже сохранять иудейское исповедание). В конце Х1Х в. среди членов высшего сословия насчитывалось ок. 4 тыс. только самых «недавних» (назвавших родным языком еврейский), не считая давно ассимилировавшихся. Кто-то скажет, что это немного? Во всяком случае, когда говорят, что троцким «иначе было нельзя» - это неправда: еще как можно было. Кстати, когда в 1915 черту оседлости и «процентную норму» фактически отменили, на 1-м курсе Новороссийского ун-та из 586 чел. оказалось 390 евреев.
Причем «особое отношение» к евреям почему-то обычно инкриминируется именно «власти», хотя она как таковая едва ли имела тут какие-то свои специфические интересы, а лишь «отвечала условиям», заданным ей изначально как блюстительнице религиозной традиции. Власти, кажется, вообще не очень свойственно ни с того, ни с сего проявлять инициативу в «гонениях» на ту или иную категорию своих подданных, даже не очень ей симпатичных; таковая обычно идет снизу (тому, кто привык винить в индо-мусульманских столкновениях «колонизаторов», придется перенести эту вину и на «молодую индийскую демократию»). Помню, один из читателей высказал предположение, что при победе белых «миллионы евреев были бы изрублены в капусту». Положим, в белом лагере отдавали себе отчет в, скажем так, не совсем пропорциональном этническом составе красного. Однако это обстоятельство оснований для такого предположения отнюдь не дает, тем более, что власть белая погромы пресекала. Красная, понятно, тоже. А они, тем не менее, происходили, как доводилось слышать, в очень любопытной пропорции: 32% - вообще никому не подчинявшимися «атаманами», 40% - петлюровцами, 20% - красными и 8% - белыми. Понятно, что больше виноват всегда тот, кого меньше любишь, но путать верх с низом я бы все-таки не советовал – здорово ошибиться можно.
В дополнение к предыдущему (((3 марта 2007)))
Надо представлять себе, чем были тогда в стране евреи – не столько изолируемой, сколько изолирующейся, религиозно замкнутой общностью с особым строем жизни, своеобразным «самоуправлением» и т.п. Вопрос о «полноправии» сводился по существу к готовности добровольно перейти из одной общности в другую. Тогда это было серьезно, и, не знаю, как уж Троцкий (в его таких намерениях я что-то сомневаюсь), а те, кто действительно хотел это сделать - делали, и в немалом числе. Тут вот напрасно иронизировали: «какой бы царь решился повесить аксельбанты» - из этнических евреев вышли тысячи чиновников и офицеров, в т.ч. и генеральских чинов (м.п., в порядке исключения иным гражданским «превосходительствам» случалось даже сохранять иудейское исповедание). В конце Х1Х в. среди членов высшего сословия насчитывалось ок. 4 тыс. только самых «недавних» (назвавших родным языком еврейский), не считая давно ассимилировавшихся. Кто-то скажет, что это немного? Во всяком случае, когда говорят, что троцким «иначе было нельзя» - это неправда: еще как можно было. Кстати, когда в 1915 черту оседлости и «процентную норму» фактически отменили, на 1-м курсе Новороссийского ун-та из 586 чел. оказалось 390 евреев.
Причем «особое отношение» к евреям почему-то обычно инкриминируется именно «власти», хотя она как таковая едва ли имела тут какие-то свои специфические интересы, а лишь «отвечала условиям», заданным ей изначально как блюстительнице религиозной традиции. Власти, кажется, вообще не очень свойственно ни с того, ни с сего проявлять инициативу в «гонениях» на ту или иную категорию своих подданных, даже не очень ей симпатичных; таковая обычно идет снизу (тому, кто привык винить в индо-мусульманских столкновениях «колонизаторов», придется перенести эту вину и на «молодую индийскую демократию»). Помню, один из читателей высказал предположение, что при победе белых «миллионы евреев были бы изрублены в капусту». Положим, в белом лагере отдавали себе отчет в, скажем так, не совсем пропорциональном этническом составе красного. Однако это обстоятельство оснований для такого предположения отнюдь не дает, тем более, что власть белая погромы пресекала. Красная, понятно, тоже. А они, тем не менее, происходили, как доводилось слышать, в очень любопытной пропорции: 32% - вообще никому не подчинявшимися «атаманами», 40% - петлюровцами, 20% - красными и 8% - белыми. Понятно, что больше виноват всегда тот, кого меньше любишь, но путать верх с низом я бы все-таки не советовал – здорово ошибиться можно.
В дополнение к предыдущему (((3 марта 2007)))