Космическая этика.
Параллельно с тем, как мы здесь разбирали "Русскую идею" Соловьева, на московском канале РОД "РФ" началась тема "Философия космоса". Сегодня она дошла до своего экватора — четвертого дня из семи.
За время обсуждения были подняты теоретические вопросы — что есть космос, чем он отличается от хаоса, каково положение человека в космической структуре? Участники, как могли, делились своими соображениями и интуициями, а ведущий последовательно раскрывал проблему за проблемой.
Тема дня сего — этика космических исследований и космической экспансии. Вопросы дня звучат так:
Какими должны быть этические принципы освоения космоса? Как не перенести в космос тот бардак, что творит человек на Земле, не повторить ошибок прошлого, но и не остановиться перед будущим?
Вопросы эти, безусловно, важны. Сам по себе космос вненравственен — нравственными представлениями обладает человек. Человек способен не только осознавать свои действия, но и нести за них ответственность, предвкушать результат и оценивать последствия.
Современный мир уже не так вдохновлен космическими полетами, как это было на заре космической эры в 1950-60 гг. Спутники и gps-навигация уже мало кого удивляют, а имена космонавтов появляются в новостных сводках все реже, несказанно реже, чем это было в упомянутые годы. Каждый из нас помнит собачек Белку и Стрелку, но вряд ли назовет нынешний состав российского экипажа на МКС.
Пресыщение — это вполне естественное состояние человека, на которое обратили внимание еще древнегреческие критики эпикуреизма. Человек испытывает удовольствие в процессе удовлетворения голода, но удовольствие перестает быть удовольствием после насыщения. Что уж говорить о пресыщении!
И тем не менее, космос — это направление нашего движения, неисчерпаемый источник познания мира, нетронутый человеком мир. Он хладен и индифферентен по отношению к нам. Он также равнодушен по отношению к самому себе. Понять, как относиться к этому огромному вместилищу, к этому месту вселения нас, может лишь тот, кого мы именуем человеком.
Николай Федоров считал, что через человека Бог дал миру сознание, Эвальд Ильенков видел в человеке "мыслящую материю", Владимир Вернадский — разум природы, нового управителя эволюции, Борис Вахтин — единственное существо, способное осознать смертность и что-то с этим сделать.
Все эти мнения призывают переосмыслить сам феномен человека. Хоть нам и не дано заглянуть в будущее, с очевидностью можно говорить, что мы стоим на пороге космической эры человечества, как когда-то наши предки стояли на пороге Великих географических открытий. И тогда сегодняшнее остывание к космосу окажется лишь временным колебанием.
Эпоха эта потребует общечеловеческих усилий, нивелирования конфликтов узконациональных интересов, "единства одухотворенной плоти". И если судить по работам наших великих предшественников, место России в этом будущем вполне может иметь огромное значение, чему мы, вероятно, посвятим следующие наши сообщения здесь.
Как писал Вернадский, "будущее в наших руках, мы его не упустим!". И, как сквозь время продолжил эту мысль Вахтин, "будущее зависит от нашего выбора — гарантии успеха нет, преодопределения тоже нет".
#философия #космос #будущее
120225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Параллельно с тем, как мы здесь разбирали "Русскую идею" Соловьева, на московском канале РОД "РФ" началась тема "Философия космоса". Сегодня она дошла до своего экватора — четвертого дня из семи.
За время обсуждения были подняты теоретические вопросы — что есть космос, чем он отличается от хаоса, каково положение человека в космической структуре? Участники, как могли, делились своими соображениями и интуициями, а ведущий последовательно раскрывал проблему за проблемой.
Тема дня сего — этика космических исследований и космической экспансии. Вопросы дня звучат так:
Какими должны быть этические принципы освоения космоса? Как не перенести в космос тот бардак, что творит человек на Земле, не повторить ошибок прошлого, но и не остановиться перед будущим?
Вопросы эти, безусловно, важны. Сам по себе космос вненравственен — нравственными представлениями обладает человек. Человек способен не только осознавать свои действия, но и нести за них ответственность, предвкушать результат и оценивать последствия.
Современный мир уже не так вдохновлен космическими полетами, как это было на заре космической эры в 1950-60 гг. Спутники и gps-навигация уже мало кого удивляют, а имена космонавтов появляются в новостных сводках все реже, несказанно реже, чем это было в упомянутые годы. Каждый из нас помнит собачек Белку и Стрелку, но вряд ли назовет нынешний состав российского экипажа на МКС.
Пресыщение — это вполне естественное состояние человека, на которое обратили внимание еще древнегреческие критики эпикуреизма. Человек испытывает удовольствие в процессе удовлетворения голода, но удовольствие перестает быть удовольствием после насыщения. Что уж говорить о пресыщении!
И тем не менее, космос — это направление нашего движения, неисчерпаемый источник познания мира, нетронутый человеком мир. Он хладен и индифферентен по отношению к нам. Он также равнодушен по отношению к самому себе. Понять, как относиться к этому огромному вместилищу, к этому месту вселения нас, может лишь тот, кого мы именуем человеком.
Николай Федоров считал, что через человека Бог дал миру сознание, Эвальд Ильенков видел в человеке "мыслящую материю", Владимир Вернадский — разум природы, нового управителя эволюции, Борис Вахтин — единственное существо, способное осознать смертность и что-то с этим сделать.
Все эти мнения призывают переосмыслить сам феномен человека. Хоть нам и не дано заглянуть в будущее, с очевидностью можно говорить, что мы стоим на пороге космической эры человечества, как когда-то наши предки стояли на пороге Великих географических открытий. И тогда сегодняшнее остывание к космосу окажется лишь временным колебанием.
Эпоха эта потребует общечеловеческих усилий, нивелирования конфликтов узконациональных интересов, "единства одухотворенной плоти". И если судить по работам наших великих предшественников, место России в этом будущем вполне может иметь огромное значение, чему мы, вероятно, посвятим следующие наши сообщения здесь.
Как писал Вернадский, "будущее в наших руках, мы его не упустим!". И, как сквозь время продолжил эту мысль Вахтин, "будущее зависит от нашего выбора — гарантии успеха нет, преодопределения тоже нет".
#философия #космос #будущее
120225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Космос не как выход, но как вход.
В контексте обсуждения философии космоса очень интересным представляется вопрос:
Выход за пределы Земли, встреча с холодным космосом — это бегство или призыв к поиску нового предназначения?
Выход за пределы Земли может быть и бегством, и поиском нового предназначения. Однако лично автору этого текста ближе второй ответ.
Мы устремляемся в холодный космос не потому, что Земля нас тяготит, а потому, что внутренний импульс познания требует расширения границ. Космос — это не пустота, а вызов, который меняет наше понимание самих себя.
Сегодня мы изучаем тело человека, его психику, историю, функционирование культуры, но сущность остается загадкой. Человек — не просто биологический вид, привязанный к планете. Он — существо, преодолевающее границы. Освоение космоса — это продолжение великого философского вопроса: кто мы? Если мы немного прикоснулись к ответу на вопрос, откуда мы, то можем лишь гадать о том, куда мы.
Выход в космос трансформирует представления о жизни, разуме, нравственности. В условиях невесомости, радиации, отчужденности пространства привычные категории перестают работать. Мы учимся думать иначе, переосмысляем место человека во Вселенной. Это не отказ от Земли, а расширение горизонтов, где взгляд на родную Землю меняется.
Космос не холоден, если видеть в нем не только пустоту, но и «поприще для великого подвига», как писал Николай Федоров. Осваивая его, мы осваиваем самих себя. Может быть, чем дальше за пределы Земли мы пойдем, тем лучше поймем, кто такой человек.
#философия #космос #будущее
130225-Улан-Удэ-БРОДРФ
В контексте обсуждения философии космоса очень интересным представляется вопрос:
Выход за пределы Земли, встреча с холодным космосом — это бегство или призыв к поиску нового предназначения?
Выход за пределы Земли может быть и бегством, и поиском нового предназначения. Однако лично автору этого текста ближе второй ответ.
Мы устремляемся в холодный космос не потому, что Земля нас тяготит, а потому, что внутренний импульс познания требует расширения границ. Космос — это не пустота, а вызов, который меняет наше понимание самих себя.
Сегодня мы изучаем тело человека, его психику, историю, функционирование культуры, но сущность остается загадкой. Человек — не просто биологический вид, привязанный к планете. Он — существо, преодолевающее границы. Освоение космоса — это продолжение великого философского вопроса: кто мы? Если мы немного прикоснулись к ответу на вопрос, откуда мы, то можем лишь гадать о том, куда мы.
Выход в космос трансформирует представления о жизни, разуме, нравственности. В условиях невесомости, радиации, отчужденности пространства привычные категории перестают работать. Мы учимся думать иначе, переосмысляем место человека во Вселенной. Это не отказ от Земли, а расширение горизонтов, где взгляд на родную Землю меняется.
Космос не холоден, если видеть в нем не только пустоту, но и «поприще для великого подвига», как писал Николай Федоров. Осваивая его, мы осваиваем самих себя. Может быть, чем дальше за пределы Земли мы пойдем, тем лучше поймем, кто такой человек.
#философия #космос #будущее
130225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Другой разум как зеркало.
Сегодня мы заканчиваем активное обсуждение темы "Философия космоса" и задаёмся кульминационным вопросом:
Мы определяем себя способностью к абстракции, рефлексии и коммуникации, но может ли существовать сознание, функционирующее на принципах, недоступных нашей логике?
Действительно, мы привыкли рассматривать мышление человека в категориях абстракции, рефлексии, коммуникации, значения, смысла, логических операций. Но ограничена ли природа мышления лишь тем, что подвластно нашему разуму? Если логика — это инструмент, структурирующий мышление, то оно, возможно, выходит за ее пределы, включая иные формы существования.
Мы вполне можем представить мышление, не основанное на бинарных оппозициях, причинно-следственных связях или категориальном анализе. И речь идёт не только о глупых людях, но и о мистических традициях, измененных состояниях сознания, единении прихожан в Теле Христовом. В таких случаях мышление растворяется в ином типе восприятия, оно становится не тем, что мыслит, и даже не предметом мышления, но наблюдаемым процессом и феноменов.
В этом смысле мышление может быть процессом, не поддающимся нашей логической декомпозиции.
Биологически мы связаны с конкретным типом нейронных взаимодействий, но что, если иные формы жизни — или даже искусственные структуры — могут порождать мышление, функционирующее вне привычных нам законов? Тогда вопрос не в том, возможно ли такое мышление, а в том, способны ли мы его распознать.
Если мы ограничиваем мышление нашим способом рассуждения, не упускаем ли мы возможность столкнуться с чем-то радикально иным? Возможно, чтобы понять мышление, отличное от нашего, нам нужно выйти за пределы собственного мышления.
Поэтому философия иного разума — это путь к пониманию самих себя.
#философия #космос #будущее
140225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Сегодня мы заканчиваем активное обсуждение темы "Философия космоса" и задаёмся кульминационным вопросом:
Мы определяем себя способностью к абстракции, рефлексии и коммуникации, но может ли существовать сознание, функционирующее на принципах, недоступных нашей логике?
Действительно, мы привыкли рассматривать мышление человека в категориях абстракции, рефлексии, коммуникации, значения, смысла, логических операций. Но ограничена ли природа мышления лишь тем, что подвластно нашему разуму? Если логика — это инструмент, структурирующий мышление, то оно, возможно, выходит за ее пределы, включая иные формы существования.
Мы вполне можем представить мышление, не основанное на бинарных оппозициях, причинно-следственных связях или категориальном анализе. И речь идёт не только о глупых людях, но и о мистических традициях, измененных состояниях сознания, единении прихожан в Теле Христовом. В таких случаях мышление растворяется в ином типе восприятия, оно становится не тем, что мыслит, и даже не предметом мышления, но наблюдаемым процессом и феноменов.
В этом смысле мышление может быть процессом, не поддающимся нашей логической декомпозиции.
Биологически мы связаны с конкретным типом нейронных взаимодействий, но что, если иные формы жизни — или даже искусственные структуры — могут порождать мышление, функционирующее вне привычных нам законов? Тогда вопрос не в том, возможно ли такое мышление, а в том, способны ли мы его распознать.
Если мы ограничиваем мышление нашим способом рассуждения, не упускаем ли мы возможность столкнуться с чем-то радикально иным? Возможно, чтобы понять мышление, отличное от нашего, нам нужно выйти за пределы собственного мышления.
Поэтому философия иного разума — это путь к пониманию самих себя.
#философия #космос #будущее
140225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Символ в философии античности.
Коллеги постигают философию символа, и мы присоединяемся к ним!
Вопрос дня сегодня таков: какова роль символа и символического в античной философии?
В античной философии символ играл ключевую роль как средство постижения истины, соединяющее видимый и невидимый миры.
Первоначально символ — это две части одной палки, при помощи которой передавалось важное послание. Если часть у посланника совпадала с частью адресата при соединении, это говорило о том, что послание верное, и посланнику можно доверять.
В философском смысле сама эта палка — тоже многозначный символ. Она может отражать идею соответствия между чувственным и умопостигаемым, соответствия языка и истины, а также полного несоответствия языка истине. Разберемся.
Платон использовал символическое мышление в концепции идей: видимые вещи — лишь тени подлинной реальности, и делал ставку именно на «незримое очами», как писал о концепции Платона Владимир Соловьев. Уже Аристотель определил истину как соответствие чувственного опыта с образом в голове познающего. То есть, соответствие наблюдаемого и логических процедур в голове.
Символическое мышление также пронизывало мистические традиции, такие как орфизм и неопифагореизм, где оно выражало тайные знания о душе, космосе и их связи.
Большую роль концепт символа сыграл в средневековой христианской экзегезе, но сегодня мы говорим только об античности.
Подводя итог, скажем, что в античной философии символ служил мостом между постигаемым и постигающим, познаваемым и познающим. Иными словами, между божественными и человеческими вещами.
Символ — это способ выразить невыразимое — то, о чем мы ничего не можем сказать доступными нам словами. Таковы, например, бог, смерть, ведь для всего остального у нас найдутся слова. Символ — это отображение того, о чем «следует молчать». Символ — это язык на его пределе, на пределе, за которым кончаются наши языковые возможности, за которым начинается внеязыковая реальность.
#философия #античность #символ
170225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Коллеги постигают философию символа, и мы присоединяемся к ним!
Вопрос дня сегодня таков: какова роль символа и символического в античной философии?
В античной философии символ играл ключевую роль как средство постижения истины, соединяющее видимый и невидимый миры.
Первоначально символ — это две части одной палки, при помощи которой передавалось важное послание. Если часть у посланника совпадала с частью адресата при соединении, это говорило о том, что послание верное, и посланнику можно доверять.
В философском смысле сама эта палка — тоже многозначный символ. Она может отражать идею соответствия между чувственным и умопостигаемым, соответствия языка и истины, а также полного несоответствия языка истине. Разберемся.
Платон использовал символическое мышление в концепции идей: видимые вещи — лишь тени подлинной реальности, и делал ставку именно на «незримое очами», как писал о концепции Платона Владимир Соловьев. Уже Аристотель определил истину как соответствие чувственного опыта с образом в голове познающего. То есть, соответствие наблюдаемого и логических процедур в голове.
Символическое мышление также пронизывало мистические традиции, такие как орфизм и неопифагореизм, где оно выражало тайные знания о душе, космосе и их связи.
Большую роль концепт символа сыграл в средневековой христианской экзегезе, но сегодня мы говорим только об античности.
Подводя итог, скажем, что в античной философии символ служил мостом между постигаемым и постигающим, познаваемым и познающим. Иными словами, между божественными и человеческими вещами.
Символ — это способ выразить невыразимое — то, о чем мы ничего не можем сказать доступными нам словами. Таковы, например, бог, смерть, ведь для всего остального у нас найдутся слова. Символ — это отображение того, о чем «следует молчать». Символ — это язык на его пределе, на пределе, за которым кончаются наши языковые возможности, за которым начинается внеязыковая реальность.
#философия #античность #символ
170225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Символ в средневековой философии. Актуальность прежних рецептов.
Что нового в понимании символа привнесли средние века?
Что из средневекового понимания символа вы бы посчитали полезным и интересным для разработки новой самобытной философии символа?
Средневековая философия является термином, применяемым в отношении длительного временного отрезка в 1000 лет. Внутри средневековой философии складывались различные течения, а сама она формировалась с опорой, разумеется, на христианские священные тексты, с одной стороны, и под влиянием античной философской традиции, с другой.
Тем не менее, мы можем говорить о том, что в Средние века символ был переосмыслен в онтологическом и гносеологическом значении.
Так, не без влияния гностицизма и его экзегетического подхода к священным текстам, появилось представление о сакральной онтологии символа — символ стал восприниматься как способ толкования текста и мира для поиска божественной истины.
Гностическому миросозерцанию был свойственен "экзегетический взгляд на мир, исходящий из того, что и Писания, и сам Космос являются символическими сущностями (любой телесный, зримый феномен способен быть осмыслен как символ стоящей за ним реальности)". (Р.В. Светлов, Гнозис и экзегетика)
"Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы" [Римлянам 1:20] — написано в священном для христианства тексте. Следовательно, для познания Бога или той или иной части Его замысла, а также для познания себя и мира, необходимо символически толковать священные тексты и сам мир, находя между ними соответствие.
Символическая интерпретация была частью учение о трехуровневом толковании Библии — буквальном, аллегорическом, символическом.
Символ как средство познания Божественного откровения — Библии и Евангелий — стал важнейшим инструментом богопознания, что мы находим у, например, Августина Аврелия и Фомы Аквинского.
Проблему соотношения символа и реальности, хотя и с некоторыми оговорками, вполне можно рассматривать как знаменитый спор номиналистов и реалистов об универсалиях.
Переходя ко второму вопросу, стоит заметить, что, хотя философские вопросы имеют вечный характер, часто ответы на них имеют характер временной и теряют актуальность для следующих поколений. Однако история философии показывает, что за потерей актуальности часто следует ее новый рост.
Средневековая мысль ясно разделила два мира — горний и дольний. Символ же стал отражением мира горнего в мире дольнем. То есть, символ не просто указывает на нечто потустороннее, но вовлекает в него, создавая особые общественные отношения на уровне коммуникации — символического общения между людьми, разделяющими значение символов.
Развитие средневековой экзегетики повлияло на возникновение герменевтики, учитывающей не только социальные и культурные аспекты, но и многомерность восприятия реальности.
Наконец, сегодня уже стоит задуматься, чем является символ и символизация (засимволизация). Взглянуть на символ не со стороны потустороннего (разумеется, мысленно-фантазийно), а со стороны жизни земной.
Что стоит за стремлением человека к символизации мира? И не пора ли сорвать маски символов и взглянуть бытию в лицо?
#философия #средневековье #символ
180225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Что нового в понимании символа привнесли средние века?
Что из средневекового понимания символа вы бы посчитали полезным и интересным для разработки новой самобытной философии символа?
Средневековая философия является термином, применяемым в отношении длительного временного отрезка в 1000 лет. Внутри средневековой философии складывались различные течения, а сама она формировалась с опорой, разумеется, на христианские священные тексты, с одной стороны, и под влиянием античной философской традиции, с другой.
Тем не менее, мы можем говорить о том, что в Средние века символ был переосмыслен в онтологическом и гносеологическом значении.
Так, не без влияния гностицизма и его экзегетического подхода к священным текстам, появилось представление о сакральной онтологии символа — символ стал восприниматься как способ толкования текста и мира для поиска божественной истины.
Гностическому миросозерцанию был свойственен "экзегетический взгляд на мир, исходящий из того, что и Писания, и сам Космос являются символическими сущностями (любой телесный, зримый феномен способен быть осмыслен как символ стоящей за ним реальности)". (Р.В. Светлов, Гнозис и экзегетика)
"Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы" [Римлянам 1:20] — написано в священном для христианства тексте. Следовательно, для познания Бога или той или иной части Его замысла, а также для познания себя и мира, необходимо символически толковать священные тексты и сам мир, находя между ними соответствие.
Символическая интерпретация была частью учение о трехуровневом толковании Библии — буквальном, аллегорическом, символическом.
Символ как средство познания Божественного откровения — Библии и Евангелий — стал важнейшим инструментом богопознания, что мы находим у, например, Августина Аврелия и Фомы Аквинского.
Проблему соотношения символа и реальности, хотя и с некоторыми оговорками, вполне можно рассматривать как знаменитый спор номиналистов и реалистов об универсалиях.
Переходя ко второму вопросу, стоит заметить, что, хотя философские вопросы имеют вечный характер, часто ответы на них имеют характер временной и теряют актуальность для следующих поколений. Однако история философии показывает, что за потерей актуальности часто следует ее новый рост.
Средневековая мысль ясно разделила два мира — горний и дольний. Символ же стал отражением мира горнего в мире дольнем. То есть, символ не просто указывает на нечто потустороннее, но вовлекает в него, создавая особые общественные отношения на уровне коммуникации — символического общения между людьми, разделяющими значение символов.
Развитие средневековой экзегетики повлияло на возникновение герменевтики, учитывающей не только социальные и культурные аспекты, но и многомерность восприятия реальности.
Наконец, сегодня уже стоит задуматься, чем является символ и символизация (засимволизация). Взглянуть на символ не со стороны потустороннего (разумеется, мысленно-фантазийно), а со стороны жизни земной.
Что стоит за стремлением человека к символизации мира? И не пора ли сорвать маски символов и взглянуть бытию в лицо?
#философия #средневековье #символ
180225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Символ в эпоху позитивизма и модерна.
Мы продолжаем двигаться по волнам истории за разъяснением символа и, вероятно, в поисках нового его понимания.
Сегодня мы задаемся вопросом: какие парадигмальные изменения привели к повышению внимания к проблеме символа в 19, 20 веках?
Говорить о парадигмальных изменениях достаточно трудно, если мы для начала не определимся с содержанием слова парадигма. Тем не менее, выражаясь простыми словами, примем за его значение доминирующее представление о мире и человеке. Будем говорить в самом широком, категориальном смысле, ведь мы занимаемся философией, а не конкретной наукой или искусством. Также мы будем говорить о европейской части света, ведь, несмотря на нынешнее погружение в бурятские историю, культуру и философию, с историей европейской автор знаком лучше, чем с остальными. Возможно, в будущем ситуация изменится.
Итак, к 19-20 вв. представление об источнике познания мира и человека сместилось из священных текстов к самому человеку. Мы начали в большей степени говорить не о том, как человеку увидеть мир через текст, но о том, как мы понимаем мир. Также Владимиром Соловьевым было проведено жесткое разграничение понятий действительности и реальности. Действительность, писал философ, есть то, что действует, воздействует на нас, а мы это воспринимаем через органы чувств. Реальность же есть то, что мы подразумеваем под реальностью в своем мышлении. Два этих понятия вовсе не обязательно сочетаются между собой. Действительность мы, вероятно, воспринимаем через уже имеющееся у нас представление о реальности. Либо же действительность и реальность находятся в диалектическом взаимодействии, непрерывно формируя друг друга.
Так проблемы философии все более смещались к человеку, его мышлению и способам познания мира.
Другим немаловажным процессом была секуляризация, итогом которой, по нашему мнению, можно считать появление позитивизма. Отец позитивизма Огюст Конт в начале 19 века считал, что в истории человеческой мысли было три периода — мифологический (когда человек объяснял явления природы и общества богами, стоящими за этими явлениями), метафизический (когда человек привлекал высшие сущности и законы для объяснения явлений природы и общества) и позитивный (тот, за который боролся Конт — этап чистого позитивного, полезного знания, по его мнению, требующий выхолащивания всяких мифологических предрассудков и метафизических излишеств).
За фактом перестали видеть божественные и метафизические смыслы. Позитивизм предлагает смотреть на мир таким, каков он есть. По крайней мере, в этом видели и видят позитивисты надежду на точное знание о мире, а значит, и возможность изменить мир и общество по лучшему для них образцу.
Еще через столетие, на рубеже 19-20 вв., утвердился модерн, началось, по выражению М. Вебера, "расколдовывание мира", снятие всяких сверхъестественных аргументов в объяснении мира.
Неудивительно, что и концепт символа приобрел иное наполнение. В средние века под символом понималось выражение невыразимого, исходящее от Бога. Символ был чем-то вроде обращения Бога к человеку, и точное истолкование символа означало познание теологической истины. С течение времени под символом начали понимать не нечто онтологическое, но вполне психологическое и познавательное явление. Символ стал феноменом нашего сознания.
Так, Карл Густав Юнг рассматривал символ как связующее звено между сознанием и глубинной, непознаваемой реальностью. По Юнгу, символ выполняет две основные функции. Во-первых, он является посредником между сознательным и бессознательным, помогая человеку осознать скрытые психические процессы. Во-вторых, он несет в себе объяснительный потенциал: бессознательное использует символ как средство коммуникации с сознанием, побуждая человека к поиску смысла.
Однако русская философия на высоком уровне противостояла как позитивистским тенденциями, так и "расколдовыванию мира". Об этом, вероятно, мы будем говорить далее...
#философия #модерн #символ
190225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы продолжаем двигаться по волнам истории за разъяснением символа и, вероятно, в поисках нового его понимания.
Сегодня мы задаемся вопросом: какие парадигмальные изменения привели к повышению внимания к проблеме символа в 19, 20 веках?
Говорить о парадигмальных изменениях достаточно трудно, если мы для начала не определимся с содержанием слова парадигма. Тем не менее, выражаясь простыми словами, примем за его значение доминирующее представление о мире и человеке. Будем говорить в самом широком, категориальном смысле, ведь мы занимаемся философией, а не конкретной наукой или искусством. Также мы будем говорить о европейской части света, ведь, несмотря на нынешнее погружение в бурятские историю, культуру и философию, с историей европейской автор знаком лучше, чем с остальными. Возможно, в будущем ситуация изменится.
Итак, к 19-20 вв. представление об источнике познания мира и человека сместилось из священных текстов к самому человеку. Мы начали в большей степени говорить не о том, как человеку увидеть мир через текст, но о том, как мы понимаем мир. Также Владимиром Соловьевым было проведено жесткое разграничение понятий действительности и реальности. Действительность, писал философ, есть то, что действует, воздействует на нас, а мы это воспринимаем через органы чувств. Реальность же есть то, что мы подразумеваем под реальностью в своем мышлении. Два этих понятия вовсе не обязательно сочетаются между собой. Действительность мы, вероятно, воспринимаем через уже имеющееся у нас представление о реальности. Либо же действительность и реальность находятся в диалектическом взаимодействии, непрерывно формируя друг друга.
Так проблемы философии все более смещались к человеку, его мышлению и способам познания мира.
Другим немаловажным процессом была секуляризация, итогом которой, по нашему мнению, можно считать появление позитивизма. Отец позитивизма Огюст Конт в начале 19 века считал, что в истории человеческой мысли было три периода — мифологический (когда человек объяснял явления природы и общества богами, стоящими за этими явлениями), метафизический (когда человек привлекал высшие сущности и законы для объяснения явлений природы и общества) и позитивный (тот, за который боролся Конт — этап чистого позитивного, полезного знания, по его мнению, требующий выхолащивания всяких мифологических предрассудков и метафизических излишеств).
За фактом перестали видеть божественные и метафизические смыслы. Позитивизм предлагает смотреть на мир таким, каков он есть. По крайней мере, в этом видели и видят позитивисты надежду на точное знание о мире, а значит, и возможность изменить мир и общество по лучшему для них образцу.
Еще через столетие, на рубеже 19-20 вв., утвердился модерн, началось, по выражению М. Вебера, "расколдовывание мира", снятие всяких сверхъестественных аргументов в объяснении мира.
Неудивительно, что и концепт символа приобрел иное наполнение. В средние века под символом понималось выражение невыразимого, исходящее от Бога. Символ был чем-то вроде обращения Бога к человеку, и точное истолкование символа означало познание теологической истины. С течение времени под символом начали понимать не нечто онтологическое, но вполне психологическое и познавательное явление. Символ стал феноменом нашего сознания.
Так, Карл Густав Юнг рассматривал символ как связующее звено между сознанием и глубинной, непознаваемой реальностью. По Юнгу, символ выполняет две основные функции. Во-первых, он является посредником между сознательным и бессознательным, помогая человеку осознать скрытые психические процессы. Во-вторых, он несет в себе объяснительный потенциал: бессознательное использует символ как средство коммуникации с сознанием, побуждая человека к поиску смысла.
Однако русская философия на высоком уровне противостояла как позитивистским тенденциями, так и "расколдовыванию мира". Об этом, вероятно, мы будем говорить далее...
#философия #модерн #символ
190225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Общественные отношения на уровне символов.
Итак, следующий день, и нас спрашивают:
Оправдан ли с точки зрения современности поиск сакрального измерения символов?
Очень хороший вопрос. В первую очередь, всплывает ответ: а кто решает, оправдан или нет? Сакральное, несмотря на все попытки убрать его из научной картины мира, остаётся в ней не только как объект исследования, но и как актуальный феномен. Так или иначе мы придаем сакральный статус различным предметам мышления, и на этом строится, например, этика научного творчества.
Как показывают исследователи, например, Арнольд Тойнби, сакральное, будучи частью религии, лежит в основании культуры, ценностей, норм и правил поведения. Разумеется, современность также обладает представлением о сакральности, в особенности это касается, как нам кажется, российского общества. Так, выражение «нет ничего святого» имеет явно негативный оттенок, указывает на нигилизм и презрение к общественным ценностям.
Русская культура во многом коллективистская. Многие отечественные мыслители отмечали это: Бердяев писал о коммюнотарности, Федоров — об общем деле, Соловьев — о всеединстве и богочеловечестве (множество личностей, созвучных друг другу) в ответ на сверхчеловека (единственная индивидуализированная личность, стоящая выше остальных) Фридриха Ницше.
Поэтому и символ в рамках русской философии стоит рассматривать как нечто коллективное.
В социальных науках есть разделение общественных отношений на взаимодействие, организацию и коммуникацию. Последнее — это отношения людей на уровне символов. Например, все мы разделяем и наделяем одинаковым значением символ красного креста — аптеки.
Однако насколько точно и единообразно мы понимаем значение государственных символов — флага, герба, гимна? Понимаем ли мы и разделяем ли происхождение трехцветного флага? Осознаем ли содержательное значение гимна? Не получается ли ситуация, при которой содержание этих символов различается у разных сообществ внутри общества россиян? И тогда получается, что существует «несколько Россий», несколько ее образов, не всегда коррелирующих друг с другом.
Вот, на наш взгляд, вопросы современности. Следует сначала ответить на них, ведь символ часто может быть связан с сакральным, а так, где сакральное, там смысл жизни и смерти.
#философия #Россия #символ
200225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Итак, следующий день, и нас спрашивают:
Оправдан ли с точки зрения современности поиск сакрального измерения символов?
Очень хороший вопрос. В первую очередь, всплывает ответ: а кто решает, оправдан или нет? Сакральное, несмотря на все попытки убрать его из научной картины мира, остаётся в ней не только как объект исследования, но и как актуальный феномен. Так или иначе мы придаем сакральный статус различным предметам мышления, и на этом строится, например, этика научного творчества.
Как показывают исследователи, например, Арнольд Тойнби, сакральное, будучи частью религии, лежит в основании культуры, ценностей, норм и правил поведения. Разумеется, современность также обладает представлением о сакральности, в особенности это касается, как нам кажется, российского общества. Так, выражение «нет ничего святого» имеет явно негативный оттенок, указывает на нигилизм и презрение к общественным ценностям.
Русская культура во многом коллективистская. Многие отечественные мыслители отмечали это: Бердяев писал о коммюнотарности, Федоров — об общем деле, Соловьев — о всеединстве и богочеловечестве (множество личностей, созвучных друг другу) в ответ на сверхчеловека (единственная индивидуализированная личность, стоящая выше остальных) Фридриха Ницше.
Поэтому и символ в рамках русской философии стоит рассматривать как нечто коллективное.
В социальных науках есть разделение общественных отношений на взаимодействие, организацию и коммуникацию. Последнее — это отношения людей на уровне символов. Например, все мы разделяем и наделяем одинаковым значением символ красного креста — аптеки.
Однако насколько точно и единообразно мы понимаем значение государственных символов — флага, герба, гимна? Понимаем ли мы и разделяем ли происхождение трехцветного флага? Осознаем ли содержательное значение гимна? Не получается ли ситуация, при которой содержание этих символов различается у разных сообществ внутри общества россиян? И тогда получается, что существует «несколько Россий», несколько ее образов, не всегда коррелирующих друг с другом.
Вот, на наш взгляд, вопросы современности. Следует сначала ответить на них, ведь символ часто может быть связан с сакральным, а так, где сакральное, там смысл жизни и смерти.
#философия #Россия #символ
200225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Символ как предел восхождения.
Пройдя путь от символа вообще через символ в античности, средневековье и новом времени, коллеги подошли к русской философии, к коей мы прорывались уже давно.
Сегодня нас спрашивают: можно ли говорить о каком-то уникальном русском философском подходе к символу?
Разумеется, можно! Всем известна работа, посвященная философии символа, выдающегося отечественного мыслителя, «последнего истинного академика философии», одного из редчайших представителей Серебряного века в советской России Алексея Федоровича Лосева.
Лосев в ней отмечает, что символ обладает онтологическим статусом. Символ — это не просто значок с волюнтаристским наполнением, но часть бытия.
Однако о Лосеве, вероятно, вспомнят многие, говоря о философии символа. Мы же сосредоточимся на менее известной философии символа под авторством Николая Федоровича Федорова и Светланы Григорьевны Семёновой, развивавшей его идеи.
Семёнова считала, что человек есть существо религиозное по своей природе, т.е., превосходящее себя. Однако у человека нет в физическом мире образцов для движения вверх, какие есть у других животных, для которых владыкой является сам человек. Поэтому homo sapiens sapiens (он же homo ludens и homo faber) начинает «обрастать символической антенной» — системой символических интерпретаций запредельного, замирного, потустороннего.
Человек, — пишет Семёнова, — выпрямившись (homo erectus), вознеся руки к небу, и сам явил «живой символ, первый храм-молитву, обращенную к небу».
Мысля в активно-христианском ключе, Семёнова даёт свое толкование символа как способа выражения горнего мира в мире дольнем. В предельном понимании символическая система созидает культуру, соотнесенную с религиозным культом (и здесь Семёнова более чем права, если вспомнить, например, упомянутого ранее А. Тойнби).
Однако символизация мира лишь констатирует оторванность человека от горнего мира, от первоначального истинного состояния. В апокрифическом Евангелии от Филиппа сказано: «Истина не пришла в мир обнаженной, но она пришла в символах и образах».
Дальнейшая символизация и «засимволизация» мира, по мысли Семёновой, есть все большее утверждение человека в промежуточном состоянии между миром животным и миром божественным. Как мы знаем, человек может пробить дно, впав в животное состояние. Но в таком случае не может ли человек сделать шаг вверх и заглянуть за потолок своих кажущихся возможностей?
Символ, по Семёновой, — это своего рода потолок, отделяющий человека от Истины. Для того, чтобы восходить, воссоединяться (re-ligare), человек должен постепенно рассимволизировать мир, все более восходя к истинной вере, туда, где не было храмов, культов и символов, но было лишь прямое общение с Богом.
#философия #Россия #символ
210225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Пройдя путь от символа вообще через символ в античности, средневековье и новом времени, коллеги подошли к русской философии, к коей мы прорывались уже давно.
Сегодня нас спрашивают: можно ли говорить о каком-то уникальном русском философском подходе к символу?
Разумеется, можно! Всем известна работа, посвященная философии символа, выдающегося отечественного мыслителя, «последнего истинного академика философии», одного из редчайших представителей Серебряного века в советской России Алексея Федоровича Лосева.
Лосев в ней отмечает, что символ обладает онтологическим статусом. Символ — это не просто значок с волюнтаристским наполнением, но часть бытия.
Однако о Лосеве, вероятно, вспомнят многие, говоря о философии символа. Мы же сосредоточимся на менее известной философии символа под авторством Николая Федоровича Федорова и Светланы Григорьевны Семёновой, развивавшей его идеи.
Семёнова считала, что человек есть существо религиозное по своей природе, т.е., превосходящее себя. Однако у человека нет в физическом мире образцов для движения вверх, какие есть у других животных, для которых владыкой является сам человек. Поэтому homo sapiens sapiens (он же homo ludens и homo faber) начинает «обрастать символической антенной» — системой символических интерпретаций запредельного, замирного, потустороннего.
Человек, — пишет Семёнова, — выпрямившись (homo erectus), вознеся руки к небу, и сам явил «живой символ, первый храм-молитву, обращенную к небу».
Мысля в активно-христианском ключе, Семёнова даёт свое толкование символа как способа выражения горнего мира в мире дольнем. В предельном понимании символическая система созидает культуру, соотнесенную с религиозным культом (и здесь Семёнова более чем права, если вспомнить, например, упомянутого ранее А. Тойнби).
Однако символизация мира лишь констатирует оторванность человека от горнего мира, от первоначального истинного состояния. В апокрифическом Евангелии от Филиппа сказано: «Истина не пришла в мир обнаженной, но она пришла в символах и образах».
Дальнейшая символизация и «засимволизация» мира, по мысли Семёновой, есть все большее утверждение человека в промежуточном состоянии между миром животным и миром божественным. Как мы знаем, человек может пробить дно, впав в животное состояние. Но в таком случае не может ли человек сделать шаг вверх и заглянуть за потолок своих кажущихся возможностей?
Символ, по Семёновой, — это своего рода потолок, отделяющий человека от Истины. Для того, чтобы восходить, воссоединяться (re-ligare), человек должен постепенно рассимволизировать мир, все более восходя к истинной вере, туда, где не было храмов, культов и символов, но было лишь прямое общение с Богом.
#философия #Россия #символ
210225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Тропинки философского знания.
На основное канале началось обсуждение карты философии. Нас вопрошают: какие ориентиры мы возможно использовать при составлении карты русской философии? По какому принципу мы соотносить объекты на карте друг с другом. Попробуем осмыслить.
Во-первых, карта как способ систематизации и упорядочивания философского знания должна предполагать редукцию этого самого знания. Так, концепции Платона, Плотина, Канта, Гегеля различны по своему содержанию, но все их можно объединить под грифом объективного идеализма. Подобным образом, например, Демокрит и Маркс будут стоить под грифом материализма.
В данном случае способом систематизации (вернее сказать, классификации) выступит онтологический вопрос первичности сознания и материи. То есть, мы классифицируем по онтологическому принципу, в котором есть три подраздела — объективный и субъективный идеализмы, а также материализм.
По данной схеме классифицируется знание гносеологическое (по отношению к вопросу о познаваемости мира), этическое (о смысле жизни), эстетическое (о прекрасном) и так далее... Иными словами, сначала мы определяем, по какому параметру проводится классификация (онтология, гносеология, этика и пр.), а затем выбираем необходимый подраздел, к которому относится философское учение (идеализм, материализм, агностицизм и пр.).
Данный способ классификации отработан столетиями настолько, что уже вошел во все учебные пособия, стал азами философии. Однако, как подсказывает интуиция, подобный способ систематизации вряд ли получит многое от графического и картографического изображения, хотя и будет удобен и полезен для ориентирования в философии.
Во-вторых, и на это очень важно обратить внимание, любая классификация проводится на основе классифицируемого материала. Невозможно нанести на карту земли, в которых не бывал — то будут лишь фантазии, которые отразят действительность лишь с небольшой долей вероятности. Таким образом, на карту философии стоит наносит уже существующее философское знание.
Наконец, в-третьих, всякий текст (а текст и язык — основной исследовательский материал для философии, пусть она и говорит о бытии, нравственности, политике, обществе) содержит множество информации, которую в исследовательских целях необходимо структурировать. То есть, в массиве данных исследователю нужно определить тропинку, по которой он пойдет. Исходным пунктом этой тропинки является исследовательская проблема, а конечным — предвосхищаемое решение проблемы (или подступы к решению). Классификация, систематизация и структурирование в данном случае выступают методами исследования, то есть, ботинками, кроссовками, лыжами или коньками исследователя, идущего по тропинке — в зависимости от погодных условий и ландшафта.
Когда исследователь наметил свой путь, он уже понимает, что ему нужно увидеть, что ему интересно, а что нет. Да, такой подход может упустить нечто важное для других исследователей, но с тропинки лучше не сворачивать, если на то нет веских причин.
Значит, если мы говорим о карте русской философии, нам нужно понять, что именно мы хотим систематизировать — ее общественно-политические идеи, языковые конструкции, онтологические учения или что-то еще. В противном случае мы не сможем сориентироваться в большом объеме данных, которые могут оказаться совершенно бесполезными для нашей работы.
#философия #карта
240225-Улан-Удэ-БРОДРФ
На основное канале началось обсуждение карты философии. Нас вопрошают: какие ориентиры мы возможно использовать при составлении карты русской философии? По какому принципу мы соотносить объекты на карте друг с другом. Попробуем осмыслить.
Во-первых, карта как способ систематизации и упорядочивания философского знания должна предполагать редукцию этого самого знания. Так, концепции Платона, Плотина, Канта, Гегеля различны по своему содержанию, но все их можно объединить под грифом объективного идеализма. Подобным образом, например, Демокрит и Маркс будут стоить под грифом материализма.
В данном случае способом систематизации (вернее сказать, классификации) выступит онтологический вопрос первичности сознания и материи. То есть, мы классифицируем по онтологическому принципу, в котором есть три подраздела — объективный и субъективный идеализмы, а также материализм.
По данной схеме классифицируется знание гносеологическое (по отношению к вопросу о познаваемости мира), этическое (о смысле жизни), эстетическое (о прекрасном) и так далее... Иными словами, сначала мы определяем, по какому параметру проводится классификация (онтология, гносеология, этика и пр.), а затем выбираем необходимый подраздел, к которому относится философское учение (идеализм, материализм, агностицизм и пр.).
Данный способ классификации отработан столетиями настолько, что уже вошел во все учебные пособия, стал азами философии. Однако, как подсказывает интуиция, подобный способ систематизации вряд ли получит многое от графического и картографического изображения, хотя и будет удобен и полезен для ориентирования в философии.
Во-вторых, и на это очень важно обратить внимание, любая классификация проводится на основе классифицируемого материала. Невозможно нанести на карту земли, в которых не бывал — то будут лишь фантазии, которые отразят действительность лишь с небольшой долей вероятности. Таким образом, на карту философии стоит наносит уже существующее философское знание.
Наконец, в-третьих, всякий текст (а текст и язык — основной исследовательский материал для философии, пусть она и говорит о бытии, нравственности, политике, обществе) содержит множество информации, которую в исследовательских целях необходимо структурировать. То есть, в массиве данных исследователю нужно определить тропинку, по которой он пойдет. Исходным пунктом этой тропинки является исследовательская проблема, а конечным — предвосхищаемое решение проблемы (или подступы к решению). Классификация, систематизация и структурирование в данном случае выступают методами исследования, то есть, ботинками, кроссовками, лыжами или коньками исследователя, идущего по тропинке — в зависимости от погодных условий и ландшафта.
Когда исследователь наметил свой путь, он уже понимает, что ему нужно увидеть, что ему интересно, а что нет. Да, такой подход может упустить нечто важное для других исследователей, но с тропинки лучше не сворачивать, если на то нет веских причин.
Значит, если мы говорим о карте русской философии, нам нужно понять, что именно мы хотим систематизировать — ее общественно-политические идеи, языковые конструкции, онтологические учения или что-то еще. В противном случае мы не сможем сориентироваться в большом объеме данных, которые могут оказаться совершенно бесполезными для нашей работы.
#философия #карта
240225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Подходы к построению концепции карты.
Вопрос дня таков: какие методы при построении карты русской философии вам кажутся предпочтительными?
При построении карты русской философии логично опираться на несколько подходов. Например, историко-хронологический, проблематический, концептуальный, культурно-исторический, биографический.
1. Историко-хронологический подход — это классический подход, позволяющий выделить ключевые периоды и этапы развития русской философской мысли, начиная с раннесредневекового периода и до современности. Он помогает соотнести философские учения с историческими событиями — принятие христианства, татаро-монгольское иго, реформы Петра I, становление советской России. Этот метод позволяет проследить влияние конкретных исторических обстоятельств на философские концепции.
2. Проблематический подход позволяет систематизировать русскую мысль по ключевым философским проблемам, которые она поднимала. Так, можно выделить философские проблемы, которые занимали русских мыслителей на протяжении веков — метафизика, этика, социальная философия, проблемы познания, проблемы свободы, историософия и смысл истории. Это позволяет конкретизировать непосредственно философское содержание работ.
3. Концептуальный подход связан со способами ответа на философские вопросы. В укрупненном виде при таком подходе выделяются основные философские направления. Так, мы знаем, что в русской философии выделяют славянофильство и западничество, космизм, персонализм, а еще более укрупненно — религиозную философию, социальную философию, историософию и пр.
4. Культурно-исторический подход основан на учете исторической и культурной специфики России, что особенно важно для понимания русской философской мысли. Важно учитывать, что философия в России развивалась в особых условиях: в традиционной религиозной культуре, под влиянием православия, с присущими ей духовными и теологическими вопросами, а также под влиянием западно-европейской мысли, взаимодействие с которой прослеживается минимум с XVI века.
5. Биографический. Наконец, важно учитывать влияние философов друг на друга. Философские вопросы возникают у многих, и ответы на них человек может искать всю жизнь. На этом пути мыслитель встречает тех, кто помогает ему разобраться — авторов прошлого или своих современников. Строго говоря, происходит взаимодействие учителя и ученика — двух едва ли не первых исторических социальных ролей. Выявление этих связей позволяет провести нити идейного наследования современности в далекое прошлое, которое, таким образом, становится настоящим.
Таким образом, мы предлагаем комбинированный подход.
#философия #карта
250225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Вопрос дня таков: какие методы при построении карты русской философии вам кажутся предпочтительными?
При построении карты русской философии логично опираться на несколько подходов. Например, историко-хронологический, проблематический, концептуальный, культурно-исторический, биографический.
1. Историко-хронологический подход — это классический подход, позволяющий выделить ключевые периоды и этапы развития русской философской мысли, начиная с раннесредневекового периода и до современности. Он помогает соотнести философские учения с историческими событиями — принятие христианства, татаро-монгольское иго, реформы Петра I, становление советской России. Этот метод позволяет проследить влияние конкретных исторических обстоятельств на философские концепции.
2. Проблематический подход позволяет систематизировать русскую мысль по ключевым философским проблемам, которые она поднимала. Так, можно выделить философские проблемы, которые занимали русских мыслителей на протяжении веков — метафизика, этика, социальная философия, проблемы познания, проблемы свободы, историософия и смысл истории. Это позволяет конкретизировать непосредственно философское содержание работ.
3. Концептуальный подход связан со способами ответа на философские вопросы. В укрупненном виде при таком подходе выделяются основные философские направления. Так, мы знаем, что в русской философии выделяют славянофильство и западничество, космизм, персонализм, а еще более укрупненно — религиозную философию, социальную философию, историософию и пр.
4. Культурно-исторический подход основан на учете исторической и культурной специфики России, что особенно важно для понимания русской философской мысли. Важно учитывать, что философия в России развивалась в особых условиях: в традиционной религиозной культуре, под влиянием православия, с присущими ей духовными и теологическими вопросами, а также под влиянием западно-европейской мысли, взаимодействие с которой прослеживается минимум с XVI века.
5. Биографический. Наконец, важно учитывать влияние философов друг на друга. Философские вопросы возникают у многих, и ответы на них человек может искать всю жизнь. На этом пути мыслитель встречает тех, кто помогает ему разобраться — авторов прошлого или своих современников. Строго говоря, происходит взаимодействие учителя и ученика — двух едва ли не первых исторических социальных ролей. Выявление этих связей позволяет провести нити идейного наследования современности в далекое прошлое, которое, таким образом, становится настоящим.
Таким образом, мы предлагаем комбинированный подход.
#философия #карта
250225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Методологическиие и междисциплинарные инструменты для преодоления препятствий в построении карты.
Сегодня нас спрашивают: какие препятствия стоят на пути построения карты? Как мы можем их преодолеть?
К сожалению, пока мы не начали какую-либо деятельность, мы не можем точно говорить о предполагаемых препятствиях. Любые слова о том, что еще не сделано, либо не находится в процессе выполнения, будут отражать наш нынешний опыт и наши нынешние страхи о предполагаемом будущем, которое в силу страхов может и не наступить. То есть, проект может не быть реализован по причине наших сомнений в его реализуемости, которые мы высказываем в нынешнем настоящем.
Людвиг Витгенштейн в "Логико-философском трактате" писал: "Смерть не событие жизни. Смерть не переживается. Если под вечностью понимают не бесконечную временную длительность, а безвременность, то вечно живет тот, кто живет в настоящем" (6.4311). То есть, говорить о том, что еще не произошло, строго говоря нельзя. Особенно, если это не очерчено рамками целеполагания и содержательными задачами. Как говорил Луций Анней Сенека, "Если не знаешь, куда плыть, никакой ветер не будет попутным". Пожалуй, это и есть основное препятствие на пути реализации любого проекта, и в данном случае — карты философии.
Помимо этого, есть и ряд других соображений, связанных уже непосредственно со спецификой русской философии.
Во-первых, существует разрыв в восприятии русской философии. Наше прочтение дореволюционных текстов сегодня сильно отличается от их прочтения современниками автора. Это свидетельствует о культурном разрыве между 19 и 21 веками. И, с одной стороны, это негативная тенденция, ведь она фиксирует культурный разрыв внутри одного общества. С другой, подобное явление весьма распространено и может быть осуществлено без травматического опыта, какой пережила Россия и сопредельные страны в советский период истории. Так, современным англичанам трудно читать оригинальные тексты Шекспира, а нынешние китайцы едва ли поймут сложные стихи китайской средневековой поэзии.
Во-вторых, русская философия часто развивалась вне академических рамок — в литературе и литературной критике, богословии, публицистике. Более того, ряд философских учений прямо говорит о недостаточности лишь философского знания, прибегая к поэтической, художественной и даже музыкальной форме выражения философских идей. Это делает сложным как ее идентификацию, так и систематизацию. Если исследователь философии, привыкший, например, к немецкому идеализму или английскому сенсуализму, решит взяться за чтение русской религиозной или социальной философии, она может показаться ему излишне пространной, художественной, религиозной и даже эмпиричной, ведь часто направлена на решение конкретных социальных проблем — крепостного права, неравенства, просвещения, политического устройства. В данном случае необходимо использовать интердисциплинарный и полиметодологический подход, учитывающий выражение философских идей в разных формах.
В-третьих, политические и идеологические разрывы (революции, эмиграция, советская цензура) привели к потере части интеллектуального наследия, а внутри страны создалась, т.с., двойственная культура печатного и непечатного дискурса. Любой искушенный читатель советской философской и научной литературы хорошо знает об идеологических вставках и оговорках, об "эзоповом языке" советской литературы. Часто то, что публиковалось официально сильно отличалось от первоначальных рукописей. Пролить свет на действительное состояние философии в советский период помогают внефилософские методы познания — архивные исследования, биографический метод, интервью.
В заключение стоит подчеркнуть, что сочетание методологической гибкости и междисциплинарности исследований позволит преодолеть препятствия на пути понимания русской философии, а значит, и понимания каждого, кто занимается философией сегодня.
#философия #карта
260225-Улан-Удэ-БРОДРФ
Сегодня нас спрашивают: какие препятствия стоят на пути построения карты? Как мы можем их преодолеть?
К сожалению, пока мы не начали какую-либо деятельность, мы не можем точно говорить о предполагаемых препятствиях. Любые слова о том, что еще не сделано, либо не находится в процессе выполнения, будут отражать наш нынешний опыт и наши нынешние страхи о предполагаемом будущем, которое в силу страхов может и не наступить. То есть, проект может не быть реализован по причине наших сомнений в его реализуемости, которые мы высказываем в нынешнем настоящем.
Людвиг Витгенштейн в "Логико-философском трактате" писал: "Смерть не событие жизни. Смерть не переживается. Если под вечностью понимают не бесконечную временную длительность, а безвременность, то вечно живет тот, кто живет в настоящем" (6.4311). То есть, говорить о том, что еще не произошло, строго говоря нельзя. Особенно, если это не очерчено рамками целеполагания и содержательными задачами. Как говорил Луций Анней Сенека, "Если не знаешь, куда плыть, никакой ветер не будет попутным". Пожалуй, это и есть основное препятствие на пути реализации любого проекта, и в данном случае — карты философии.
Помимо этого, есть и ряд других соображений, связанных уже непосредственно со спецификой русской философии.
Во-первых, существует разрыв в восприятии русской философии. Наше прочтение дореволюционных текстов сегодня сильно отличается от их прочтения современниками автора. Это свидетельствует о культурном разрыве между 19 и 21 веками. И, с одной стороны, это негативная тенденция, ведь она фиксирует культурный разрыв внутри одного общества. С другой, подобное явление весьма распространено и может быть осуществлено без травматического опыта, какой пережила Россия и сопредельные страны в советский период истории. Так, современным англичанам трудно читать оригинальные тексты Шекспира, а нынешние китайцы едва ли поймут сложные стихи китайской средневековой поэзии.
Во-вторых, русская философия часто развивалась вне академических рамок — в литературе и литературной критике, богословии, публицистике. Более того, ряд философских учений прямо говорит о недостаточности лишь философского знания, прибегая к поэтической, художественной и даже музыкальной форме выражения философских идей. Это делает сложным как ее идентификацию, так и систематизацию. Если исследователь философии, привыкший, например, к немецкому идеализму или английскому сенсуализму, решит взяться за чтение русской религиозной или социальной философии, она может показаться ему излишне пространной, художественной, религиозной и даже эмпиричной, ведь часто направлена на решение конкретных социальных проблем — крепостного права, неравенства, просвещения, политического устройства. В данном случае необходимо использовать интердисциплинарный и полиметодологический подход, учитывающий выражение философских идей в разных формах.
В-третьих, политические и идеологические разрывы (революции, эмиграция, советская цензура) привели к потере части интеллектуального наследия, а внутри страны создалась, т.с., двойственная культура печатного и непечатного дискурса. Любой искушенный читатель советской философской и научной литературы хорошо знает об идеологических вставках и оговорках, об "эзоповом языке" советской литературы. Часто то, что публиковалось официально сильно отличалось от первоначальных рукописей. Пролить свет на действительное состояние философии в советский период помогают внефилософские методы познания — архивные исследования, биографический метод, интервью.
В заключение стоит подчеркнуть, что сочетание методологической гибкости и междисциплинарности исследований позволит преодолеть препятствия на пути понимания русской философии, а значит, и понимания каждого, кто занимается философией сегодня.
#философия #карта
260225-Улан-Удэ-БРОДРФ