Здравствуйте, Рома.
Среди голосов, которые звучали против этой войны, мы слышали много людей разных возрастов и профессий, но один голос как-то не слышно вообще: голос русской православной церкви. Какие-то отдельные, редкие, маргинальные голоса есть, но, чтобы их пересчитать, хватит пальцев одной увечной руки. А то, что слышно от церкви громко, это какое-то отвратительное и злобное безумие.
На каждой церковной службе я думаю, неужели никто этого не слышит? Как они ходят в храм, где много-много раз повторяют "мир всем"? Или, например, каждую литургию каждый верующий слышит: "Блажени плачущии, яко тии утешатся. Блажени кротции, яко тии наследят землю. Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся. Блажени милостивии, яко тии помиловани будут. Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся. Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство небесное".
Я не богослов, я обычная прихожанка. И я не понимаю, как из Евангелия можно сделать вывод "давайте бомбить другую страну, она, дескать, собиралась на нас напасть".
И есть еще одни люди, про которых я не могу перестать думать, но про которых молчит моя церковь. Те, которые ценой своей жизни и здоровья исполняют последнюю заповедь последних времен: не стреляй. Те, которые настоящие мученики, которые подвергаются пыткам, сидят в ямах и подвалах за то, что отказались стрелять в своих ближних. Отказники. Может, не у всех из них христианские и этические мотивы, но они поступили верно, и за это они пострадали.
Господь с ними, и с миротворцами, и с алчущими и жаждущими правды, и с милостивыми, и с плачущими.
Среди голосов, которые звучали против этой войны, мы слышали много людей разных возрастов и профессий, но один голос как-то не слышно вообще: голос русской православной церкви. Какие-то отдельные, редкие, маргинальные голоса есть, но, чтобы их пересчитать, хватит пальцев одной увечной руки. А то, что слышно от церкви громко, это какое-то отвратительное и злобное безумие.
На каждой церковной службе я думаю, неужели никто этого не слышит? Как они ходят в храм, где много-много раз повторяют "мир всем"? Или, например, каждую литургию каждый верующий слышит: "Блажени плачущии, яко тии утешатся. Блажени кротции, яко тии наследят землю. Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся. Блажени милостивии, яко тии помиловани будут. Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят. Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся. Блажени изгнани правды ради, яко тех есть Царство небесное".
Я не богослов, я обычная прихожанка. И я не понимаю, как из Евангелия можно сделать вывод "давайте бомбить другую страну, она, дескать, собиралась на нас напасть".
И есть еще одни люди, про которых я не могу перестать думать, но про которых молчит моя церковь. Те, которые ценой своей жизни и здоровья исполняют последнюю заповедь последних времен: не стреляй. Те, которые настоящие мученики, которые подвергаются пыткам, сидят в ямах и подвалах за то, что отказались стрелять в своих ближних. Отказники. Может, не у всех из них христианские и этические мотивы, но они поступили верно, и за это они пострадали.
Господь с ними, и с миротворцами, и с алчущими и жаждущими правды, и с милостивыми, и с плачущими.
Исраэль Кристал родился в 1903 году, в Жарнуве (тогда Российская империя) в еврейской религиозной семье. Мать умерла в 1910 году. Когда началась Первая мировая война, отца призвали в российскую армию, он погиб на фронте. В 1920 году Исраэль переехал в Лодзь, где выбрал и полюбил на всю жизнь профессию, которая скоро поможет ему спастись от смерти: он стал превосходным кондитером.
В 1928 году Кристал женился, у него родились двое детей, семья прославилась на всю Польшу своими вкусными фирменными сладостями, за которыми люди были готовы приезжать из других городов.
В 1940 году во время оккупации Польши нацистской Германией Исраэль с семьёй был выселен в Лодзинское гетто, но и там производство конфет не прекращалось. Чем более горькой становилась жизнь, тем больше сладостей Кристал ежедневно выкладывал на прилавок своего киоска. Его конфеты и печенья пользовались большой популярностью у нацистов: они заходили к Кристалу каждое утро и бесплатно набивали свои карманы сладостями. Это помогло Исраэлю выжить в тот момент.
В августе 1944 года двое детей кондитера погибли; гетто ликвидировали; Исраэля с женой отправили в Освенцим. Там кондитер остался совсем один, потеряв всю семью.
На момент освобождения из лагеря смерти Исраэль Кристал весил 33 кг. Он вернулся в Лодзь и снова одержимо принялся за своё: печенья, конфеты, шоколад.
В 1950 году Кристал, переживший катастрофу, переехал в Израиль, поселился в Хайфе и до 11 августа 2017 года выпускал сладости в своей домашней кондитерской. Там и умер в возрасте 114 лет, заваривая крем для торта.
Шабат шалом.
В 1928 году Кристал женился, у него родились двое детей, семья прославилась на всю Польшу своими вкусными фирменными сладостями, за которыми люди были готовы приезжать из других городов.
В 1940 году во время оккупации Польши нацистской Германией Исраэль с семьёй был выселен в Лодзинское гетто, но и там производство конфет не прекращалось. Чем более горькой становилась жизнь, тем больше сладостей Кристал ежедневно выкладывал на прилавок своего киоска. Его конфеты и печенья пользовались большой популярностью у нацистов: они заходили к Кристалу каждое утро и бесплатно набивали свои карманы сладостями. Это помогло Исраэлю выжить в тот момент.
В августе 1944 года двое детей кондитера погибли; гетто ликвидировали; Исраэля с женой отправили в Освенцим. Там кондитер остался совсем один, потеряв всю семью.
На момент освобождения из лагеря смерти Исраэль Кристал весил 33 кг. Он вернулся в Лодзь и снова одержимо принялся за своё: печенья, конфеты, шоколад.
В 1950 году Кристал, переживший катастрофу, переехал в Израиль, поселился в Хайфе и до 11 августа 2017 года выпускал сладости в своей домашней кондитерской. Там и умер в возрасте 114 лет, заваривая крем для торта.
Шабат шалом.
Иван Курилла.
Несколько тезисов, очевидных в России, но не очевидных для взгляда извне.
1. Большинство россиян не поддерживают войну. Сохраняют лояльность - да (во многом потому, что не видят другого выхода), ее чаще всего и принимают за "поддержку войны", в том числе при публикации опросов. Но нет, никакой массовой поддержки войны нет.
2. Руководство России не является избранным и не получало мандата на агрессию. Демократической легитимации у него и его политики нет.
3. Коллективная ответственность есть, - но это не то, к чему можно "призывать", находясь снаружи коллектива. А идея "коллективной вины" - плод эпохи национализма. Не случайно она наиболее популярна в восточноевропейских странах, находящихся на стадии нациестроительства. В России нациестроительство то ли давно закончилось, то ли так и не началось, поэтому здесь этот концепт вызывает удивление.
4. Тем не менее, нам никуда не деться от ответственности за действия российского руководства и российской армии: не в смысле стыда или уголовного преследования, а в смысле разгребания последствий.
5. Обсуждаемое закрытие Европы от россиян может стать большой ошибкой европейцев (и будет продолжением ошибочной же политики отказа от интеграции России в 1990-е), - но объемы обсуждения этих предложений в российском обществе уже гипертрофированы и вызывают неловкость из-за очевидного сопоставления с бомбежками и беженцами. Впрочем, объяснение этой гипертрофии частично содержится в обсуждавшемся чуть ранее письме Дмитрия Травина: эта мера ложится в популярную среди российской интеллигенции идею "предательства Европы".
6. Обсуждений Украины в российском антивоенном сегменте стало очень мало, - это не значит, будто всем россиянам "наплевать" на страдания украинцев, - это значит, что никто не знает, что делать (многие помогают беженцам, - это выглядит как единственное осмысленное действие), а за перепосты информации о трагедиях несколько человек реально попали в тюрьму.
7. Россия никуда не денется с карты мира после войны и после Путина. Поэтому обсуждение России и ее будущего имеет смысл - не только психотерапевтический (хотя и такой тоже). Прежде всего оно имеет смысл для россиян (хотя и не только для них).
Несколько тезисов, очевидных в России, но не очевидных для взгляда извне.
1. Большинство россиян не поддерживают войну. Сохраняют лояльность - да (во многом потому, что не видят другого выхода), ее чаще всего и принимают за "поддержку войны", в том числе при публикации опросов. Но нет, никакой массовой поддержки войны нет.
2. Руководство России не является избранным и не получало мандата на агрессию. Демократической легитимации у него и его политики нет.
3. Коллективная ответственность есть, - но это не то, к чему можно "призывать", находясь снаружи коллектива. А идея "коллективной вины" - плод эпохи национализма. Не случайно она наиболее популярна в восточноевропейских странах, находящихся на стадии нациестроительства. В России нациестроительство то ли давно закончилось, то ли так и не началось, поэтому здесь этот концепт вызывает удивление.
4. Тем не менее, нам никуда не деться от ответственности за действия российского руководства и российской армии: не в смысле стыда или уголовного преследования, а в смысле разгребания последствий.
5. Обсуждаемое закрытие Европы от россиян может стать большой ошибкой европейцев (и будет продолжением ошибочной же политики отказа от интеграции России в 1990-е), - но объемы обсуждения этих предложений в российском обществе уже гипертрофированы и вызывают неловкость из-за очевидного сопоставления с бомбежками и беженцами. Впрочем, объяснение этой гипертрофии частично содержится в обсуждавшемся чуть ранее письме Дмитрия Травина: эта мера ложится в популярную среди российской интеллигенции идею "предательства Европы".
6. Обсуждений Украины в российском антивоенном сегменте стало очень мало, - это не значит, будто всем россиянам "наплевать" на страдания украинцев, - это значит, что никто не знает, что делать (многие помогают беженцам, - это выглядит как единственное осмысленное действие), а за перепосты информации о трагедиях несколько человек реально попали в тюрьму.
7. Россия никуда не денется с карты мира после войны и после Путина. Поэтому обсуждение России и ее будущего имеет смысл - не только психотерапевтический (хотя и такой тоже). Прежде всего оно имеет смысл для россиян (хотя и не только для них).
В 2013-м мы защищали геев и думали, что это ужасно важно и ужасно страшно. Чуть ранее мы смеялись над красным пьяным Жераром Депардье в кокошнике и с русским паспортом и думали, что это ужасно забавно. Ещё на полном серьёзе обсуждали разницу между протестной концепцией Лимонова и Акунина.
А сейчас единственное, что хочется сделать – это разжечь большой костёр в густой темноте и осторожно заорать: эээээй, мы здесь, мы всё ещё живы!
А сейчас единственное, что хочется сделать – это разжечь большой костёр в густой темноте и осторожно заорать: эээээй, мы здесь, мы всё ещё живы!
Лида Мониава.
Последние 4 месяца я каждый день администрирую заявки от беженцев. Среди прочего, проверяю корректность указанных адресов. Смотрю на все эти уже привычные названия улиц и поселков новыми глазами людей, которые впервые тут оказались. И в ужасе от названий улиц в Москве и Московской области. Я верю в поговорку, что как корабль назовешь, так он и поплывет. Вот как называется корабль, на котором мы сейчас плывем:
Знамя Октября, Совхозная, Ленина, Калинина, Пионерская, Карла Маркса, Первого мая, Советская, 50 лет ВЛКСМ, Коммунистическая, Фрунзе, Коммунальная, Кирова, Энгельса, Андропова, Марксистская, Дзержинец, Энтузиастов, Ленинский проспект, Профсоюзная, Ленинского Комсомола, 60 лет СССР, Инессы Арманд...
А еще вот так: Снайперская, героев панфиловцев, 26 бакинских комиссаров, маршала Савицкого, маршала Василевского, Красноармейская, 9 мая, Подольских курсантов, генерала Тюленева, Триумфальная, 40 Лет Победы…
Отдельно пытаюсь представить, что думают беженцы, когда живут в Москве и Московской области на улицах с названием Херсонская, Изюмская, Азовская, Крымская, Севастопольский проспект.
Последние 4 месяца я каждый день администрирую заявки от беженцев. Среди прочего, проверяю корректность указанных адресов. Смотрю на все эти уже привычные названия улиц и поселков новыми глазами людей, которые впервые тут оказались. И в ужасе от названий улиц в Москве и Московской области. Я верю в поговорку, что как корабль назовешь, так он и поплывет. Вот как называется корабль, на котором мы сейчас плывем:
Знамя Октября, Совхозная, Ленина, Калинина, Пионерская, Карла Маркса, Первого мая, Советская, 50 лет ВЛКСМ, Коммунистическая, Фрунзе, Коммунальная, Кирова, Энгельса, Андропова, Марксистская, Дзержинец, Энтузиастов, Ленинский проспект, Профсоюзная, Ленинского Комсомола, 60 лет СССР, Инессы Арманд...
А еще вот так: Снайперская, героев панфиловцев, 26 бакинских комиссаров, маршала Савицкого, маршала Василевского, Красноармейская, 9 мая, Подольских курсантов, генерала Тюленева, Триумфальная, 40 Лет Победы…
Отдельно пытаюсь представить, что думают беженцы, когда живут в Москве и Московской области на улицах с названием Херсонская, Изюмская, Азовская, Крымская, Севастопольский проспект.