У Константина Симонова есть стихотворение «Однополчане», в котором есть такие строки:

Под Кенигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоем,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бои пойдем.

Святая ярость наступленья,
Боев жестокая страда
Завяжут наше поколенье
В железный узел, навсегда.

Интересно, что написаны они были не весной 1945-го, когда войска 3-го Белорусского фронта брали столицу Восточной Пруссии, и даже не после Великой Отечественной войны, а за три года до ее начала – в 1938-м. Сам писатель упоминал об этом стихотворении в своем дневнике:

«В конце концов, именно так оно и вышло. Но в июне сорок первого дистанция до этого упомянутого в стихах Кенигсберга пока что с каждым днем все увеличивалась. Реальность, отраженная в моем военном дневнике, была куда суровей моих предвоенных поэтических прогнозов».

12 февраля 1920 года председатель Реввоенсовета Лев Троцкий, двигаясь на своем бронепоезде из Самары в Екатеринбург, написал письмо крестьянину Пермской губернии Ивану Андреевичу Сигунову, пожаловавшемуся ему ранее на продразверстку и нехватку товаров первой необходимости. Выдержка из письма Троцкого стала текстом плаката «За работу!», выпущенного саратовским отделом РОСТА. Целиком письмо можно почитать тут.

Зимние забавы детсадовцев (и их воспитателей) из села Завражье Владимирской области. 1932 год.

В этом году наверняка будут широко отмечать 800-летие князя Александра Невского, который хоть и кланялся Орде, но зато разбил немцев на льду Чудского озера. В Калининграде, например, даже полумиллионный президентский грант дали на блог в инстаграме, который будут вести от его имени.

Не забывали о роли князя в Ледовом побоище и советские пропагандисты, которые часто проводили исторические параллели. На фото карикатура Юрия Узбякова, опубликованная в газете «Красный флот» 17 февраля 1944 года.

Последний секретарь Льва Толстого, анархист-толстовец Валентин Булгаков, отсидев в немецком концлагере Вайсенбург (кроме того, его дочь Татьяна попала в концлагерь Равенсбрюк), сильно пересмотрел свои взгляды на непротивление злу насилием. Об этом он писал в своих мемуарах «В царстве свастики»:

«"Когда-то правительства являлись необходимым и меньшим злом, - говорит Л. Н. Толстой в своей статье "Патриотизм и правительство", - меньшим злом по сравнению с тем, какое происходило вследствие беззащитности человека среди организованных соседей, но сегодня правительства стали ненужным и гораздо большим злом, по всему тому, что проделывают они со своими народами".
"Теперь уже нет особенных насильников, от которых государство могло бы защищать нас", - добавляет Лев Николаевич в своем сочинении "Царство Божие внутри вас есть".
На этом основывал Толстой свое учение о государстве или, вернее, о безгосударственности. Люди стали хорошими, непрерывно совершенствуясь в течение двух тысяч лет с тех пор, как появилось христианство. Государство больше уже не нужно им.
Ах, как ошибался лев Николаевич! Как он идеализировал современного человека! И как хорошо, что из могилы своей он уже не видел, какие бури пронеслись над человечеством со дня его кончины - 7 ноября 1910 года!»

Продолжаю публиковать записанные истории первых калининградских переселенцев. Тамара Пустовая (Красноборова) приехала вместе с мамой и младшим братом из Пермской области. Отец ее с фронта не вернулся, хотя и выжил – женился на медсестре. Вскоре оказалось, что находился он в соседнем городе. По инициативе матери состоялось свидание.

А вот отрывок о том, как развлекались школьники в послевоенном Калининграде:
«В трех или четырех соседних домах на Менделеева среди маленьких детей я одна девочка была. Остальные – мальчишки. Когда я заканчивала пятый или шестой класс, все эти ребята, не спрашивая родителей, украдкой находили оружие и складывали в подвале нашего дома. Мы все среди детей договорились никому об этом не говорить. Но один из военных, который был отцом мальчишки из нашей компании, узнал о складе. Ночью все из подвала вытащили. Был большой разгон, и мне попало. У меня к тому времени один из одноклассников руку после взрыва потерял, смертельные случаи тоже бывали».

#истории_первых_переселенцев

Константин Симонов – об эволюции мнений среднего советского гражданина (и его собственных) о немцах:

«На рубеже двадцатых — тридцатых годов многие комсомольцы носили у нас юнгштурмовскую форму, и я тоже помню ее на своих плечах. Она пришла из Германии Тельмана. На демонстрациях вместе с нашими революционными песнями — песни Эйслера: «Заводы, вставайте, шеренги смыкайте...» Тревога за то, что происходит в Германии, и вера, что фашизм все-таки не придет к власти. Потом песни Буша, «Болотные солдаты», восхищение храбростью немецких антифашистов в немецком подполье и на полях сражений в Испании. И надежда, чем дальше, тем все больше слабевшая, что фашизм в Германии — это ненадолго, что его взорвут изнутри.

И наконец, война. Немцы под Москвой. Немцы под Сталинградом.

В декабре сорок первого я увидел первых повешенных немецкими солдатами крестьян, мужчин и женщин. А в начале сорок второго увидел керченский ров — первые на моей памяти тысячи расстрелянных немцами людей. В январе сорок третьего в первый раз услышал о том, что у немцев есть такие «газмашинен» — душегубки. В июле сорок четвертого побывал у еще не остывших печей Майданека. В феврале сорок пятого ходил по Освенциму.

А в марте разговаривал с немцами в оккупированном нами Гинденбурге и, пытаясь понять, как же все это вышло, и недоумевая, как же быть с немцами дальше, вел для памяти записи, которые сейчас, спустя много лет, местами кажутся мне жестокими и чрезмерными в своих обобщениях, порой чрезмерными до несправедливости. Но так это было тогда в моей душе и в моем сознании. И не только в моем. В этом-то все и дело. Все то страшное, что мы пережили на войне, все то страшное, что было сделано фашистской армией и фашистским государством на нашей земле, и не только на нашей, что мы видели своими собственными глазами, прочно вошло в сорок пятом году в наше сознание и имело тогда огромное влияние на наши взгляды на немцев и Германию».

(к предыдущему посту)
Иллюстратором книжки про пионера Ганса, спасшего стачечный комитет, стал талантливый график Исаак Григорьевич Эбериль, родившийся под Казанью (по другим данным в Александрове). Судьба его трагична. Во время Великой отечественной войны он сначала рисовал агитационные плакаты, а потом стал командиром взвода 856-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии. Лейтенант Эбериль погиб 27 декабря 1942 года в районе деревни Плоское Бельского района Калининской (Тверской) области, оказавшейся на Ржевско-Вяземском выступе, удерживаемом германскими войсками. Это место в пойме речки Вишенки стало эпицентром главного удара Калининского фронта, намеченного на 25 ноября. После развернувшегося под Плоским многодневного кровопролитного сражения участники тех событий прозвали район боев «Долиной смерти». Немцам удалось отсечь часть 41-й армии, в составе которой находилась и дивизия Эбериля, и замкнуть ее в кольцо. По всей вероятности, художник погиб, выходя из окружения.