«Идея Новой цивилизации»
Надо подумать о главной идее новой цивилизации.
Есть предположения, что можно ставить концепцию устойчивого развития. Есть философские работы с связанные с этой концепцией, но мне она кажется излишне приземленной, связанной с экономикой, экологией, производством и т.п.
Стоит обновить русскую идею. Суть русской идеи не только в религии. Можно взять более общие положения, связанные с обращением к трансцендентному, а также к Благодати, к милости, к их приоритету над земными законами. Работы русских философов, в частности Розанова, Вышеславцева раскрывают эту направленность мысли.
Иначе говоря, для здорового общества нужен метафизический каркас, духовно-нравственный стержень.
#Русская_философия #Карта #смена_эпохи #перемены #Человек #большой_переход #новая_цивилизация #идея #моделирование
080323-Улан-Удэ-БРОДРФ
Надо подумать о главной идее новой цивилизации.
Есть предположения, что можно ставить концепцию устойчивого развития. Есть философские работы с связанные с этой концепцией, но мне она кажется излишне приземленной, связанной с экономикой, экологией, производством и т.п.
Стоит обновить русскую идею. Суть русской идеи не только в религии. Можно взять более общие положения, связанные с обращением к трансцендентному, а также к Благодати, к милости, к их приоритету над земными законами. Работы русских философов, в частности Розанова, Вышеславцева раскрывают эту направленность мысли.
Иначе говоря, для здорового общества нужен метафизический каркас, духовно-нравственный стержень.
#Русская_философия #Карта #смена_эпохи #перемены #Человек #большой_переход #новая_цивилизация #идея #моделирование
080323-Улан-Удэ-БРОДРФ
«Необходимость единой идеи – по итогам Философской гостиной»
21 января в Улан-Удэ прошла встреча Философской гостиной по теме «Гражданская война в Бурятии – столкновение парадигм. Белое дело и Советский проект».
Ведущий – директор БО РОД «Русская философия» Алексей Гергенов, - вначале ознакомил присутствующих со следующим тезисом: на стороне красных был единый проект, за который они воевали, тогда как у белых единой платформы не было, употреблялся даже термин непредрешенчество, т.е. белые договорились до победы над красными, не решать вопросов переустройства общества.
Вследствие этого народные массы не видели, за что воюют белые, и это стало одним из факторов, приведших к поражению, к переходу частей на сторону красных во время Великого Отхода – отступления Колчака в Сибири зимой 1919-1920 гг.
Итак, красные имели и транслировали в массы единый чёткий проект будущего общества.
Если взять этот тезис на вооружение, получается, для победы нужна единая цель, единая парадигма, идеология.
Идеология была у большевиков, а за белогвардейцев сражались люди с разными политическими взглядами, от социалистов: эсеров, меньшевиков – до либералов: кадетов, октябристов и до монархистов).
Единое должно превалировать над частями, скреплять их подлинным единством. Это достигается комплексным планом, где части скреплены не только общими лозунгами, а четким проектом, увязывающим все части в единое целое. Возможно здесь применима вторая гипотеза Парменида (из диалога Платона «Парменид») о главенстве Целого над частями при условии, что Единое существует.
https://youtu.be/49bTa-tYz1Y?si=Fhe9u8D5O7SMTodF
#идея #идеология #единое #гражданскаявойна #парменид
250124-Улан-Удэ-БРОДРФ
21 января в Улан-Удэ прошла встреча Философской гостиной по теме «Гражданская война в Бурятии – столкновение парадигм. Белое дело и Советский проект».
Ведущий – директор БО РОД «Русская философия» Алексей Гергенов, - вначале ознакомил присутствующих со следующим тезисом: на стороне красных был единый проект, за который они воевали, тогда как у белых единой платформы не было, употреблялся даже термин непредрешенчество, т.е. белые договорились до победы над красными, не решать вопросов переустройства общества.
Вследствие этого народные массы не видели, за что воюют белые, и это стало одним из факторов, приведших к поражению, к переходу частей на сторону красных во время Великого Отхода – отступления Колчака в Сибири зимой 1919-1920 гг.
Итак, красные имели и транслировали в массы единый чёткий проект будущего общества.
Если взять этот тезис на вооружение, получается, для победы нужна единая цель, единая парадигма, идеология.
Идеология была у большевиков, а за белогвардейцев сражались люди с разными политическими взглядами, от социалистов: эсеров, меньшевиков – до либералов: кадетов, октябристов и до монархистов).
Единое должно превалировать над частями, скреплять их подлинным единством. Это достигается комплексным планом, где части скреплены не только общими лозунгами, а четким проектом, увязывающим все части в единое целое. Возможно здесь применима вторая гипотеза Парменида (из диалога Платона «Парменид») о главенстве Целого над частями при условии, что Единое существует.
https://youtu.be/49bTa-tYz1Y?si=Fhe9u8D5O7SMTodF
#идея #идеология #единое #гражданскаявойна #парменид
250124-Улан-Удэ-БРОДРФ
Идея в философии и философия идеи.
Постигая проблему значения словосочетания "русская идея", нам предлагают задаться вопросами:
Чем, по вашему, философская идея отличается от иных идей, что характеризует ее собственную специфику?
Вопрос хорош тем, что он оригинален, то есть, заставляет обратиться к соьственному знанию и собственному мышлению, а не к учебникам или информационным системам.
Кроме этого, вопрос переводит рассуждение об идее в область философии, не касаясь политических, социо-культурных и других факторов формирования этого словосочетания, а также его современных коннотаций.
Разговор о философской идее как таковой не может быть простым. И непростота эта подтверждается уже тем, что сам Платон, с именем и философией которого ассоциируется учение об идеях, проводил дистинкцию идеи и эйдоса. Вернее сказать, сам Платон дистинкцию не давал, но она прослеживается в его текстах.
Другим затруднением является то, что ни идея, ни эйдос не понимаются у Платона однозначно, но зачастую обладают контекстуальным значением, из-за чего даже выделяются (напр., А.Ф. Лосевым) разные именования значения идеи и разные ее планы.
И это только Платон, а сколько еще чудных и чудных мыслителей идеалистического и материалистического толка было в истории и есть в современности! И у каждого идеи и идеи об идеях, как и у каждого из ныне живущих.
Тем не менее, есть одна черта, свойственная идее во все времена (а может, и вне времени) — идея не может быть познана чувственно. Идея есть обратное от материи.
Все остальные вопросы — о первичности, атрибутивности, гипостазийности, эманации, проявленности и сокрытости и пр. — есть проявления персональных мнений, знаний и откровений.
Что же касается нас и того, как кажется автору, то для меня философскую идею, помимо названной выше нематериальности, отличает ее предельная реальность. Это ее отличие от идеи научной, которая возникает эвристически и еще может быть оспорена, и от идеи творческой, которая еще должна быть воплощена.
Идеализм, — скажете вы.
Да, он самый. И объективный.
А как вы ответите на сегодняшний вопрос?
#философия #идея
200125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Постигая проблему значения словосочетания "русская идея", нам предлагают задаться вопросами:
Чем, по вашему, философская идея отличается от иных идей, что характеризует ее собственную специфику?
Вопрос хорош тем, что он оригинален, то есть, заставляет обратиться к соьственному знанию и собственному мышлению, а не к учебникам или информационным системам.
Кроме этого, вопрос переводит рассуждение об идее в область философии, не касаясь политических, социо-культурных и других факторов формирования этого словосочетания, а также его современных коннотаций.
Разговор о философской идее как таковой не может быть простым. И непростота эта подтверждается уже тем, что сам Платон, с именем и философией которого ассоциируется учение об идеях, проводил дистинкцию идеи и эйдоса. Вернее сказать, сам Платон дистинкцию не давал, но она прослеживается в его текстах.
Другим затруднением является то, что ни идея, ни эйдос не понимаются у Платона однозначно, но зачастую обладают контекстуальным значением, из-за чего даже выделяются (напр., А.Ф. Лосевым) разные именования значения идеи и разные ее планы.
И это только Платон, а сколько еще чудных и чудных мыслителей идеалистического и материалистического толка было в истории и есть в современности! И у каждого идеи и идеи об идеях, как и у каждого из ныне живущих.
Тем не менее, есть одна черта, свойственная идее во все времена (а может, и вне времени) — идея не может быть познана чувственно. Идея есть обратное от материи.
Все остальные вопросы — о первичности, атрибутивности, гипостазийности, эманации, проявленности и сокрытости и пр. — есть проявления персональных мнений, знаний и откровений.
Что же касается нас и того, как кажется автору, то для меня философскую идею, помимо названной выше нематериальности, отличает ее предельная реальность. Это ее отличие от идеи научной, которая возникает эвристически и еще может быть оспорена, и от идеи творческой, которая еще должна быть воплощена.
Идеализм, — скажете вы.
Да, он самый. И объективный.
А как вы ответите на сегодняшний вопрос?
#философия #идея
200125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Продолжаем размышлять об идее, и сегодня осуществляется переход от философской идеи как таковой к философской русской идее.
Мы отвечаем на вопросы:
Что содержит в себе русская идея такого, что выделяет ее на фоне других идей? Или же ничего такого особенного в ней и нет, обычная вполне себе идея?
Разумеется, русская идея — это сложное и многогранное понятие, для современного слуха оно неоднозначно.
Прежде ответа на вопрос, мы, будучи философами, зададимся вопросом о вопросе. А что именно подразумевается?
Мы можем прочесть данный вопрос несколькими способами и получить несколько его постановок, ведь многое зависит от вкладываемого в слова смысла.
Так, в словосочетании русская идея бросается в глаза национальная характеристика некоей идеи. Той идеи, что была порождена русскими (российскими?), была принята ими или сформировала нечто, что мы называем русскими (российскими).
Следовательно, ответов на вопрос может быть два: первый будет даваться из материалистического понимания илеи, а второй — из идеалистического как некоей идеи, которая формирует материю.
Если мы обратимся к идеалистическому пониманию идеи, то окажется, что эта вечная, неизменная и оформленная идея является источником нашего материального мира. В таком случае еам либо дано познать ее, либо нет. Но в мире материальном познать ее можно не более, чем, как тень "от незримого очами".
В случае применения того подхода, который мы назвали материалистическим, под русской идеей стоит понимать совокупность социо-культурных признаков, атрибутируемых как русские. В таком случае нас интересуют условия формирования этих признаков, их валидность, а также их функционирование в мышлении и влияние на духовную жизнь.
И в том, и в другом случае употребление слова русское вовсе не означает, что другие национальные культуры вступают с ней в противоречие. История знает множество примеров культурного обмена, который приводил к самым лучшим результатам.
#философия #идея
210125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы отвечаем на вопросы:
Что содержит в себе русская идея такого, что выделяет ее на фоне других идей? Или же ничего такого особенного в ней и нет, обычная вполне себе идея?
Разумеется, русская идея — это сложное и многогранное понятие, для современного слуха оно неоднозначно.
Прежде ответа на вопрос, мы, будучи философами, зададимся вопросом о вопросе. А что именно подразумевается?
Мы можем прочесть данный вопрос несколькими способами и получить несколько его постановок, ведь многое зависит от вкладываемого в слова смысла.
Так, в словосочетании русская идея бросается в глаза национальная характеристика некоей идеи. Той идеи, что была порождена русскими (российскими?), была принята ими или сформировала нечто, что мы называем русскими (российскими).
Следовательно, ответов на вопрос может быть два: первый будет даваться из материалистического понимания илеи, а второй — из идеалистического как некоей идеи, которая формирует материю.
Если мы обратимся к идеалистическому пониманию идеи, то окажется, что эта вечная, неизменная и оформленная идея является источником нашего материального мира. В таком случае еам либо дано познать ее, либо нет. Но в мире материальном познать ее можно не более, чем, как тень "от незримого очами".
В случае применения того подхода, который мы назвали материалистическим, под русской идеей стоит понимать совокупность социо-культурных признаков, атрибутируемых как русские. В таком случае нас интересуют условия формирования этих признаков, их валидность, а также их функционирование в мышлении и влияние на духовную жизнь.
И в том, и в другом случае употребление слова русское вовсе не означает, что другие национальные культуры вступают с ней в противоречие. История знает множество примеров культурного обмена, который приводил к самым лучшим результатам.
#философия #идея
210125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Идея нации в русской философии.
Мы продолжаем разговор о русской идее, который был поднят на канале РОД "Русская Философия".
Сегодня мы вопрошаем: содержатся ли все-таки в истории русской философии какие-то наиболее точные понимания русской идеи? И какие это понимания? И почему они таковы?
Конечно, говорить о точности в данном случае достаточно сложно, но вполне возможно говорить о конкретности в философии. Попробуем посмотреть.
Владимир Сергеевич Соловьев является автором наиболее конкретного определения, которое также в известном смысле заслоняет потенциал разгадки идеи нации: "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности". Этими словами Вл. Соловьев снимал претензии на поиск идеи нации в "общественном мнении сегодняшнего дня", ведь это "поставило бы нас в опасность быть разочарованными событиями последующего дня".
Соловьев обратился к религиозному толкованию идея нации. Философ убежден в единстве человеческого рода, поскольку "это есть религиозная истина, оправданная рационально философией и подтвержденная точной наукой". Следовательно, все человечество — это единый организм, представленный разными нациями, и потому "ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества", ведь в противном случае организм умрет.
Однако человечество — это не только физический и биологический организм, но моральный, долженствующий, ибо "члены и элементы, из коих он [единый организм человечества] состоит, — нации и индивиды — суть существа моральные". Если так, то никакая материальная ценность царства необходимости, т.е., мира материального, не может быть поставлена выше, чем нравственный долг, идеал. И это, считает верующий Соловьев, может быть воспринято "как благословение или как проклятие", поскольку "моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия". Мы можем лишь решить, как "носить ее в сердце своем и в судьбах своих".
В настоящем изложении мы дошли только до конца первого раздела работы Вл.С. Соловьева "Русская идея" (Пер. с франц. Г.А. Рачинского). Однако какое обильное содержание эта работа нам являет! Не будем пренебрегать этим и дадим свой отклик на размышления философа.
В первую очередь, бросается в глаза ясно поставленное утверждение, что идея нации не может ставить эту нацию выше или ниже остальных. Иными словами, эта идея не есть самоутверждение за счет других, но органическая самоманифестация, самопроявление нации в организме единого человечества — в этом Соловьев убежден.
Другой аспект — это религиозное толкование идеи нации — то, что часто цитируется и не вполне ясно понимается. "То, что Бог думает о ней [нации] в вечности" — это отсылка одновременно к моральному долгу, к смыслу, заложенному богом и к вечной идее. Кроме того, эта отсылка, как мы писали выше, отклоняет различные сиюминутные и конъюнктурные толкования нации — все, что ассоциируется с ней в злободневности — и ставит вопрос по-философски.
В том же разделе Соловьев сам указывает на релятивность толкования идеи нации: "И раз я русский, какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями: мнению официальной и официозной России, России настоящего, или тому мнению, которое исповедуют несколько миллионов наших староверов, этих истинных представителей традиционной России, России прошлого, для которых наша церковь и наше государство в их настоящем виде суть царство Антихриста; а то, может быть, не обратиться ли нам еще и к нигилистам: ведь они, быть может, являют собой будущее России". Это побуждает автора двигаться дальше...
Продолжение следует.
#философия #идея
220125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы продолжаем разговор о русской идее, который был поднят на канале РОД "Русская Философия".
Сегодня мы вопрошаем: содержатся ли все-таки в истории русской философии какие-то наиболее точные понимания русской идеи? И какие это понимания? И почему они таковы?
Конечно, говорить о точности в данном случае достаточно сложно, но вполне возможно говорить о конкретности в философии. Попробуем посмотреть.
Владимир Сергеевич Соловьев является автором наиболее конкретного определения, которое также в известном смысле заслоняет потенциал разгадки идеи нации: "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности". Этими словами Вл. Соловьев снимал претензии на поиск идеи нации в "общественном мнении сегодняшнего дня", ведь это "поставило бы нас в опасность быть разочарованными событиями последующего дня".
Соловьев обратился к религиозному толкованию идея нации. Философ убежден в единстве человеческого рода, поскольку "это есть религиозная истина, оправданная рационально философией и подтвержденная точной наукой". Следовательно, все человечество — это единый организм, представленный разными нациями, и потому "ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества", ведь в противном случае организм умрет.
Однако человечество — это не только физический и биологический организм, но моральный, долженствующий, ибо "члены и элементы, из коих он [единый организм человечества] состоит, — нации и индивиды — суть существа моральные". Если так, то никакая материальная ценность царства необходимости, т.е., мира материального, не может быть поставлена выше, чем нравственный долг, идеал. И это, считает верующий Соловьев, может быть воспринято "как благословение или как проклятие", поскольку "моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия". Мы можем лишь решить, как "носить ее в сердце своем и в судьбах своих".
В настоящем изложении мы дошли только до конца первого раздела работы Вл.С. Соловьева "Русская идея" (Пер. с франц. Г.А. Рачинского). Однако какое обильное содержание эта работа нам являет! Не будем пренебрегать этим и дадим свой отклик на размышления философа.
В первую очередь, бросается в глаза ясно поставленное утверждение, что идея нации не может ставить эту нацию выше или ниже остальных. Иными словами, эта идея не есть самоутверждение за счет других, но органическая самоманифестация, самопроявление нации в организме единого человечества — в этом Соловьев убежден.
Другой аспект — это религиозное толкование идеи нации — то, что часто цитируется и не вполне ясно понимается. "То, что Бог думает о ней [нации] в вечности" — это отсылка одновременно к моральному долгу, к смыслу, заложенному богом и к вечной идее. Кроме того, эта отсылка, как мы писали выше, отклоняет различные сиюминутные и конъюнктурные толкования нации — все, что ассоциируется с ней в злободневности — и ставит вопрос по-философски.
В том же разделе Соловьев сам указывает на релятивность толкования идеи нации: "И раз я русский, какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями: мнению официальной и официозной России, России настоящего, или тому мнению, которое исповедуют несколько миллионов наших староверов, этих истинных представителей традиционной России, России прошлого, для которых наша церковь и наше государство в их настоящем виде суть царство Антихриста; а то, может быть, не обратиться ли нам еще и к нигилистам: ведь они, быть может, являют собой будущее России". Это побуждает автора двигаться дальше...
Продолжение следует.
#философия #идея
220125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Наступает пятый день обсуждения философии русской идеи.
Сегодня вопрос звучит так: каковы, по Вашему, условия и истоки существования русской идеи в языческие, христианские, советские и постсоветские времена?
Сразу признаем, что вопрос ясен не до конца — нас вопрошают о периоде ее формирования? Или о том, каковы различные истоки существования русской идеи в различные периоды? В любом случае, полный ответ может быть дан только в развернутом виде. Однако, в силу ограничений формата Телеграм, осветим несколько положений.
Во-первых, нужно обратить внимание на то, что при разговоре о русской идее (как бы ее ни понимали — национально, наднационально или вовсе вненационально) чаще всего делается акцент на европейской части России. Когда приводится хронология русской философии, это также касается европейской части России. На наш взгляд, подобный подход непродуктивно вытесняет историю восточной России и ее историю до вхождения в состав Российской Империи.
Во-вторых, приведенная периодизация интеллектуальной истории европейской части России не полна. Для большей корректности нужно выделить дохристианский период (условно объединим его в один), домонгольский, монгольский и послемонгольский, затем период династии Романовых, Россия петровская, европеизация и становление т.н. "Петербургского периода" истории России. Только за ними последовали Россия большевиков (в равной степени неоднородная по своей философской периодизации) и постсоветская Российская Федерация, за 34 года существования которой философия также менялась.
В-третьих, необходимо понять, что подразумевается под русской идеей. Если мы говорим о философской идее, к чему нас настойчиво склоняют последние дни, то крайне важным оказывается ответить на вопрос, возможна ли философия в язычестве? Философия оказалась более чем возможна в язычестве древнегреческом. Но так ли это в язычестве славянском?
Бурятская земля обладает несравненно более глубокой историей, нежели европейская часть России. Первые племенные образования относятся к III веку до новой эры, а с проникновением в Бурятию буддизма в XVI-XVII вв. представления о философии, надо полагать, сильно изменились.
Именно на этот процесс стоит обратить внимание.
#философия #идея
230125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Сегодня вопрос звучит так: каковы, по Вашему, условия и истоки существования русской идеи в языческие, христианские, советские и постсоветские времена?
Сразу признаем, что вопрос ясен не до конца — нас вопрошают о периоде ее формирования? Или о том, каковы различные истоки существования русской идеи в различные периоды? В любом случае, полный ответ может быть дан только в развернутом виде. Однако, в силу ограничений формата Телеграм, осветим несколько положений.
Во-первых, нужно обратить внимание на то, что при разговоре о русской идее (как бы ее ни понимали — национально, наднационально или вовсе вненационально) чаще всего делается акцент на европейской части России. Когда приводится хронология русской философии, это также касается европейской части России. На наш взгляд, подобный подход непродуктивно вытесняет историю восточной России и ее историю до вхождения в состав Российской Империи.
Во-вторых, приведенная периодизация интеллектуальной истории европейской части России не полна. Для большей корректности нужно выделить дохристианский период (условно объединим его в один), домонгольский, монгольский и послемонгольский, затем период династии Романовых, Россия петровская, европеизация и становление т.н. "Петербургского периода" истории России. Только за ними последовали Россия большевиков (в равной степени неоднородная по своей философской периодизации) и постсоветская Российская Федерация, за 34 года существования которой философия также менялась.
В-третьих, необходимо понять, что подразумевается под русской идеей. Если мы говорим о философской идее, к чему нас настойчиво склоняют последние дни, то крайне важным оказывается ответить на вопрос, возможна ли философия в язычестве? Философия оказалась более чем возможна в язычестве древнегреческом. Но так ли это в язычестве славянском?
Бурятская земля обладает несравненно более глубокой историей, нежели европейская часть России. Первые племенные образования относятся к III веку до новой эры, а с проникновением в Бурятию буддизма в XVI-XVII вв. представления о философии, надо полагать, сильно изменились.
Именно на этот процесс стоит обратить внимание.
#философия #идея
230125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Широта земли как причина формирования особого характера. Очерк из истории философии.
Подходит к концу неделя обсуждения темы русской идеи. Мы прошли немало, и весь вопрос в том, продвинулись ли? Ответ, вероятно, такое же, как в том анекдоте о пессимисте, оптимисте, реалисте и стакане, наполовину наполненном жидкостью.
Тем не менее, подводим итог и обращаемся уже целиком к истории русской философии.
Итак, вопрос: для каких отечественных концепций русская идея является важнейшим моментом философского построения и почему?
Мы уже касались заметки Вл.С. Соловьева "Русская идея", которую мы проанализировали до конца первого раздела. Поскольку метод подобного анализа предполагает большой объем, мы сосредоточимся на "верхах" русской философии.
Разумеется, русская идея как концепт, через который осмыслялся национальный характер, а вместе с ним и идея нации (которая, как мы уже поняли, не имеет отношения к самодовольству и самопревозношению нации), присутствует во множестве философских учений.
Вспомним, например, философию общего дела Н.Ф. Федорова. В центре его внимания — огромный и почти неохватный план искупления первородного греха сотворческими силами Бога и человечества. Особая антропология Федорова рассматривает человека как помощника Бога в деле исполнения библейских пророчеств, конечная цель которых — воскрешение.
Задача эта всемирная, каждый человек, будучи смертным, по мысли Федорова, должен свободно присоединиться к этому проекту.
Однако есть в текстах Н.Ф. Федорова указание на особое место России в этом проекте. Россия, по мысли философа, выпестовала мысль о воскрешении, а огромные просторы России служат местом подготовки для перехода к простору небесному, космическому — "этому новому поприщу для великого подвига".
На влияние географии указывал и один из самых рефлексирующих о России философов — Н.А. Бердяев. Он считал, что широта русских просторов формирует особых тип мышления, не свойственный тем, кто в подобных землях не воспитывался. Как тут не вспомнить слова того же Федорова: "Ширь земли русской способствует формированию богатырских характеров".
Вероятно, именно это указывает на вненациональный характер русской идеи, пусть и звучит словосочетание достаточно национально. Земля русская, как ее именуют, разделена и управляет различными народами и национальностями, и потому каждого человека, живущего на этой земле, сама природа воспитывает как богатыря.
#философия #идея #земля
240125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Подходит к концу неделя обсуждения темы русской идеи. Мы прошли немало, и весь вопрос в том, продвинулись ли? Ответ, вероятно, такое же, как в том анекдоте о пессимисте, оптимисте, реалисте и стакане, наполовину наполненном жидкостью.
Тем не менее, подводим итог и обращаемся уже целиком к истории русской философии.
Итак, вопрос: для каких отечественных концепций русская идея является важнейшим моментом философского построения и почему?
Мы уже касались заметки Вл.С. Соловьева "Русская идея", которую мы проанализировали до конца первого раздела. Поскольку метод подобного анализа предполагает большой объем, мы сосредоточимся на "верхах" русской философии.
Разумеется, русская идея как концепт, через который осмыслялся национальный характер, а вместе с ним и идея нации (которая, как мы уже поняли, не имеет отношения к самодовольству и самопревозношению нации), присутствует во множестве философских учений.
Вспомним, например, философию общего дела Н.Ф. Федорова. В центре его внимания — огромный и почти неохватный план искупления первородного греха сотворческими силами Бога и человечества. Особая антропология Федорова рассматривает человека как помощника Бога в деле исполнения библейских пророчеств, конечная цель которых — воскрешение.
Задача эта всемирная, каждый человек, будучи смертным, по мысли Федорова, должен свободно присоединиться к этому проекту.
Однако есть в текстах Н.Ф. Федорова указание на особое место России в этом проекте. Россия, по мысли философа, выпестовала мысль о воскрешении, а огромные просторы России служат местом подготовки для перехода к простору небесному, космическому — "этому новому поприщу для великого подвига".
На влияние географии указывал и один из самых рефлексирующих о России философов — Н.А. Бердяев. Он считал, что широта русских просторов формирует особых тип мышления, не свойственный тем, кто в подобных землях не воспитывался. Как тут не вспомнить слова того же Федорова: "Ширь земли русской способствует формированию богатырских характеров".
Вероятно, именно это указывает на вненациональный характер русской идеи, пусть и звучит словосочетание достаточно национально. Земля русская, как ее именуют, разделена и управляет различными народами и национальностями, и потому каждого человека, живущего на этой земле, сама природа воспитывает как богатыря.
#философия #идея #земля
240125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Путями Владимира Сергеевича Соловьева...
Мы продолжаем читать и анализировать работу Вл.С. Соловьева "Русская идея", написанную в 1888 году на французском языке. Используется перевод Г.А. Рачинского.
В прошлый раз мы остановились на конце первой части, где Соловьев пишет знаменитые слова "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности" и заканчивает скепсисом в отношении тезиса "долг патриота сводится к тому, чтобы поддерживать свою страну и служить ей в этой национальной политике, не навязывая ей своих субъективных идей".
Соловьев недоумевает: "какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями".
Во второй части философ укрепляет сомнения в приведенном выше тезисе о патриотизме как национальной идее. Соловьев обращается к религиозной истории (что логично, зная биографию мыслителя) и находит в ней подтверждение скепсису. Философ считает, что народ или нация могут неверно истолковать свою идею.
Так, иудеи, по мнению Соловьева, обладают мессианским призванием, связанным, в конем счете, с христианством. Иудеи — это "народ пророков и апостолов, народ Иисуса Христа и Пресвятой Девы". Однако, как известно, иудеи не приняли учение Христа, что говорит о том, что иудеи исполнили свою миссию против собственной воли. Следовательно, "не может уже считаться дозволенным теперь говорить, что общественное мнение нации всегда право и что народ никогда не может заблуждаться в своем истинном призвании или отвергать его".
Таким образом, понимание национальной идеи выходит за рамки временно'го и современного. Равно как выходит оно, по Соловьеву, за рамки только народного, что разбивает претензии почвенников и народников, а также славянофильскую идею "народ-богоносца".
Окончательный аргумент в сторону христианской миссии еврейского народа со стороны Соловьева заключается в том, что иудейский канонический текст "как простой исторический и литературный памятник" оканчивается призывом персидского языческого царя Кира строить Второй Иерусалимский храм. Христианский же священный текст предстает "произведением законченным и гармоничным", ведь от сотворения мира, через падение Адама и восстановление Христом мир приходит к " откровению преображенного и прославленного мира, Нового Иерусалима, нисходящего с небес, скинии, где Бог с людьми обитает".
Соловьев делает вывод, что "вне христианства историческое дело Израиля потерпело крушение". Окончательный же вывод Соловьева во второй части "Русской идеи" — "народ может при случае не понять своего призвания".
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
270125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы продолжаем читать и анализировать работу Вл.С. Соловьева "Русская идея", написанную в 1888 году на французском языке. Используется перевод Г.А. Рачинского.
В прошлый раз мы остановились на конце первой части, где Соловьев пишет знаменитые слова "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности" и заканчивает скепсисом в отношении тезиса "долг патриота сводится к тому, чтобы поддерживать свою страну и служить ей в этой национальной политике, не навязывая ей своих субъективных идей".
Соловьев недоумевает: "какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями".
Во второй части философ укрепляет сомнения в приведенном выше тезисе о патриотизме как национальной идее. Соловьев обращается к религиозной истории (что логично, зная биографию мыслителя) и находит в ней подтверждение скепсису. Философ считает, что народ или нация могут неверно истолковать свою идею.
Так, иудеи, по мнению Соловьева, обладают мессианским призванием, связанным, в конем счете, с христианством. Иудеи — это "народ пророков и апостолов, народ Иисуса Христа и Пресвятой Девы". Однако, как известно, иудеи не приняли учение Христа, что говорит о том, что иудеи исполнили свою миссию против собственной воли. Следовательно, "не может уже считаться дозволенным теперь говорить, что общественное мнение нации всегда право и что народ никогда не может заблуждаться в своем истинном призвании или отвергать его".
Таким образом, понимание национальной идеи выходит за рамки временно'го и современного. Равно как выходит оно, по Соловьеву, за рамки только народного, что разбивает претензии почвенников и народников, а также славянофильскую идею "народ-богоносца".
Окончательный аргумент в сторону христианской миссии еврейского народа со стороны Соловьева заключается в том, что иудейский канонический текст "как простой исторический и литературный памятник" оканчивается призывом персидского языческого царя Кира строить Второй Иерусалимский храм. Христианский же священный текст предстает "произведением законченным и гармоничным", ведь от сотворения мира, через падение Адама и восстановление Христом мир приходит к " откровению преображенного и прославленного мира, Нового Иерусалима, нисходящего с небес, скинии, где Бог с людьми обитает".
Соловьев делает вывод, что "вне христианства историческое дело Израиля потерпело крушение". Окончательный же вывод Соловьева во второй части "Русской идеи" — "народ может при случае не понять своего призвания".
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
270125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Продолжая путь за Владимиром Соловьевым.
В третьей части текста Вл.С. Соловьев обращается к современным для него взглядам на Россию и ее историю. Мыслитель выделяет две ключевых фигуры в отечественной истории — Владимира Святого, крестившего Русь, и Петра Великого, который, "отбросив слепой национализм Москвы, проникнутый просвещенным патриотизмом, видящим истинные потребности своего народа, <...> не останавливается ни перед чем, чтобы внести, хотя бы насильственно, в Россию ту цивилизацию, которую она презирала, но которая была ей необходима".
Крещение Руси и петровские реформы — два ключевых исторических события, через которые Соловьев рассматривает русскую идею. Эти же две личности и два периода, связанные с их активной деятельностью, задают, по Соловьеву, самый высокий уровень для осмысления призвания России: "сколь велико и прекрасно должно быть в своем конечном осуществлении национальное дело, имевшее таких предшественников, и как высоко должна, если она не хочет упасть, ставить свою цель страна, имевшая во времена своего варварства своими представителями Святого Владимира и Петра Великого".
Философ критикует "наших лжепатриотов, желающих навязать русскому народу историческую миссию на свой образец и в пределах своего понимания", ведь для них "истинное величие России — мертвая буква", а национальным делом в их понимании "является нечто, чего проще на свете не бывает, и зависит оно от одной-единственной силы — силы оружия".
Соловьев обсуждает т.н. "греческий проект", выпестованный еще Екатериной Великой. Его смысл заключался в окружении Османской империи, разделе ее территорий и восстановлении Константинополя, то есть Второго Рима, силами Рима Третьего. Фантастическая по размаху идеализма задача, которая не была осуществлена в силу международных политических причин. Ведущие европейские державы того времени однозначно негативно отреагировали бы на попытку осуществления проекта, ведь она поставила бы под угрозу торговые отношения в Средиземноморье. Так греческий проект остался проектом, и будничность жизни победила широкую мечту, которую вполне можно именовать историософской.
И этот проект философ решительно отвергает: "Нет! Не этой России, какой мы ее видим теперь, России, изменившей лучшим своим воспоминаниям, урокам Владимира и Петра Великого, России, одержимой слепым национализмом и необузданным обскурантизмом, не ей овладеть когда-либо вторым Римом и положить конец роковому восточному вопросу".
"В истории мира есть события таинственные, но нет бессмысленных", — пишет Соловьев. Бессмысленных событий истории, из которых не можем извлечь уроков, из которых мы не можем понять себя современных и свое место в мире, не существует. Такова, вероятно, главная мысль данной части. Опираясь на это убеждение, Соловьев критикует существовавшие в его время идеи нации, явно указывая на их историческую непоследовательность и нецелостность.
В следующей, четвертой части мыслитель вновь обратится к религиозному измерению, а текст обретет более трансцендентный характер. Как это часто бывает у Соловьева, он последовательно рассматривает ответы на поставленный им вопрос и также последовательно отвергает эти ответы, вырабатывая, тем самым, свой философский ответ.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
280125-Улан-Удэ-БРОДРФ
В третьей части текста Вл.С. Соловьев обращается к современным для него взглядам на Россию и ее историю. Мыслитель выделяет две ключевых фигуры в отечественной истории — Владимира Святого, крестившего Русь, и Петра Великого, который, "отбросив слепой национализм Москвы, проникнутый просвещенным патриотизмом, видящим истинные потребности своего народа, <...> не останавливается ни перед чем, чтобы внести, хотя бы насильственно, в Россию ту цивилизацию, которую она презирала, но которая была ей необходима".
Крещение Руси и петровские реформы — два ключевых исторических события, через которые Соловьев рассматривает русскую идею. Эти же две личности и два периода, связанные с их активной деятельностью, задают, по Соловьеву, самый высокий уровень для осмысления призвания России: "сколь велико и прекрасно должно быть в своем конечном осуществлении национальное дело, имевшее таких предшественников, и как высоко должна, если она не хочет упасть, ставить свою цель страна, имевшая во времена своего варварства своими представителями Святого Владимира и Петра Великого".
Философ критикует "наших лжепатриотов, желающих навязать русскому народу историческую миссию на свой образец и в пределах своего понимания", ведь для них "истинное величие России — мертвая буква", а национальным делом в их понимании "является нечто, чего проще на свете не бывает, и зависит оно от одной-единственной силы — силы оружия".
Соловьев обсуждает т.н. "греческий проект", выпестованный еще Екатериной Великой. Его смысл заключался в окружении Османской империи, разделе ее территорий и восстановлении Константинополя, то есть Второго Рима, силами Рима Третьего. Фантастическая по размаху идеализма задача, которая не была осуществлена в силу международных политических причин. Ведущие европейские державы того времени однозначно негативно отреагировали бы на попытку осуществления проекта, ведь она поставила бы под угрозу торговые отношения в Средиземноморье. Так греческий проект остался проектом, и будничность жизни победила широкую мечту, которую вполне можно именовать историософской.
И этот проект философ решительно отвергает: "Нет! Не этой России, какой мы ее видим теперь, России, изменившей лучшим своим воспоминаниям, урокам Владимира и Петра Великого, России, одержимой слепым национализмом и необузданным обскурантизмом, не ей овладеть когда-либо вторым Римом и положить конец роковому восточному вопросу".
"В истории мира есть события таинственные, но нет бессмысленных", — пишет Соловьев. Бессмысленных событий истории, из которых не можем извлечь уроков, из которых мы не можем понять себя современных и свое место в мире, не существует. Такова, вероятно, главная мысль данной части. Опираясь на это убеждение, Соловьев критикует существовавшие в его время идеи нации, явно указывая на их историческую непоследовательность и нецелостность.
В следующей, четвертой части мыслитель вновь обратится к религиозному измерению, а текст обретет более трансцендентный характер. Как это часто бывает у Соловьева, он последовательно рассматривает ответы на поставленный им вопрос и также последовательно отвергает эти ответы, вырабатывая, тем самым, свой философский ответ.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
280125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Чем нация и национальность отличаются от национализма в "Русской идее" Вл.С. Соловьева.
После разоружения "лжепатриотов", осуществленного Соловьевым в третьей части "Русской идеи", а также неудачного прогноза о возрастающей роли болгар, в четвертой части философ обращается к дорогому его сердцу христианству, чтобы через него разрешить насущный вопрос — что есть нация и как это слово связано с национализмом.
Мыслитель противопоставляет понятия национальности и общественного мнения, именуя последний "фильсифицированным продуктом", в то время как национальности присуща "национальная совесть". На нее и уповает философ: она "сумеет найти более достоверное выражение для истинной русской идеи". По его мнению, "истинная русская идея" "здесь, близко", "засвидетельствованная религиозным характером народа, прообразованная и указанная важнейшими событиями и величайшими личностями нашей истории".
Это утверждение может показаться идеалистически народническим, однако мысль Соловьева явно шире: философ уповает на национальную совесть — глубокое религиозное чувство, иногда именуемое "внутренним богом" и рассматриваемое как Божий дар от самого сотворения человека.
Однако далее Соловьев разворачивает мысль еще шире, обращаясь с Священному Писанию: "откровенное Слово Божие. Я не хочу сказать, чтобы в этом Слове можно было найти что-либо о России: напротив, молчание его указует нам истинный путь".
Молчание говорит больше, чем слова: "Если единственный народ, о котором специально пеклось божественное провидение, был народ израильский, если смысл существования этого единственного в своем роде народа лежал не в нем самом, но в приуготованном им христианском откровении и если, наконец, в Новом Завете уже нет речи о какой-либо отдельной национальности и даже определенно указывается, что никакой национальный антагонизм не должен более иметь места, то не следует ли вывести из всего этого, что в первоначальной мысли Бога нации не существуют вне их органического и живого единства, — вне человечества?"
В подобной замысловатой и тяжеловесной форме Соловьев подводит нас к главному выводу: "Смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве". Человечество оказывается выше, ценнее и значительнее, чем отдельные нации. Человечество — слишком абстрактное понятие, лишенное реального бытия? Этот мереологический нигилизм Соловьев разбивает: "С таким же правом можно было бы сказать, что рука и нога реально существуют, а человек в его целом есть лишь абстрактное существо".
Более того, в дохристианскую эпоху, считает философ, была лишь "disjecta membra вселенского человека" — его разрозненные и разбросанные части, члены, фрагменты, которые лишь потенциально содержали в себе объединение.
Как актуальное понятие появляется человечество, по Соловьеву, именно с христианством: "эта идея [человечества] стала плотью, когда абсолютный центр всех существ открылся во Христе. С тех пор великое человеческое единство, вселенское тело Богочеловека, реально существует на земле".
Из этого следует прескриптивный вывод, что "участвовать в жизни вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа". И из этого следует, что национализм, который часто ассоциируют с понятием нации, есть противодействие этому замыслу:
"Таким образом, христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм".
Примечательно в этом фрагменте и то, как изысканно и глубоко Соловьев опережает Ленина в идее прав национальностей.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
290125-Улан-Удэ-БРОДРФ
После разоружения "лжепатриотов", осуществленного Соловьевым в третьей части "Русской идеи", а также неудачного прогноза о возрастающей роли болгар, в четвертой части философ обращается к дорогому его сердцу христианству, чтобы через него разрешить насущный вопрос — что есть нация и как это слово связано с национализмом.
Мыслитель противопоставляет понятия национальности и общественного мнения, именуя последний "фильсифицированным продуктом", в то время как национальности присуща "национальная совесть". На нее и уповает философ: она "сумеет найти более достоверное выражение для истинной русской идеи". По его мнению, "истинная русская идея" "здесь, близко", "засвидетельствованная религиозным характером народа, прообразованная и указанная важнейшими событиями и величайшими личностями нашей истории".
Это утверждение может показаться идеалистически народническим, однако мысль Соловьева явно шире: философ уповает на национальную совесть — глубокое религиозное чувство, иногда именуемое "внутренним богом" и рассматриваемое как Божий дар от самого сотворения человека.
Однако далее Соловьев разворачивает мысль еще шире, обращаясь с Священному Писанию: "откровенное Слово Божие. Я не хочу сказать, чтобы в этом Слове можно было найти что-либо о России: напротив, молчание его указует нам истинный путь".
Молчание говорит больше, чем слова: "Если единственный народ, о котором специально пеклось божественное провидение, был народ израильский, если смысл существования этого единственного в своем роде народа лежал не в нем самом, но в приуготованном им христианском откровении и если, наконец, в Новом Завете уже нет речи о какой-либо отдельной национальности и даже определенно указывается, что никакой национальный антагонизм не должен более иметь места, то не следует ли вывести из всего этого, что в первоначальной мысли Бога нации не существуют вне их органического и живого единства, — вне человечества?"
В подобной замысловатой и тяжеловесной форме Соловьев подводит нас к главному выводу: "Смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве". Человечество оказывается выше, ценнее и значительнее, чем отдельные нации. Человечество — слишком абстрактное понятие, лишенное реального бытия? Этот мереологический нигилизм Соловьев разбивает: "С таким же правом можно было бы сказать, что рука и нога реально существуют, а человек в его целом есть лишь абстрактное существо".
Более того, в дохристианскую эпоху, считает философ, была лишь "disjecta membra вселенского человека" — его разрозненные и разбросанные части, члены, фрагменты, которые лишь потенциально содержали в себе объединение.
Как актуальное понятие появляется человечество, по Соловьеву, именно с христианством: "эта идея [человечества] стала плотью, когда абсолютный центр всех существ открылся во Христе. С тех пор великое человеческое единство, вселенское тело Богочеловека, реально существует на земле".
Из этого следует прескриптивный вывод, что "участвовать в жизни вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа". И из этого следует, что национализм, который часто ассоциируют с понятием нации, есть противодействие этому замыслу:
"Таким образом, христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм".
Примечательно в этом фрагменте и то, как изысканно и глубоко Соловьев опережает Ленина в идее прав национальностей.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
290125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Христианский характер русской идеи и противодействие религиозному национализму у Вл.С. Соловьева.
Переходим к пятой части "Русской идеи" Вл.С. Соловьева.
Утверждая, что "русский народ — народ христианский", Соловьев далее предполагает (философ, как мы отмечали ранее, именно предполагает, рассматривает гипотетически возможные варианты, проверяя их на прочность логической аргументации), что, "чтобы познать истинную русскую идею", России "всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой".
Однако Соловьев видит препятствие: "дух национального эгоизма не так-то легко отдает себя на жертву", что означает: "Церковь, которая в действительности есть нерушимая скала вселенского единства и солидарности, становится для России палладиумом узкого национального партикуляризма, а зачастую даже пассивным орудием эгоистической и ненавистнической политики". В национализме и "национализации" церкви видит Соловьев главную угрозу осознанию идеи нации.
Идея же эта, полагает Соловьев, может быть постигнута через православие — "Русская Церковь <...> участвует по существу в единстве Вселенской Церкви, основанной Христом". Однако, "к несчастью, это единство существует у нас только в скрытом состоянии и не достигает живой действительности", ибо существуют "вековые цепи, сковывающие тело нашей Церкви с нечистым трупом, удушающим ее своим разложением".
Крайне резкое нападение на официальную церковь своего времени!
Как известно, Вл.С. Соловьев был сторонником и автором проекта объединения церквей (отсюда и описанное ранее обращение мыслителя к "греческому проекту" восстановления Византийской церкви). Кроме этого, философ выступает против национализма как такового, ведь тот противоположен органической включенности нации в человечество. Национализм, по Соловьеву, подобен нежизнеспособному органу, который вредит целостному организму.
По этим причинам философ не следует популярной линии поиска самобытности России в критике Запада. Соловьев убежден в обратном. И в качестве примера обращается к наследию И.С. Аксакова — русского философа-славянофила — и подробно разбирает некоторые положения его учения в шестой части работы. С нею мы ознакомимся уже завтра.
Что отчетливо бросается в глаза, когда читаешь Соловьева, так это его христианская интенция, отдающая в некотором смысле абсолютизацией христианства. Безусловно, Соловьев — философ религиозный и человек верующий. Однако сложно игнорировать тот факт, что и Российская Империя, и советская Россия, и Российская Федерация — государства многонациональные и, следовательно, полирелигиозные. И взаимодействие разных народов, проживающих в России разных периодов, внесло колоссальный вклад в содержание национальной идеи, в самосознание всех людей и всех народов.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
300125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Переходим к пятой части "Русской идеи" Вл.С. Соловьева.
Утверждая, что "русский народ — народ христианский", Соловьев далее предполагает (философ, как мы отмечали ранее, именно предполагает, рассматривает гипотетически возможные варианты, проверяя их на прочность логической аргументации), что, "чтобы познать истинную русскую идею", России "всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой".
Однако Соловьев видит препятствие: "дух национального эгоизма не так-то легко отдает себя на жертву", что означает: "Церковь, которая в действительности есть нерушимая скала вселенского единства и солидарности, становится для России палладиумом узкого национального партикуляризма, а зачастую даже пассивным орудием эгоистической и ненавистнической политики". В национализме и "национализации" церкви видит Соловьев главную угрозу осознанию идеи нации.
Идея же эта, полагает Соловьев, может быть постигнута через православие — "Русская Церковь <...> участвует по существу в единстве Вселенской Церкви, основанной Христом". Однако, "к несчастью, это единство существует у нас только в скрытом состоянии и не достигает живой действительности", ибо существуют "вековые цепи, сковывающие тело нашей Церкви с нечистым трупом, удушающим ее своим разложением".
Крайне резкое нападение на официальную церковь своего времени!
Как известно, Вл.С. Соловьев был сторонником и автором проекта объединения церквей (отсюда и описанное ранее обращение мыслителя к "греческому проекту" восстановления Византийской церкви). Кроме этого, философ выступает против национализма как такового, ведь тот противоположен органической включенности нации в человечество. Национализм, по Соловьеву, подобен нежизнеспособному органу, который вредит целостному организму.
По этим причинам философ не следует популярной линии поиска самобытности России в критике Запада. Соловьев убежден в обратном. И в качестве примера обращается к наследию И.С. Аксакова — русского философа-славянофила — и подробно разбирает некоторые положения его учения в шестой части работы. С нею мы ознакомимся уже завтра.
Что отчетливо бросается в глаза, когда читаешь Соловьева, так это его христианская интенция, отдающая в некотором смысле абсолютизацией христианства. Безусловно, Соловьев — философ религиозный и человек верующий. Однако сложно игнорировать тот факт, что и Российская Империя, и советская Россия, и Российская Федерация — государства многонациональные и, следовательно, полирелигиозные. И взаимодействие разных народов, проживающих в России разных периодов, внесло колоссальный вклад в содержание национальной идеи, в самосознание всех людей и всех народов.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
300125-Улан-Удэ-БРОДРФ