Уж коли началась масленичная неделя, начну выкладывать байки, сказки, былички и притчи от деда Димы из деревни Варшко.
Итак, день первый, понедельник.

Понедельник называют у нас «встречей». В этот день из соломы да старых тряпок масленицу изготовляют, а по вечерам сваты к сватам в гости ходят. Ну и мы решили традицию поддержать -- к сватам пошли. Я самогонки яблоневой бутылку взял, а жена моя блинов напекла. Сочные такие получились яркие, аж светятся. Я было к ним потянулся попробовать, а Тонька мне по рукам лупит: донесем сватам, там ешь сколько хочешь. С пустыми руками люди в гости не ходят. Завернули мы блины в масляную бумагу, затем в мешок полиэтиленовый положили – за десять минут пока до сватов идем, не остынут. Сваты-то на соседней улице живут.
Вышли – а снаружи тьма, хоть глаз выколи. Да и снегом все завалило. Пошли наугад, забор вроде справа, дуб старый слева, я руку вперед выставил, чтобы на столб не налететь, и вдруг во что-то мягкое уперся.
— Ой! – мягкое кричит. Моя Тонька чуть в сугроб не упала. А это люди, парень с девкой под одной шубой у дерева стоят, милуются. Разобрался сразу почти: девка-то соседская, Машка, да и парня я знаю, геологов это сын, Арсен. Вот уж и правда темнота друг молодежи.
— Чего безобразите, — говорю, — Придет среда, тогда и целуйтесь!
А Машка мне в ответ:
— Дядя Дима, что это у тебя в мешке светится!
Я гляжу и правда, будто фонарь в мешке горит. А это –- Тонькины блины!
Вытащили их, всё светом озарило. И дорогу, и поле, даже Андрюхин дом, что в конце улицы, виден стал. Ну я и говорю Тоньке, согласна ты, или нет, я блины эти на дерево повешу, пусть светят как фонари. Она вроде и не возражает. Кинул я блин на ветку, а он, опа, и на небо прилепился! Ну прям как луна! Тут мы все вчетвером давай на небо блины кидать – все раскидали, стало светло как днем. Полная иллюминация! Ну а сваты тоже блинов напекли, так что всем хватило. Да и мы все же не с пустыми руками пришли, самогонка у меня знатная, получше кальвадоса заморского будет.

И снова -- масленичная байка от деда Димы. День второй, заигрыши.

На вторник, что заигрышами называется, вот что у нас принято. Невест да женихов смотреть, да с горки кататься. Кто дальше с горки проедет, у того урожай больше будет, да и вообще тому всякое счастье и почет. Можно на санках, можно на лыжах, а можно и на корёжке – доске, облитой водой и замороженной, съежать. На чем угодно можно, хоть на собственном заду, если штаны подрать не боишься. Обычно молодые и дети катаются, однако, бывает, что и дедЫ к этой забаве присоединяются. Согреются водочкой и всех молодых уделывают. Так вот, идем как-то мы мимо горки, дед Етой впереди всех, с мешком в руке, где свежеиспеченные блины томятся. На самом деле Етоя Сашкой зовут, это фамилия его Етоев, но так уж повелось, что мы его Етоем называем. А чего он блины взял – так чем же еще на свежем воздухе мою яблоневку закусывать как ни блинами. Видит Етой как молодые катаются и говорит.
— Ну дай-ка и я скачусь.
— На чем ты скатишься, дед? У тебя ни лыж, ни ледянки…
— Да я на блине скачусь. Моя то масла не пожалела, скользить будет не хуже вашего сноуборда.
Достал блин, развернул, и не успели мы слова сказать, как поехал. Сначала медленно, потом быстрее, разогнался, и на кочке, что навроде трамплина, взлетел. Летит над рекой, птиц распугивая, одной рукой за блин держится, другой шапку придерживает. И за забор к Полонским плюхается. А у них забор высокий, потому что собаки злющие. Не воспитали вовремя. Ну думаем, сейчас Етою достанется. Но Сашка, такой весь из себя гордый, выходит из ворот, и собаки, вместо того, чтобы порвать, ластятся к нему.
— Ну Етой, ты даешь. Что ты сделал с этими тварями? -- спрашиваю.
— Да ничего, — отвечает, -- просто блином поделился.
Я всё думаю, что надо бы рекорд такого скатывания с горки в книгу Гиннеса записать. Надо бы да все некогда, есть и поважнее дела.

На третий день Масленицы, он «Лакомкой» называется – сказка. Она известна издавна, но дед Дима ее по-своему рассказывает. Итак….

В одном далеком поселке одна семья решила масленицу делать: жерди принесли, сколотили крестовину, обрядили в старое пальто, нижний конец сквозь пластиковую бочку продели – соломы то у них не было -- толстая вышла масленица, только без головы. А в семье той дочка художница была, мастерица на все руки. Так она не растерялась для масленичной головы лукошко взяла: тканью его обтянула, глаза большие нарисовала, щеки нарумянила, рот прорезала и алые губы нашила.
Прежде чем масленицу на улицу нести, решили хозяева с ней поиграться. усадили ее за стол: угощайся дорогая, вот тебе блины, вот масло, ешь досыта.
А она не ест, смотрит тупо на стол намалеванными глазами.
— Ешь, давай вместе с нами, —приказала мать.
Сидит Масленица как бревно.
— Не так ты ее зовешь, — сказал тогда отец.
— А как надо? – спросила дочка.
— Масленица – пожируха, пустое брюхо, съешь блинок!
И все повторили:
- Масленица – пожируха, пустое брюхо, съешь блинок.
Масленица качнулась.
- Масленица – пожируха, пустое брюхо, съешь блинок.
Вдруг жердь, на которую рукава были надеты, зашевелилась, и пальцы тонкие деревянные, похожие на корни, из рукавов повылезли. Глаза масленицы заблестели, и начала она своими руками закидывать в рот все что на столе было, вместе с посудой.
А потом встала и пошла по дому, пожирая и съедобное и несьедобное. Люди в чем было на улицу вылетели, а Масленица за ними, но в двери застряла.
Побежал отец к соседям за факелом, чтобы ее подпалить, а Масленица ноги сквозь дом прорастила и вместе с домом в лес ушла. Что с ней дальше было никто не знает, но говорят, что в том лесу люди стали пропадать.

Вот такой буклет с гиперссылками на записи недавнего чтения в "Старой Вене" сделал Павел Храпкин. Есть две версии: одна на его канале в ютубе, другая в ВК 🙏

* * *

Конец этого мира,
его хвостик, ускользающий змеёй
в расщелину между камней --
легкий звонкий ручей
не ухватить рукой,

но перейти легко
даже не замочив ног…
Эту воду пьет волк,
эту воду пьет лань,
она – жертва, а он – хищник,

но тому, кто идёт по их следам
всё равно, кто станет добычей.

Наконец у Тони в "Иностранке" появилась своя телега. Присоединяйтесь! https://yangx.top/inostrankabooks

На четвертый и пятый день масленичной недели ловите мое стихотворение, написанное несколько лет тому назад. А в субботу выложу длинную байку деда Димы, о том, как он с товарищем медведя блинами кормил. Итак...
ПРОВОДЫ МАСЛЕНИЦЫ
1

Вечером мы делали Масленицу:

голову — из старой наволочки,
мозг — из зимних газет,
(туда ещё попали: детский рисунок льва,
дырявый носок, обоев кусок,
тусклый зимний свет…),
скелет — из двух сосновых брусков,
сколоченных гвоздями, что гнулись как время
в руках художника,
знакомого с саламандрами
и множеством других существ,
живущих в стране,
куда уходят масленицы и мясопусты,
которую не
принято называть прямо,
потому ни один гвоздь не вошел прямо
в масленичный крест.

Мы надели на неё пальто
с перламутровыми пуговицами,
светящимися в сумерках
как осколки луны,
а на голову повязали платок
из полосатой простыни,
на которой мои друзья любили друг друга
и смотрели сны…
— Жизнь – полосатая простыня,
коротка словно память огня,—
сказал один поэт,
укладывая в сумку спички и керосин,
чтобы поить масленицу огнём,
чтобы кормить её огнём.

Цветными фломастерами
мы нарисовали:
губы — красным,
волосы — синим,
глаза — зелёным,
чтобы она не заблудилась в пути,
чтобы мы снова смогли её найти
в самом конце времён.


2

Масленица горит, рассыпая пепел по реке,
костры мёртвых освещают наши лица,
отблески прячутся в морщинах,
наши тени — ночные птицы.

— Мама-река Масленицу забери
пусть вернет тепло в наши сумрачные края, —
поют девушки на берегу,
и ветер задирает подолы пёстрых юбок,
— Мама-река приведи нам быстрей весну,
мы сами как Масленица горим! —
поют девушки на ветру…

А мы вокруг стопки блинов
протуберанцы жареных солнц
бодрые перцы и буйные старцы
огненную воду пьём.

Пепел Масленицы лёгкий как вдох,
летит над рекой, поднимая лёд:
по чёрной воде, по млечному пути
она к истокам идёт.

— Мама-река Масленицу забери
пусть вернёт тепло в наши сумрачные края, —
поют девушки на берегу,
и ветер треплет разноцветные голоса,
— Мама-река приведи нам быстрей весну,
мы сами как Масленица горим! —
поют девушки у воды.

И пока не погас огонь,
пока не рассеялся дым,
Масленица подпевает им.

И я спросил пророка:
почему ты уверен, что тобой вещает истина?
Ты так быстро говоришь,
что я слышу лишь стук колес
поезда, идущего во тьму:
станции пролетают мимо,
фонари на платформе сливаются друг с другом,
названий поселков не разобрать.

Почему я должен видеть ребенка стариком,
а старика ребенком,
что на заброшенном заводе
играет гайками и болтами,
и куда ты дел старую пластмассовую дудку
играющую лишь две ноты:
начала и конца?

На день шестой масленичной недели ловите очередную байку от деда Димы

На шестой день масленицы наши жены посиделки устраивают. А мы как бы не при деле. И вот что в прошлом году в масленичную субботу случилось.
Это тоже про блины история. Мы с Серегой Носовым и Сашкой, которого дедом Етоем называем, решили вопреки женским посиделкам свои устроить. А то прямо какая-то гендерная дискриминация. Собрались у Сашки, благо его жена в гости ушла, я бутылочку яблоневки прихватил. Ну и у ребят тоже было. Когда третья бутылка к концу подошла, Серега и говорит.
—Читал я тут в телеге (он в телеге с утра до вечера сидит), что неверно мы пословицу «первый блин комом» понимаем. Вот у тебя, когда Тонька блины печет, первый блин у нее комом?
— Нет, — говорю, — правильный блин получается. Не хуже остальных.
— И у моей не комом – добавляет Етой.
-- А почему? – спрашивает Носов.
— Не знаю. Умеют наверное….
— Нет, потому что в пословице ошибка. Первый блин не комом, а комам. Так в старину медведей называли. И чтобы хозяина леса задобрить, первый блин в лес кОму, то есть, медведю, относили. Потому и пословица: первый блин отдай комам. А Масленица тогда Комаедицей именовалась. Вот мы традиции перестаем соблюдать, и весь наш мир рушится.
-- Да, традиции, великое дело. Стоит выпить.
Выпили мы за традиции, а Серега продолжает.
— Сейчас никто медведям блины не носит, а зря.
— Надо традиции возрождать, -- добавляет Етой.
Сходил он в подвал, еще бутылку принес. Холодной, прозрачной как слеза.
— Да у меня и блинов-то нет, – говорит, — Машка до ночи ушла, испечь некому.
— А мы, что сами блин не испечем!
-- Да блин испечь нетрудно, мука есть, яйцо, масло. Вопрос в медведе. Где его возьмешь?
— Где-где…
Я уж подумал, что Серега сейчас матерное загнет, но нет:
— У Пашки, -- говорит, -- Охотника!
И верно. Дело в том, что Пашка, товарищ наш, еще в тучные годы бизнес в райцентре завел, дворец себе отстроил, и дошел до того, что частный зоопарк на радость туристам организовал. Все с Пашкой хорошо, только как был занудой так и остался. За трезвость топит – типа, вот не пью с юности, потому у меня все тип-топ. Так вот, как-то завалил он медведицу, не зря у него такое прозвище, Охотник, а медвежонка себе взял и воспитал как собаку.
Помню, что блин мы испекли настоящим большим комом – типа омлета получился, муки, молока, яиц и масла не пожалели, Сашка Етой к тому времени на диване вырубился поэтому мы с Серегой вдвоем в райцентр поехали. Помню, как в какую-то машину садились, и водитель заранее деньги требовал, дальше уже все смутно. Помню через какие-то заборы лезли. Помню, медведя блином кормили и, кажется, на троих выпивали. Дальше заснули вроде.
А потом нас разбудили. Хорошо помню, как сами в клетке сидим, в отделении, напротив дежурного. Оказывается, сторож нас обнаружил, ментов вызвал. Лучше бы, дурачина, Пашку сразу позвал, полицию бы гонять не пришлось. Капитан утром рано пришел, вызвал каждого, ну я ему объяснил и про традиции, и про первый блин, и про медведя. Тут, к счастью, Павел Василич самолично появился, говорит, я этих пьяниц знаю, это друзья мои, заявления не буду писать, отпустите их с миром. Но все же злодей он, кофеем напоил, а опохмелиться не дал.
А на самом-то деле, мне это подруга Тонькина, ученая дама разъяснила, что никогда комом медведя на Руси не называли, и блины им не носили, один веселый академик эту байку придумал, все и повелись. Но я не жалею, может академик новую традицию изобрел, а мы ее утвердили.

На седьмой, последний день Масленицы, вот такая история от деда Димы

Седьмой день самый важный – прощеное воскресенье. В этот день поминают усопших, и просят прощения друг у друга.
Так вот один парень одну девушку любил, а она с другим парнем в масленичную неделю гулять стала. А тут и прощеное воскресение. На празднике, когда масленицу провожали, подошли она со своим новым дружком к этому парню и оба прощения попросили. А он вместо того, чтобы ответить «Бог простит, и я прощаю», другу девушки по лицу заехал, потом развернулся и прочь пошел. От обиды у него слезы на глаза наворачиваются, хоть не живи больше. Когда деревня закончилась, направился он через поле в сторону леса, зачем – сам не знает. Ночью подморозило, наст на снегу плотный под ногами хрустит, звезды светят, а парню до этой красоты дела нет. Вдруг наст треснул, и он даже подумать ничего не усел, как оказался во тьме кромешной. Потом пригляделся – там огонек горит, и там горит и там. Пошел на один из огоньков, видит: люди сидят за столом, на столе -- блины, водки бутылка.
— Здравствуйте, -- говорит.
Те не отвечают ничего, лишь на место свободное за столом указывают.
Ставят перед ним стакан, разливают…
Поднял он бокал, чтобы чокнутся, а они не чокаясь пьют.
И сказать то ему нечего. Выпил он. Сидит, старается на лица не смотреть, только видит, что блинов на столе не убыло, и бутылка водки снова полная.
И стало парню даже не страшно, а грустно очень. Подумал, что вечно ему за этим столом сидеть и не чокаясь пить. Вспомнил он девушку, которую любил, и обиду свою, и понял, что глупо было обижаться на счастье чужое, вспомнил и то, что обиду затаил, прощения не попросив.
Выпил парень еще стакан водки и не почувствовал даже, что выпил.
— Простите меня, люди добрые, -- сказал.
А как сказал, снова во тьму провалился. Открывает глаза -- лежит на снегу словно и не пропадал никуда. В селе огни горят, музыка играет. Возвращается, а там веселье. Подошел к девушке своей бывшей, к ее другу и прощения попросил. Парень тот братом деда моего был, и лишь перед смертью мне эту историю рассказал.

Разбирая мусорные файлы нашел такой текст. По сути – штамп на штампе, потому некогда и отринул, но стал перечитывать и застрял на языке...
К тому же в сегодняшнюю тему:

Скажешь об этом, скажешь о том,
что было вчера, что будет потом,
чтобы ты ни сказал, всё равно соврёшь,
лучше смотри на дождь.

Всё что ты скажешь травой порастёт,
то не наступит, и это пройдёт,
только холодные капли в горсти,
только лишь слово прости.

* * *

Кафель блестит на стенах,
трещины на потолке,
странный повсюду запах,
но за пеленой, вдалеке,
словно медведь –
гора,
и женщина возле медведя…
Поезд будет с утра,
как и радуга,
по которой он едет…

Что же ты плачешь, птица
белая медсестра,
поезд уже мчится
на всех ветрах,

выбиты стёкла в вагонах
и сломаны тормоза,
проводник в потёртой фуражке
не спрашивает билет,
по радуге поезд катится --
бежит за слезой слеза,
и ничего на свете
легче этого поезда нет.

Вчера узнал, что 23 февраля этот мир покинул замечательный поэт, организатор одного из самых значимых международных литературных фестивалей, Майкл Марч. Мне довелось общаться с ним и его женой Властой как в Праге, так и в Петербурге (он даже принял участие в ландшафтном поэтическом фестивале в Пушкине). Подробнее -- в некрологе на пражском радио. Я же осмелюсь привести здесь одно из его стихотворений (в оригинале и моем не очень совершенном переводе). Светлая память!
https://english.radio.cz/pragues-link-global-literature-passes-away-poet-michael-march-dies-age-78-8843828
WHEN SHE DANCED

I held you
in silence
over the years
First-born
in the stillness
of day
I carried you
past my heart
And you were
worthy
of my ruin

*

You fled
your own voice
You fled
the roundness
of time
A leaf
chides death
The earth
was light

*

You left
white slippers
a pause
no more
You left
this night
repeated
searching
for the past

*

That night at the Green Frog
Those three white buttons down
your birthday suit
Or when your tongue shivered
in my liver

*

You were there
only not
You were gone
only not
Forgive us
You were there

*

White wine was on your breath
Your eyes ran to Tasmania
Parrots, you laughed parrots
through the rue Rivoli
Pinballs - and cognac absorbs the sugar
That night your eyes returned
white wine, rice wine -
when I smiled at you alone

*

I kissed your temple
as the Law of Life
I held you
outside the Law
I waited
to be deceived
as Law unto itself
Our journeys were made
at night

*

Somewhere in Texas
you held a cigarette
White planks, shrubs,
and that thin veil of smoke
What pervades is past knowing
What remains is beyond reprieve

*

Who said pearls
cast a shadow
held fast
against skin
Who set
us apart
for ever
through
our wish
to remain

*

To part your lips
with one parting
Again your eyes
as night fell
Twenty years
under heaven
And the rain
continues to fall

*

When she danced
Pain was not weakness
Light became my bride
Dust the song of hours
When she danced
Just this time


КОГДА ОНА ТАНЦЕВАЛА


Я нёс тебя
в тишине
долгие годы.
Первенец
в неподвижности
дня
Нёс
не чувствуя сердца
И ты
стоила
моей гибели

*

Ты бежала
от своего голоса
Ты бежала
от круговерти
времени
Листок
упрекает смерть
Земля
была светом

*

Ты надела
белые туфельки
не давая им больше
отдыха
Ты ушла
этой ночью
снова
искать
прошлое

*

Той ночью в Зеленой Лягушке
на своем праздничном платье
ты расстегнула три белые пуговки…
И твой язык
трепетал у меня в печенках…

*

Вы там были
почти
Вы ушли –
почти
Вы там были
Простите нас

*

Белое вино было твоим дыханием
Твои глаза бежали в Тасманию
Твой смех летел попугаями
по всей улице Риволи…

Пинбол – коньяк впитал сахар
Твои глаза на меня смотрят снова
Белое вино этой ночи, ее рисовая водка,
я улыбаюсь только тебе.

*

Я целовал твой висок
по Закону Жизни
Я обнимал тебя
без всяких Законов
Я ждал
что буду обманут
как законы лгут
Наши странствия
родились в ночи

*

Где-то в Техасе
ты зажгла сигарету
Белые доски, кустарник
и тонкая завеса дыма
Вне понимания
за пределами
осуждения

*

Кто сказал что жемчуг
крепко прижатый
к коже
ложится тенью
Кто нас
разделил
навсегда
Мы так
хотели
быть вместе

*

Разжать твои губы
одним движением
с приходом ночи
снова — твои глаза
двадцать лет
под небом
И дождь
все идет и идет

*

Когда она танцевала
Боль не мешала жить
Свет был моей невестой
отряхнувшей время от пыли
Когда она танцевала
в тот раз