Дорогие читатели и участники!
Несмотря на то, что праздники продолжаются, философия возвращается!
Последние несколько лет Движения посвящены вопросам единства и единого как философских категорий. Сегодня мы попробуем подступиться к ним, а также ответить на предложенный нам вопрос из основного канала:
Какая гипотеза вам ближе: Многое при условии Единого или Многое при отсутствии Единого?
Попробуем подступиться к понятию единого (или Единого, как иногда его называют именем собственным, подчеркивая уникальность, то есть, единичность единого). Говоря откровенно, всегда возникает вопрос: единое что? Ведь нас кажется очевидным, что мир состоит из множества частей, мир дан нам в множестве, а не в единстве. Было бы странным отрицать тот факт, что предметы, факты и объекты едины — нет, они наблюдаемы, осязаемы.
Более того, мы понимаем, что предмет существует лишь потому, что отделяем этот предмет от другого предмета. Человек, сидящий на стуле — это человек, а не стул, и не какое-то неведомое существо на шести опорах, ведь мы знаем, чем отличается человек от стула и наоборот.
Тогда о каком единстве может идти речь? Что поможет нам отличить единое от самого себя? В данном случае разумно обратиться к этимологии. Единое как философская категория восходит, конечно, к античной философии, где было представлено двумя словами — греческим ἕν и латинским unum. Нам известны слова универсальность, уния, унитарный — все они содержат в себе латинское слово unum, означающее единицу (I), единый, одинарный. Следовательно, вполне допустимо говорить об Одинстве и одинении.
Если не вдаваться в трансцендентализм, то единицу от самой себя отличают другие числа, которые из единиц состоят — 2, 3, 4 и т.д., а также ноль, т.е., небытие, отсутствие бытия, ничто. То есть, единое не может существовать в нашем сознании без многого и без ничто.
Кажется, часть ответа на вопрос найдена, но пойдем немного дальше, к человеку. Людвиг Витгенштейн в знаменитом "Логико-философском трактате" писал: "Мир распадается на факты" (1.2). Эти факты составляются в "образ мира", который обретает смысл. Иными словами, распавшийся на атомарные факты мир противостоит его осмыслению: "Образ изображает факты в логическом пространстве, т.е. в пространстве существования или несуществования атомарных фактов" (2.11), и нам образы мира нужны, ведь "То, что образ изображает, есть его смысл" (2.221).
Таким образом, стремление к объединению, к единому, к единству вполне можно прочесть как поиск смысла для мира, для попыток смысл обнаружить или мир изменить, хотя тот же Витгенштейн писал:
"Если добрая и злая воля изменяет мир, то она может изменить только границу мира, а не факты, не то, что может выражаться в языке. Короче говоря, при этом условии мир должен вообще стать совсем другим. Он должен, так сказать, уменьшаться или возрастать как целое. Мир счастливого совершенно другой, чем мир несчастного" (6.43).
#философия #единое #многое #образ_мира #Витгенштейн
060125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Несмотря на то, что праздники продолжаются, философия возвращается!
Последние несколько лет Движения посвящены вопросам единства и единого как философских категорий. Сегодня мы попробуем подступиться к ним, а также ответить на предложенный нам вопрос из основного канала:
Какая гипотеза вам ближе: Многое при условии Единого или Многое при отсутствии Единого?
Попробуем подступиться к понятию единого (или Единого, как иногда его называют именем собственным, подчеркивая уникальность, то есть, единичность единого). Говоря откровенно, всегда возникает вопрос: единое что? Ведь нас кажется очевидным, что мир состоит из множества частей, мир дан нам в множестве, а не в единстве. Было бы странным отрицать тот факт, что предметы, факты и объекты едины — нет, они наблюдаемы, осязаемы.
Более того, мы понимаем, что предмет существует лишь потому, что отделяем этот предмет от другого предмета. Человек, сидящий на стуле — это человек, а не стул, и не какое-то неведомое существо на шести опорах, ведь мы знаем, чем отличается человек от стула и наоборот.
Тогда о каком единстве может идти речь? Что поможет нам отличить единое от самого себя? В данном случае разумно обратиться к этимологии. Единое как философская категория восходит, конечно, к античной философии, где было представлено двумя словами — греческим ἕν и латинским unum. Нам известны слова универсальность, уния, унитарный — все они содержат в себе латинское слово unum, означающее единицу (I), единый, одинарный. Следовательно, вполне допустимо говорить об Одинстве и одинении.
Если не вдаваться в трансцендентализм, то единицу от самой себя отличают другие числа, которые из единиц состоят — 2, 3, 4 и т.д., а также ноль, т.е., небытие, отсутствие бытия, ничто. То есть, единое не может существовать в нашем сознании без многого и без ничто.
Кажется, часть ответа на вопрос найдена, но пойдем немного дальше, к человеку. Людвиг Витгенштейн в знаменитом "Логико-философском трактате" писал: "Мир распадается на факты" (1.2). Эти факты составляются в "образ мира", который обретает смысл. Иными словами, распавшийся на атомарные факты мир противостоит его осмыслению: "Образ изображает факты в логическом пространстве, т.е. в пространстве существования или несуществования атомарных фактов" (2.11), и нам образы мира нужны, ведь "То, что образ изображает, есть его смысл" (2.221).
Таким образом, стремление к объединению, к единому, к единству вполне можно прочесть как поиск смысла для мира, для попыток смысл обнаружить или мир изменить, хотя тот же Витгенштейн писал:
"Если добрая и злая воля изменяет мир, то она может изменить только границу мира, а не факты, не то, что может выражаться в языке. Короче говоря, при этом условии мир должен вообще стать совсем другим. Он должен, так сказать, уменьшаться или возрастать как целое. Мир счастливого совершенно другой, чем мир несчастного" (6.43).
#философия #единое #многое #образ_мира #Витгенштейн
060125-Улан-Удэ-БРОДРФ
О целостном знании. Взгляд сверху, снизу и сбоку.
Продолжая биться над вопросом о возможности создания всеобщего учения обо всем, нам предлагают задуматься над вопросом: можно ли интерпретировать процесс осмысления мира как сборку мозаики, в которой каждый паззл знания — осколок некогда Единой Истины?
Вопрос непраздный, ведь он обнажает два совершенно разных подхода к познанию мира, сформировавшихся в философии — дедукцию и индукцию.
Если дедукция ведет нас от общего к частному, от наиболее общих положений к более конкретным, то индукция исходит из частных истин, небольшого, но достоверного знания, и на этом фундаменте строит храм наук.
В истории философии уже говорили о том, что дедукция и индукция, суть, два разных подхода к описанию одно и того же явления, и потому не столь важно, чем именно мы пользуемся, ведь результат будет один. Однако такой взгляд на индукцию и дедукцию не учитывает существенной детали — того, на чем основывается применение того или иного метода.
Мы знаем, что существует несколько систем познания мира — миф, религия, наука, искусство. Иногда к данному списку добавляют и философию, а иногда оставляют ее "парить в воздухе" над всем остальным. Тем не менее, индуктивный метод близок науке: она ориентирована на эмпирическое знание, а дедуктивный близок религии, которой имманентна вера в единое начало знания — священный текст.
И здесь мы получаем противоречие, которое выходит за рамки только методологии. Нельзя забывать, что религия и наука выстраивают собственные картины мира, которые совсем не обязательно пересекаются, и тем более, они не могут быть тождественными, ведь тогда окажется, что религия и наука ничем не отличаются.
Каждая картина мира содержит в себе как знания об устройстве мироздания, так и другой аспект — систему ценностей, норм, социальных институтов самовоспроизводства культуры. Социальные институты воспроизводят себя и общество, возводя человека над его биологическим измерением.
При этом, каждая система ценностей претендует на статус истинной, ведь в противном случае окажется, что общества живут неверно. Здесь и кроется не просто противоречие, но потенциальный конфликт создания всеобщего учения обо всем. Может оказаться, что осколки некогда единой истины — это и есть отдельные науки и религиозные учения, в то время единый источник истины может обернуться химерой, ради которой вспыхнут новые конфликты.
А как думаете вы?
#философия #единое #истина #культура #ценность #наука #религия
070125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Продолжая биться над вопросом о возможности создания всеобщего учения обо всем, нам предлагают задуматься над вопросом: можно ли интерпретировать процесс осмысления мира как сборку мозаики, в которой каждый паззл знания — осколок некогда Единой Истины?
Вопрос непраздный, ведь он обнажает два совершенно разных подхода к познанию мира, сформировавшихся в философии — дедукцию и индукцию.
Если дедукция ведет нас от общего к частному, от наиболее общих положений к более конкретным, то индукция исходит из частных истин, небольшого, но достоверного знания, и на этом фундаменте строит храм наук.
В истории философии уже говорили о том, что дедукция и индукция, суть, два разных подхода к описанию одно и того же явления, и потому не столь важно, чем именно мы пользуемся, ведь результат будет один. Однако такой взгляд на индукцию и дедукцию не учитывает существенной детали — того, на чем основывается применение того или иного метода.
Мы знаем, что существует несколько систем познания мира — миф, религия, наука, искусство. Иногда к данному списку добавляют и философию, а иногда оставляют ее "парить в воздухе" над всем остальным. Тем не менее, индуктивный метод близок науке: она ориентирована на эмпирическое знание, а дедуктивный близок религии, которой имманентна вера в единое начало знания — священный текст.
И здесь мы получаем противоречие, которое выходит за рамки только методологии. Нельзя забывать, что религия и наука выстраивают собственные картины мира, которые совсем не обязательно пересекаются, и тем более, они не могут быть тождественными, ведь тогда окажется, что религия и наука ничем не отличаются.
Каждая картина мира содержит в себе как знания об устройстве мироздания, так и другой аспект — систему ценностей, норм, социальных институтов самовоспроизводства культуры. Социальные институты воспроизводят себя и общество, возводя человека над его биологическим измерением.
При этом, каждая система ценностей претендует на статус истинной, ведь в противном случае окажется, что общества живут неверно. Здесь и кроется не просто противоречие, но потенциальный конфликт создания всеобщего учения обо всем. Может оказаться, что осколки некогда единой истины — это и есть отдельные науки и религиозные учения, в то время единый источник истины может обернуться химерой, ради которой вспыхнут новые конфликты.
А как думаете вы?
#философия #единое #истина #культура #ценность #наука #религия
070125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Едино-Мыслие: утопия или реальность?
Идея создания целостного образа мысли, способного объединить разрозненные фрагменты знаний, кажется привлекательной. Но возможна ли она? Здесь возникают сомнения.
Современный мир знаний чрезвычайно сложен и разнороден. Каждая дисциплина обладает своим языком, методами и ценностно-нормативными характеристиками. Попытка соединить эти элементы в единое целое часто сталкивается с сопротивлением как со стороны ученых, так и со стороны самой природы знания, которая часто оказывается противоречивой.
Кроме того, единство мышления может скрывать опасности. Унификация знаний может привести к упрощению и потере уникальных перспектив, как это часто происходит в компендиумах и диатрибах. Если мы создадим "общую" картину мира, не лишимся ли мы тех ценных деталей, которые и формируют для нас мир, состоящий из атомов и соединенный лишь нашей логикой?
Наконец, сама идея целостности знания может быть иллюзией. Есть ли в человеке потенциал восприятия мира целостно, а не при помощи различных дисциплин? Ограниченный своим опытом, может ли человек охватить мир целокупно? Вполне возможно, что многообразие и фрагментарность — естественное состояние знания, отражающее сложность мира, а также формирующее индивидуальность, противоположную закономерности.
Хотя стремление к целостности вдохновляет, стоит помнить, что попытки создать единообразное мышление неизбежно останутся незавершенными. Быть может, наша задача — не искать абсолютного единства, универсальных закономерностей человеческой жизни (а именно с жизненным миром связаны целостные картины), а сделать акцент на уникальности, прерывающей всякие закономерности. Тогда, возможно, и жить с противоречиями и разрывами станет полегче.
#философия #единое #целое #уникальное #закономерное
080125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Идея создания целостного образа мысли, способного объединить разрозненные фрагменты знаний, кажется привлекательной. Но возможна ли она? Здесь возникают сомнения.
Современный мир знаний чрезвычайно сложен и разнороден. Каждая дисциплина обладает своим языком, методами и ценностно-нормативными характеристиками. Попытка соединить эти элементы в единое целое часто сталкивается с сопротивлением как со стороны ученых, так и со стороны самой природы знания, которая часто оказывается противоречивой.
Кроме того, единство мышления может скрывать опасности. Унификация знаний может привести к упрощению и потере уникальных перспектив, как это часто происходит в компендиумах и диатрибах. Если мы создадим "общую" картину мира, не лишимся ли мы тех ценных деталей, которые и формируют для нас мир, состоящий из атомов и соединенный лишь нашей логикой?
Наконец, сама идея целостности знания может быть иллюзией. Есть ли в человеке потенциал восприятия мира целостно, а не при помощи различных дисциплин? Ограниченный своим опытом, может ли человек охватить мир целокупно? Вполне возможно, что многообразие и фрагментарность — естественное состояние знания, отражающее сложность мира, а также формирующее индивидуальность, противоположную закономерности.
Хотя стремление к целостности вдохновляет, стоит помнить, что попытки создать единообразное мышление неизбежно останутся незавершенными. Быть может, наша задача — не искать абсолютного единства, универсальных закономерностей человеческой жизни (а именно с жизненным миром связаны целостные картины), а сделать акцент на уникальности, прерывающей всякие закономерности. Тогда, возможно, и жить с противоречиями и разрывами станет полегче.
#философия #единое #целое #уникальное #закономерное
080125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Целостное мировоззрение — мечта или необходимость?
Сегодня мы задаемся вопросом:
Необходимо ли нам новое Единое(целостное мировоззрение), гармонично соединяющее все области знания и деятельности?
Когда мы говорим о мировоззрении, нужно отдавать себе отчет в том, что в самом слове заключена подсказка: воззрение на мир, воззрение мира — это взгляд на него, сформированный в течение жизни под воздействием различных факторов.
Какие-то из данный факторов мы можем отнести к чисто рациональным и проверяемым, но другие — нет. Есть ряд причин формирования нашего мировоззрения, которые не укладываются в строгую рациональность. К таким причинам относятся те, о которых мы говорим "мне/ему/ей так удобно".
Удобно в данном случае — это не только и не столько о мещанских привычках, но о чем-то, что составляет ядро нашей психики, связанной с физиологией и, следовательно, с сознанием.
Иными словами, когда мы говорим о целостном взгляде на мир, стоит помнить, что целостность эта может быть выражена не только в форме тректата или диалога, но в самом факте существования нашей личности.
Если личность существует, развивается и продолжается, значит, она целостно способна адаптироваться к тому самому мир и даже воздействует на него.
Безусловно, каждое мировоззрение (мы сейчас говорим об индивидуальном мировоззрении, но данное утверждение справедливо и по отношению к коллективному и институциональному) обладает своей уникальностью, иначе бы не было потенциала разделить их.
Если несколько мировоззрений, возникших как способ сохранения жизни, существуют, то имеет ли смысл их дальнейшее объединение?
На наш взгляд, значительно более полезным было бы глубокое знакомство с каждым из мировоззрений, их сравнение, нахождение сходств, взаимодополняющих оснований и, разумеется, противоречий.
Противоречий, от которых иногда умирают, но при правильном подходе чаще, все-таки, развиваются.
#философия #противоречия #целое #уникальное #мировоззрение
090125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Сегодня мы задаемся вопросом:
Необходимо ли нам новое Единое(целостное мировоззрение), гармонично соединяющее все области знания и деятельности?
Когда мы говорим о мировоззрении, нужно отдавать себе отчет в том, что в самом слове заключена подсказка: воззрение на мир, воззрение мира — это взгляд на него, сформированный в течение жизни под воздействием различных факторов.
Какие-то из данный факторов мы можем отнести к чисто рациональным и проверяемым, но другие — нет. Есть ряд причин формирования нашего мировоззрения, которые не укладываются в строгую рациональность. К таким причинам относятся те, о которых мы говорим "мне/ему/ей так удобно".
Удобно в данном случае — это не только и не столько о мещанских привычках, но о чем-то, что составляет ядро нашей психики, связанной с физиологией и, следовательно, с сознанием.
Иными словами, когда мы говорим о целостном взгляде на мир, стоит помнить, что целостность эта может быть выражена не только в форме тректата или диалога, но в самом факте существования нашей личности.
Если личность существует, развивается и продолжается, значит, она целостно способна адаптироваться к тому самому мир и даже воздействует на него.
Безусловно, каждое мировоззрение (мы сейчас говорим об индивидуальном мировоззрении, но данное утверждение справедливо и по отношению к коллективному и институциональному) обладает своей уникальностью, иначе бы не было потенциала разделить их.
Если несколько мировоззрений, возникших как способ сохранения жизни, существуют, то имеет ли смысл их дальнейшее объединение?
На наш взгляд, значительно более полезным было бы глубокое знакомство с каждым из мировоззрений, их сравнение, нахождение сходств, взаимодополняющих оснований и, разумеется, противоречий.
Противоречий, от которых иногда умирают, но при правильном подходе чаще, все-таки, развиваются.
#философия #противоречия #целое #уникальное #мировоззрение
090125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Две составляющие успешной реализации исследовательского проекта в его связи с другими проектами.
В поисках смысла словосочетания единая философия нам предлагают задуматься над вопросом: насколько оправданным и перспективным вам кажется подход при котором отдельные проекты Движения рассматриваются как составляющие Единой Философии?
Попробуем абстрагироваться от движения и посмотрим на проекты отдельно. Что это за проекты? Безусловно, речь идет об исследовании, о философском творчестве. Возможно, к проектам также стоит отнести организационные проекты — конференции, круглые столы, экспедиции, ведь они представляют собой определенный тип осуществления исследовательской деятельности и ее презентации.
Если проекты реализуются в рамках одной организации, то логично предположить их внутреннюю связанность, исходящую из, с одной стороны, проблемы, с другой — из потенциала организации.
Поставленная широко проблема всегда будет конкретизироваться более мелкими проблемами, над решением которых должны работать группы или отдельные специалисты. Такова организация исследовательской деятельности, отработанная столетиями.
Бывают случаи, когда в процессе решения проблемы среднего уровня появляются проблема и материал, способные стать отдельным исследовательским направлением. Более того, появляется круг исследователей, которые способны это направление развивать. В таком случае образуется потенциал для возникновения новой дисциплины. Подробнее данный процесс описан американским социологом Н. Маллинзом.
Иными словами, в основании любого исследовательского проекта должен лежать ответ на вопросы: что изучается, зачем, какими средствами?
Самое же главное в разговоре о реализации проектов — это, разумеется, кадры. Именно люди, а не аппараты, точно написанные планы и отчеты, не компьютеры и пробирки позволяют проекту осуществиться и принести желаемый результат. Этим занимаются люди. В зависимости от того, каков состав исследовательской группы и определяется потенциал реализации проекта.
#философия #проекты #исследование #кадры
100125-Улан-Удэ-БРОДРФ
В поисках смысла словосочетания единая философия нам предлагают задуматься над вопросом: насколько оправданным и перспективным вам кажется подход при котором отдельные проекты Движения рассматриваются как составляющие Единой Философии?
Попробуем абстрагироваться от движения и посмотрим на проекты отдельно. Что это за проекты? Безусловно, речь идет об исследовании, о философском творчестве. Возможно, к проектам также стоит отнести организационные проекты — конференции, круглые столы, экспедиции, ведь они представляют собой определенный тип осуществления исследовательской деятельности и ее презентации.
Если проекты реализуются в рамках одной организации, то логично предположить их внутреннюю связанность, исходящую из, с одной стороны, проблемы, с другой — из потенциала организации.
Поставленная широко проблема всегда будет конкретизироваться более мелкими проблемами, над решением которых должны работать группы или отдельные специалисты. Такова организация исследовательской деятельности, отработанная столетиями.
Бывают случаи, когда в процессе решения проблемы среднего уровня появляются проблема и материал, способные стать отдельным исследовательским направлением. Более того, появляется круг исследователей, которые способны это направление развивать. В таком случае образуется потенциал для возникновения новой дисциплины. Подробнее данный процесс описан американским социологом Н. Маллинзом.
Иными словами, в основании любого исследовательского проекта должен лежать ответ на вопросы: что изучается, зачем, какими средствами?
Самое же главное в разговоре о реализации проектов — это, разумеется, кадры. Именно люди, а не аппараты, точно написанные планы и отчеты, не компьютеры и пробирки позволяют проекту осуществиться и принести желаемый результат. Этим занимаются люди. В зависимости от того, каков состав исследовательской группы и определяется потенциал реализации проекта.
#философия #проекты #исследование #кадры
100125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Некоторые иные составляющие успешной реализации проекта.
В рамках темы единой философии продолжается штудирование организационных вопросов, посвященных выслеживанию связи между несколькими темами и проектами.
Вчера мы поверхностно коснулись двух составляющих успешной исследовательской деятельности — ее проблематизированности и людей, самих исследователей. Сегодня мы попробуем сделать шаг в глубину второго пункта.
Как мы сказали, в основании исследовательской деятельности находятся люди. Именно они и являются основным условием реализации чего бы то ни было. При этом стоит помнить, что люди, в том числе, и те, что занимаются исследовательской деятельностью, разнятся по своим профессиональным навыками как горизонтально — то есть, каждый исследователь является специалистом в относительно узкой области знания — так и вертикально — каждый из нас стремится развивать свои навыки, и это означает, что верхняя ступень профессионального роста всегда присутствует на нашем жизненном пути.
Современное знание крайне разнообразно, и его уже невозможно охватить одному специалисту или группе мыслителей. Времена сосредоточения узкой прослойки мудрецов в школах уже прошли. Сегодня науку можно уподобить транснациональным корпорациям с соответствующими численностью штата, политическим влиянием и бюджетами. Разумеется, в таком масштабе каждый исследователь находит свою нишу и не может претендовать на всеведение.
Сходная ситуация наблюдается в философии, традиционно стоящей обособленно от науки, и иногда даже высокомерно себя позиционирующей. Безусловно, философское знание обладает генерализирующим характером, но даже с учетом этого мы не можем говорить о всеобъемлющем философском знании, которое по своей природе (или по природе познающего субъекта) хоть и оказывается гипотетически связанным, но познавательно и организационно разделенным. По этой причине мы и можем говорить о различных разделах философии — онтологии, гносеологии, этике, эстетике, историософии, философии религии пр.
Значит, философское знание также неоднородно, и это в известной степени снижает профессиональную мобильность внутри философского сообщества и препятствует созданию единой философской картины мира.
Наконец, важнейшим слагаемым успешного исследовательского проекта является актуально подобранная методология — совокупность методов, которыми планируется реализовывать поставленные задачи, т.е., решать философские проблемы. В отношении философского знания методология не такова, какова она в отношении познания научного.
Тем не менее, это лишь подчеркивает значение подбора квалифицированных кадров, способных, с одной стороны, работать в рамках своего методологического подхода, и, с другой, распределить и точно подобрать методологию решения конкретной задачи.
Продолжение следует. Возможно.
#философия #проекты #исследование #кадры
130125-Улан-Удэ-БРОДРФ
В рамках темы единой философии продолжается штудирование организационных вопросов, посвященных выслеживанию связи между несколькими темами и проектами.
Вчера мы поверхностно коснулись двух составляющих успешной исследовательской деятельности — ее проблематизированности и людей, самих исследователей. Сегодня мы попробуем сделать шаг в глубину второго пункта.
Как мы сказали, в основании исследовательской деятельности находятся люди. Именно они и являются основным условием реализации чего бы то ни было. При этом стоит помнить, что люди, в том числе, и те, что занимаются исследовательской деятельностью, разнятся по своим профессиональным навыками как горизонтально — то есть, каждый исследователь является специалистом в относительно узкой области знания — так и вертикально — каждый из нас стремится развивать свои навыки, и это означает, что верхняя ступень профессионального роста всегда присутствует на нашем жизненном пути.
Современное знание крайне разнообразно, и его уже невозможно охватить одному специалисту или группе мыслителей. Времена сосредоточения узкой прослойки мудрецов в школах уже прошли. Сегодня науку можно уподобить транснациональным корпорациям с соответствующими численностью штата, политическим влиянием и бюджетами. Разумеется, в таком масштабе каждый исследователь находит свою нишу и не может претендовать на всеведение.
Сходная ситуация наблюдается в философии, традиционно стоящей обособленно от науки, и иногда даже высокомерно себя позиционирующей. Безусловно, философское знание обладает генерализирующим характером, но даже с учетом этого мы не можем говорить о всеобъемлющем философском знании, которое по своей природе (или по природе познающего субъекта) хоть и оказывается гипотетически связанным, но познавательно и организационно разделенным. По этой причине мы и можем говорить о различных разделах философии — онтологии, гносеологии, этике, эстетике, историософии, философии религии пр.
Значит, философское знание также неоднородно, и это в известной степени снижает профессиональную мобильность внутри философского сообщества и препятствует созданию единой философской картины мира.
Наконец, важнейшим слагаемым успешного исследовательского проекта является актуально подобранная методология — совокупность методов, которыми планируется реализовывать поставленные задачи, т.е., решать философские проблемы. В отношении философского знания методология не такова, какова она в отношении познания научного.
Тем не менее, это лишь подчеркивает значение подбора квалифицированных кадров, способных, с одной стороны, работать в рамках своего методологического подхода, и, с другой, распределить и точно подобрать методологию решения конкретной задачи.
Продолжение следует. Возможно.
#философия #проекты #исследование #кадры
130125-Улан-Удэ-БРОДРФ
О совместной исследовательской работе в контексте проблемы успешной реализации проекта.
Мы говорили о неоднородности и полиметодологичности философского знания, благодаря чему пришли к выводу, что разные участники одного проекта могут отличаться друг от друга по своим философским пристрастиям, исследовательским интересам и методологическим подходам (если последние имеются).
Каким же образом можно объединить столь различных людей под крышей одной деятельности? Вопрос сколь непраздный, столь же и нелегкий для ответа. Попробуем подступиться к нему.
Поскольку каждый мыслитель, претендующий на статус философа, а более корректным было бы сказать стремящийся к философии, неизбежно должен рождать собственную философскую концепцию, оказывается, что общая работа и общее концептуальное творчество противоположны самой философии, ведущей, по мнению М.К. Мамардашвили, к становлению личности. Да, личностью, по мнению Мамардашвили, не рождаются, а становятся, и философия — основной путь становления личности.
Тем не менее, совершенно очевидно, что без человеческого сообщества человеком в символическом смысле не стать, не освоить социо-культурное богатство мира, которое является ступенью в становлении личностью.
В таком случае оказывается, что на определенном этапе формирования личности (а в философском смысле этот процесс может протекать всю жизнь, так и не завершившись, а иногда и не начавшись — в этом отличие философского понимания личности от психологического) человек, желающий продолжить становление, выбирает окружение, соответствующее избранной им стезе.
Такова идеальная модель, которую мы можем вообразить. Однако мы прекрасно понимаем, что выбор — это относительное понятие во всем многообразии событий жизни. В таком случае оказывается, что в рамках реализации одного проекта могут сойтись люди, совершенно далекий друг от друга по духу и избранному пути. Разумеется, их взаимодействие окажется губительным не только для проекта, но и для собственной их жизни.
В подобном случае наиболее логичным выглядит редукция взаимодействия сотрудников до функциональной составляющей. Важно заметить: не редукция самих людей до функций, а только их взаимодействия. В данном случае функциональное взаимодействие вполне можно уподобить бессодержательному нетворческому процессу, который парадоксальным образом способен создать нечто творческое. Так, например, разные мнения респондентов опроса преобразуются в ту или иную концепцию современного общества.
Редукция же самого человека до функции — это пример расчеловечивания и обесчеловечивания, против которого выступали крупнейшие мыслители XX века, сохранившие совесть. Расчеловечивание — явление удивительное, ведь расчеловечить может лишь тот, кто не признает человека в себе, тем самым, играя и против себя, и против другого, и против общего.
В ином случае, когда есть возможность не ограничиваться одной лишь функциональностью отношений, открывается невероятный потенциал совместной деятельности. Он и лежал в основании первых философских школ, первых университетов, первых научных сообществ. В России подобные объединения особенно пышно расцвели на рубеже XIX-XX вв., когда общественные организации самых разных направлений и профилей составили яркую палитру общественной жизни.
Посмеем предположить, что в основании подобных сообществ лежит то, что лежит в основании самой философии — любовь. Вернее, тот тип любви, который обозначался древними греками как филиа — любовь-интерес, любовь-дружба, любовь-притяжение. Действительно, когда мы встречаем какой-то актуальный для нас вопрос, мы заинтересовываемся им, посвящаем его изучению множество времени, он притягивает нас.
Данный процесс, разумеется, не может протекать без гипотетического носителя ответа на этот вопрос, не может он протекать и без соратников по поиску ответа. Именно таким образом и создаются великие школы, университеты, научные сообщества, издательства и журналы.
Да, как бы банально это не звучало, в основании оказывается определенный тип любви к мудрости не только в себе, но и в других людях.
Всех отмечающих поздравляю со старым новым годом!
Мы говорили о неоднородности и полиметодологичности философского знания, благодаря чему пришли к выводу, что разные участники одного проекта могут отличаться друг от друга по своим философским пристрастиям, исследовательским интересам и методологическим подходам (если последние имеются).
Каким же образом можно объединить столь различных людей под крышей одной деятельности? Вопрос сколь непраздный, столь же и нелегкий для ответа. Попробуем подступиться к нему.
Поскольку каждый мыслитель, претендующий на статус философа, а более корректным было бы сказать стремящийся к философии, неизбежно должен рождать собственную философскую концепцию, оказывается, что общая работа и общее концептуальное творчество противоположны самой философии, ведущей, по мнению М.К. Мамардашвили, к становлению личности. Да, личностью, по мнению Мамардашвили, не рождаются, а становятся, и философия — основной путь становления личности.
Тем не менее, совершенно очевидно, что без человеческого сообщества человеком в символическом смысле не стать, не освоить социо-культурное богатство мира, которое является ступенью в становлении личностью.
В таком случае оказывается, что на определенном этапе формирования личности (а в философском смысле этот процесс может протекать всю жизнь, так и не завершившись, а иногда и не начавшись — в этом отличие философского понимания личности от психологического) человек, желающий продолжить становление, выбирает окружение, соответствующее избранной им стезе.
Такова идеальная модель, которую мы можем вообразить. Однако мы прекрасно понимаем, что выбор — это относительное понятие во всем многообразии событий жизни. В таком случае оказывается, что в рамках реализации одного проекта могут сойтись люди, совершенно далекий друг от друга по духу и избранному пути. Разумеется, их взаимодействие окажется губительным не только для проекта, но и для собственной их жизни.
В подобном случае наиболее логичным выглядит редукция взаимодействия сотрудников до функциональной составляющей. Важно заметить: не редукция самих людей до функций, а только их взаимодействия. В данном случае функциональное взаимодействие вполне можно уподобить бессодержательному нетворческому процессу, который парадоксальным образом способен создать нечто творческое. Так, например, разные мнения респондентов опроса преобразуются в ту или иную концепцию современного общества.
Редукция же самого человека до функции — это пример расчеловечивания и обесчеловечивания, против которого выступали крупнейшие мыслители XX века, сохранившие совесть. Расчеловечивание — явление удивительное, ведь расчеловечить может лишь тот, кто не признает человека в себе, тем самым, играя и против себя, и против другого, и против общего.
В ином случае, когда есть возможность не ограничиваться одной лишь функциональностью отношений, открывается невероятный потенциал совместной деятельности. Он и лежал в основании первых философских школ, первых университетов, первых научных сообществ. В России подобные объединения особенно пышно расцвели на рубеже XIX-XX вв., когда общественные организации самых разных направлений и профилей составили яркую палитру общественной жизни.
Посмеем предположить, что в основании подобных сообществ лежит то, что лежит в основании самой философии — любовь. Вернее, тот тип любви, который обозначался древними греками как филиа — любовь-интерес, любовь-дружба, любовь-притяжение. Действительно, когда мы встречаем какой-то актуальный для нас вопрос, мы заинтересовываемся им, посвящаем его изучению множество времени, он притягивает нас.
Данный процесс, разумеется, не может протекать без гипотетического носителя ответа на этот вопрос, не может он протекать и без соратников по поиску ответа. Именно таким образом и создаются великие школы, университеты, научные сообщества, издательства и журналы.
Да, как бы банально это не звучало, в основании оказывается определенный тип любви к мудрости не только в себе, но и в других людях.
Всех отмечающих поздравляю со старым новым годом!
#философия #проекты #исследование #кадры #любовь #филиа #филия #совместное_творчество
140125-Улан-Удэ-БРОДРФ
140125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Культура философии
Философия, как и любая другая область познания, влияет на культуру. Можно сказать, что сама философия — это культурная практика, формирующая способы мышления и восприятия мира.
Ранее мы рассматривали соотношение философии и истории, и пришли к выводу, что они находятся в диалектическом взаимодействии. Подобное справедливо и по отношению к нашей сегодняшней пару.
С одной стороны, философия, коренится в культурных институтах общества, отражает ценности, нормы, язык, практики, миросозерцание и исторический опыт общества. С другой, философия за счет рефлексии способна критически (не критикански, но критически) взглянуть на нынешнее состояние культуры, дать оценку и предложить пути решения. Во втором случае проявляется преобразовательная функция философского знания.
Мы помним, что со времен античности философия была образом жизни, где мысль и действие были связаны. У Платона философия познания отражает поиск блага, добродетели и гармонии. В Средние века философия выступала как служанка богословия, то есть, такой тип мышления, без которого не познать высшую истину — божественное откровение. Культурно-преобразовательное влияние имела и имеет вся последующая философия: Р. Декарта, Ф. Бэкона, И. Канта, французских просветителей, марксистов и космистов, постмодернистов и позитивистов.
Тем не менее, еще раз подчеркнем, что полностью выделить философию из культуры не удастся. Несмотря на культуротворческие способности философии, несмотря на ее независимый статус, для выражения своих мыслей философ все равно использует тот или иной язык, соотносит себя с теми или иными ценностями и нормами, осуществляет это выражение в рамках культурно закрепленных практик.
#философия #культура
150125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Философия, как и любая другая область познания, влияет на культуру. Можно сказать, что сама философия — это культурная практика, формирующая способы мышления и восприятия мира.
Ранее мы рассматривали соотношение философии и истории, и пришли к выводу, что они находятся в диалектическом взаимодействии. Подобное справедливо и по отношению к нашей сегодняшней пару.
С одной стороны, философия, коренится в культурных институтах общества, отражает ценности, нормы, язык, практики, миросозерцание и исторический опыт общества. С другой, философия за счет рефлексии способна критически (не критикански, но критически) взглянуть на нынешнее состояние культуры, дать оценку и предложить пути решения. Во втором случае проявляется преобразовательная функция философского знания.
Мы помним, что со времен античности философия была образом жизни, где мысль и действие были связаны. У Платона философия познания отражает поиск блага, добродетели и гармонии. В Средние века философия выступала как служанка богословия, то есть, такой тип мышления, без которого не познать высшую истину — божественное откровение. Культурно-преобразовательное влияние имела и имеет вся последующая философия: Р. Декарта, Ф. Бэкона, И. Канта, французских просветителей, марксистов и космистов, постмодернистов и позитивистов.
Тем не менее, еще раз подчеркнем, что полностью выделить философию из культуры не удастся. Несмотря на культуротворческие способности философии, несмотря на ее независимый статус, для выражения своих мыслей философ все равно использует тот или иной язык, соотносит себя с теми или иными ценностями и нормами, осуществляет это выражение в рамках культурно закрепленных практик.
#философия #культура
150125-Улан-Удэ-БРОДРФ
"Иконостас" философии.
Сегодня мы пробуем сформировать ваш личный ряд представителей русской философии. Не только тех, кто внес наибольший вклад, кто определил облик философии, но и тех, кто именно вам кажется значимым и, быть может, недооцененным в истории отечественной мысли.
Обычный педагогический совет студентам курса философии для непрофильных направлений — найти своего любимого философа. Того, чьи мысли и идеи будут комплементарны вашим собственным. С этого начинается погружение в философию.
Мы задаемся обозначенным выше вопросом, потому что на пути философского становления личности каждый из нас встречает философов, близких себе по духу. Философский интерес всегда начинается с интереса личного. Он может проявиться в раннем возрасте, может — позднее. Однако, если интерес этот силен, мы обязательно найдем тех, кто будет откликаться в нашем мышлении и в нашей душе.
Самое интересное при этом — то, что этот мыслитель может быть даже не входить в список первых величин, не фигурировать в учебниках и энциклопедиях, но быть "нашим мыслителем". Нашим именно по опыту индивидуального и отчасти даже интеллектуально интимного взаимодействия идей. Такие люди формируют наше (и только наше) индивидуальное мышление, наш взгляд на мир и систему ценностей и норм.
Со временем интерес может как угаснуть, так и разгореться сильнее. Во втором случае мы переходим к новым идеям, новым взглядам и философским концепциям. Например, от в случае интереса к Иммануилу Канту неминуем переход к Х. Вульфу, Д. Юму или Г. Гегелю. Именно так из личного интереса разворачивается наша собственная философия, а вместе с ней и то, что образно названо философским иконостасом.
Разумеется, речь идет не о почитании и культе того или иного мыслителя — такое невозможно в философии. Речь идет о близости духа при опосредованном общении сквозь время и пространство.
Уважаемые читатели этого канала, поделитесь, пожалуйста, наиболее интересными для вас философами и мыслителями, их идеями и суждениями.
#философия #персоналии
160125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Сегодня мы пробуем сформировать ваш личный ряд представителей русской философии. Не только тех, кто внес наибольший вклад, кто определил облик философии, но и тех, кто именно вам кажется значимым и, быть может, недооцененным в истории отечественной мысли.
Обычный педагогический совет студентам курса философии для непрофильных направлений — найти своего любимого философа. Того, чьи мысли и идеи будут комплементарны вашим собственным. С этого начинается погружение в философию.
Мы задаемся обозначенным выше вопросом, потому что на пути философского становления личности каждый из нас встречает философов, близких себе по духу. Философский интерес всегда начинается с интереса личного. Он может проявиться в раннем возрасте, может — позднее. Однако, если интерес этот силен, мы обязательно найдем тех, кто будет откликаться в нашем мышлении и в нашей душе.
Самое интересное при этом — то, что этот мыслитель может быть даже не входить в список первых величин, не фигурировать в учебниках и энциклопедиях, но быть "нашим мыслителем". Нашим именно по опыту индивидуального и отчасти даже интеллектуально интимного взаимодействия идей. Такие люди формируют наше (и только наше) индивидуальное мышление, наш взгляд на мир и систему ценностей и норм.
Со временем интерес может как угаснуть, так и разгореться сильнее. Во втором случае мы переходим к новым идеям, новым взглядам и философским концепциям. Например, от в случае интереса к Иммануилу Канту неминуем переход к Х. Вульфу, Д. Юму или Г. Гегелю. Именно так из личного интереса разворачивается наша собственная философия, а вместе с ней и то, что образно названо философским иконостасом.
Разумеется, речь идет не о почитании и культе того или иного мыслителя — такое невозможно в философии. Речь идет о близости духа при опосредованном общении сквозь время и пространство.
Уважаемые читатели этого канала, поделитесь, пожалуйста, наиболее интересными для вас философами и мыслителями, их идеями и суждениями.
#философия #персоналии
160125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Философия и мистика в России.
Русская философия, будучи взращенной на религиозной почве, всегда отличалась особым вниманием к духовным и мистическим аспектам познания. Более того, эта религиозная почва была неоднородна: в нее входят как православие, так и славянское язычество, буддизм, ислам и рад других религиозных верований, пестрой мозаикой представленных на необъятных просторах России.
Несмотря на то, что русская философия родила различные формы атеизма и материализма, значительная ее часть обращалась к мистическому опыту как источнику познания. Этот факт связан с православием и религиозным опытом. Мистика, как неотъемлемая часть русской философской традиции, проявляется через стремление к познанию Божественного и пониманию связи человека с миром.
Одной из ключевых фигур, объединяющих философию и мистику, является Владимир Соловьев. Его концепция Всеединства утверждает единство Бога, человека и мира как основу бытия. Мистическое переживание, по Соловьеву, становится путем преодоления раздвоенности и возвращения к первоистоку.
Не менее показательная работа Вл.С. Соловьева "Смысл любви", где мыслитель последовательно рассматривает разные подходы к цели любви между людьми, но не находит в них удовлетворительного ответа. Высший же смысл Соловьев обнаруживает через мистическое гностическое учение.
Интересной в данном случае оказывается и философия Н.Ф. Федорова, который говорит о всеобщем воскрешении. При том факте, что сам Федоров отрицает мистику и даже становится ее резким критиком, его проект, как отмечал Н.А. Бердяев, невозможно понять без мистического контекста.
Мистика широко представлена в классической русской литературе — А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский обращались к мистическим сюжетам в своих произведениях. У Пушкина в "Пиковой даме" главному герою Герману мистическим образом везет в картах, и также мистически с ним случается неудача, из-за которой он проигрывает состояние и сходит с ума, повторяя "Тройка, семерка, туз. Тройка, семерка, дама!"
Произведения Гоголя полны мистических образов и сюжетов. Однако у него мистика становится чуть ли не обыденностью — то вареники сами собой обмазываются в сметане и летят в рот, то кузнец Вакула седлает черта и летит на нем в Петербург. Даже в "Петербургских повестях" Гоголя, где хлад имперской столицы сменяет теплое украинское раздолье, мистика — это не что-то выходящее из повседневности. Нос майора Ковалева пропал как-то сам, майору было стыдно ходить без носа, но никто особенно не удивлялся такому происшествию. Более того, нос даже начал жить своей жизнью, более успешной, чем его бывший владелец. Обычная ситуация для Николаевской России...
Таким образом, русская культура и мистика взаимосвязаны, они формируют уникальный синтез рационального и духовного подходов, стремящихся к постижению высшего смысла.
#философия #мистика #литература
170125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Русская философия, будучи взращенной на религиозной почве, всегда отличалась особым вниманием к духовным и мистическим аспектам познания. Более того, эта религиозная почва была неоднородна: в нее входят как православие, так и славянское язычество, буддизм, ислам и рад других религиозных верований, пестрой мозаикой представленных на необъятных просторах России.
Несмотря на то, что русская философия родила различные формы атеизма и материализма, значительная ее часть обращалась к мистическому опыту как источнику познания. Этот факт связан с православием и религиозным опытом. Мистика, как неотъемлемая часть русской философской традиции, проявляется через стремление к познанию Божественного и пониманию связи человека с миром.
Одной из ключевых фигур, объединяющих философию и мистику, является Владимир Соловьев. Его концепция Всеединства утверждает единство Бога, человека и мира как основу бытия. Мистическое переживание, по Соловьеву, становится путем преодоления раздвоенности и возвращения к первоистоку.
Не менее показательная работа Вл.С. Соловьева "Смысл любви", где мыслитель последовательно рассматривает разные подходы к цели любви между людьми, но не находит в них удовлетворительного ответа. Высший же смысл Соловьев обнаруживает через мистическое гностическое учение.
Интересной в данном случае оказывается и философия Н.Ф. Федорова, который говорит о всеобщем воскрешении. При том факте, что сам Федоров отрицает мистику и даже становится ее резким критиком, его проект, как отмечал Н.А. Бердяев, невозможно понять без мистического контекста.
Мистика широко представлена в классической русской литературе — А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский обращались к мистическим сюжетам в своих произведениях. У Пушкина в "Пиковой даме" главному герою Герману мистическим образом везет в картах, и также мистически с ним случается неудача, из-за которой он проигрывает состояние и сходит с ума, повторяя "Тройка, семерка, туз. Тройка, семерка, дама!"
Произведения Гоголя полны мистических образов и сюжетов. Однако у него мистика становится чуть ли не обыденностью — то вареники сами собой обмазываются в сметане и летят в рот, то кузнец Вакула седлает черта и летит на нем в Петербург. Даже в "Петербургских повестях" Гоголя, где хлад имперской столицы сменяет теплое украинское раздолье, мистика — это не что-то выходящее из повседневности. Нос майора Ковалева пропал как-то сам, майору было стыдно ходить без носа, но никто особенно не удивлялся такому происшествию. Более того, нос даже начал жить своей жизнью, более успешной, чем его бывший владелец. Обычная ситуация для Николаевской России...
Таким образом, русская культура и мистика взаимосвязаны, они формируют уникальный синтез рационального и духовного подходов, стремящихся к постижению высшего смысла.
#философия #мистика #литература
170125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Идея в философии и философия идеи.
Постигая проблему значения словосочетания "русская идея", нам предлагают задаться вопросами:
Чем, по вашему, философская идея отличается от иных идей, что характеризует ее собственную специфику?
Вопрос хорош тем, что он оригинален, то есть, заставляет обратиться к соьственному знанию и собственному мышлению, а не к учебникам или информационным системам.
Кроме этого, вопрос переводит рассуждение об идее в область философии, не касаясь политических, социо-культурных и других факторов формирования этого словосочетания, а также его современных коннотаций.
Разговор о философской идее как таковой не может быть простым. И непростота эта подтверждается уже тем, что сам Платон, с именем и философией которого ассоциируется учение об идеях, проводил дистинкцию идеи и эйдоса. Вернее сказать, сам Платон дистинкцию не давал, но она прослеживается в его текстах.
Другим затруднением является то, что ни идея, ни эйдос не понимаются у Платона однозначно, но зачастую обладают контекстуальным значением, из-за чего даже выделяются (напр., А.Ф. Лосевым) разные именования значения идеи и разные ее планы.
И это только Платон, а сколько еще чудных и чудных мыслителей идеалистического и материалистического толка было в истории и есть в современности! И у каждого идеи и идеи об идеях, как и у каждого из ныне живущих.
Тем не менее, есть одна черта, свойственная идее во все времена (а может, и вне времени) — идея не может быть познана чувственно. Идея есть обратное от материи.
Все остальные вопросы — о первичности, атрибутивности, гипостазийности, эманации, проявленности и сокрытости и пр. — есть проявления персональных мнений, знаний и откровений.
Что же касается нас и того, как кажется автору, то для меня философскую идею, помимо названной выше нематериальности, отличает ее предельная реальность. Это ее отличие от идеи научной, которая возникает эвристически и еще может быть оспорена, и от идеи творческой, которая еще должна быть воплощена.
Идеализм, — скажете вы.
Да, он самый. И объективный.
А как вы ответите на сегодняшний вопрос?
#философия #идея
200125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Постигая проблему значения словосочетания "русская идея", нам предлагают задаться вопросами:
Чем, по вашему, философская идея отличается от иных идей, что характеризует ее собственную специфику?
Вопрос хорош тем, что он оригинален, то есть, заставляет обратиться к соьственному знанию и собственному мышлению, а не к учебникам или информационным системам.
Кроме этого, вопрос переводит рассуждение об идее в область философии, не касаясь политических, социо-культурных и других факторов формирования этого словосочетания, а также его современных коннотаций.
Разговор о философской идее как таковой не может быть простым. И непростота эта подтверждается уже тем, что сам Платон, с именем и философией которого ассоциируется учение об идеях, проводил дистинкцию идеи и эйдоса. Вернее сказать, сам Платон дистинкцию не давал, но она прослеживается в его текстах.
Другим затруднением является то, что ни идея, ни эйдос не понимаются у Платона однозначно, но зачастую обладают контекстуальным значением, из-за чего даже выделяются (напр., А.Ф. Лосевым) разные именования значения идеи и разные ее планы.
И это только Платон, а сколько еще чудных и чудных мыслителей идеалистического и материалистического толка было в истории и есть в современности! И у каждого идеи и идеи об идеях, как и у каждого из ныне живущих.
Тем не менее, есть одна черта, свойственная идее во все времена (а может, и вне времени) — идея не может быть познана чувственно. Идея есть обратное от материи.
Все остальные вопросы — о первичности, атрибутивности, гипостазийности, эманации, проявленности и сокрытости и пр. — есть проявления персональных мнений, знаний и откровений.
Что же касается нас и того, как кажется автору, то для меня философскую идею, помимо названной выше нематериальности, отличает ее предельная реальность. Это ее отличие от идеи научной, которая возникает эвристически и еще может быть оспорена, и от идеи творческой, которая еще должна быть воплощена.
Идеализм, — скажете вы.
Да, он самый. И объективный.
А как вы ответите на сегодняшний вопрос?
#философия #идея
200125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Продолжаем размышлять об идее, и сегодня осуществляется переход от философской идеи как таковой к философской русской идее.
Мы отвечаем на вопросы:
Что содержит в себе русская идея такого, что выделяет ее на фоне других идей? Или же ничего такого особенного в ней и нет, обычная вполне себе идея?
Разумеется, русская идея — это сложное и многогранное понятие, для современного слуха оно неоднозначно.
Прежде ответа на вопрос, мы, будучи философами, зададимся вопросом о вопросе. А что именно подразумевается?
Мы можем прочесть данный вопрос несколькими способами и получить несколько его постановок, ведь многое зависит от вкладываемого в слова смысла.
Так, в словосочетании русская идея бросается в глаза национальная характеристика некоей идеи. Той идеи, что была порождена русскими (российскими?), была принята ими или сформировала нечто, что мы называем русскими (российскими).
Следовательно, ответов на вопрос может быть два: первый будет даваться из материалистического понимания илеи, а второй — из идеалистического как некоей идеи, которая формирует материю.
Если мы обратимся к идеалистическому пониманию идеи, то окажется, что эта вечная, неизменная и оформленная идея является источником нашего материального мира. В таком случае еам либо дано познать ее, либо нет. Но в мире материальном познать ее можно не более, чем, как тень "от незримого очами".
В случае применения того подхода, который мы назвали материалистическим, под русской идеей стоит понимать совокупность социо-культурных признаков, атрибутируемых как русские. В таком случае нас интересуют условия формирования этих признаков, их валидность, а также их функционирование в мышлении и влияние на духовную жизнь.
И в том, и в другом случае употребление слова русское вовсе не означает, что другие национальные культуры вступают с ней в противоречие. История знает множество примеров культурного обмена, который приводил к самым лучшим результатам.
#философия #идея
210125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы отвечаем на вопросы:
Что содержит в себе русская идея такого, что выделяет ее на фоне других идей? Или же ничего такого особенного в ней и нет, обычная вполне себе идея?
Разумеется, русская идея — это сложное и многогранное понятие, для современного слуха оно неоднозначно.
Прежде ответа на вопрос, мы, будучи философами, зададимся вопросом о вопросе. А что именно подразумевается?
Мы можем прочесть данный вопрос несколькими способами и получить несколько его постановок, ведь многое зависит от вкладываемого в слова смысла.
Так, в словосочетании русская идея бросается в глаза национальная характеристика некоей идеи. Той идеи, что была порождена русскими (российскими?), была принята ими или сформировала нечто, что мы называем русскими (российскими).
Следовательно, ответов на вопрос может быть два: первый будет даваться из материалистического понимания илеи, а второй — из идеалистического как некоей идеи, которая формирует материю.
Если мы обратимся к идеалистическому пониманию идеи, то окажется, что эта вечная, неизменная и оформленная идея является источником нашего материального мира. В таком случае еам либо дано познать ее, либо нет. Но в мире материальном познать ее можно не более, чем, как тень "от незримого очами".
В случае применения того подхода, который мы назвали материалистическим, под русской идеей стоит понимать совокупность социо-культурных признаков, атрибутируемых как русские. В таком случае нас интересуют условия формирования этих признаков, их валидность, а также их функционирование в мышлении и влияние на духовную жизнь.
И в том, и в другом случае употребление слова русское вовсе не означает, что другие национальные культуры вступают с ней в противоречие. История знает множество примеров культурного обмена, который приводил к самым лучшим результатам.
#философия #идея
210125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Идея нации в русской философии.
Мы продолжаем разговор о русской идее, который был поднят на канале РОД "Русская Философия".
Сегодня мы вопрошаем: содержатся ли все-таки в истории русской философии какие-то наиболее точные понимания русской идеи? И какие это понимания? И почему они таковы?
Конечно, говорить о точности в данном случае достаточно сложно, но вполне возможно говорить о конкретности в философии. Попробуем посмотреть.
Владимир Сергеевич Соловьев является автором наиболее конкретного определения, которое также в известном смысле заслоняет потенциал разгадки идеи нации: "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности". Этими словами Вл. Соловьев снимал претензии на поиск идеи нации в "общественном мнении сегодняшнего дня", ведь это "поставило бы нас в опасность быть разочарованными событиями последующего дня".
Соловьев обратился к религиозному толкованию идея нации. Философ убежден в единстве человеческого рода, поскольку "это есть религиозная истина, оправданная рационально философией и подтвержденная точной наукой". Следовательно, все человечество — это единый организм, представленный разными нациями, и потому "ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества", ведь в противном случае организм умрет.
Однако человечество — это не только физический и биологический организм, но моральный, долженствующий, ибо "члены и элементы, из коих он [единый организм человечества] состоит, — нации и индивиды — суть существа моральные". Если так, то никакая материальная ценность царства необходимости, т.е., мира материального, не может быть поставлена выше, чем нравственный долг, идеал. И это, считает верующий Соловьев, может быть воспринято "как благословение или как проклятие", поскольку "моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия". Мы можем лишь решить, как "носить ее в сердце своем и в судьбах своих".
В настоящем изложении мы дошли только до конца первого раздела работы Вл.С. Соловьева "Русская идея" (Пер. с франц. Г.А. Рачинского). Однако какое обильное содержание эта работа нам являет! Не будем пренебрегать этим и дадим свой отклик на размышления философа.
В первую очередь, бросается в глаза ясно поставленное утверждение, что идея нации не может ставить эту нацию выше или ниже остальных. Иными словами, эта идея не есть самоутверждение за счет других, но органическая самоманифестация, самопроявление нации в организме единого человечества — в этом Соловьев убежден.
Другой аспект — это религиозное толкование идеи нации — то, что часто цитируется и не вполне ясно понимается. "То, что Бог думает о ней [нации] в вечности" — это отсылка одновременно к моральному долгу, к смыслу, заложенному богом и к вечной идее. Кроме того, эта отсылка, как мы писали выше, отклоняет различные сиюминутные и конъюнктурные толкования нации — все, что ассоциируется с ней в злободневности — и ставит вопрос по-философски.
В том же разделе Соловьев сам указывает на релятивность толкования идеи нации: "И раз я русский, какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями: мнению официальной и официозной России, России настоящего, или тому мнению, которое исповедуют несколько миллионов наших староверов, этих истинных представителей традиционной России, России прошлого, для которых наша церковь и наше государство в их настоящем виде суть царство Антихриста; а то, может быть, не обратиться ли нам еще и к нигилистам: ведь они, быть может, являют собой будущее России". Это побуждает автора двигаться дальше...
Продолжение следует.
#философия #идея
220125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы продолжаем разговор о русской идее, который был поднят на канале РОД "Русская Философия".
Сегодня мы вопрошаем: содержатся ли все-таки в истории русской философии какие-то наиболее точные понимания русской идеи? И какие это понимания? И почему они таковы?
Конечно, говорить о точности в данном случае достаточно сложно, но вполне возможно говорить о конкретности в философии. Попробуем посмотреть.
Владимир Сергеевич Соловьев является автором наиболее конкретного определения, которое также в известном смысле заслоняет потенциал разгадки идеи нации: "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности". Этими словами Вл. Соловьев снимал претензии на поиск идеи нации в "общественном мнении сегодняшнего дня", ведь это "поставило бы нас в опасность быть разочарованными событиями последующего дня".
Соловьев обратился к религиозному толкованию идея нации. Философ убежден в единстве человеческого рода, поскольку "это есть религиозная истина, оправданная рационально философией и подтвержденная точной наукой". Следовательно, все человечество — это единый организм, представленный разными нациями, и потому "ни один народ не может жить в себе, чрез себя и для себя, но жизнь каждого народа представляет лишь определенное участие в общей жизни человечества", ведь в противном случае организм умрет.
Однако человечество — это не только физический и биологический организм, но моральный, долженствующий, ибо "члены и элементы, из коих он [единый организм человечества] состоит, — нации и индивиды — суть существа моральные". Если так, то никакая материальная ценность царства необходимости, т.е., мира материального, не может быть поставлена выше, чем нравственный долг, идеал. И это, считает верующий Соловьев, может быть воспринято "как благословение или как проклятие", поскольку "моральное существо никогда не может освободиться от власти божественной идеи, являющейся смыслом его бытия". Мы можем лишь решить, как "носить ее в сердце своем и в судьбах своих".
В настоящем изложении мы дошли только до конца первого раздела работы Вл.С. Соловьева "Русская идея" (Пер. с франц. Г.А. Рачинского). Однако какое обильное содержание эта работа нам являет! Не будем пренебрегать этим и дадим свой отклик на размышления философа.
В первую очередь, бросается в глаза ясно поставленное утверждение, что идея нации не может ставить эту нацию выше или ниже остальных. Иными словами, эта идея не есть самоутверждение за счет других, но органическая самоманифестация, самопроявление нации в организме единого человечества — в этом Соловьев убежден.
Другой аспект — это религиозное толкование идеи нации — то, что часто цитируется и не вполне ясно понимается. "То, что Бог думает о ней [нации] в вечности" — это отсылка одновременно к моральному долгу, к смыслу, заложенному богом и к вечной идее. Кроме того, эта отсылка, как мы писали выше, отклоняет различные сиюминутные и конъюнктурные толкования нации — все, что ассоциируется с ней в злободневности — и ставит вопрос по-философски.
В том же разделе Соловьев сам указывает на релятивность толкования идеи нации: "И раз я русский, какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями: мнению официальной и официозной России, России настоящего, или тому мнению, которое исповедуют несколько миллионов наших староверов, этих истинных представителей традиционной России, России прошлого, для которых наша церковь и наше государство в их настоящем виде суть царство Антихриста; а то, может быть, не обратиться ли нам еще и к нигилистам: ведь они, быть может, являют собой будущее России". Это побуждает автора двигаться дальше...
Продолжение следует.
#философия #идея
220125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Наступает пятый день обсуждения философии русской идеи.
Сегодня вопрос звучит так: каковы, по Вашему, условия и истоки существования русской идеи в языческие, христианские, советские и постсоветские времена?
Сразу признаем, что вопрос ясен не до конца — нас вопрошают о периоде ее формирования? Или о том, каковы различные истоки существования русской идеи в различные периоды? В любом случае, полный ответ может быть дан только в развернутом виде. Однако, в силу ограничений формата Телеграм, осветим несколько положений.
Во-первых, нужно обратить внимание на то, что при разговоре о русской идее (как бы ее ни понимали — национально, наднационально или вовсе вненационально) чаще всего делается акцент на европейской части России. Когда приводится хронология русской философии, это также касается европейской части России. На наш взгляд, подобный подход непродуктивно вытесняет историю восточной России и ее историю до вхождения в состав Российской Империи.
Во-вторых, приведенная периодизация интеллектуальной истории европейской части России не полна. Для большей корректности нужно выделить дохристианский период (условно объединим его в один), домонгольский, монгольский и послемонгольский, затем период династии Романовых, Россия петровская, европеизация и становление т.н. "Петербургского периода" истории России. Только за ними последовали Россия большевиков (в равной степени неоднородная по своей философской периодизации) и постсоветская Российская Федерация, за 34 года существования которой философия также менялась.
В-третьих, необходимо понять, что подразумевается под русской идеей. Если мы говорим о философской идее, к чему нас настойчиво склоняют последние дни, то крайне важным оказывается ответить на вопрос, возможна ли философия в язычестве? Философия оказалась более чем возможна в язычестве древнегреческом. Но так ли это в язычестве славянском?
Бурятская земля обладает несравненно более глубокой историей, нежели европейская часть России. Первые племенные образования относятся к III веку до новой эры, а с проникновением в Бурятию буддизма в XVI-XVII вв. представления о философии, надо полагать, сильно изменились.
Именно на этот процесс стоит обратить внимание.
#философия #идея
230125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Сегодня вопрос звучит так: каковы, по Вашему, условия и истоки существования русской идеи в языческие, христианские, советские и постсоветские времена?
Сразу признаем, что вопрос ясен не до конца — нас вопрошают о периоде ее формирования? Или о том, каковы различные истоки существования русской идеи в различные периоды? В любом случае, полный ответ может быть дан только в развернутом виде. Однако, в силу ограничений формата Телеграм, осветим несколько положений.
Во-первых, нужно обратить внимание на то, что при разговоре о русской идее (как бы ее ни понимали — национально, наднационально или вовсе вненационально) чаще всего делается акцент на европейской части России. Когда приводится хронология русской философии, это также касается европейской части России. На наш взгляд, подобный подход непродуктивно вытесняет историю восточной России и ее историю до вхождения в состав Российской Империи.
Во-вторых, приведенная периодизация интеллектуальной истории европейской части России не полна. Для большей корректности нужно выделить дохристианский период (условно объединим его в один), домонгольский, монгольский и послемонгольский, затем период династии Романовых, Россия петровская, европеизация и становление т.н. "Петербургского периода" истории России. Только за ними последовали Россия большевиков (в равной степени неоднородная по своей философской периодизации) и постсоветская Российская Федерация, за 34 года существования которой философия также менялась.
В-третьих, необходимо понять, что подразумевается под русской идеей. Если мы говорим о философской идее, к чему нас настойчиво склоняют последние дни, то крайне важным оказывается ответить на вопрос, возможна ли философия в язычестве? Философия оказалась более чем возможна в язычестве древнегреческом. Но так ли это в язычестве славянском?
Бурятская земля обладает несравненно более глубокой историей, нежели европейская часть России. Первые племенные образования относятся к III веку до новой эры, а с проникновением в Бурятию буддизма в XVI-XVII вв. представления о философии, надо полагать, сильно изменились.
Именно на этот процесс стоит обратить внимание.
#философия #идея
230125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Широта земли как причина формирования особого характера. Очерк из истории философии.
Подходит к концу неделя обсуждения темы русской идеи. Мы прошли немало, и весь вопрос в том, продвинулись ли? Ответ, вероятно, такое же, как в том анекдоте о пессимисте, оптимисте, реалисте и стакане, наполовину наполненном жидкостью.
Тем не менее, подводим итог и обращаемся уже целиком к истории русской философии.
Итак, вопрос: для каких отечественных концепций русская идея является важнейшим моментом философского построения и почему?
Мы уже касались заметки Вл.С. Соловьева "Русская идея", которую мы проанализировали до конца первого раздела. Поскольку метод подобного анализа предполагает большой объем, мы сосредоточимся на "верхах" русской философии.
Разумеется, русская идея как концепт, через который осмыслялся национальный характер, а вместе с ним и идея нации (которая, как мы уже поняли, не имеет отношения к самодовольству и самопревозношению нации), присутствует во множестве философских учений.
Вспомним, например, философию общего дела Н.Ф. Федорова. В центре его внимания — огромный и почти неохватный план искупления первородного греха сотворческими силами Бога и человечества. Особая антропология Федорова рассматривает человека как помощника Бога в деле исполнения библейских пророчеств, конечная цель которых — воскрешение.
Задача эта всемирная, каждый человек, будучи смертным, по мысли Федорова, должен свободно присоединиться к этому проекту.
Однако есть в текстах Н.Ф. Федорова указание на особое место России в этом проекте. Россия, по мысли философа, выпестовала мысль о воскрешении, а огромные просторы России служат местом подготовки для перехода к простору небесному, космическому — "этому новому поприщу для великого подвига".
На влияние географии указывал и один из самых рефлексирующих о России философов — Н.А. Бердяев. Он считал, что широта русских просторов формирует особых тип мышления, не свойственный тем, кто в подобных землях не воспитывался. Как тут не вспомнить слова того же Федорова: "Ширь земли русской способствует формированию богатырских характеров".
Вероятно, именно это указывает на вненациональный характер русской идеи, пусть и звучит словосочетание достаточно национально. Земля русская, как ее именуют, разделена и управляет различными народами и национальностями, и потому каждого человека, живущего на этой земле, сама природа воспитывает как богатыря.
#философия #идея #земля
240125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Подходит к концу неделя обсуждения темы русской идеи. Мы прошли немало, и весь вопрос в том, продвинулись ли? Ответ, вероятно, такое же, как в том анекдоте о пессимисте, оптимисте, реалисте и стакане, наполовину наполненном жидкостью.
Тем не менее, подводим итог и обращаемся уже целиком к истории русской философии.
Итак, вопрос: для каких отечественных концепций русская идея является важнейшим моментом философского построения и почему?
Мы уже касались заметки Вл.С. Соловьева "Русская идея", которую мы проанализировали до конца первого раздела. Поскольку метод подобного анализа предполагает большой объем, мы сосредоточимся на "верхах" русской философии.
Разумеется, русская идея как концепт, через который осмыслялся национальный характер, а вместе с ним и идея нации (которая, как мы уже поняли, не имеет отношения к самодовольству и самопревозношению нации), присутствует во множестве философских учений.
Вспомним, например, философию общего дела Н.Ф. Федорова. В центре его внимания — огромный и почти неохватный план искупления первородного греха сотворческими силами Бога и человечества. Особая антропология Федорова рассматривает человека как помощника Бога в деле исполнения библейских пророчеств, конечная цель которых — воскрешение.
Задача эта всемирная, каждый человек, будучи смертным, по мысли Федорова, должен свободно присоединиться к этому проекту.
Однако есть в текстах Н.Ф. Федорова указание на особое место России в этом проекте. Россия, по мысли философа, выпестовала мысль о воскрешении, а огромные просторы России служат местом подготовки для перехода к простору небесному, космическому — "этому новому поприщу для великого подвига".
На влияние географии указывал и один из самых рефлексирующих о России философов — Н.А. Бердяев. Он считал, что широта русских просторов формирует особых тип мышления, не свойственный тем, кто в подобных землях не воспитывался. Как тут не вспомнить слова того же Федорова: "Ширь земли русской способствует формированию богатырских характеров".
Вероятно, именно это указывает на вненациональный характер русской идеи, пусть и звучит словосочетание достаточно национально. Земля русская, как ее именуют, разделена и управляет различными народами и национальностями, и потому каждого человека, живущего на этой земле, сама природа воспитывает как богатыря.
#философия #идея #земля
240125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Путями Владимира Сергеевича Соловьева...
Мы продолжаем читать и анализировать работу Вл.С. Соловьева "Русская идея", написанную в 1888 году на французском языке. Используется перевод Г.А. Рачинского.
В прошлый раз мы остановились на конце первой части, где Соловьев пишет знаменитые слова "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности" и заканчивает скепсисом в отношении тезиса "долг патриота сводится к тому, чтобы поддерживать свою страну и служить ей в этой национальной политике, не навязывая ей своих субъективных идей".
Соловьев недоумевает: "какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями".
Во второй части философ укрепляет сомнения в приведенном выше тезисе о патриотизме как национальной идее. Соловьев обращается к религиозной истории (что логично, зная биографию мыслителя) и находит в ней подтверждение скепсису. Философ считает, что народ или нация могут неверно истолковать свою идею.
Так, иудеи, по мнению Соловьева, обладают мессианским призванием, связанным, в конем счете, с христианством. Иудеи — это "народ пророков и апостолов, народ Иисуса Христа и Пресвятой Девы". Однако, как известно, иудеи не приняли учение Христа, что говорит о том, что иудеи исполнили свою миссию против собственной воли. Следовательно, "не может уже считаться дозволенным теперь говорить, что общественное мнение нации всегда право и что народ никогда не может заблуждаться в своем истинном призвании или отвергать его".
Таким образом, понимание национальной идеи выходит за рамки временно'го и современного. Равно как выходит оно, по Соловьеву, за рамки только народного, что разбивает претензии почвенников и народников, а также славянофильскую идею "народ-богоносца".
Окончательный аргумент в сторону христианской миссии еврейского народа со стороны Соловьева заключается в том, что иудейский канонический текст "как простой исторический и литературный памятник" оканчивается призывом персидского языческого царя Кира строить Второй Иерусалимский храм. Христианский же священный текст предстает "произведением законченным и гармоничным", ведь от сотворения мира, через падение Адама и восстановление Христом мир приходит к " откровению преображенного и прославленного мира, Нового Иерусалима, нисходящего с небес, скинии, где Бог с людьми обитает".
Соловьев делает вывод, что "вне христианства историческое дело Израиля потерпело крушение". Окончательный же вывод Соловьева во второй части "Русской идеи" — "народ может при случае не понять своего призвания".
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
270125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Мы продолжаем читать и анализировать работу Вл.С. Соловьева "Русская идея", написанную в 1888 году на французском языке. Используется перевод Г.А. Рачинского.
В прошлый раз мы остановились на конце первой части, где Соловьев пишет знаменитые слова "идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности" и заканчивает скепсисом в отношении тезиса "долг патриота сводится к тому, чтобы поддерживать свою страну и служить ей в этой национальной политике, не навязывая ей своих субъективных идей".
Соловьев недоумевает: "какому из национальных мнений должен я пожертвовать моими субъективными идеями".
Во второй части философ укрепляет сомнения в приведенном выше тезисе о патриотизме как национальной идее. Соловьев обращается к религиозной истории (что логично, зная биографию мыслителя) и находит в ней подтверждение скепсису. Философ считает, что народ или нация могут неверно истолковать свою идею.
Так, иудеи, по мнению Соловьева, обладают мессианским призванием, связанным, в конем счете, с христианством. Иудеи — это "народ пророков и апостолов, народ Иисуса Христа и Пресвятой Девы". Однако, как известно, иудеи не приняли учение Христа, что говорит о том, что иудеи исполнили свою миссию против собственной воли. Следовательно, "не может уже считаться дозволенным теперь говорить, что общественное мнение нации всегда право и что народ никогда не может заблуждаться в своем истинном призвании или отвергать его".
Таким образом, понимание национальной идеи выходит за рамки временно'го и современного. Равно как выходит оно, по Соловьеву, за рамки только народного, что разбивает претензии почвенников и народников, а также славянофильскую идею "народ-богоносца".
Окончательный аргумент в сторону христианской миссии еврейского народа со стороны Соловьева заключается в том, что иудейский канонический текст "как простой исторический и литературный памятник" оканчивается призывом персидского языческого царя Кира строить Второй Иерусалимский храм. Христианский же священный текст предстает "произведением законченным и гармоничным", ведь от сотворения мира, через падение Адама и восстановление Христом мир приходит к " откровению преображенного и прославленного мира, Нового Иерусалима, нисходящего с небес, скинии, где Бог с людьми обитает".
Соловьев делает вывод, что "вне христианства историческое дело Израиля потерпело крушение". Окончательный же вывод Соловьева во второй части "Русской идеи" — "народ может при случае не понять своего призвания".
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
270125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Продолжая путь за Владимиром Соловьевым.
В третьей части текста Вл.С. Соловьев обращается к современным для него взглядам на Россию и ее историю. Мыслитель выделяет две ключевых фигуры в отечественной истории — Владимира Святого, крестившего Русь, и Петра Великого, который, "отбросив слепой национализм Москвы, проникнутый просвещенным патриотизмом, видящим истинные потребности своего народа, <...> не останавливается ни перед чем, чтобы внести, хотя бы насильственно, в Россию ту цивилизацию, которую она презирала, но которая была ей необходима".
Крещение Руси и петровские реформы — два ключевых исторических события, через которые Соловьев рассматривает русскую идею. Эти же две личности и два периода, связанные с их активной деятельностью, задают, по Соловьеву, самый высокий уровень для осмысления призвания России: "сколь велико и прекрасно должно быть в своем конечном осуществлении национальное дело, имевшее таких предшественников, и как высоко должна, если она не хочет упасть, ставить свою цель страна, имевшая во времена своего варварства своими представителями Святого Владимира и Петра Великого".
Философ критикует "наших лжепатриотов, желающих навязать русскому народу историческую миссию на свой образец и в пределах своего понимания", ведь для них "истинное величие России — мертвая буква", а национальным делом в их понимании "является нечто, чего проще на свете не бывает, и зависит оно от одной-единственной силы — силы оружия".
Соловьев обсуждает т.н. "греческий проект", выпестованный еще Екатериной Великой. Его смысл заключался в окружении Османской империи, разделе ее территорий и восстановлении Константинополя, то есть Второго Рима, силами Рима Третьего. Фантастическая по размаху идеализма задача, которая не была осуществлена в силу международных политических причин. Ведущие европейские державы того времени однозначно негативно отреагировали бы на попытку осуществления проекта, ведь она поставила бы под угрозу торговые отношения в Средиземноморье. Так греческий проект остался проектом, и будничность жизни победила широкую мечту, которую вполне можно именовать историософской.
И этот проект философ решительно отвергает: "Нет! Не этой России, какой мы ее видим теперь, России, изменившей лучшим своим воспоминаниям, урокам Владимира и Петра Великого, России, одержимой слепым национализмом и необузданным обскурантизмом, не ей овладеть когда-либо вторым Римом и положить конец роковому восточному вопросу".
"В истории мира есть события таинственные, но нет бессмысленных", — пишет Соловьев. Бессмысленных событий истории, из которых не можем извлечь уроков, из которых мы не можем понять себя современных и свое место в мире, не существует. Такова, вероятно, главная мысль данной части. Опираясь на это убеждение, Соловьев критикует существовавшие в его время идеи нации, явно указывая на их историческую непоследовательность и нецелостность.
В следующей, четвертой части мыслитель вновь обратится к религиозному измерению, а текст обретет более трансцендентный характер. Как это часто бывает у Соловьева, он последовательно рассматривает ответы на поставленный им вопрос и также последовательно отвергает эти ответы, вырабатывая, тем самым, свой философский ответ.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
280125-Улан-Удэ-БРОДРФ
В третьей части текста Вл.С. Соловьев обращается к современным для него взглядам на Россию и ее историю. Мыслитель выделяет две ключевых фигуры в отечественной истории — Владимира Святого, крестившего Русь, и Петра Великого, который, "отбросив слепой национализм Москвы, проникнутый просвещенным патриотизмом, видящим истинные потребности своего народа, <...> не останавливается ни перед чем, чтобы внести, хотя бы насильственно, в Россию ту цивилизацию, которую она презирала, но которая была ей необходима".
Крещение Руси и петровские реформы — два ключевых исторических события, через которые Соловьев рассматривает русскую идею. Эти же две личности и два периода, связанные с их активной деятельностью, задают, по Соловьеву, самый высокий уровень для осмысления призвания России: "сколь велико и прекрасно должно быть в своем конечном осуществлении национальное дело, имевшее таких предшественников, и как высоко должна, если она не хочет упасть, ставить свою цель страна, имевшая во времена своего варварства своими представителями Святого Владимира и Петра Великого".
Философ критикует "наших лжепатриотов, желающих навязать русскому народу историческую миссию на свой образец и в пределах своего понимания", ведь для них "истинное величие России — мертвая буква", а национальным делом в их понимании "является нечто, чего проще на свете не бывает, и зависит оно от одной-единственной силы — силы оружия".
Соловьев обсуждает т.н. "греческий проект", выпестованный еще Екатериной Великой. Его смысл заключался в окружении Османской империи, разделе ее территорий и восстановлении Константинополя, то есть Второго Рима, силами Рима Третьего. Фантастическая по размаху идеализма задача, которая не была осуществлена в силу международных политических причин. Ведущие европейские державы того времени однозначно негативно отреагировали бы на попытку осуществления проекта, ведь она поставила бы под угрозу торговые отношения в Средиземноморье. Так греческий проект остался проектом, и будничность жизни победила широкую мечту, которую вполне можно именовать историософской.
И этот проект философ решительно отвергает: "Нет! Не этой России, какой мы ее видим теперь, России, изменившей лучшим своим воспоминаниям, урокам Владимира и Петра Великого, России, одержимой слепым национализмом и необузданным обскурантизмом, не ей овладеть когда-либо вторым Римом и положить конец роковому восточному вопросу".
"В истории мира есть события таинственные, но нет бессмысленных", — пишет Соловьев. Бессмысленных событий истории, из которых не можем извлечь уроков, из которых мы не можем понять себя современных и свое место в мире, не существует. Такова, вероятно, главная мысль данной части. Опираясь на это убеждение, Соловьев критикует существовавшие в его время идеи нации, явно указывая на их историческую непоследовательность и нецелостность.
В следующей, четвертой части мыслитель вновь обратится к религиозному измерению, а текст обретет более трансцендентный характер. Как это часто бывает у Соловьева, он последовательно рассматривает ответы на поставленный им вопрос и также последовательно отвергает эти ответы, вырабатывая, тем самым, свой философский ответ.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
280125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Чем нация и национальность отличаются от национализма в "Русской идее" Вл.С. Соловьева.
После разоружения "лжепатриотов", осуществленного Соловьевым в третьей части "Русской идеи", а также неудачного прогноза о возрастающей роли болгар, в четвертой части философ обращается к дорогому его сердцу христианству, чтобы через него разрешить насущный вопрос — что есть нация и как это слово связано с национализмом.
Мыслитель противопоставляет понятия национальности и общественного мнения, именуя последний "фильсифицированным продуктом", в то время как национальности присуща "национальная совесть". На нее и уповает философ: она "сумеет найти более достоверное выражение для истинной русской идеи". По его мнению, "истинная русская идея" "здесь, близко", "засвидетельствованная религиозным характером народа, прообразованная и указанная важнейшими событиями и величайшими личностями нашей истории".
Это утверждение может показаться идеалистически народническим, однако мысль Соловьева явно шире: философ уповает на национальную совесть — глубокое религиозное чувство, иногда именуемое "внутренним богом" и рассматриваемое как Божий дар от самого сотворения человека.
Однако далее Соловьев разворачивает мысль еще шире, обращаясь с Священному Писанию: "откровенное Слово Божие. Я не хочу сказать, чтобы в этом Слове можно было найти что-либо о России: напротив, молчание его указует нам истинный путь".
Молчание говорит больше, чем слова: "Если единственный народ, о котором специально пеклось божественное провидение, был народ израильский, если смысл существования этого единственного в своем роде народа лежал не в нем самом, но в приуготованном им христианском откровении и если, наконец, в Новом Завете уже нет речи о какой-либо отдельной национальности и даже определенно указывается, что никакой национальный антагонизм не должен более иметь места, то не следует ли вывести из всего этого, что в первоначальной мысли Бога нации не существуют вне их органического и живого единства, — вне человечества?"
В подобной замысловатой и тяжеловесной форме Соловьев подводит нас к главному выводу: "Смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве". Человечество оказывается выше, ценнее и значительнее, чем отдельные нации. Человечество — слишком абстрактное понятие, лишенное реального бытия? Этот мереологический нигилизм Соловьев разбивает: "С таким же правом можно было бы сказать, что рука и нога реально существуют, а человек в его целом есть лишь абстрактное существо".
Более того, в дохристианскую эпоху, считает философ, была лишь "disjecta membra вселенского человека" — его разрозненные и разбросанные части, члены, фрагменты, которые лишь потенциально содержали в себе объединение.
Как актуальное понятие появляется человечество, по Соловьеву, именно с христианством: "эта идея [человечества] стала плотью, когда абсолютный центр всех существ открылся во Христе. С тех пор великое человеческое единство, вселенское тело Богочеловека, реально существует на земле".
Из этого следует прескриптивный вывод, что "участвовать в жизни вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа". И из этого следует, что национализм, который часто ассоциируют с понятием нации, есть противодействие этому замыслу:
"Таким образом, христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм".
Примечательно в этом фрагменте и то, как изысканно и глубоко Соловьев опережает Ленина в идее прав национальностей.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
290125-Улан-Удэ-БРОДРФ
После разоружения "лжепатриотов", осуществленного Соловьевым в третьей части "Русской идеи", а также неудачного прогноза о возрастающей роли болгар, в четвертой части философ обращается к дорогому его сердцу христианству, чтобы через него разрешить насущный вопрос — что есть нация и как это слово связано с национализмом.
Мыслитель противопоставляет понятия национальности и общественного мнения, именуя последний "фильсифицированным продуктом", в то время как национальности присуща "национальная совесть". На нее и уповает философ: она "сумеет найти более достоверное выражение для истинной русской идеи". По его мнению, "истинная русская идея" "здесь, близко", "засвидетельствованная религиозным характером народа, прообразованная и указанная важнейшими событиями и величайшими личностями нашей истории".
Это утверждение может показаться идеалистически народническим, однако мысль Соловьева явно шире: философ уповает на национальную совесть — глубокое религиозное чувство, иногда именуемое "внутренним богом" и рассматриваемое как Божий дар от самого сотворения человека.
Однако далее Соловьев разворачивает мысль еще шире, обращаясь с Священному Писанию: "откровенное Слово Божие. Я не хочу сказать, чтобы в этом Слове можно было найти что-либо о России: напротив, молчание его указует нам истинный путь".
Молчание говорит больше, чем слова: "Если единственный народ, о котором специально пеклось божественное провидение, был народ израильский, если смысл существования этого единственного в своем роде народа лежал не в нем самом, но в приуготованном им христианском откровении и если, наконец, в Новом Завете уже нет речи о какой-либо отдельной национальности и даже определенно указывается, что никакой национальный антагонизм не должен более иметь места, то не следует ли вывести из всего этого, что в первоначальной мысли Бога нации не существуют вне их органического и живого единства, — вне человечества?"
В подобной замысловатой и тяжеловесной форме Соловьев подводит нас к главному выводу: "Смысл существования наций не лежит в них самих, но в человечестве". Человечество оказывается выше, ценнее и значительнее, чем отдельные нации. Человечество — слишком абстрактное понятие, лишенное реального бытия? Этот мереологический нигилизм Соловьев разбивает: "С таким же правом можно было бы сказать, что рука и нога реально существуют, а человек в его целом есть лишь абстрактное существо".
Более того, в дохристианскую эпоху, считает философ, была лишь "disjecta membra вселенского человека" — его разрозненные и разбросанные части, члены, фрагменты, которые лишь потенциально содержали в себе объединение.
Как актуальное понятие появляется человечество, по Соловьеву, именно с христианством: "эта идея [человечества] стала плотью, когда абсолютный центр всех существ открылся во Христе. С тех пор великое человеческое единство, вселенское тело Богочеловека, реально существует на земле".
Из этого следует прескриптивный вывод, что "участвовать в жизни вселенской Церкви, в развитии великой христианской цивилизации, участвовать в этом по мере сил и особых дарований своих, вот в чем, следовательно, единственная истинная цель, единственная истинная миссия всякого народа". И из этого следует, что национализм, который часто ассоциируют с понятием нации, есть противодействие этому замыслу:
"Таким образом, христианская истина утверждает неизменное существование наций и прав национальности, осуждая в то же время национализм, представляющий для народа то же, что эгоизм для индивида: дурной принцип, стремящийся изолировать отдельное существо превращением различия в разделение, а разделения в антагонизм".
Примечательно в этом фрагменте и то, как изысканно и глубоко Соловьев опережает Ленина в идее прав национальностей.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
290125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Христианский характер русской идеи и противодействие религиозному национализму у Вл.С. Соловьева.
Переходим к пятой части "Русской идеи" Вл.С. Соловьева.
Утверждая, что "русский народ — народ христианский", Соловьев далее предполагает (философ, как мы отмечали ранее, именно предполагает, рассматривает гипотетически возможные варианты, проверяя их на прочность логической аргументации), что, "чтобы познать истинную русскую идею", России "всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой".
Однако Соловьев видит препятствие: "дух национального эгоизма не так-то легко отдает себя на жертву", что означает: "Церковь, которая в действительности есть нерушимая скала вселенского единства и солидарности, становится для России палладиумом узкого национального партикуляризма, а зачастую даже пассивным орудием эгоистической и ненавистнической политики". В национализме и "национализации" церкви видит Соловьев главную угрозу осознанию идеи нации.
Идея же эта, полагает Соловьев, может быть постигнута через православие — "Русская Церковь <...> участвует по существу в единстве Вселенской Церкви, основанной Христом". Однако, "к несчастью, это единство существует у нас только в скрытом состоянии и не достигает живой действительности", ибо существуют "вековые цепи, сковывающие тело нашей Церкви с нечистым трупом, удушающим ее своим разложением".
Крайне резкое нападение на официальную церковь своего времени!
Как известно, Вл.С. Соловьев был сторонником и автором проекта объединения церквей (отсюда и описанное ранее обращение мыслителя к "греческому проекту" восстановления Византийской церкви). Кроме этого, философ выступает против национализма как такового, ведь тот противоположен органической включенности нации в человечество. Национализм, по Соловьеву, подобен нежизнеспособному органу, который вредит целостному организму.
По этим причинам философ не следует популярной линии поиска самобытности России в критике Запада. Соловьев убежден в обратном. И в качестве примера обращается к наследию И.С. Аксакова — русского философа-славянофила — и подробно разбирает некоторые положения его учения в шестой части работы. С нею мы ознакомимся уже завтра.
Что отчетливо бросается в глаза, когда читаешь Соловьева, так это его христианская интенция, отдающая в некотором смысле абсолютизацией христианства. Безусловно, Соловьев — философ религиозный и человек верующий. Однако сложно игнорировать тот факт, что и Российская Империя, и советская Россия, и Российская Федерация — государства многонациональные и, следовательно, полирелигиозные. И взаимодействие разных народов, проживающих в России разных периодов, внесло колоссальный вклад в содержание национальной идеи, в самосознание всех людей и всех народов.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
300125-Улан-Удэ-БРОДРФ
Переходим к пятой части "Русской идеи" Вл.С. Соловьева.
Утверждая, что "русский народ — народ христианский", Соловьев далее предполагает (философ, как мы отмечали ранее, именно предполагает, рассматривает гипотетически возможные варианты, проверяя их на прочность логической аргументации), что, "чтобы познать истинную русскую идею", России "всем сердцем и душой войти в общую жизнь христианского мира и положить все свои национальные силы на осуществление, в согласии с другими народами, того совершенного и вселенского единства человеческого рода, непреложное основание которого дано нам в Церкви Христовой".
Однако Соловьев видит препятствие: "дух национального эгоизма не так-то легко отдает себя на жертву", что означает: "Церковь, которая в действительности есть нерушимая скала вселенского единства и солидарности, становится для России палладиумом узкого национального партикуляризма, а зачастую даже пассивным орудием эгоистической и ненавистнической политики". В национализме и "национализации" церкви видит Соловьев главную угрозу осознанию идеи нации.
Идея же эта, полагает Соловьев, может быть постигнута через православие — "Русская Церковь <...> участвует по существу в единстве Вселенской Церкви, основанной Христом". Однако, "к несчастью, это единство существует у нас только в скрытом состоянии и не достигает живой действительности", ибо существуют "вековые цепи, сковывающие тело нашей Церкви с нечистым трупом, удушающим ее своим разложением".
Крайне резкое нападение на официальную церковь своего времени!
Как известно, Вл.С. Соловьев был сторонником и автором проекта объединения церквей (отсюда и описанное ранее обращение мыслителя к "греческому проекту" восстановления Византийской церкви). Кроме этого, философ выступает против национализма как такового, ведь тот противоположен органической включенности нации в человечество. Национализм, по Соловьеву, подобен нежизнеспособному органу, который вредит целостному организму.
По этим причинам философ не следует популярной линии поиска самобытности России в критике Запада. Соловьев убежден в обратном. И в качестве примера обращается к наследию И.С. Аксакова — русского философа-славянофила — и подробно разбирает некоторые положения его учения в шестой части работы. С нею мы ознакомимся уже завтра.
Что отчетливо бросается в глаза, когда читаешь Соловьева, так это его христианская интенция, отдающая в некотором смысле абсолютизацией христианства. Безусловно, Соловьев — философ религиозный и человек верующий. Однако сложно игнорировать тот факт, что и Российская Империя, и советская Россия, и Российская Федерация — государства многонациональные и, следовательно, полирелигиозные. И взаимодействие разных народов, проживающих в России разных периодов, внесло колоссальный вклад в содержание национальной идеи, в самосознание всех людей и всех народов.
Продолжение следует...
#философия #идея #Соловьев
300125-Улан-Удэ-БРОДРФ