Как стать повествователем? Мужская и женская версии
Рома Декабрев «Гнездо синицы», Хелена Побяржина «Валсарб»

«Гнездо синицы» — набоковский ребус, в котором герои то и дело меняются масками, обвиняют друг друга в страшнейших грехах, смывают грим, как акробаты балансируют над пропастью, вспоминают общую детскую любовь, пытаясь поймать реальность за хвост и, разумеется, промахиваются. Вообще, без спасительного круга «Приглашения на казнь» я бы, вероятно, так и не настроилась на этот текст, не подобрала бы к нему ключика. Но через призму набоковской игры со мнимостью и отражениями, с двойничеством палача и жертвы, с протестом против повседневности роман обретает внутренний нерв, внутренний сюжет, в конце концов, классический для романтизма и модернизма — творчество как убегание от жизни (в бессмертие или память. Или, на крайний случай, в протокол уголовного дела). Отдельно всегда радуюсь имитации/стилизации медиатекста соцсетей, поскольку то, что описывается в литературе, остаётся на века. Как пушкинские уже допотопные «кибитка и облучок». Все эти посты, реакции, виртуальный серфинг — ложная судьба набоковских марионеток, которую повествователь с юмором и безжалостностью деконструет. С магистрантом Денисом @Denozavor, контент-менеджером Литреса (спасибо за книгу!), пытались подобрать подходящий по смыслу «изм»: постмодернизм, неомодернизм, метамодернизм? А вот до сих пор затрудняюсь. Но то, что постмодернистская ироничность сменяется у Декабрева неороманической иронией, для меня несомненно.

Как иначе образ творца, становления творческого человечка осмыслен у Побяржиной в «Валсарбе»! Это не женская проза (хотя внешне вроде бы похоже), это, знаете, женская пряжа, заплетающаяся в пестрый цветастый ковер, с причудливыми рисунками, звуками и запахами позднего СССР. Написала подруге, что главной героиней вполне могли бы быть мы с ней. Любой ребенок с подвижной психикой и неординарным воображением. Или - только такой, который(ая) вырастет в поэта или писателя? Да, романов о детском одиночестве, буллинге, травматичных отношениях с родителями, помноженных на рефлексию советского прошлого, сейчас более чем достаточно. Но «Валсарб», в котором мало что происходит, кажется поэмой в прозе, такими современными «Дзядами» Мицкевича с их белорусским фольклорным царством мертвых, но живых душ. Или католическим реквиемом по жертвам Холокоста и Великой Отечественной (пока героиня их помнит, они все еще живы). Или модным автофикшном, нанизывающим на нитку слова-палиндромы, прикосновения деда, отчуждение матери, неупокоенный дух погибшего в 1944 году сына любимого поэта героини… Финал, честно говоря, немного смазан и стереотипен. Но звенящая доверительность интонации подкупает. Желаю автору успеха на «Большой книге».
#в_книгах

ГЕОРГИЙ ИВАНОВ

Хорошо, что нет Царя.
Хорошо, что нет России.
Хорошо, что Бога нет.

Только желтая заря,
Только звезды ледяные,
Только миллионы лет.

Хорошо — что никого,
Хорошо — что ничего,
Так черно и так мертво,

Что мертвее быть не может
И чернее не бывать,
Что никто нам не поможет
И не надо помогать.

1930

Пруф

(вообще, неосмотрительно автору книги про (в том числе) сталкерство почти везде ставить почти одну и ту же аватарку)

Снуп Догг теперь на концертах вместо рэпа читает Гнездо синицы. Йо!

Какие-то трудно различимые между собой люди; новости; что-то про ядерные взрывы; реклама; крипипасты; Мотивационные Посты; информация про архитектуру; стихотворения разного уровня интересности; дединсайды; георгий иванов; ещё реклама; воспоминания ясные и не очень; имена; мелкие факты, которые сразу забываешь - а потом закроешь тг, и пойдёшь читать "Гнездо синицы"

"Гнездо" я ночью дочитал: продолжаем сидеть в телеграмах

Дорогие друзья! Мы рады сообщить, что в следующее воскресенье, 9 июля, в нашем магазине на улице Маяковского, 19 состоится встреча с писателями Анной Лукияновой и Ромой Декабревым, дебютировавшими в этом году с книгами «Это не лечится» и «Гнездо синицы».

Анна Лукиянова в повести «Это не лечится» описала героиню с обсессивно-компульсивным расстройством. 17-летняя Аня выстраивает свою жизнь согласно сложной системе ритуалов и необоримых условий. Что не мешает ей быть обычной выпускницей обычной школы, влюбляться, принимать важные решения, строить планы на будущее и отпускать прошлое.

Рома Декабрев в книге «Гнездо синицы» придумал метафору творчества длиной в 300 страниц, которую можно выразить отчаянным: «Память, что ты делаешь, прекрати!». В романе реальность, подлинные и мнимые воспоминания ведут с читателем странную игру, а его главный герой в попытке придать смысл навязчивой сцене из детства отправляется вглубь лабиринта прошлого.

Начало встречи в 19:30. Вход свободный!

Есть такие книги, которые мы зачем-то продолжаем читать, хотя иногда очень хочется кинуть их об стену*, грязно выругаться (не единожды) или просто приняв соответствующее решение, захлопнуть и больше не открывать. Возможно, мы** продолжаем, потому что ждём, что рано или поздно повествование упростится, загадки разгадаются, а автор сжалится и скажет «это не с вами что-то не так, это же я специально!»

«Гнездо синицы» Ромы Декабрева может стать для вас такой книгой, однако, при всём при этом текст этот интригующий и цепляющий – примерно в той же степени, в какой нам могут нравиться фильмы Чарли Кауфмана, потоки сознания случайных попутчиков или детские воспоминания, прорывающиеся иногда во взрослую реальность – мощные дежавю, на несколько секунд изменяющие окружающий мир.
 
В одной песне, которая мне необъяснимо нравится, есть такие строчки:

Doing your best while you die inside
Apathy and irony, postmodern anxiety
 
Для меня это неофициальный гимн «Гнезда». Дед инсайды, о которых пишет Декабрев, это, в общем-то, время от времени – все мы. И те ребята из «Нелюбви» Звягинцева, и те, у кого есть (до сих пор!) страничка в ВК, и те, кто ходит в офис и держат пальцы над альт-табом, на случай, если кто-то пройдёт мимо. Дед инсайдом может быть кто угодно, если этому кому-то слишком грустно жить эту жизнь. Предлагает ли Рома что-то с этим сделать? Да упаси вас б-г.
 
«Гнездо синицы» – книга непокоя. От неё чувствуешь себя глупышом***, который никак не соберёт все лоскуты-сюжеты воедино. Перечитываешь, но они рассыпаются как пазл, который кропотливо собирал, но вдруг перевернул столик с заготовкой. Б-же, опять всё сначала?
 
Вот вроде есть знакомое – соцсети, в которых все не те, кем кажутся, полицейские, стирающие кровь с погонов коллег, снаряды, летающие над чужими головами, вязкие офисные будни, дачные посёлки – но нет, это все декорации несуществующей истории. Это книга-иллюзия, обрывки чужой памяти, в которой читателю не на что опереться. Твёрдой почвы под ногами нам**** ощутить не дадут.
 
Возможно, этот текст при всей своей запутанности настолько читабелен благодаря самоиронии автора. Рома как бы говорит – ребята, сейчас я вам выдал околофилософскую главу, но вы, пожалуйста, не напрягайтесь, вот вам сноска 172***** - с неё нужно орнуть. Потому что, во-первых, why so serios, а, во-вторых (в конце концов) felt emo again, might delete.
 
А что современный читатель и как он отреагирует? Это человек требовательный. Он «законно желает, чтобы у твоего повествования была какая-нибудь задумка, необязательно указывать на неё прямо, главное – пусть она там будет». И если читатель ничего не понял, не позволил повествованию быть самим собой, ожидал от него логики, пытался отыскать арку героя (или хотя бы его самого), шумно пыхтел и теребил книгу от нетерпения – он точно останется недовольным. А с «Гнездом» так нельзя. Его взял на ручки, посмотрел, покрутил, отметил какая любопытная цацка, почитал, хихикнул, приуныл и отложил до следующего подхода. Никакого, пожалуйста, давления.
 
Если вы так сможете – то рекомендую почитать. А если нет, то ничего страшного. Может, это не ваша нора, а вы не её Алиса. 
 
*Одна приятельница рассказывала мне, что её знакомая так делала с «Домом листьев». Не осуждаю
**Тут Декабрев сказал бы «кто мы, за себя говори»
***Еще так бывает, когда хочешь говорить с турками на турецком, но можешь сказать только «чаю, пожалуйста»
****См. вторую сноску
*****Лучшая!